Георгий Панкратов
Крафт
Голландия
г. Севастополь, Графская пристань, посадка на городской катер
Вечер.
Одинокий мужчина подошёл к краю причала и заглянул в воду. Испуганно дёрнулся косяк чёрных рыб, рассекая пятна городских огней. Расплывалась, как на промокшей старой картине, чёрная шляпа. Заплясало на глади моря круглое немолодое лицо в старых очках с толстой оправой. Мужчина улыбнулся отражению: он знал, что похож на средненького шпиона или агента госбезопасности, какими их представляют фантазёры. Ни тем, ни другим он никогда не был, но ему нравился этот стиль – печальный и ностальгически элегантный.
Кричали чайки, бездомные коты у причала, поглядывая на рыбаков, лениво мотали хвостами, мерцали фонари, гремели смешливые голоса. Подгоняя друг друга, пассажиры спешили на катер – раздался гудок, и матрос приготовился снять канаты. Мужчина так задумался, что не заметил, как направился в сторону катера.
– Пять минут – и мы на другой стороне. Ракета! – послышался взволнованный голос.
– То ли дело лет двадцать назад, – прогнусавили ему в ответ.
Мужчина брёл в людском потоке, будто не понимая, куда и зачем идёт. Он смотрел себе под ноги и бормотал – казалось, считал шаги.
– Опоздали! – рассерженно крикнули. – Да ещё и дождь!
Громыхнуло вдали, сверкнула молния. Мужчина вздрогнул: он боялся грозы, – и замедлил шаг. Как же резко в этом городе меняется погода! Только что ласкал ноздри лёгкий морской бриз – и через пару секунд с неба обрушивается водная стена, море вскипает, люди визжат, не зная, куда спрятаться – даже в толстом плаще мгновенно промокаешь до нитки.
– Да ничего, через пять минут новый. Будет как штык – расписание!
Катер резко набрал скорость и растворился в пелене дождя. Разряд за разрядом вспарывали чёрное небо. Мужчина остановился и посмотрел вдаль – там, на другой стороне Севастопольской бухты горели маленькие, едва различимые огоньки. Он заскользил по ним взглядом, словно пытался что-то найти, разглядеть, но безуспешно.
– Вы на катер? – чья-то рука тронула мужчину за плечо, заставив того вздрогнуть. Он обернулся.
– Нет-нет, я всё равно не… – растерянно начал, но не договорил. Что-то привлекло его внимание, и он медленно двинулся вдоль воды, назад к деревянной пристани, откуда смыло и чаек, и котов, и рыбаков, и теперь, в свете молний, нещадно поливаемая дождём, она выглядела удивительно зловеще. Мужчина смотрел не на пристань, а вниз, туда, где прибило водой мусор: ветки, сплетённые с морскими водорослями, рваные тряпки, бумаги, доски. Сверкнуло – и он как заворожённый направился на этот блеск.
Мир перестал для него существовать. Расстегнул пальто, встал на колени, ничуть не смущаясь прохожих – настолько он был сосредоточен. Протянул руку и что-то выхватил из воды. Скривился, чертыхнулся – предмет выскользнул, – снова нагнулся, потянулся изо всех сил, будто желая нырнуть, резко дёрнул рукой и быстро подался назад.
– Не может быть, не может быть, – шептал он, вытаскивая застрявшую пробку из зелёной стеклянной бутылки. В ней лежал маленький, едва распустившийся цветок розы на тонком стебельке с шипами. Мужчина прижался носом к горлышку бутылки, жадно вдохнул.
– Пахнет, – он будто не верил. – Пахнет же. Но как?
Перевернул бутылку, торопливо потряс. На ладонь упал, тотчас намокнув, красный лепесток. Мужчина стряхнул его и продолжил трясти бутылку.
– Ну чего вам, чего вам, а? – крикнул, отгоняя любопытных прохожих. – Ваш катер, вы ждали его пять минут, а я ждал… я…
Он отбросил бутылку с розой и схватил лист бумаги, сложенный в несколько раз. Развернул, впился взглядом.
– Письмо в бутылке, – присвистнул кто-то из очереди. – Деду письмо пришло, пацаны, прикиньте?
– Почта Крыма, – захохотали рядом.
Густые капли заливали листок, мужчина снял шляпу и прикрыл его, пробежался по строчкам.
– Думал, что я идиот, – одержимо шептал. – Но потом понял… не существует. Писать, и тогда избавлюсь. Воображение. Там, где хочу быть я. Всего этого нет. Всё это вымышлено. Не существует, не существует. Не может быть.
Мужчина почувствовал, как задрожал всем телом. Он встал, свернул лист, вложил в бутылку, сунул её в карман. Достал телефон, быстро зашагал по лестнице. Поднялся на площадь Нахимова, устремился к памятнику, то и дело задевая прохожих.
– Извините, – повторял он. – Извините.
В трубке раздались гудки.
– Ну давай же, давай. Алло! Это я, ну а кто, Анатолич, да. Семён, ну брось ты это, мы ж давно с тобой на ты. Нужно связываться с институтом. Говори громче, Семён, говори громче!
Мужчина нервно оторвал трубку от уха: связь слабая, но была.
– Кажется, я близок к разгадке! Говорил же: ты не пожалеешь, что когда-то поддержал мою борьбу. Ты мне поверил, когда у меня отобрали квартиру, когда казалось, что выхода нет. Ты был единственный. Поверь и сейчас. Все эти годы размышлений, версий, поисков – всё это было не зря. Чем быстрее ты мне поверишь.
Он поднял голову, чтобы осмотреться, – и остолбенел. Впереди, на уровне головы, завис яркий сгусток, источавший ослепительный свет.
– Что за?.. Я на открытом пространстве, в центре города, как это.
В трубке молчали. Стараясь не делать резких движений, мужчина медленно повернул голову. Позади белела арка Графской пристани, подсвеченная тремя цветами государственного флага, но казалось, что она далеко, и очертания её были нечёткими, расплывчатыми, а подсветка – тусклой, безжизненной. Площадь будто увеличилась до гигантских размеров, но что-то в ней было не так – и мужчина быстро догадался: вокруг не было ни одного человека. Он почувствовал, как его холодной водой окатила тревога.
Дождь прекратился. Мужчина медленно повернул голову – туда, где всё громче раздавался электрический треск.
г. Севастополь, улица Курчатова, 15/6, автобусная остановка
Утро.
Рейсовый автобус № 46 с широкой надписью готическим шрифтом HOLLAND прямо под лобовым стеклом уже начал отъезжать от остановки, как на дорогу выскочил, будто чёрт из табакерки, человек. Это был загорелый мужчина, сухой и жилистый, в жёлтой футболке и выцветшей кепке с якорем. Он махал руками, стучал по стеклу, кричал. Водитель испуганно дёрнулся.
– Твою мать, – он нажал на кнопку, и передняя дверь медленно открылась. Человек в пару прыжков достиг двери и, не дожидаясь, стал толкать её, стремясь быстрее попасть внутрь.
– Ты больной? – раздражённо бросил водитель.
– Вот они, вот они, – взволнованно заговорил человек с улицы. Он бегло осмотрел салон: пара притихших девушек, старик, рабочие в комбинезонах, мамаша с сыном, двое на задней площадке. – Они, говорю вам точно!
– Тебе чего надо? – откликнулись с задней площадки. Парень в панаме и круглых очках резко дёрнулся вперёд, но застыл и злобно сверлил взглядом вошедшего. Его приятель, в баскетбольной майке и с рюкзаком, молча улыбался.
– А ну выходите! Воры! Пассажиры, говорю вам, это воры.
– И что же мы украли? – насмешливо бросил один из парней. – Твои последние мозги?
– Выходите, – сжав зубы, процедил человек в кепке с якорем.
– А ты, собственно, кто? – пробасил водитель. – На мента не похож вроде.
– Не мент. Не мент я, – в голосе человека проскользнула нотка отчаяния. – Но это воры, их надо ссадить. Они у женщины спёрли деньги. Из рук вырвали – и бежать! Вот, в продуктовом.
– А ты видел что ли? – с вызовом бросил парень в панаме.
– Она вас, гадов, описала. Она не добежит – нога. И возраст. А я вот добежал.
– Ну молодец, – водитель терял терпение. – Поехали?
– Стой, – мужчина прошёл по салону, приблизился к парню в панаме. – Открой заднюю, пусть сойдут.
– Ты сейчас сам сойдёшь, слышишь! Чепушила, не на тех бочку катишь!
Парень резво подался вперёд и схватил мужчину за руку, с силой дёрнул, ударил. Тот скривился, подался назад, закашлял.
– Наркоманы чёртовы. Не знаю я их! Не местные.
Пассажиры молча наблюдали картину, переводя взгляд то на парней, то мужчину в кепке.
– Вообще-то тебя я тоже не знаю, – заметил водитель.
– Так вы новый на маршруте. А я местный, здесь живу. Я всех знаю, даже вас, водителей. А этих – нет.
Водитель осмотрел его, соображая, что делать дальше, и вдруг изменился в лице, вспомнив что-то важное.
– За проезд-то плати – и поехали, там разберётесь. У меня расписание, развёл тут цирк.
– Не могу, не могу! Задержать их надо. Задержите, сдайте их там, когда приедете. Ворьё ведь, самое гадкое ворьё, у несчастных женщин воруют!
– Я тебе щас! – взорвался парень с задней площадки, но один из рабочих вдруг перекрыл ему путь.
– А ну хватит! – гаркнул рабочий. – Здесь дети. Поезжайте, разберётесь.
Человек с передней площадки с надеждой взглянул на рабочего:
– Мужик, мужик, вот как тебя зовут?
– Ну, Вася, – настороженно ответил рабочий.
– Вася, – повторил мужчина. – А я Кир. Ну вы же меня знаете? – он перевёл взгляд на маму с ребёнком, та неопределённо пожала плечами.
– Я знаю, – внезапно отозвался старик. – Ты мужик-то нормальный, конечно, правильный. Но. – он замялся. – Такое уже слишком. Ехать ведь всем надо.
– Да вы что! – взорвался мужчина в кепке. – Вы что же, не верите? Это воры. Вася, мужики, сдавайте их! Не дайте им уйти! Я не доеду, – бросил он водителю, – но вы-то знаете теперь. Накажите их, а? Накажите этих злодеев!
– Так ты не едешь? – водитель смотрел на него с сомнением.
– Я не доеду, – человек хлопнул себя по лбу. – Не доеду, не доеду!
– Точно больной, – хмыкнул водитель. – Всё, выходи давай.
– Проваливай, придурок, – рассмеялся парень в майке.
– Наркоманы. Ну, посмотрите на них, наркоманы! Хоть бы очки снял, не можешь, не можешь, а?
– У тебя последний шанс, вали отсюда!
– А то что, а то что? Выйдешь из автобуса?
– А то ты не выйдешь из автобуса! – взревел парень в панаме.
Мужчина в кепке с якорем ещё раз посмотрел на пассажиров, плюнул с досады и выскочил из салона. Дверь сразу же закрылась, и он широким шагом пошёл от остановки.
– Эй, – окликнули его. – Кир, ну чего там?
На пластмассовых ящиках из-под бутылок сидели двое мужчин в выцветших футболках непонятного цвета. Между ними прямо на асфальте стояла доска с шашками, а рядом – пара стаканов с пивом и чищеная рыба. Несколько котов расположились чуть поодаль, возле дерева, и с интересом поглядывали в их сторону.
– Ничего, – бросил Кир. – Они не из Голландии, вряд ли вернутся.
– Жалко Татьяну, как ей без денег теперь, – отозвался один игроков и тотчас громко объявил: – Дамка.
Он посмотрел вслед уходящему человеку в кепке, который ещё долго что-то бормотал, и задумался.
– Эй, – окликнул его напарник. – Твой ход вообще-то. Протрезвеем – и станет неинтересно. Все эти дамки, мамки… А парень-то, слышь, молодец, хороший! Всем помогает, за все дела впишется. Сам худой, щуплый – что там того человека? Но ведь душа! – Он поднял стакан, в несколько жадных глотков выпил пиво. Отрыгнул, сморщился. – Только имечко это, конечно. Ну надо же, Кир! Нарочно и не придумаешь!
г. Санкт-Петербург, Полюстровский парк, бизнес-центр «Осень» комплекса «Времена года»
Ланч.
За просторным столом в длинном помещении с разноцветными стенами сидел мужчина в сером деловом костюме и синем галстуке. Перед ним стояли поднос с пустыми тарелками и маленькая чашка чая. Мужчина сосредоточенно смотрел на экран телефона, временами прикасаясь к нему пальцем, подносил чашку ко рту, делал короткие глотки. К нему подошла женщина в строгом чёрном костюме; они недолго поговорили, мужчина несколько раз отрицательно покачал головой. Оставшись один, он вдруг отложил телефон, поставил на стол локоть и упёрся в ладонь лбом, застыл в задумчивой позе. Подошла девушка в белом фартуке, чтобы забрать поднос, мужчина встрепенулся, поправил галстук и торопливо поднялся из-за стола.
Он шёл по длинному коридору. Справа и слева проплывали надписи на английском языке и геометрические фигуры, подсвеченные яркими цветами. Несколько раз коридор пересекался с другими, мужчина поворачивал, здоровался с людьми, которые шли навстречу.
– Привет. Чего такой задумчивый?
Мужчина в костюме не сразу понял, что от него хотят. Перед ним остановился человек с пышной шевелюрой и лёгкой небритостью, он дружелюбно улыбался, глядя прямо в глаза.
– Я говорю: задумался о чём-то? Видок у тебя тот ещё!
– Здорово, Дима. Нет, я не задумался. Я уже всё решил.
– Загадочный ты какой-то, – коллега пожал плечами.
В кабинете мужчина в костюме прошёл мимо рядов перегородок, короткими кивками приветствуя сотрудников. Услышав вдалеке шёпотом «тише, Деревянко идёт», поморщился: подчинённые прозвали его так за сходство с известным актёром, которого он не любил. Вот уже несколько лет его всюду сопровождало это шушуканье.
«Ну ничего», – подумал он, сев в кресло. Зашёл в «Телеграм», отправил короткое сообщение в чат. Налил стакан воды, бросил взгляд в зеркало. Встал, подошёл к окну, посмотрел вниз.
Спустя пять минут кабинет наполнился людьми лет тридцати – тридцати пяти, все они были моложе мужчины в сером костюме. Пришедшие раньше сели в несколько рядов на стулья, кому не хватило мест – толкались возле входа у стены.
– Все на месте, коллеги? – мужчина окинул взглядом присутствующих. – Не хотелось собирать вас с утра по этому вопросу, а сейчас вроде задачи распределены, так что совещание будет недолгим. Да, в общем, это и не совещание.
Сотрудники замерли – на него смотрело три десятка напряжённых глаз. Кого-то из них он любил, кого-то не очень, но к каждому привык; все они были важной частью его жизни: он проводил с ними практически всё время – с утра до ночи и в праздники, и в выходные; ведь их работа оставляла время разве что на сон, она никогда не заканчивалась, её саму и можно было назвать жизнью как для него, так и для всех этих людей. Мужчина в сером костюме сделал глубокий вдох.
– Я принял решение уйти.
Сотрудники выдохнули в едином порыве, на задних рядах зашептали.
– Но ведь, – начала женщина в ярко-красном, – у нас же всё прекрасно.
– Мы только что уделали «Восток»! – воскликнула брюнетка в свитере. – По медийности, по цитируемости.
– Да и по продажам, – добавил бородач с первого ряда.
– Мы лучшие. Куда уходить от нас? – недоумённо бросил парень в белой рубашке.
Все уставились на руководителя.
– Вы действительно лучшие. Здесь я развожу руками, – мужчина и вправду развёл. – Спорить с этим бессмысленно. Вы ждёте от меня пояснений. Я принял такое решение, вот и всё. Такой прекрасный пиар-департамент, как наш. Ну то есть теперь ваш, ждёт большое будущее. А многие славные моменты прошлого, так сказать, что мы с вами творили, войдут в учебники для последующих поколений.
– И что теперь? – растерянно спросила девушка возле двери.
– Как что? – мужчина изобразил удивление. – Как и всегда – за дело. Нового руководителя вам представят на следующей неделе. Благодарю всех за работу.
Сотрудники начали расходиться, переглядываясь и перешёптываясь.
– Вам что же, больше нечего сказать? – неуверенно спросила полноватая женщина в очках.
– Совершенно нечего, – руководитель пожал плечами и протянул ей руку. – Вы были отличным замом.
Когда сотрудники разошлись, мужчина выпил воды, пролистал чаты, проверил почту. Откинулся в кресле, закрыл глаза.
– Не хочу ничего больше, – проговорил медленно. – Не хочу.
Зазвонил стационарный телефон, мужчина глянул на экран: «Савельев». Тихо выругался.
– Да, Вячеслав Сергеич, – бодро ответил в трубку. – Слушаю вас. Да, провёл собрание. Коллективу сообщил. Решение окончательное. Хорошо, сейчас подойду к вам.
Через две минуты он вошёл в кабинет генерального директора на последнем этаже здания. Кабинет был настолько огромным, что в нём бы разместился весь его департамент с сотрудниками. Мужчина бывал здесь и раньше, но каждый раз поражался. Сквозь огромные стекла во всю стену кабинет заливало светом. Вдоль стены напротив выстроились кожаные кресла, в центре стоял массивный стол чёрного цвета с ослепительно белым монитором. Человек в синем бархатном пиджаке, с вытянутым лицом и прилизанными волосами оторвался от монитора и поднял взгляд на вошедшего.
– Надеюсь, вы довольны результатами работы нашего отдела за эти годы, – мужчина в сером костюме решил нарушить тишину первым.
– Результаты нормальные, втыкать почти и не за что, – вальяжно, словно нараспев, протянул генеральный и снова замолчал.
– Удалось добиться значительного развития, – мужчина развёл руками, не зная, что сказать ещё. «Ну вот ухожу ведь, – зло подумал он про себя. – А всё равно вот это: лебезить, что-то изображать».
– И что будете развивать теперь? – лениво продолжил директор.
– Ничего, – коротко ответил мужчина.
– Ответ достойный, Кирилл, – директор расплылся в улыбке. – Ответ достойный.
«Как же ты отвратителен. Как вы все отвратительны», – подумал мужчина и перевёл взгляд в окно. Перед зданием офиса простирался живописный пруд, слегка качались на ветру деревья. «Ну почему такие виды – всегда для таких, как ты? Ты ведь даже в окно никогда не смотришь».
– Вы приказ подпишите, пожалуйста.
– Подпишу, подпишу. Если так спокойно уходишь в никуда, значит, неплохо вытянул из моего кармана.
– Я не вытянул, а заработал, – нервно ответил Кирилл. – И не только я. Много людей, вся моя команда.
– Ну да, ну да, – флегматично ответил директор. – Команда, без которой мне не жить.[1] А чего бросаешь команду-то? Слышал, ты уезжаешь.
– Слышали? От кого? – Генеральный молча показал на свои уши и вновь расплылся в улыбке. – Мне надоел Петербург. Теперь буду жить в другом месте.
– И что за место? Не секрет ведь? – директор нарочно тянул с подписью: занёс ручку над приказом и выжидающе смотрел на Кирилла.
– Оно называется Голландия.
– Голландия? – генеральный присвистнул. – Что ж, тогда ты и вправду можешь здесь слать всех на хуй. Даже меня. Ты ведь этого хочешь, я знаю, – он шутливо пригрозил пальцем. Кирилл никак не отреагировал. – И куда же? Утрехт? Гронинген? Гаага? Или твой выбор банален, как у большинства? А знаешь, – он снова отодвинул приказ и положил ручку. – Теперь ведь так не говорят, Голландия, они официально отказались. Теперь только Нидерланды. Без пяти минут европеец должен такое знать.
Кирилл замялся, словно раздумывая, продолжать ли разговор.
– Видите ли, в моём случае это немного не так. Голландия – так называется район города Севастополя. Я там родился, но никогда не бывал в нём взрослым. И вот со мной что-то случилось, знаете, перемкнуло. Решил провести отпуск в Севастополе и посмотреть то место, где родился. И так влюбился, что захотел там жить. Представьте, я, возможно, нашёл ту самую квартиру, в которой когда-то жил, просто не помню этого. Мне говорили родители, но я сам никогда там не был. А они уже… их давно, к сожалению, нет.
На лице генерального застыло выражение крайнего удивления.
– Стоп! Стоп, подожди. Ты отдыхал в Севастополе? Это с моей-то зарплатой?
– Не с вашей, – мягко поправил Кирилл. – Со своей.
– Но ты мог поехать в настоящую Голландию!
– Это настоящая. Только другая. Скорее, как петербургская. Когда Пётр закладывал город, он создал Новую Голландию, где строили корабли. И то же самое построили в Севастополе, только значительно позже, а назвали по аналогии.
– И что там, кофешопы есть? – прищурился директор.
– Там мало чего есть. Институт, набережная, пляж, маленький парк, кипарисы. Но там очень спокойно и очень красиво. В общем, я купил там квартиру.
В кабинете повисла тишина, и Кирилл снова задумался, как прервать её, но вдруг директор рассмеялся – громко, раскатисто, долго.
– Но… зачем? Ты хочешь уехать в детство? Нет ничего глупее, чем страдать по детству – всем известно, что это удел неудачников.
– Я не могу скучать по детству, потому что совсем его не помню. Но мне сорок лет, и я давно живу не той жизнью, которой хочу. Вернее, жил, – резко сказал Кирилл. – Подпишите приказ, пожалуйста. Мне нужно идти.
Генеральный провёл по бумаге ручкой, протянул лист.
– Ты вот вроде шаришь во всём этом – все эти СМИ, тексты, как чего там подать, объяснить, убедить. Но не зря ты мне всегда казался странным. Голландец, бля. Летучий. Держи уже – и дуй в свою Голландию. Свободен.
Кирилл выхватил лист.
– Знаете что, Вячеслав Сергеич.
– Ну давай, ну давай же, – глаза генерального заблестели, он потирал руки. – Смелее. В этом кабинете звучало всякое.
– Посылать вас, как вы предложили, я совсем не хочу, – сказал Кирилл. – Я потратил огромную часть своей жизни, работая на вас. За вашу идею, за ваши проекты, за вашу продукцию, за ваше место на рынке – не за себя. Вместо того, чтобы по-настоящему жить, делать что-то полезное для людей, для себя. Я не принадлежал себе, а бился за то, что лично для меня не имеет никакой ценности, никакого значения. Но бился хорошо – и побеждал, а значит, и вы побеждали. Вот такие дела.
– Так и что же? – генеральный перевёл взгляд на монитор, давая понять, что теряет интерес к разговору.
– Как вы думаете, зачем я рассказал вам про Голландию, зная ваши шуточки и то, как вы станете издеваться? Ведь мог же не говорить – ну, уезжаю и уезжаю.
– Кирилл, – директор откинулся на спинку кресла. – Ты всерьёз думаешь, что мне хочется всё это знать?
– Я сказал это затем, чтобы вы знали, что есть и другая жизнь, люди, и можно любить другое и стремиться к нему, хотеть другого. Понимаете? Я полюбил это место всем сердцем, и мне не стыдно сказать это, отстоять, потому что я теперь представитель не вашей компании, а самого себя. Я даже страницу на «Фейсбуке» удалю. И «Инстаграм» этот грёбаный, который так ненавижу. А прежде всего отпишусь от вас.
Кирилл шумно выдохнул. На лице генерального расползлась широкая улыбка, а затем тот заговорил, медленно и спокойно.
– Да ничего не изменится. Ты будешь принадлежать себе ровно до тех пор, пока не кончится последняя зарплата. А потом побежишь… Кстати, кому ты будешь там принадлежать, в своей Голландии? За кого будешь биться? Ты всегда останешься таким же – хоть в Голландии, хоть в Новой Зеландии. От себя не убежишь, не скроешься. – Он поднял руку и описал презрительный жест в воздухе, словно от чего-то отмахиваясь, а затем ухмыльнулся и смерил Кирилла холодным взглядом. – Так что иди давай. Деревянко!
г. Севастополь, набережная, сквер у памятника Создателям метода размагничивания кораблей
День (выходной). Ветер с моря.
На скамейках оживлённо переговаривались люди. К каждому подходил мужчина в кепке с якорем: приветствовал, перекидывался парой слов, затем отходил, доставал мобильный. Приходили новые люди, и вскоре на маленькой набережной собралась внушительная толпа. Мужчина подсчитал пришедших и, закончив, хлопнул несколько раз в ладони, прося внимания.
– Пятьдесят один человек, поздравляю! – громко объявил он. – Это немало.
– Это очень немало, – ответила женщина из толпы. – Мы никогда так не собирались.
Люди одобрительно зашумели: да, такое впервые, действительно.
– Знаете, и это здорово, – с энтузиазмом подхватил мужчина в кепке. – Микросообщества, локальные коллективы, например, жители небольшого района, которые собираются вместе, чтобы решить насущные проблемы – это тенденция всего мира. Люди должны понимать, что от их воли, от их решения многое зависит. И хотя, как вы все давно знаете, меня вряд ли можно заметить где-то кроме нашего района, – по рядам пронеслись смешки, – я отлично знаю, что это давно работает в Европе, да и, пусть и со скрипом, в нашей с вами стране. Всё это похоже на какую-нибудь предвыборную речь, правда?
– Всё правильно, Кир, – поддержал полноватый мужичок с усами.
– Но я, как вы знаете, никуда не выдвигаюсь. Да, вот опять получилось двусмысленно.
Люди снова посмеялись, но недолго: притихли, ожидая продолжения.
– Мне интересно только то, чтобы жизнь в нашем с вами, моём родном месте, Голландии, была удобной, приятной и радостной для всех. Проблем у нас много, их мы постепенно решаем, но сегодня мы обсудим проблему городского катера. Все знают, что с нашей Северной стороны Севастополя в основной город быстро добраться можно только катером, и нынешних, которые курсируют до площади Захарова, явно недостаточно: хорошо только тем, кто живёт рядом или на улице Богданова. Туда ходят несколько автобусов, там оживлённое движение – то ли дело у нас: к нам заворачивает только сорок шестой маршрут, который ездит, как вы знаете, редко, и прекращает рано.
– Так и есть! – крикнула из толпы девушка с коляской. – У меня допоздна работа, и часто не успеваю, а такси только за свой счёт.
– Это верно, – подхватил Кир. – Добираться из центра на такси не только дорого, но и долго. Объезд Севастопольской бухты займёт как минимум час, но и с катером, увы, не быстрее. Минут двадцать – полчаса ждёшь автобус, двадцать едешь на нём, пятнадцать – ждёшь отправления катера, плюс ещё десять минут в пути. Итого в идеальном случае дорога до площади Нахимова займёт минут пятьдесят, в худшем – до полутора часов. И так каждый день туда и обратно, а ведь и из центра нужно ещё доехать до работы. Будь это единственным способом, может, разговора бы и не было, может, бессмысленно нам было бы здесь собираться. Но есть способ гораздо быстрее и удобнее, и он, как вы знаете, прямо за вашими спинами.
Кир вытянул руку с планшетом, и люди инстинктивно обернулись, хотя и без того знали, о чём речь: в конце набережной стоял причал «Голландия», на котором резвились мальчишки. На старом столбе висела бумажка с расписанием.
– Катера на Инкерман заходят сюда дважды в день. И если утреннее время ещё может показаться кому-то удобным – половина седьмого утра, то вечернее точно нет. В семнадцать часов отправляется катер из центра, в семнадцать! Кто им пользуется?
– Да никто! – крикнули из толпы.
– Ну, я пользуюсь, – вставил кто-то. – Но всё равно неудобно.
– Правильно, – кивнул Кир. – Рабочий день до восемнадцати, плюс нужно добраться до Графской пристани – итого девятнадцать, а то и двадцать часов. Почему в это время нет катера? А почему нет утром ещё пары рейсов? Почему нет в выходные – ведь кому-то на рынок, кому-то в магазин, культурные мероприятия, футбол.
– Да какой у нас футбол! «Чайка» была в четвертьфинале кубка, а теперь.
– Ну, – Кир замялся. – Жизнь-то наладится. С себя, начинать с себя нужно. Вот почему я собрал вас. Всё это нужно менять. Всё, что неудобно, всё, что бессмысленно. Если катера работают, они должны быть для людей, для жителей. Для нас! Ведь вас отделяет всего десять минут от центра города! Десять! А приходится делать такой гигантский крюк с тремя, а кому с четырьмя пересадками! Я слышал, город закупил пятнадцать новых катеров. Пятнадцать! И все они пойдут для усиления действующих линий – на Захарова и Радиогорку. А мы? А Инкерман? Когда-то нам обещали мост.
– Три моста не хочешь? – присвистнул парень в тёмных очках.
– Точно! Три разных моста, три разных проекта согласовывали при наших губернаторах, обещали построить за три года, за пять лет. Время прошло – и где они? Их теперь даже нет на бумаге! И нам, и Инкерману вместо десяти – пятнадцати минут на катере приходится тратить драгоценные часы наших жизней на этот объезд. А ведь когда-то давно всё это работало. Всё было для нас, для народа! И теперь нам так часто, с такой нескрываемой радостью напоминают про то время. Ну так давайте вернём его настоящие, действующие атрибуты – не только флажки, не только песни, а реальный удобный катер для жителей нашего города, для вас, соседи!
Раздались жидкие аплодисменты.
– Но эта вся речь, конечно, для тех, кто ещё не знает, кому я не успел здесь прожужжать, так сказать, все уши. Со многими нашими жителями я уже говорил, многие готовы подписать. Прошу и вас поставить сейчас подписи. И поговорить с соседями. Возьмёмся за институт, будем говорить с ними, у кого есть знакомые в Инкермане – нужно работать там. У них ситуация лучше: больше маршрутов, меньше крюк. Знаете, целый район наверняка не откажется от транспорта до центра, удобного, прямого, чтоб не трястись в этих микроволновках, а дышать солёным морским воздухом, заряжаться на рабочий день и отдыхать после него. Чем больше подписей – тем лучше. Будем работать со СМИ, с правительством, тема будет звучать громче. Нам нужен удобный катер!
– Нам нужен удобный катер! – громко повторил кто-то. – Нужен удобный катер!
Кир замялся.
– Ну бросьте вы это, скандировать, мы же с вами не на митинге. Дело это пустое.
Люди по очереди подходили к скамейке, на которой расположился Кир, ставили подписи, оживлённо беседовали. Так прошёл какой-то час, пока толпа совсем не рассосалась – жители отправились по делам. Кир подошёл к перилам, отделявшим набережную от моря, и долго смотрел вдаль – там виднелись силуэты боевых судов Черноморского флота, а за ними, словно в тумане, очертания города, южной стороны Севастополя: с его Центральным холмом, Владимирским собором, памятником Затопленным кораблям – Кир не видел их, а скорее представлял. Наслаждался приятным ветром, морской свежестью, солнцем. Улыбался.
– Мы живём в лучшем из миров, правда, – сказал он проходившей мимо девушке. Она скромно улыбнулась.
– Вы так считаете?
– Уверен.
Он поднялся по лестнице возле строящейся часовни, зашёл в маленький магазин.
– Здорово, Кир, – поприветствовала продавщица. – За сосисками?
Мужчина кивнул:
– Парочку.
Взял две упаковки сосисок, на выходе встретил помятого щуплого парня.
– П-п-привет.
Кир протянул руку:
– Ты не за тем, о чём я думаю? – испытующе глянул на парня. Тот замотал головой.
– Д-д-держусь. Д-да, да и не х… хочу, з-знаешь.
– Вот и хорошо, – Кир похлопал его по плечу и широко улыбнулся. – У тебя талант, ты нужен миру.
– В-все м-мы н-нужны м-миру, – радостно ответил парень. – Т-ты ведь так говорил, помнишь?
– Конечно, помню.
– С-с-спасибо тебе, д-друг.
Кир поднялся по лестнице, завернул к недостроенной двухэтажке, раскрыл пачку сосисок.
– Ксс-ксс-ксс.
Повторять не пришлось. Кошки встречались здесь на каждом шагу: они лежали в кустах, на лестнице, бегали вдоль воды в поисках рыбы, встречали и провожали людей на остановке, грелись под солнцем на машинах, вальяжно гуляли по улице. Услышав Кира, они помчались с разных сторон – трёхцветные, чёрные, серые, огненно-рыжие: цвета местных кошек поражали разнообразием. Все они были худыми и постоянно хотели есть.
– Давайте, давайте, котуси, – приговаривал Кир. – Питайтесь. Вот так.
Он погладил урчащего кота, постоял, посмотрел, как они уплетают сосиски.
– Привет, Кир!
– Здрасьте, Альбина Борисовна, – отозвался мужчина. – Решили подписать?
Женщина средних лет с авоськой подошла к Киру, взяла планшет, ручку.
– Ещё бы с этим страшилищем недостроенным что-то сделать! Да и опасно – рухнет.
– Работаем, я мониторю, как здесь можно поступить. Земля не городская, непонятно в чьей собственности, срок давний, да и бардак тогда творился. Но по факту такие вопросы решались – снос по истечению времени, может, перестройка с приспособлением. Изучаю, так сказать, практику. Планирую обратиться к специалистам. Решим, Альбина Борисовна, не сомневайтесь. Как ваши розы?
