Но коль разгневаешь его, Познаешь ты стихии силу, И он добьётся своего — Сведёт изменника в могилу! Молись за счастье вдохновенно, Он за твоей стоит спиной… Люби ж Творца самозабвенно И жертвуй полностью собой. Твоё он примет послушанье И щедро, знай, вознаградит; За бескорыстное старанье В раю, быть может, поселит. Спасёт от гибели прозренье; В тебе незрелость вижу я; Где столь желанное терпенье Да вера твёрдая твоя? Запомни, сын, достойных мало; Душой мне незачем кривить; Надеюсь, время не пропало; Старайся больше не шалить».
* * *
Слепого, прежние круги, Тянули к жизни одинокой. Он шёл дорогою широкой, Уже уверенней шаги… А дни летели с девой шумно. Но как оковы рабства снять? Монах считал, что неразумно В тени возлюбленной стоять. Казался в келье воздух душным, Не помогал тенистый сад; Ему там был душевный ад! Похоже, был он малодушным. И вот он в клетке, будто зверь, И мечет гневные укоры… За безграничные просторы Он умереть готов теперь! Не жил по внутренним часам Привычек старых, поневоле; Стремился к чуждым берегам, К свободно дующим ветрам Своей, бросая вызов доле.
* * *
У смысла жизни есть конец, Когда уходят от традиций; Они, как должный образец, Тут всё окупится сторицей. Вот равнодушие – о нём Наслышан каждый, в самом деле; Не говорят о нём тайком, Его могу сравнить со злом, О нём известно… с колыбели.
* * *
Монах, нарушив свой уклад, И впрямь как будто взбеленился: Читал молитвы все подряд Да по инерции постился. Таким потерянным не видел Его давно уже никто; Себя он тоже ненавидел, Не знал пока ещё – за что. Томился думою и взгляд, Прощальный меряя наряд, К судьбе готовил неизбежной, Где свет надежды безмятежной Горел звездой на небосводе… (То был кратчайший путь… к свободе).
* * *
Мои сравнения порой Пересекают все границы; Не обхожу я стороной (Для осмеяния строкой) Любые также небылицы.
* * *
Ходил он с мокрыми глазами, (Таким господь его не знал); Любимой сердце предлагал И под тяжёлыми шагами, Казалось, пол уже стонал. Дрожал болезненно монах, Но то последствия страданий, Им не владел, как прежде, страх, Имел всё больше притязаний. Его я чувства разделяю, Не исключаю вовсе спор, Не всё так просто здесь, считаю, (Об этом дальше разговор).
* * *
Ведь не секрет, что хор церковный В иной уводит часто мир, Где есть для всех один кумир, Как привидение, бескровный. Бежал от жизни он спокойной, Забыв о прожитых годах; Томился страстью непристойной Уже не только на словах. Освобожденье наступало В нелёгкой внутренней борьбе (Не в упоительной мольбе), Таких не долго ждёт опала. Его трагедия ясна: Там нет священного союза, Там умолкает даже муза, Там гробовая тишина. От горя там язык немеет, Там сыро, холодно, темно, Там только плакать суждено, В бессилье ангел там бледнеет. Так у библейского стиха Искать защиты не старался И перед тяжестью греха Уже ничуть не содрогался. Отмечу, даже ритуал, Где духом как бы воскресал, Он принимал за исключенье; Его глубокое значенье Умом раба не постигал! Слабеет чувство там вины, Где есть уверенность и сила; Там наставления скучны, Там виден происк Сатаны, Бесчестьем скорым там грозило. Как тут не вспомнить о святых? К ним часто память возвращает, Они в анналах вековых, Их жизнь на подвиг вдохновляет.
* * *
Монах упрямо, всем назло, Не замечая в ней изъяна, Сам излучал уже тепло, Но ветром хитрого обмана На скалы чёлн его несло. Другим как будто в назиданье Решил самим собою быть; Глупцом не хочется прослыть, Могло грозить ему изгнанье. Любовь возвышенная крепла, Её бесстрашно защищал И вместе с нею, как из пепла, Он возрождался и мужал. В такие хочется часы Его назвать своим героем; Фемиды праведной весы Здесь не покрыты пыльным слоем. Кому-то, может быть, смешно… (Понять легко его желанья), Но путь пройти ему дано… Ах, в жизни этой всё равно По большей части лишь страданья! Ночь обостряла ощущенья, Он деву страстно целовал, Себя, в те чудные мгновенья, Отцом семейства представлял.
* * *
О, сколько сразу перемен! Смятенье чувств игрой опасной Напоминает шторм измен С его картиною ужасной. Великолепна утра свежесть, Роса на травах и цветах, На море вечер при свечах… Так в новизне своя есть прелесть. Её он видел в помутненье, Свои ей губы подставлял; Уже в его мировоззренье, Похоже, женский идеал, Власть на него распространял.
* * *
Событий здесь водоворот, В них разобраться толком сложно, Здесь отступленье невозможно, Неясен здесь борьбы исход. Несла та дева расслабленья, Она умела баловать; А как же чувство наслажденья? Его, увы, не описать! Воображение бессильно Перед сиянием любви: Оно так щедро и обильно Пускает корни вглубь свои… О, если б только увлеченье Пленить неверного могло? Теряла цель своё значенье, Жестоко сердце Бога жгло. Хоть каждодневная мольба Горела думой благородной, Но сына блудного судьба Всегда считалась неугодной. Как будто кто-то рану солью Из чувства мести посыпал… Её измучен был он болью, Но всё ж, как мог, превозмогал.
* * *
На перепутье, без труда, Порой принять решенье сложно; Капкан в соблазнах иногда, Ступать тут надо осторожно. Хорошим хочется манерам Невольно втайне подражать; Так в просьбе чутким кавалерам Труднее всё же отказать; И промах тут не освещают, Улыбке многое прощают. Коль совесть в ссоре со стыдом, В свои права там ложь вступает, Клин в отношения вбивает, Средь бела дня она как гром!
* * *
Монах, пусть слабо, но роптал, Он ощущал себя в вольере; В его надуманной химере Ведь было всё, что бес желал. Кому неведомы забавы? Не режет слух веселья шум — Там нет серьёзных, правда, дум, Там нет борьбы во имя славы. Ему же в радость было всё; Могу добавить я ещё: Шутил он, мило улыбался, В глаза с достоинством смотрел, Как будто с долгом рассчитался И даже, чуть, помолодел. Он был заложником затей, Причём курьёзных, как ни странно. Да, вёл себя не бесталанно, Что льстило, несомненно, ей. Мужская гордость восставала, Стремясь упущенное взять, А дева только повторяла: «Хочу ещё; ещё, опять!!!» Он изливал бальзам любовный В её таинственную суть; Его характер прежде ровный, На удивленье – хладнокровный, Теперь, избрав опасный путь, Готов… на Бога посягнуть. Так продолжалось до рассвета; И вот он выбился из сил… А что до Ветхого завета — Его надолго отложил.
* * *
Монахи стали понемногу Его при встрече избегать, Но с уважением дорогу Не перестали уступать.