полная версия
Григорий Веский
Монах
Не утаить уже причуд;
У слухов есть глаза и уши,
Они не плохо всюду лгут
И хороши для долгих смут
В боях на море и на суше.
А в пересудах, не секрет,
Иначе видят божий свет.
* * *
В такой, конечно, атмосфере
Молиться стало тяжело,
Несли служители потери,
К закату дело быстро шло.
Вздыхая, горько сожалею
О том, что так случилось всё;
До осуждения её
Я опуститься не посмею!
Напомню вам о снисхожденье:
В себе его ищите след;
Так в лёгком часто поведенье
Лежит начало тяжких бед.
Всегда приятно чувство меры,
Как блики радуги оно;
Жаль, знатоком Великой веры
Ему уж стать не суждено.
Чудил, бесспорно, Тимофей,
Как и сама порой природа,
Узреть в ней можно сумасброда,
Немало сказано о ней.
Свои я мысли изложу,
Не нарушая формы слога,
На стих судьбы переложу,
Не трепеща пред силой Бога.
* * *
Перевернулась вверх ногами
С тех пор вся жизнь в монастыре;
Монахи бредили ночами,
В греховной путаясь игре.
Не всем ошибок очевидных
Дано увидеть за собой;
Поступков много незавидных,
Один из них передо мной.
* * *
Однажды, в День Благословенья
Они собрались у дверей
И наблюдали без стесненья,
Напротив, с чувством умиленья,
Что вытворял там Тимофей.
Там было чем себя насытить…
(Прозрел бы, кажется, слепой);
В них поселился демон злой,
Желая каждого унизить.
Глаза их будто вылезали
От удивленья из орбит,
Одежды друг на друге рвали…
Господь такое не простит!
На них он двинется в поход
С суровым словом осужденья,
В счастливый веруя исход;
Теперь зачинщиков глумленья
Он призовёт скорей к ответу,
Дав ход строжайшему запрету.
* * *
Не стану в дебри углубляться,
Тень ни к чему на всех бросать;
Там стали многие кривляться
И хором жалобно стонать.
Их стоны, как раскаты грома,
Распространялись до небес,
Там были признаки Содома,
А управлял всем этим… бес!
Так среди них он забавлялся,
С охотой руки потирал,
От смеха по полу катался
Да жертвы новые искал.
В успехе дерзком торжествуя,
С великой радостью губя,
О лжи с пристрастьем повествуя,
Он не жалел ни в чём себя.
Поил он ревностью их души,
Меняя с хитростью покрой;
Их открывал для ссоры уши,
Желая зависти слепой
Придать оттенок… золотой.
* * *
Каноны строгие морали
Не соблюдал уже никто;
Манили их иные дали,
Где нет ни скорби, ни печали,
Где интересы есть зато:
Сегодня – это; завтра – то.
На свете есть ещё примеры,
Которым стоит подражать,
И Бог воскликнул: «Лицемеры!
На вас проклятия печать!
Вы позабыли Добродетель
И силу слова моего;
Я ваш – Отец! Я ваш – Радетель!
Ужасной пошлости свидетель;
Не пощажу я, никого!»
Но тут слегка заколебался;
«Своих ли подданных губить?
Проступок нужно осудить!
Я, видно, где-то просчитался…»
* * *
Явился он к монаху снова
И молвил: «Сын, остепенись!
Альковных похождений зова,
Предупреждаю – сторонись!
Представь, когда один в пустыне
Ты изнываешь от жары —
Ужель прекрасной половине
Несёшь сердечные дары?
Ужель тобой владеют грёзы?
Ужель смиришься ты с судьбой,
Коль может сниться лишь покой,
Коль явь навёртывает слёзы?
Иль предаёшься сладкой неге
Про смерть грядущую забыв?
Напоминает мой призыв
Тебе о вражеском набеге;
Твой, как же, ветренен порыв!
О ней давно развеян миф,
В себе таит она опасность;
Как понимаешь, я – за ясность.
Что знаешь ты о женской сути?!
Она – стихия чёрных дней!
Зачем стоишь на перепутье
Своих желаний и страстей?
Я знаю слабости твои,
Тебе во вред им потакают.
Во имя истинной любви
Придёшь в объятия мои…
Их, для покорных раскрывают.
И вот спаситель долгожданный
Явился, словно ангел вдруг,
А, ты, доселе бездыханный
Уже своих не помнишь мук.
Где корни истины? – в смиренье!
Клянусь адамовым ребром!
При постоянном очищенье,
Под изнурительным трудом…»
* * *
Так, отчитав, он испарился,
Решив, что цель свою достиг;
Монах, казалось бы, смирился,
Но это был лишь только миг.
Всё в Тимофее восставало,
Мечтал о лучшей он поре;
Уж обстановка угнетала
Его в родном монастыре.
Среди глубокой, тёмной ночи
Во сне воспитывал детей,
Взывали к помощи их очи,
Тянулись руки к ним сильней.
Хотел он жизни полноправной,
Хотел он счастья, наконец,
Хотел любви он как юнец —
Высокой, чистой, благонравной!
* * *
Спасенья не было уже,
Ждать бесполезно утешенья,
Быть ни к чему настороже,
Царили в кельях вожделенья!
Молитвы быстро утомляли,
Клонило в сон буквально всех,
Уже над библией зевали,
Забав желая да потех.
Господь бросал, но только в гневе,
Продажной совести упрёк;
Ах, увлечённым невдомёк
Открыть свою погибель в деве!
Обряды путали подчас,
Ведь лень предстала частью быта;
Замечу с грустью, без прикрас,
Её угроза не забыта.
* * *
Я не сужу чужих ошибок:
Свои и проще и смешней,
Они скорее для улыбок,
Для легкомысленных людей.
Кто часто слишком молчалив,
Тот непременно будет в тягость,
К тому подкралась тихо старость;
Страдания в душу запустив,
Они его отравят младость.
А здесь компания друзей,
Где хмель с утра уже во взорах —
Там наступил разврат идей,
Где каждый будто дуралей —
Там одержимость в бурных спорах!
Господь, опасность сознавая,
Искал пути, минуя зло,
Свой ум предельно напрягая,
Но всё не так, как надо, шло.
Он предавался рассужденью:
«Что за нелепая судьба?
Учил я строгости, смиренью,
Взывал их души к примиренью,
В умах же их – одна гульба!
Как образумить мне заблудших,
Вернуть достоинство и честь?
Искоренить я должен лесть;
Позор лежит на самых лучших!
Задача, скажем, не простая…
Хотел бы их за всё простить…
Где ж середина золотая?
Кого в содеянном винить?
Не спится мне; я весь в тревоге;
Но по какой пустить дороге?
Благие где лежат деянья,
Где нет причин для оправданья?
Быть может, выбор дать свободный
Без принужденья и похвал?
Ужель для них я инородный?
Ужель напрасно вразумлял?
Пусть, что надумают – решат —
Туда, наверно, и спешат;
Но в чьих окажутся руках?
Меня охватывает страх.
Не избежать больших невзгод;
Стою я на семи ветрах…
Здесь нужен правильный подход!
Чинить не стану им преград,
Займусь другими я делами;
Известна суть моих наград:
Живу я там, где райский сад,
Где тоже скучно… временами».
Эпилог
Прошли столетия – не годы,
Сия история верна,
О ней наслышаны народы.
Там необычна тишина,
И к ней я слухом прикоснулся
И перенёс себя туда
Легко и быстро – без труда;
О, в чувствах я не обманулся.
В плену сильнейшего волненья!
Его я вам передаю…
Вот жду счастливого мгновенья,
Передо мной его виденья…
Здесь душу я познал свою!
Но монастырь с тех пор забыт,
