Ханна Хауэлл
Благородный защитник
Глава 14
– По-моему, он пока не поумнел, – заметил Каллум шепотом, не сводя глаз с Пейтона, который бесновался в главном зале.
Йен с трудом подавил улыбку:
– Не очень поумнел. Надо дать ему время – пусть себе пошумит.
– Надеюсь, он скоро успокоится. Ведь еще предстоит составить план спасения миледи.
– Ну, на худой конец, я отвешу ему пару подзатыльников, чтобы привести в чувство. – Когда Каллум с серьезным видом кивнул, словно это было самым что ни на есть разумным решением проблемы, Йен не смог сдержать улыбки.
Пейтону же захотелось схватить своего верного друга за грудки, хорошенько встряхнуть и потребовать отчета: что, черт возьми, показалось ему настолько забавным, что он вдруг разулыбался? Вместо этого он вцепился обеими руками в облицовку громадного камина и уставился на холодный очаг, чтобы немного успокоиться. Даже не оглядываясь, он точно знал, что происходит за его спиной. Йен, Мэлки, Дональд и Ангус замерли в ожидании его приказаний. Каллум готовился рассказать все, что знал о тайных ходах замка Тейнскарр, и горел желанием услышать от Пейтона, как он намерен спасать Кирсти. Пейтон не совсем понимал, что здесь делает этот бедный избитый мальчик, Саймон, но решил, что тот, движимый чувством вины, хочет оказаться чем-то полезным.
Он вернулся в этот день домой в прескверном настроении, думая только о том, что скоро найдет утешение в объятиях Кирсти. Весть о том, что Родерик увез Кирсти, оказалась тяжелым ударом. Пейтону запретили появляться при дворе из-за обвинения в осквернении супружеского ложа и похищении чужой жены, а теперь еще Кирсти попала в руки к врагу. Мысль о том, что Родерик торжествует, была невыносима.
Страх за Кирсти не оставлял его ни на секунду. Слабым утешением, правда, служило то, что Родерик не мог позволить себе убить девушку прямо сейчас. Родерик и его жена находились сейчас в центре внимания. Лицемерные разговоры Родерика, о том, что он бедный, одураченный муж, теперь будут работать на Кирсти. Если ее труп обнаружится слишком скоро после водворения ее под мужнин кров, все придут к выводу, что он убил ее за неверность.
Что по-настоящему беспокоило Пейтона, так это мысль о том, чему могла подвергнуться Кирсти, находясь во власти своего мужа. Он очень хорошо помнил все, что передал ему Каллум о разговоре двух приспешников Родерика, подслушанном им в тот день, когда они обнаружили, что Кирсти жива. Не исключено, что Родерик уже отдал ее Джибу и Уотти на поругание. Эти скоты могли искалечить ее, а насилие – навеки убить в ней нежную пылкость.
– Пейтон! – окликнул его Йен. В голосе славного шотландца звучало сочувствие и в то же время настоятельный призыв к действию.
– Все, с припадком гнева покончено. – Пейтон подошел к столу, за которым все расселись, налил себе вина и оглядел собравшихся. – Каллум, ты не забыл тайные ходы, которыми мы можем проникнуть в Тейнскарр?
– Нет, – ответил Каллум. – Мне известны все тамошние лазейки. Я не раз говорил миледи, что люблю знать все ходы и выходы и тайные норы. В Тейнскарре, правда, было особо не развернуться, потому что люди Родерика глаз с меня не спускали. Но потом мы с Кирсти нашли несколько новых лазеек. Таким образом я сбежал, а потом мы с Кирсти вывели детей.
– Как ты думаешь, Кирсти не попытается сбежать через один из этих ходов?
– Ей не дадут возможности до них добраться. Он запрет ее в спальне. Не знаю почему, но проникнуть в эту комнату можно, а выйти из нее нельзя, если кто-нибудь не находится в коридоре и не откроет дверь. А в Тейнскарре нет никого, кто пошел бы на это ради нее.
– Но тайные ходы проникновения в Тейнскарр действительно существуют, те, о которых Родерик не подозревает?
– Да. И я могу провести вас одним из них до самого коридора, в который выходит дверь ее спальни.
– Отлично. Этого вполне достаточно. Странно только, что хозяин замка ни о чем подобном не подозревает, – пробормотал Пейтон, ив душу его закрались сомнения.
– Он стал хозяином замка, лишь когда ему исполнился двадцать один год, – объяснил Каллум. – А до этого замок принадлежал какому-то его кузену. Некоторые люди этого кузена до сих пор служат в Тейнскарре, но если даже им и известно о тайных ходах, Родерику они ничего не скажут.
– Хорошо. Итак, наш план будет прост. Но прежде всего, – Пейтон посмотрел на юного Саймона, – скажи, не слышал ли ты, случайно, каких-нибудь разговоров о том, что эти люди собираются делать с леди Кирсти?
– Джиб спросил милорда, не намерен ли он посадить ее в клетку, но милорд сказал, что это невозможно. – Саймон нахмурился. – Он сказал, что в данный момент слишком много глаз обращено на его особу.
– Он не уточнил, куда именно собирается ее поместить?
– Сказал, что поместит ее туда, где ей и положено быть. А Уотти заявил, что это не годится, потому как она и прежде сбегала оттуда. Милорд объяснил, что на сей раз ей это не удастся, потому что на проклятой двери уже будет засов.
– Значит, он поместил ее в ее спальню, – сказал Каллум. – Он и раньше запирал ее там, но однажды я увидел ее, когда она собиралась потихоньку вернуться в свою спальню, и понял, что она умеет подбирать отмычки к замкам. Это одна из причин, поэтому он и решил ее убить. Понял, что она слишком много знает: успела походить по замку, увидела то, чего ей не следовало видеть.
Пейтон кивнул. Сам процесс выработки разумного плана помог ему успокоиться.
– Итак, Каллум проведет меня и Йена внутрь. Мэлки, ты, Йен, Дональд и Ангус будете сторожить лаз, чтобы никто его не обнаружил. – Он улыбнулся Саймону, у которого слипались глаза. – А ты, Саймон, отправишься в постель.
– Простите меня, сэр, – сказал Саймон, медленно вставая из-за стола. – Это все из-за меня.
– Нет. Ты ведь держался стойко, пока угрожали только тебе, били только тебя. Ты поступил мудро, когда рассудил, что этот человек не шутит, угрожая убить твою маленькую сестру. Ты был прав, что пытался ее защитить. А теперь иди отдыхай. – Как только Саймон вышел, Пейтон, вскинув бровь, многозначительно посмотрел на Каллума: – Надеюсь, ты хорошо расслышал, что я сказал.
– Да, – с невинным видом ответил Каллум. – Теперь у нас есть план. Я все хорошо расслышал.
– Я имел в виду то, что сказал Саймону, и ты, надеюсь, понял меня. Перестань называть его трусом и предателем. Они угрожали его сестре, и он должен был думать прежде всего о ней. Он не мог не поверить их угрозам, особенно после того, как они сообщили ему, что убили его отца.
Каллум кивнул:
– Я больше не буду называть Саймона трусом и предателем. Ведь они вышли на него по моему следу, так что и моя вина тут есть. Когда же мы пойдем выручать Кирсти?
– Ждать осталось недолго. Я хочу проделать все под покровом ночи. Родерик ожидает нас, но я предпочел бы, чтобы наше появление все же оставалось незамеченным хотя бы до тех пор, пока остановить нас станет уже очень трудно.
– Да мы прошмыгнем внутрь в один момент и так же обратно, никто и не заметит.
– Да, мальчик, именно так. Родерик думает, что близок к победе, но очень скоро поймет, что ошибся.
Кирсти медленно открыла глаза, и сознание стало к ней возвращаться. Панический страх охватил все ее существо, но она тут же взяла себя в руки, чтобы не дать ему возобладать над рассудком.
Челюсть болела так, что слезы навернулись на глаза, голова раскалывалась. Очень осторожно она принялась ощупывать челюсть и вскоре с облегчением поняла, что челюсть не сломана. Один зуб немного шатался, но она по опыту знала, что это заживет само по себе, если она будет осторожна и если Родерик какое-то время не будет бить снова именно в это место. Как можно медленнее она приподнялась и, наконец, села на краю постели. И сразу же вцепилась в толстый резной столб, поддерживавший балдахин, пытаясь справиться с головокружением и тошнотой.
Прошло несколько мучительных минут, прежде чем она почувствовала, что в состоянии двигаться, и медленно поднялась. Шажок за шажком подошла к окну. По положению солнца и тишине во дворе замка было ясно, что дело идет к ночи. Видимо, Родерик действительно ударил ее очень сильно, так как она пробыла без сознания около четырех часов, а может, и больше. Если ей удастся выбраться отсюда, сгущающиеся ночные тени помогут ей скрыться.
Вдруг до слуха ее донесся звук, заставивший ее похолодеть. Это был звук отодвигаемого засова – с наружной стороны двери. Родерик превратил ее спальню в весьма надежную темницу. Окно было слишком высоко, чтобы пытаться бежать через него. Никаких тайных выходов из комнаты не было – только тайный вход, и чтобы открыть его, требовался сообщник, находящийся с другой стороны. Похоже, Родерик принял все меры, чтобы ей не удалось с помощью какого-нибудь подручного средства в качестве отмычки отворить замок своей двери или же двери, ведущей в его спальню. Да, побег потребует от нее много сил, которых у нее сейчас просто нет. О том, что ей не удастся бежать, Кирсти даже думать не хотела – надежда умирает последней.
Родерик вошел в комнату, и по спине ее пробежал озноб. С деланным равнодушием она присела в кресло возле камина, не без удивления отметив, что кто-то удосужился разжечь в камине огонь. Родерик подошел и заслонил огонь, так что тепло почти перестало доходить до Кирсти. Кирсти поймала себя на мысли, что ей очень хочется, чтобы какая-нибудь случайная искра прожгла его пышный наряд. Прежде, до того как она увидела элегантный и сдержанный наряд Пейтона, она не осознавала, что Родерик склонен к чрезмерному франтовству.
– Полагаю, ты уже попробовала отомкнуть замки, – заговорил Родерик.
«До чего же он доволен собой», – подумала она.
– Нет, пока не успела. Я только что очнулась после ласковой оплеухи, нанесенной твоей любящей рукой. – И она коснулась пальцами челюсти. Челюсть, что неудивительно, основательно опухла, и скоро, надо думать, появится синяк.
– Не стоит тратить время на замки.
– Это я уже поняла, когда услышала звук отодвигаемого засова, перед тем как ты вошел. Совершенно ясно, что ты тщательно продумал все детали моего пребывания здесь. Напрасно старался. В мои намерения не входит гостить здесь долго.
– Ах, Кирсти, неужели ты до сих пор не поняла? – Родерик сокрушенно покачал головой. – Ты никогда не выйдешь из Тейнскарра живой. Твое последнее предательство переполнило чашу моего терпения, а ты предавала меня постоянно, начиная с нашей первой брачной ночи и кончая той гнусной клеветой, с помощью которой ты тщетно пыталась замарать мое доброе имя. Ну и, разумеется, изменила мне с сэром Пейтоном Мюрреем.
Кирсти предпочла бы, чтобы как раз на последней теме Родерик особо не задерживался. Она не нужна ему в качестве жены, ему вообще не нужна женщина. Но доказать это она уже была не в состоянии – даже если. бы получила такую возможность. А если Родерик решит заклеймить ее как прелюбодейку, ей несдобровать – в том случае, конечно, если ей удастся выбраться из неприятностей, которые грозят ей в данный момент. Поскольку она провела месяц в доме почти легендарного сэра Пейтона Мюррея, ей никто не поверит, что она не стала его любовницей, что бы она ни говорила. Кирсти не понимала, почему Родерика вообще беспокоит, занималась она чем-то с Пейтоном или нет; разве что он собирался использовать прелюбодеяние как предлог убить ее. Но в этом также не было особого смысла, потому что мужчина, убивший свою жену, заслужит всеобщее осуждение. Так что же за игру затеял Родерик?
– Гнусная клевета? – насмешливо протянула Кирсти. – Да это же чистая правда, о которой наконец осмелились заговорить. – Она заметила, как сжимаются его кулаки, и подобралась, готовясь к нападению. – Ты калечишь детей, Родерик. Можешь отнекиваться сколько угодно, приукрашивать свои поступки лицемерным враньем о пище и теплой одежде для бедных мальчиков, но правда останется правдой. И в один прекрасный день, – добавила она жестко и холодно, – я докажу, что твои руки обагрены невинной кровью, что ты убил нескольких детей.
– Ты стараешься очернить мое доброе имя только ради того, чтобы прикрыть свои собственные грешки.
– О нет. Любые мои грехи бледнеют рядом с теми, что запятнали твою душу.
– Твои грехи умножаются с каждым днем, жена! На твоих руках все больше крови, несмотря на все мои попытки остановить тебя.
– Что за безумные вещи ты говоришь? Это не у меня на руках кровь.
– Нет? Ты все время втягиваешь других в наши дела, все время рассказываешь другим эти гнусные выдумки, так что я постоянно принужден принимать меры к тому, чтобы заставить их молчать. Ты же знаешь, мне совершенно необходимо, чтобы моя личная жизнь была ограждена от вторжений, и знаешь, с какой энергией я защищаю ее, однако продолжаешь подвергать жизнь посторонних опасности, рассказывая им всякие небылицы о невзгодах и преступлениях, существующих только в твоем воображении!
– Да ты же пытался убить меня! – Ей все никак не верилось, что Родерик способен настолько полностью поддаться самообману, однако он говорил о жестокостях и убийствах, совершенных им, так, словно они не имели никакого значения.
– Да заткнешься ты наконец! – взревел Родерик, а затем, несколько раз глубоко вздохнув, добавил уже спокойнее: – Что ж, теперь мне из-за тебя придется разделаться еще с тремя.
– О чем ты говоришь? – спросила она воинственным тоном, однако по спине у нее побежали мурашки.
– О чем, глупая ты девчонка? Ты втянула в наши дела сэра Пейтона и пару его довольно-таки безобразных слуг. И не трудись отрицать это. Поразмыслив, я быстро вычислил, что именно сэр Пейтон распространял порочащие меня слухи. А враки, которые он всем обо мне рассказывал, могли исходить только от тебя. Теперь я должен заставить его навеки замолчать, а это будет отнюдь не легко. Много часов уйдет на то, чтобы придумать план, как убить его и его слуг и при этом не навлечь на себя подозрений. К счастью, ради этого паршивого предателя Каллума проявлять подобную осторожность не понадобится.
У Кирсти все это в голове не укладывалось. Этот человек рассуждал о планируемом убийстве четырех человек, в том числе и ребенка, и испытывал при этом, судя по всему, только досаду, что придется потратить немало времени и усилий, чтобы осуществить это преступление, не рискуя своей головой. К тому же он пытался возложить ответственность за это на нее. И Кирсти не могла избавиться от чувства вины, которое ему удалось посеять в ее душе.
– Ты говоришь об убийстве четырех человек так, словно в этом не будет ничего дурного, кроме некоторых неудобств, – негромко промолвила она. Вообще-то она не знала, что сказать, потому что понимала, что отговорить Родерика от его затеи шансов мало, и все же решила попытаться.
– Да, неудобства, ты постоянно создаешь мне неудобства такого рода. И ради чего? Ради непослушных маленьких оборвышей, которых родня выставила на улицу?
– Ну, Пейтона убить не так-то просто, Йена Сильного и его жену тоже. И если ты думаешь, что это убийство сойдет тебе с рук, то глубоко ошибаешься. Родня Пейтона тут же ринется на розыски убийцы.
– О нет, не думаю. Я весьма преуспел, распространяя порочащие слухи о нем. Этот человек успел наставить рога слишком многим мужьям и возбудить зависть слишком многих щеголей. Опорочить его доброе имя было совсем нетрудно. Сомневаюсь, что его родня захочет даже знать, на каком именно грязном пустыре останется гнить его труп.
– Ты напрасно считаешь, что все так же непостоянны, как придворные шуты и льстецы. Мюрреи не поверят тебе на слово и не станут осуждать своего родича. Нет, они примутся искать ответы и потребуют кровь за кровь. Очень может быть, что тебе удастся заставить замолчать Пейтона, Крошку Элис, Йена Сильного и даже Каллума, но клан Мюрреев вместе со своими союзниками довольно быстро докопается до твоих темных делишек. И тогда твой труп останется гнить в грязи, отвергнутый друзьями и родней, и все обиженные тобой дети придут гадить на твою могилу.
Что ее озадачило, так это, что он не ударил ее. Кирсти видела, что ему ужасно хотелось. Никогда прежде Родерик не проявлял такой сдержанности, так что следовало призадуматься, отчего это он решил держать себя в руках сейчас. Он желал ее смерти, так что его руку не мог сдерживать страх, что, дав волю своей ярости, он может случайно убить жену.
– И зачем ты вообще явился сюда? Смаковать мои несуществующие грехи? Переложить свою вину на меня? – спросила она. – Попусту тратишь время. Нам нечего сказать друг другу.
– Неужели нечего? А может, я решил простить тебя и вновь принять под свой кров в качестве своей супруги?
– Я никогда не была твоей супругой.
Родерик пропустил ее слова мимо ушей.
– Что ж, пора нам зажить настоящей семейной жизнью. Пора тебе родить ребенка.
Кирсти сложила руки на груди, чтобы не заметно было, как она дрожит. Родерик не знал, что ей удалось подслушать разговор Джиба и Уотти, обсуждавших между собой способ, каким хозяин собирался обзавестись потомством. Ей не хотелось верить, что муж способен на такое. Впрочем, человек, который мог творить то, что творил с детьми, способен на все. Учитывая, какое будущее он, вероятнее всего, готовил этому младенцу, можно было не удивляться способу, которым он собирался его зачать.
– Решил снова попробовать быть мужчиной? – заметила она, не сводя глаз с его кулака, который он уже было занес, но остановился на полпути, дрожа от напряжения. – Какой же у тебя горячий нрав!
– Непонятно, чего ради ты испытываешь мое терпение.
– Чего ради? – Она и сама не знала. – По-моему, мне пока рано думать о ребенке.
– Вынашивание и рождение детей – единственное предназначение женщины. Кроме того, ты моя жена, и это твой долг.
– Ты мой муж, и твоим долгом было дать мне ребенка, но, поскольку ты не способен это сделать, разговор теряет всякий смысл.
Родерик скрестил руки на груди.
– Я мог дождаться, пока этот прославленный любовник сэр Пейтон обрюхатит тебя, но подумал, что не стоит. Ребенок мог пойти в него, а это создало бы дополнительные сложности. Пусть уж лучше мои ребята займутся этим. Ну же, к чему эта гримаса отвращения? Ты же готова была раздвинуть ноги ради сэра Пейтона. Так раздвинешь для того, кого выберу я. – Стук в дверь отвлек его, и он пошел открывать, не сводя с Кирсти настороженного взгляда. – Черт возьми, Уотти, – зашипел он, увидев, кто стоит за дверью. – Я же говорил, что скажу тебе когда.
– Ваши родичи приехали, – сообщил Уотти. – Хотят поговорить с вами. Прямо сейчас.
– Господи, о чем им вздумалось со мной говорить?
– Ну, вы же рассказывали всем подряд о том, что сэр Пейтон Мюррей свел у вас со двора жену, наставил вам рога. Видимо, ваши родичи считают, что подобную обиду нельзя оставлять без отмщения. Вы им скажете, что уже забрали свою сучку обратно?
– Пока не скажу, – ответил Родерик. – А сейчас надо выйти к ним, поговорить. – Он посмотрел на Кирсти. – Советую тебе отдохнуть, дорогая моя. Вскоре тебе потребуются все твои силы.
Оставшись одна, Кирсти стала дрожать от страха. Не только за себя, но и за тех, кто ей был дорог. Ее пугало безумие Родерика. Оно было страшнее любых угроз и побоев. С безумцем невозможно договориться, невозможно угадать, что он предпримет в следующее мгновение. И это делает его очень опасным.
При мысли, что она не может предупредить Пейтона, Кирсти едва сдержала слезы. Пейтон не может не знать, что Родерик стремится его убить. Его и Каллума. Но сообразит ли он, что Йен и Элис тоже в опасности? А также дети, укрывшиеся в его доме, которых теперь стало семеро? Родерик сейчас, может, и не подозревает, что они там, но, как только начнет охоту за остальными, непременно их обнаружит. Он ни словом не обмолвился о Саймоне и Бренде, но и их ждет такая же участь, как и охранников Пейтона.
Она медленно выпрямилась в кресле и, вцепившись руками в подлокотники, уставилась невидящим взором на огонь. Шестеро взрослых и восемь детей. Человеку в здравом рассудке в голову не пришло бы, что можно убить столько людей и выйти сухим из воды. Но Родерик и людьми-то их не считал, скорее препятствиями на своем пути, мешающими ему творить свое черное дело.
Засов на двери снова лязгнул, и Кирсти замерла, ожидая увидеть Джиба и Уотти. В двери действительно появился Джиб со своей гнусной ухмылкой, но пришел он лишь для того, чтобы сторожить дверь, пока судомойка Дейзи внесет поднос с едой и питьем. Умом Джиб не отличался, но чувство самосохранения было у него развито не меньше, чем у Родерика. И Кирсти решила попытаться посеять раздор в рядах противника.
– Ведь ты знаешь, что задумал Родерик на сей раз, верно? – заговорила она.
– Да, он хочет отдать тебя нам с Уотти, чтоб ты от нас родила ребенка, – ответил Джиб.
– Да нет, дурак, я про тех людей, которых он собрался убить. Ведь он будет убивать их вашими руками, и петли вам не избежать.
Джиб только плечами пожал:
– Ну, к петле мы с Уотти давно готовы. Вопрос только, когда и за что. Ведь повесить человека можно всего раз. А я вот большое удовольствие получу, когда буду убивать того бесстыжего красавчика, с которым ты целый месяц в постели валялась. Ведь этот сэр Пейтон переспал с половиной женщин Шотландии, а вторая половина ждет не дождется, когда он удостоит их своим вниманием. Его давно пора убить.
– Думаете, его охранники будут стоять и смотреть, как вы его убиваете?
– Полагаю, старина Родерик и на слуг, и на охранников имеет свои виды, а если нет, мы и их убьем в схватке. Мне-то, по правде говоря, все равно. Старина Родерик не раз уже спасал нас от виселицы. Полагаю, и дальше будет спасать. Старина Родерик – человек умный.
– Старина Родерик совсем свихнулся, – отрезала Кирсти, – и его безумие, похоже, заразно.
Джиб нахмурился на мгновение, затем согласно кивнул:
– Да, похоже, он совсем спятил. Да и прежде был, должно быть, не в себе. Какой нормальный мужчина предпочтет маленьких мальчиков бабам? – Он обхватил рукой полную талию Дейзи, привлек ее к себе и ткнулся лицом в шею судомойки.
Дейзи побледнела, на лице ее появилось выражение такого испуга и отвращения, что Кирсти едва не кинулась на Джиба с кулаками. Но здравый смысл подсказал ей, что не следует этого делать. Чего бы она добилась, действуя таким образом? Получила бы пару новых синяков, да и Дейзи скорее всего крепко наказали бы. Тут она наконец заметила, что Дейзи пристально смотрит на нее, а визжит и отбивается больше для того, чтобы отвлечь Джиба. Встретившись с Кирсти глазами, она весьма красноречиво перевела взгляд на поднос и подмигнула. Кирсти с трудом сдержалась, чтобы не посмотреть, что именно Дейзи спрятала на подносе.
– Отпусти меня, дурак! – взвизгнула Дейзи и высвободилась из рук Джиба. – Милорд ждет, когда подадут угощение для него и его гостей. Мне надо возвращаться на кухню.
– Ну и иди, – сказал Джиб, грубо подтолкнув судомойку к двери. Уже выйдя в коридор, он заглянул в дверь и ухмыльнулся прямо в лицо Кирсти. – Увидимся позже. И отдохни как следует. Не так-то легко ублажить таких молодцов, как мы с Уотти.
Кирсти не сводила глаз с двери, пока Джиб запирал ее на ключ и на засов. Может, сами-стены Тейнскарра пропитались безумием Родерика за те десять лет, что он здесь живет, и теперь стали источать его, заражая других? Джиб, может, и не настоящий безумец, но назвать его нормальным тоже нельзя. Они с Уотти дожили до зрелого возраста, не имея ни капли совести. Впрочем, чему тут удивляться? Только совершенно бессовестные люди способны служить Родерику с такой преданностью.
Наконец она обратила внимание на поднос, который Дейзи поставила на маленький столик возле кресла. Едва она коснулась салфетки, как сразу поняла, что именно в ней находится то, что Дейзи ей принесла. Между складок ткани оказался простой, но очень острый кинжал. Пробуя на ладони остроту лезвия, Кирсти подумала: интересно, что, по мнению Дейзи, она может сделать таким ножичком? Кухонная прислуга всегда относилась к Кирсти с симпатией, но помогали они только в определенных пределах из-за страха перед Родериком. Конечно, Кирсти предпочла бы, чтобы ей помогли выбраться из Тейнскарра, но она понимала, что даже передать ей оружие было большим риском, и испытывала благодарность. Имея кинжал, чувствуешь себя не такой беспомощной.
Кирсти заставила себя поесть, через силу сжевала кусок хлеба и вновь принялась изучать кинжал. Быть может, повезет, и она сумеет убить этим кинжалом Родерика, если он снова явится к ней один. Может, ей даже удастся убить одного из двух мужланов, которые собираются ее изнасиловать, но она точно знала, что обоих ей не убить. Как только она нанесет удар одному, второй не замедлит убить ее. А ей не хотелось умирать, несмотря на то что ей предстояло выстрадать в самое ближайшее время. Не исключено, что кинжал ей переслали, чтобы она имела возможность убить себя. Впрочем, вряд ли.
Возможно, кухонная прислуга надеется, что ей каким-то чудесным образом удастся бежать. Уж очень не хочется разочаровать своих доброжелателей. Но в данный момент она видела только один путь бежать из этой спальни – через окно, а это было равносильно самоубийству. Единственное, чего она достигнет таким образом, – задаст Родерику нелегкую задачу: объяснять, каким образом его сбежавшая жена оказалась вдруг на дворе его собственного замка с разбитой головой, истекающая кровью. Впрочем, не такой уж это плохой вариант. И она решила, что пришла пора молиться о ниспослании чуда.
