Ханна Хауэлл
Благородный защитник
Глава 15
– А ты уверен, что Йен пролезет? – спросил Пейтон, заглядывая в темную дыру, вход в которую открыл Каллум.
С того места, где они находились, Пейтон видел на стенах Тейнскарра людей. Впрочем, деревья и кусты так разрослись вокруг замка, что эти люди не могли бы заметить ни Пейтона, ни его спутников. Странно, что сэр Родерик, усердно заботившийся о сохранении своих тайн, с такой небрежностью отнесся к тайнам, содержащимся внутри его собственной твердыни.
– Ну, может, на каком-то отрезке пути ход и будет ему тесноват, – ответил Каллум, – но он пролезет. Ход копали в расчете на мужчину в полном снаряжении.
– Я немного пройду за вами, – сказал Мэлки. – Вдруг вам придется спасаться бегством, и понадобится подмога, к тому же – кто знает – кто-то может обнаружить этот ход, пробежится по нему, увидит, что с этого конца лаз открыт, и поднимет тревогу.
– Об этом я не подумал, – сказал Каллум.
– Да неужто? – Мэлки улыбнулся, да так широко, что сарказм его совсем не показался обидным. – Ну давай, вперед. Покончим с этим поскорее.
Пейтон нырнул вслед за Каллумом в сырой и темный ход. Йен и Мэлки последовали за ним, а Дональд и Ангус остались сторожить лаз, который был единственным путем отступления. Едва Пейтон прошел несколько шагов по этому коридору, как понял, что больше всего на свете ненавидит темные низкие подземные ходы. Хоть Каллум и клялся, что коридор этот всего в несколько ярдов длиной, но Пейтону ярды эти показались милями.
Когда они достигли более широкой части хода, Пейтон остановился, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, наблюдая за тем, как Мэлки зажигает свечу. Затем он капнул воском на выступающий из стены камень и прилепил к нему горящую свечу. Даже этого слабого света оказалось достаточно, чтобы Пейтон успокоился.
– Это просто гроб какой-то, – пробормотал Йен, зажигая потайной фонарь, который они захватили с собой.
– Иногда темнота бывает безопаснее любого укрытия, – негромко заметил Каллум, тщательно изучавший пол. – Непохоже, чтобы после нас с леди Кирсти здесь кто-то был.
– А будут ходы, которыми часто пользуются? – спросил Пейтон.
– Может, один-два и будут, но вообще-то здесь редко кто бывает. В некоторых местах нам лучше не шуметь. Хотите, я подниму руку, когда мы приблизимся к такому месту, где надо соблюдать тишину?
– Хорошее предложение. Иди вперед, мальчик.
Пейтон был поражен тем, как неслышно двигался этот парнишка. К тому же Каллум, похоже, прекрасно знал, в каком направлении следует идти, хотя Пейтону это скопище ходов казалось настоящим лабиринтом. Лишь когда они свернули во второй раз, он заметил странные намалеванные и нацарапанные на стене знаки и попросил Йена поднести фонарь поближе.
– Что это такое? – спросил он Каллума, который немедленно присоединился к ним.
– Это мы с леди Кирсти сделали, – объяснил мальчик. – Стрела означает, что здесь надо идти прямо. Три двери – это три отверстия, которые мы пройдем, прежде чем доберемся до следующего полезного коридора. Видите букву «Р» над второй дверью? Это значит, что мимо этого места следует проходить очень тихо. Это отверстие находится прямо над креслом Родерика во главе стола в главном зале. Солнце на первой двери означает, что через этот отверстие можно выбраться наружу, но только на замковый двор. Вот почему солнце на рисунке хмурится. Кубок на третьей двери означает, что можно выбраться в то место, где хранят бочки с вином и элем.
– Умно, – похвалил Йен.
– Да, – согласился Пейтон. – А что, можем мы заглянуть в главный зал?
– Можем. – Каллум указал на два маленьких кружка по бокам двери, и Пейтон понял, что это глазки. – Вы хотите заглянуть туда?
– Думаю, это не повредит. Может, мы узнаем, где находится Родерик.
Каллум кивнул и вновь пошел вперед.
– Она сумела использовать против него его собственную твердыню, – шепнул Йен Пейтону. – Готов держать пари, что она знает все внутренности этой крепости как свои пять пальцев. Она могла уходить и приходить по своему желанию и следить за ним, когда пожелает.
– Очень похоже на то, – согласился Пейтон. – Да так она и делала последние три года. Что-то мне подсказывает, что ее достойный супруг до сих пор понятия не имеет о том, как ей удалось узнать о нем так много и каким образом она вывела из Тейнскарра детей.
Мгновение спустя Каллум поднял руку. В полной тишине Пейтон приблизился к отверстию, на которое ему указал мальчик. Приложив к отверстию глаз, Пейтон увидел весь главный зал. Он также увидел Родерика, который занят был жарким спором с несколькими мужчинами. Всех присутствующих отличала некоторая общность черт, из чего можно было заключить, что это, скорее всего какие-то родичи Родерика. С особым удовольствием Пейтон отметил, что Джиб и Уотти также околачиваются здесь.
Он еще некоторое время прислушивался к голосам спорящих, прежде чем дал сигнал Каллуму двигаться дальше. Родичи Родерика настаивали, чтобы он отомстил за то, что они полагали позорным пятном на своей фамильной чести. По причинам, которые остались загадкой даже для Пейтона, Родерик призывал своих родичей набраться терпения, но призывы эти только усиливали гнев и подозрительность приехавшей родни.
Да, с Макаями придется что-то делать, решил Пейтон. Насколько можно было судить по подслушанному отрывку спора, родня всерьез намеревалась начать действовать самостоятельно. На Родерика, похоже, уже посматривают косо, полагая его человеком, лишенным понятия о чести клана, и даже хуже того – трусом. Открытое столкновение с Макаями надвигалось с опасной стремительностью, а Пейтон предпочел бы, чтобы это произошло на его собственных условиях.
Какой-то шум впереди вывел его из задумчивости. Все остановились. Йен быстро закрыл створку потайного фонаря. Пейтон обнажил меч, а Каллум – нож, висевший у него на поясе. Они ясно видели впереди мерцающий огонек, но кто держал свечу, различить было невозможно.
– Я знаю, что тут кто-то есть, – нарушил тишину дрожащий женский голос. – Я Дейзи, судомойка.
Каллум осторожно приблизился к женщине, и Пейтон увидел, что мальчик расслабился.
– Что ты тут делаешь, Дейзи? – подал голос Каллум.
От стены отделилась полная женщина.
– Каллум! А мы уж думали, тебя нет в живых. – Женщина пристально смотрела в сторону Йена и Пейтона. – Кого ты привел с собой, мальчик? Вы идете выручать миледи?
– Да. Она в своей спальне? – спросил Каллум, убирая нож в ножны.
Дейзи кивнула:
– Заперта крепко-накрепко, бедняжка. Я помню, ты говорил, что можно тайно проникнуть в ее спальню, но нельзя выйти оттуда иначе, чем через дверь. Ну, я и подумала, что, может, мне удастся найти эту тайную дверь и вывести ее оттуда, но я стою здесь уже очень давно, потому как не знаю, куда поворачивать, а идти наугад не решаюсь. Трусиха я, вот и боюсь потеряться. Пройдет много лет, прежде чем какой-нибудь другой заблудившийся бедняга споткнется о мои бедные старые косточки. – Она вздохнула и сокрушенно покачала головой.
– Вижу, ты старалась как могла. А миледи мы отсюда выведем:
– Тогда поторопитесь. Потому как наш-то злодей уже собирался отдать ее Джибу и Уотти, но приехали его родичи и потребовали, чтобы он их немедленно принял. Я как раз хлеб им недавно относила, так, по моему мнению, эти родичи не слишком долго здесь еще пробудут. И как только они уедут, Джиб и Уотти отправятся к миледи в спальню. Я передала ей кинжал, только что можно сделать маленьким кинжалом против двух таких здоровяков! Разве что она, бедняжка, пронзит этим кинжалом свое собственное доброе сердечко.
– Никогда миледи не сделает этого! Я так нисколько не сомневаюсь, что она зарежет одного из этих здоровых уродов. Конечно, как только она зарежет одного, другой сразу же сломает ей шею. Но по крайней мере она падет в бою, верно? – Дейзи ахнула, затем вздохнула, так как Пейтон, выступив из темноты, подошел к ней, склонился в поклоне и поцеловал ей руку. – Ах, Боже мой, Боже мой! Вы, должно быть, сэр Пейтон. Прекрасный рыцарь, так?
– Благодарю вас, Дейзи, – сказал Пейтон. – И от всей души – за то, что вы передали Кирсти кинжал.
– Ах, сэр, если вы желаете выказать бедной женщине свою благодарность, так здесь за углом есть укромная ниша…
– Дейзи! Он – мужчина леди Кирсти, – сказал Каллум.
– В самом деле, сэр? – обратилась она к Пейтону. Пейтон слабо улыбнулся:
– Так оно и есть.
– Ну, что ж, она девочка добрая, сердце у нее золотое. Ах, а это что ж за интересный мужчина? – спросила она, глядя на Йена, который встал рядом с Пейтоном.
– Он женат, – сказал Каллум.
– Ну, чего женушка не знает, то… – начала было Дейзи, поглаживая Йена по плечу.
– Он женат на страшно ревнивой и злой, просто бешеной женщине.
Дейзи вздохнула:
– Ну, тогда нечего мешкать. А я здесь посторожу. И ежели кто и явится сюда, то уж я найду чем его отвлечь, да так, что дурак не заметит, даже если целая армия протопает мимо него.
Они прошли еще несколько ярдов, и Каллум остановился у подножия небольшой каменной лестницы. Он склонился к Пейтону и прошептал:
– Теперь надо двигаться очень тихо. Мы будем проходить мимо комнат, в которых частенько кто-нибудь есть. А мы с леди Кирсти не успели проверить, доносятся ли туда какие-нибудь звуки отсюда и нельзя ли увидеть свет фонаря.
Пейтон кивнул и осторожно двинулся вслед за мальчиком. Постоянная необходимость соблюдать тишину, так же как и встреча с Дейзи, заставила их потерять драгоценное время. Хоть Пейтон и мечтал встретиться в честном бою с Родериком и его прихвостнями, однако он не мог не понимать, что сейчас не самое подходящее время для поединков на мечах. Сейчас главное – незаметно вывести Кирсти из Тейнскарра и благополучно привезти домой прежде, чем пропажа будет обнаружена. Чем больше времени займет путь к ее спальне, тем больше вероятность, что они застанут ее уже не одну.
Внезапно Каллум остановился, и Пейтон напрягся всем телом. Скоро он понял, что мальчик заглядывает в еще один глазок. Затем Каллум прижался к глазку губами и заворковал по-голубиному. Прошло мгновение, показавшееся вечностью. И вот голубю ответил черный дрозд, негромко, но отчетливо. Затем звуки повторились еще дважды, с небольшими вариациями, и только после этого Каллум, расплывшись в улыбке, повернулся к Пейтону.
– Она одна, – объявил он.
Пейтон помог Каллуму сдвинуть тяжелую дверь. Каллум вошел в комнату и оказался в объятиях Кирсти. Хоть Пейтон и улыбался при виде того, с какой яростью Каллум протестовал против подобных нежностей, а все же он не мог не отметить, что немного ревнует к одиннадцатилетнему мальчику. Но мгновение спустя Кирсти была уже в его объятиях, и он обнимал ее, все крепче прижимая к себе.
Только сейчас Пейтон осознал, как много значила для него Кирсти. Хотя для подобных озарений момент был не самый подходящий. Ужас, охвативший его, когда он думал, что Кирсти потеряна для него навсегда, постоянная тревога о том, что может с ней случиться, наконец, радость, которую он испытал, когда она вновь оказалась в его объятиях, – все это могло иметь только одно объяснение. То, что он испытывал к этой девушке, была не просто страсть, не симпатия или уважение. Это было то сложное, не поддающееся определению чувство, которое называется любовью. В одном Пейтон совершенно не сомневался: Кирсти должна остаться с ним навсегда.
Вдруг он заметил, что Кирсти дрожит.
– Кирсти?
Она крепко поцеловала его, чтобы прекратить расспросы. Чудо, о котором она молилась, произошло. И она вовсе не собиралась тратить драгоценное время на разговоры. Боль от побоев еще не утихла, холодный ужас сковывал тело, и ей хотелось уйти отсюда немедленно.
Она схватила Пейтона за руку и потащила к двери, в которую он только что вошел.
– Некогда сейчас разговаривать. Потом обо всем тебе расскажу. Не упущу ни единой детали. Только не сейчас.
И они пошли по тайному ходу, двигаясь быстро и бесшумно, пока не добрались до того места, где их дожидалась Дейзи.
– Ну слава Богу! – прошептала Дейзи и порывисто обняла Кирсти. – Уходи, девочка! Беги, спрячься в надежном месте.
– Именно так я и сделаю. – Кирсти вложила в руку женщины кинжал, который так утешил ее в трудную минуту. – Вот, возьми.
– Оставь его себе.
– Нет. Положи его на место, пока никто не хватился. – Она бросила взгляд на ожидавшую ее хорошо вооруженную троицу. – Я под надежной защитой.
– Что верно, то верно.
– Будь осторожнее, Дейзи!
– Я всегда осторожна. – Дейзи смотрела им вслед, пока они не скрылись в темноте, после чего отправилась на кухню.
Родерик смотрел на опустевшую спальню, не веря своим глазам. Джиб и Уотти разразились бранью, тщетно обыскивая комнату. Каким-то образом ей снова удалось сбежать! Хмуря брови, он подошел к окну, выглянул наружу, но не слишком удивился, не обнаружив внизу ее распростертого безжизненного тела. И испытал некоторое разочарование, это решило бы почти все проблемы, а объяснить самоубийство жены было бы не так трудно.
– Ну не через окно же она сбежала? – спросил Уот-ти, подошедший к Родерику сзади и тоже выглянувший наружу.
– Ох, нет, только не это! Не может быть! Господи, только не это!
Женщина втиснулась между Родериком и Уотти, выглянула в окно и со вздохом принялась вытирать слезы уголком передника. Какое-то время Родерик с недоумением смотрел на нее и наконец узнал. Это была судомойка Дейзи. Запах репы и пота заставил его поморщиться, и он отошел на шаг.
– Ох, как вы меня напугали, – сказала Дейзи.
– Что ты здесь делаешь? – сердито спросил Родерик.
– Пришла забрать поднос с остатками еды, – ответила Дейзи, подходя к столу.
– Еды? Я же приказал – не носить моей жене никакой пищи. – Он прошел к столу, изучил остатки трапезы Кирсти. – Да это было настоящее пиршество! Я не приказывал ничего подобного!
– Ну, кто-то другой, значит, приказал – ведь дали же мне поднос и велели отнести сюда. – Дейзи пожала плечами. – Не мое дело здесь вопросы задавать.
– На мне лежит какое-то проклятие! Я окружен дураками и предателями! – И Родерик смахнул все со стола.
Дейзи опустилась на колени и принялась подбирать с пола то, что свалил Родерик. Подбирала не спеша, прислушиваясь к гневным воплям Родерика. Джиб и Уотти попытались было предложить какой-то план, как заполучить леди Кирсти назад, но их повелитель был не в том состоянии, чтобы выслушивать планы. Из того, что Дейзи сумела понять, ясно было, что милорда интересует только одно: как бы поскорее убить леди Кирсти и всех, с кем она разговаривала. Хотя Дейзи всегда подозревала, что хозяин не совсем в своем уме, но услышанное заставило ее подумать, что, похоже, из-за недавних неприятностей, которые ему пришлось пережить из-за леди Кирсти, рассудок милорда окончательно помутился. На лице судомойки появилось отвращение, когда Родерик, выходя, изрыгал брань и проклятия.
Только она поднялась на ноги, как заметила, что Джиб и Уотти вовсе не покинули комнату вместе с хозяином, а стоят и смотрят на нее взглядом, значение которого было ей хорошо знакомо.
– А вам чего надо, дурни?
– Видишь ли, Дейзи, – ответил Джиб, приобняв ее за талию и привлекая к себе. – Мы с Уотти пришли сюда, так сказать, в полной боевой готовности, настроившись на всякие разные утехи, а эта сучка взяла да сбежала. Но настроены-то мы как и прежде, и готовность у нас боевая.
– А, понимаю! По-вашему, мне только и дела, что вас ублажать? – спросила Дейзи.
– Мы дадим тебе по шиллингу каждый. – Джиб тащил судомойку к постели.
– Что?! – взревел Уотти. – Чего ради мы станем платить ей? – Он стал раздеваться.
– По крайней мере она постарается, верно ведь, Дейзи? – Джиб тоже разоблачился.
– Ладно, только дайте мне два шиллинга прямо сейчас, и дверь закройте, дурни!
Дейзи быстро цапнула монеты с ладони Джиба и сунула в карман передника. Что ж, если повезет, она успеет ускользнуть с деньгами прежде, чем один из этих олухов вспомнит о монетах и отберет их обратно. Раздеваясь, она следила глазами за Уотти, который пошел прикрыть дверь. Конечно, он был совершенный скот и ничего толком не умел, зато мужское хозяйство у него было как у быка. Джиба природа тоже не обидела, к тому же он кое-что умел. Дейзи прекрасно понимала, что эти олухи все равно взяли бы ее, скажи она хоть «нет», хоть «да». И то, что она согласилась добром, избавило ее от нескольких лишних синяков.
Когда Уотти повалил ее на постель и взгромоздился сверху, Дейзи подумала, что в некотором смысле помогает сейчас леди Кирсти. Пока эти дураки возятся тут с ней, некому привести в чувство разбуянившегося милорда и снарядить погоню. Миледи благополучно скроется и станет готовить новое нападение на своего супруга. Уотти грубо вошел в нее, и она поморщилась, но тут Джиб принялся за ее грудь, и Дейзи решила, что, пожалуй, сможет получить некоторое удовольствие. Она вспомнила того прекрасного мужчину, с которым, надо полагать, леди Кирсти скоро разделит ложе, и вздохнула. Дейзи закрыла глаза и попыталась представить себе двоих мужчин, которых встретила в подземном коридоре. Очень скоро она пришла к выводу, что воображение – чрезвычайно полезная вещь.
Кирсти сидела на постели Пейтона и смотрела, как он моется. Сразу по прибытии она поблагодарила всех, рассказала вкратце, что с ней произошло, уверила друзей, что никакого серьезного вреда ей нанести не успели, после чего Элис принялась приводить ее в порядок. Она вымыла Кирсти, накормила и напоила каким-то вкусным отваром, который должен был утишить боль. Сейчас Кирсти почувствовала себя намного лучше, словно слегка опьянела, но страхи ее не покинули.
Когда Пейтон снял с нее одежду, она с готовностью забралась под одеяло и свернулась калачиком. Рука ее скользнула по его теплому боку, и она вдруг поняла, что боится в основном за него. Но как только он прижал ее к себе, чувство опасности исчезло. Это было не слишком логично, но, решила она, логика не всегда уместна. Бог не допустит, чтобы это чудовище, Родерик, уничтожило Пейтона, являвшего собой чудо красоты и телесной и душевной.
– Ты уверена, что все остальное у тебя в порядке? – спросил Пейтон, нежно касаясь губами ее разбитой челюсти.
– Да, но я тоже успела причинить ему боль, – ответила она, целуя его. – Я знала, что получу свое, потому что визжала и брыкалась. Вот он и стукнул меня по голове так, что я была без сознания. Но до этого успела пнуть его в пах, он даже рухнул на колени и побледнел.
Сегодня Кирсти была как-то особенно возбуждена. Видимо, на нее подействовал отвар, которым ее напоила Элис. Они несколько раз взмывали на вершину блаженства и никак не могли насытиться друг другом.
Наконец силы влюбленных иссякли и они лежали в блаженном оцепенении. Первой заговорила Кирсти.
– Родерик совершенно обезумел, – сказала она, спокойно встретив встревоженный взгляд Пейтона. – Он твердит, что это по моей вине руки у него по локоть в крови.
Пейтон разгневался, ничего не сказал, только сел на постели. Он с самого начала подозревал, что Кирсти рассказала не все, но решил проявить терпение и дать ей время оправиться от ужасных переживаний.
– Он говорит, что я не понимаю его отношений с детьми. Считает себя благодетелем и взамен того, что с такой щедростью дает детям, просит лишь о небольшой услуге. Он обвиняет меня в предательстве, в том, что я скрыла от него, что уже созрела как женщина, о чем он узнал только в первую брачную ночь. Не распространяй я о нем лживые слухи, ему не пришлось бы никого убивать. А дети, которых он лишил жизни, все равно умерли бы. Теперь он намерен расправиться с тобой, Элис, Йеном, твоими охранниками. Ну и, конечно, со мной. Но после того, как отдаст меня на потеху своим приспешникам, и я от них понесу.
– Господи!
– Обвинений, которые он мне бросил, и не перечесть. Я рассказала о главных. Я считала его, ну, не совсем нормальным, из-за его болезненной страсти к детям, но поняла, что он окончательно свихнулся. И мне стало страшно. Ведь с безумцем невозможно бороться!
Он опустился на колени у ее ног.
– Возможно. Потому что он – враг. Независимо от того, свихнулся он или нет. Да, – продолжал он, видя, что она смотрит на него с сомнением. – Будет лишь чуть труднее угадывать его следующий шаг. Мы знаем, что он намерен совершить. Проблема в том – где и каким образом. Безумца можно ранить, и у него потечет кровь, как у любого нормального человека. Можно пронзить его сердце мечом, лишив жизни. Я выполню свой долг, долг твоего защитника, и навсегда избавлю тебя от страха. Заставлю забыть твоего сумасшедшего мужа.
– Мне горько признаваться в этом, но ты был прав. Родерик мне не муж и не имеет на меня никаких прав. – Лицо Пейтона озарилось радостью. – Так что я теперь не прелюбодейная жена, а просто распутная девица.
– Очень интересно. – Губы Пейтона коснулись темных завитков меж ее бедер. – Сейчас выясним, отличается ли распутная девица от прелюбодейной жены на вкус.
Не успел его ловкий язык проделать и трех быстрых движений, как Кирсти совершенно перестала интересоваться, к какому выводу он пришел, – ее волновало одно: только бы он не перестал ласкать ее, чтобы сообщить свое мнение.
