Робин Хобб
Судьба шута
Впрочем, я еще помнил времена, когда с нетерпением ждал любой возможности покинуть замок и просыпался на рассвете от радостного предвкушения новых приключений. Я был готов отправиться в путь, когда остальные еще только открывали глаза.
Не знаю, когда я потерял способность чувствовать радостное возбуждение, предвкушая путешествие, но я ее потерял. Я ощущал лишь нарастающий ужас. Одна только мысль о необходимости провести в море, в тесной каюте много дней заставляла меня мечтать о возможности отказаться от этого испытания. Я даже думать не позволял себе о том, какой прием ждет нас на Внешних островах, и о том, что нам придется провести некоторое время среди скал, где царит вечный холод. Воображение отказывало мне, когда я вспоминал, что нам придется разыскать во льдах дракона и отрубить ему голову. Почти каждый вечер я возмущался нарческой, которая выбрала такое необычное испытание для принца, заставив его доказать делом, что он достоин ее руки. Снова и снова я искал в ее поступках мотив, понятный мне, и не находил его.
Сейчас, шагая по улицам Баккипа, по которым разгуливал ветер, я размышлял над тем, что пугало меня больше всего – мгновение, когда Шут узнает, что я открыл его планы Чейду. Хотя я сделал все, что было в моих силах, чтобы помириться с Шутом, с тех пор я редко проводил с ним время. Частично я делал это сознательно, чтобы каким-нибудь жестом или словом не выдать своего предательства. Впрочем, по большей части Шут и сам не слишком стремился со мной встречаться.
Лорд Голден, как он теперь себя называл, недавно резко изменил манеру своего поведения. Огромное состояние позволяло ему одеваться в экстравагантные костюмы и без конца покупать дорогие безделушки. Но сейчас он тратил свои средства на гораздо более вульгарные вещи. Деньги сыпались из его карманов, как пыль из половика, который выбивает старательный слуга. Кроме апартаментов в замке, лорд Голден снял весь верхний этаж в «Серебряном ключе», городской гостинице, популярной среди состоятельных жителей Шести Герцогств. Модное заведение прилепилось, точно листок, к крутому склону скалы – во времена моего детства это место считалось не самым лучшим для строительства. Однако отсюда открывался отличный вид на море и весь город.
В заведении лорд Голден держал собственного повара и множество слуг. Слухи о редких винах и экзотических блюдах, которые там подавались, делали его обеды более популярными, чем королевские. Когда он обедал с близкими друзьями, самые лучшие актеры и менестрели Шести Герцогств сражались между собой за внимание его гостей. Никого не удивляло, когда он приглашал менестреля, акробата и жонглера выступить одновременно в разных углах обеденного зала. За обедом всегда следовали азартные игры, где ставки были так высоки, что в них могли принять участие только самые богатые или расточительные молодые аристократы. День у него начинался поздно, а ночь – на рассвете.
Поговаривали, что лорд Голден услаждал не только свой желудок. Когда в гавань прибывали корабли, заходившие в Удачный, Джамелию или на Пиратские острова, они доставляли ему очередного гостя. Куртизанки, украшенные изысканной татуировкой, бывшие джамелийские рабы, стройные юноши с накрашенными глазами, женщины в боевом снаряжении и моряки с суровыми лицами заходили к нему в комнаты, оставались там на ночь или несколько ночей, а затем снова уплывали на кораблях. Кое-кто утверждал, что они привозили ему изысканные благовония для получения Дыма, а также джидзин, джамелийское развлечение, ставшее популярным в Баккипе и Оленьем замке. Другие говорили, что они удовлетворяют его «джамелийские потребности». Если же кто-то осмеливался задать прямой вопрос касательно гостей лорда Голдена, тот лишь приподнимал брови или упрямо уходил от ответа.
Как это ни странно, столь вызывающее поведение делало его еще более популярным среди определенных слоев аристократии Шести Герцогств. Многих юношей самым суровым образом отзывали из Оленьего замка домой, других неожиданно навещали родители, желающие знать, отчего их чада требуют раз от раза высылать все больше денег, говоря, что эти средства необходимы им для жизни при дворе. Те, кто был настроен более консервативно, твердили, что молодой иностранец сбивает молодежь с пути истинного. Но невольное восхищение излишествами и порочностью лорда Голдена легко побеждало осуждение. О нем рассказывали самые невероятные истории. Однако в основании сплетен всегда лежало истинное событие. Лорд Голден отправился путешествовать по царству неумеренности, приблизиться к которому не осмеливался никто со времен Регала.
Я не понимал, почему он так себя ведет, и меня это очень беспокоило. Играя свою роль Тома Баджерлока, я не мог открыто общаться с лордом Голденом, а он не искал моего общества. Даже когда он проводил ночь в замке, он заполнял все свое время развлечениями и уходил спать, когда небо начинало сереть. Кое-кто утверждал, что он переселился в город, чтобы быть ближе к местам, где процветают азартные игры и удовольствия самого низкого сорта, но я подозреваю, что он хотел находиться как можно дальше от всевидящего ока Чейда, а таинственные гости были всего лишь посыльными от его друзей на юге. Я не знал ни какие известия они ему приносили, ни зачем он так компрометирует себя и пускает на ветер свое состояние, ни какие сообщения он отправляет в Удачный и Джамелию.
Впрочем, эти вопросы ничем не отличались от моих размышлений о мотивах нарчески, потребовавшей, чтобы принц убил дракона по имени Айсфир. Ответов не было, а я лишь зря тратил часы, которые мог бы вместо этого посвятить сну. Я взглянул на изысканные решетки, украшавшие окна «Серебряного ключа». Ноги сами, не спрашивая совета у головы, принесли меня сюда. В окнах на верхнем этаже горел яркий свет, и я видел, что по огромной комнате расхаживают гости. На единственном балконе о чем-то оживленно разговаривали женщина и юноша. По их голосам я понял, что они уже немало выпили, – сначала они говорили тихо, но потом начали ссориться, и я наклонился, сделав вид, что мне нужно завязать шнурки.
– У меня появилась прекрасная возможность прибрать к рукам кошелек лорда Верданта, но нужны деньги, чтобы сделать ставку. Отдай то, что ты мне должна! – потребовал юноша.
– Не могу. – Женщина старательно выговаривала слова, словно убеждая саму себя, что она совершенно трезва. – У меня нет денег, дружок. Но скоро будут. Когда лорд Голден заплатит мне то, что проиграл вчера, ты получишь свои денежки. Если бы я знала, что ты будешь так жадничать, я бы в жизни не стала у тебя одалживать.
Молодой человек возмущенно вздохнул.
– Когда лорд Голден отдаст тебе деньги? Это все равно что никогда. Всем известно, что он по уши в долгах. Если бы я знал, что ты собираешься с ним играть, я бы ничего тебе не дал.
– Что ты несешь? – возмутилась женщина после потрясенного молчания. – Всем известно, что у него огромное состояние. Когда прибудет следующий корабль из Джамелии, у него будет денег столько, что он сможет расплатиться со всеми.
Спрятавшись в тени за углом гостиницы, я наблюдал за ними и внимательно прислушивался к разговору.
– Если следующий корабль из Джамелии прибудет… в чем я лично сомневаюсь, судя по тому, как развиваются военные действия. Да и вообще судно должно быть размером с гору, чтобы лорд Голден смог отдать все долги! Ты разве не слышала, что он даже за свои комнаты не платит и хозяин держит его здесь только потому, что он привлекает посетителей?
Женщина сердито отвернулась, но юноша схватил ее за запястье.
– Послушай, дура! Я не намерен бесконечно ждать, когда ты сможешь отдать мне долг. Так что постарайся достать деньги сегодня! – Он оглядел ее с головы до ног и хрипло добавил: – Можешь расплатиться не только деньгами.
– А, леди Валериана. Вот вы где. А я вас повсюду ищу, милая плутовка. Неужели вы меня избегаете?
Я услышал ленивый голос лорда Голдена, вышедшего на балкон. Свет, падавший из-за спины, вычертил его силуэт и заставил сиять золотые волосы. Легко опираясь на перила балкона, лорд Голден посмотрел на город, раскинувшийся внизу. Мужчина тут же выпустил руку своей собеседницы, и та, вздернув подбородок, отошла от него и встала рядом с лордом.
Чуть склонив голову набок, она заговорила тоном капризного ребенка:
– Дорогой лорд Голден, лорд Кейпебл только что заявил, будто вы не намерены отдать мне долг. Прошу вас, скажите ему, что он ошибается!
Лорд Голден приподнял одно изящное плечо.
– Стоит задержаться с выплатой долга на пару дней, как про тебя тут же начинают распространять мерзкие слухи. Вне всякого сомнения, человек не должен больше того, что он может позволить себе проиграть… или без чего сможет обойтись, пока ему не заплатят. Вы со мной не согласны, лорд Кейпебл?
– Или точнее будет сказать – человек не должен ставить больше того, что он может сразу же заплатить, – ехидно заметил тот.
– Ну-ну, разве в таком случае наши ставки не будут ограничены лишь тем, что мы в состоянии унести в своих карманах? Очень невысокие получатся ставки. Кстати, юная леди, как вы думаете, почему я так настойчиво вас искал, если не затем, чтобы отдать долг? Здесь, думаю, вы найдете большую часть того, что я вам должен. Надеюсь, вы не против того, что я расплачиваюсь с вами не деньгами, а жемчугом.
Женщина вскинула голову, бросая вызов мрачному лорду Кейпеблу.
– Ни капельки не против. А если кто-то и будет возражать, пусть дожидается звонких монет. Мы ведь играем не ради денег, верно, лорд Голден?
– Разумеется. Риск – это наслаждение, а выигрыш – всего лишь удовольствие. Вы со мной не согласны, Кейпебл?
– А если не согласен, что изменится? – мрачно поинтересовался тот.
Мы с ним оба заметили, что женщина, похоже, не собиралась отдавать ему свой долг.
Лорд Голден громко рассмеялся, и его мелодичный смех разорвал холодную тишину весенней ночи.
– Ничего, дружище. Конечно же ничего! А теперь, надеюсь, вы оба готовы последовать за мной и отведать новое вино. Стоя на холодном ветру, можно легко простудиться до смерти. Вне всякого сомнения, друзья могут найти местечко потеплее, чтобы поговорить наедине.
Я подождал еще немного, а потом вышел из тени. Я разозлился на Шута за то, что он без труда заметил меня, да и его предложение встретиться в другом месте прозвучало слишком непонятно. Мне очень хотелось посидеть и поговорить с ним, но еще больше я боялся, что он сумеет узнать о моем предательстве. Я решил, что лучше не встречаться с другом, чем увидеть обиду в его глазах. Печально, в полном одиночестве шел я по ночным улицам города, а холодный ветер неумолимо толкал меня в сторону замка.
III
Тревога
И тогда Хокин рассвирепел на тех, кто возмущался его отношением к своей Изменяющей, и решил продемонстрировать свою власть над ней. «Возможно, она еще ребенок, – заявил он. – Но это ее груз, и она должна его нести. И ничто не может подвергнуть сомнениям ее роль или заставить ее пожелать для себя спасения ценой благополучия всего мира».
И он потребовал, чтобы она отправилась к своим родителям и отказалась от них, сказав: «У меня нет матери. И у меня нет отца. Я всего лишь Изменяющая Белого Пророка Хокина». А потом она должна была заявить: «Я возвращаю вам имя, которое вы мне дали. Теперь я больше не Редда, я Косоглазка, так назвал меня Хокин». Он выбрал ей это имя, потому что у нее один глаз всегда смотрел в сторону.
Она не хотела делать то, что он приказал. Она плакала, когда шла к своим родителям, плакала, когда произносила слова, и плакала по пути назад. Два дня и две ночи слезы текли из ее глаз, и он позволил ей эту скорбь. А потом Хокин сказал ей: «Косоглазка, осуши слезы».
И она повиновалась. Потому что таков был ее долг.
Писарь Катерен о Белом Пророке Хокине
Когда до отъезда остается двенадцать дней, кажется, что времени для подготовки вполне достаточно. Даже за семь дней представляется, что можно все успеть. Но когда их всего пять, потом четыре и три, проходящие часы лопаются, точно мыльные пузыри, а дела, выглядевшие прежде легкими, становятся невероятно сложными. Я должен был упаковать все, что могло мне пригодиться в роли королевского убийцы, шпиона и мастера Силы, но при этом так, чтобы казалось, будто я взял с собой только то, что необходимо простому стражнику. А еще мне предстояло попрощаться с друзьями – и я понимал, что это будет очень трудно.
Единственное, что меня радовало в нашем путешествии, так это то, что рано или поздно мы вернемся домой, в Олений замок. Страх и беспокойство отнимают гораздо больше сил, чем тяжелый труд, а мои тревоги нарастали с каждым днем. За три ночи до отплытия я был едва жив от мучивших меня мыслей. Напряжение разбудило меня задолго до рассвета, и я понял, что больше уже не усну. Я сел на кровати. Угли в камине освещали лишь кочергу и совок, стоявшие сбоку от него. Постепенно мои глаза привыкли к сумраку комнаты без окон. Я прекрасно знал ее еще с тех времен, когда был учеником убийцы. Я тогда не думал, что когда-нибудь она станет моей. Я встал с кровати Чейда, не обращая внимания на скомканные простыни и распрощавшись с ее теплом.
Затем я развел в камине огонь и подбросил небольшое полено. Повесил над огнем котелок. Несколько минут я уговаривал себя приготовить чайник и заварить чай, но без особого успеха. Мне так и не удалось отдохнуть за ночь. Беспокойство мешало спать, а усталость – признать, что для меня начался новый день. По мере того как приближался день отплытия, неуютная, жалкая комната становилась все более родной и милой моему сердцу. Я зажег фитиль от огня в камине и поднес к свечам в канделябре, стоявшем на старом, покрытом шрамами столе. Стул, на который я с усталым стоном опустился, показался мне ледяным.
Так и не сняв ночной рубашки, я уселся за стол и принялся изучать карты, которые собрал вчера вечером. Они все были с Внешних островов, но так сильно отличались друг от друга размерами и композицией, что я никак не мог понять, что их связывает. По довольно странной традиции жители Внешних островов делают карты только на шкуре морских млекопитающих или рыб. Я подозревал, что их вымачивают в моче, потому что от них исходил весьма характерный запах. Кроме того, законы Внешних островов требуют, чтобы каждый остров был представлен в виде божественной руны да еще и на отдельной карте.
А это означает, что на картах имелось огромное количество всевозможных украшений, не имевших никакого отношения к очертаниям и характеристикам самого острова. Эти добавления имели огромное значение для жителей Внешних островов, они указывали на течения и якорные стоянки, а также степень «везения» данного острова – хорошее, плохое или нейтральное. Но, на мой взгляд, закорючки только все путали. Четыре карты, которые мне удалось раздобыть, были составлены разными людьми и в разном масштабе. Я разложил их на столе, примерно сопоставив друг с другом, но все равно получил весьма смутное представление о том, какое расстояние нам придется преодолеть. Я проследил наш маршрут по всем картам, а пятна на старом столе изображали неизвестные опасности, которые приготовило нам море.
Из Баккипа мы поплывем на Скирен. Это не самый большой из Внешних островов, но считается, что на нем находятся лучший порт и плодородные земли, а следовательно, там живет больше всего людей. Пиоттр, дядя нарчески, говорил про Зилиг с пренебрежением. Он объяснил Чейду и Кетриккен, что Зилиг, очень оживленный порт Внешних островов, стал прибежищем людей самого разного сорта. Иноземцы приплывают сюда, чтобы заключать торговые сделки или просто поглазеть на острова, и, по мнению Пиоттра, слишком многие из них остаются, прививая местным жителям варварские обычаи. Кроме того, в Зилиг заходят за припасами промысловые суда – они добывают морских животных, источник шкур и масел. Так вот, неотесанные матросы с этих судов развратили многих юношей и девушек, живущих на островах. По его словам, получалось, что Зилиг – это опасное и мерзкое место, а те, кто живет там, – отбросы рода человеческого.
Там мы бросим якорь. Материнский дом Аркона Бладблейда находится на противоположном берегу Скирена, но на Зилиге у него имеется «дом-крепость», где члены семьи останавливаются, когда бывают на острове. Там мы встретимся с представителями Хетгарда, свободного союза вождей Внешних островов, чтобы обсудить наши планы. Мы с Чейдом очень опасались этой встречи. Чейд предполагал, мы столкнемся с противодействием вождей – по части самого бракосочетания, а также испытания, которое назначила принцу нарческа. Многие жители Внешних островов считали Айсфира их стражем, и то, что мы собираемся отрубить ему голову, может быть встречено, мягко говоря, не слишком благосклонно.
После совета на Зилиге мы пересядем с нашего корабля на корабль Внешних островов, более подходящий для мелких вод, с капитаном и командой, знающими их как свои пять пальцев. Они доставят нас в Уислингтон-на-Мейле, поселение на родном острове клана нарвала, к которому принадлежат Эллиана и Пиоттр. Дьютифула представят ее родным и введут в материнский дом. Далее состоится празднование помолвки, а также принц получит инструкции на предмет того, как лучше исполнить волю нарчески. После посещения родной деревни клана мы вернемся в Зилиг, взойдем на борт корабля и отправимся на Аслевджал к дракону, который находится под толщей льда.
Неожиданно я разозлился и резким движением отодвинул карты в сторону. Потом я опустил голову на сложенные руки и стал смотреть в темноту, пойманную в капкан между моими запястьями. Внутри у меня все сжималось от ужаса. Меня пугало не столько предстоящее путешествие, сколько неведомые беды, с которыми нам наверняка придется столкнуться еще прежде, чем мы ступим на борт корабля.
Круг магов Силы не слишком продвинулся в своих занятиях. Я подозревал, что, несмотря на мое предупреждение, Дьютифул и лорд Сивил продолжают использовать Дар и что принца могут поймать. В последнее время он стал открыто приближать к себе людей Древней Крови. Даже если королева и объявила, что в Одаренности нет ничего позорного, простые люди да и многие из ее придворных продолжали с презрением относиться к тем, кто практиковал Звериную магию. Принц рисковал собственным благополучием и, возможно, помолвкой. Я не имел ни малейшего понятия о том, как на Внешних островах относятся к Дару.
Беспокойные мысли без устали, ни на минуту не давая расслабиться, метались в моем мозгу. Нед продолжает волочиться за Сваньей, и мне очень не хотелось оставлять его без присмотра. Пару раз, когда мои сны касались снов Неттл, она казалась мне скрытной и одновременно взволнованной. Свифт с каждым днем становился все более упрямым. Я знал, что с радостью избавлюсь от ответственности за него, но тем не менее буду волноваться, что с ним станется в мое отсутствие. Я еще не сообщил Чейду о том, что Уэб знает мое настоящее имя. Отчаянное желание поговорить с кем-нибудь откровенно, заставляло меня еще острее чувствовать свое одиночество. Мне не хватало Ночного Волка так же сильно, как и прежде.
Я больно стукнулся лбом о стол и мгновенно проснулся. Сон, бежавший, когда я лежал в кровати, настиг меня за столом. Тяжело вздохнув, я выпрямился, расправил плечи и решил, что пора смириться с тем, что для меня начался новый день. У меня было полно дел и очень мало времени. А выспаться я смогу на корабле, да и поволноваться о предстоящих испытаниях тоже. Меньше всего на свете я любил долгие путешествия по морю.
Я встал и потянулся. Скоро рассвет, значит пора одеться и отправляться в Сад Королевы на утреннее занятие со Свифтом. Пока я дремал, вода в котелке почти вся выкипела. Я смешал ее с холодной в тазу, привел себя в порядок и оделся. Простая кожаная куртка, рубашка и синие штаны. Я натянул мягкие сапоги и завязал короткие волосы в воинский хвост.
После занятия со Свифтом я должен был встретиться с кругом Силы, что меня совсем не радовало. С каждым днем мы понемногу продвигались вперед, но для Чейда этого было недостаточно. Он рассматривал свои неудачи как полный провал. Его разочарование создавало напряжение, постоянно сопровождавшее наши встречи. Вчера я заметил, что Олух боится встречаться со стариком глазами, а сквозь вежливое выражение на лице Дьютифула частенько проглядывает отчаяние. Я поговорил с Чейдом, постаравшись убедить его в том, что он должен быть более милосердным к самому себе и терпимым к слабостям остальных членов круга. Он принял мою просьбу за выговор и еще сильнее погрузился в мрачное самобичевание. Разумеется, напряжение от этого меньше не стало.
– Фитц, – позвал меня кто-то очень тихо, и я резко повернулся на голос.
Около двери, которую маскировал шкаф с винными бутылками, стоял Шут. Так бесшумно, как он, не умел двигаться никто из моих знакомых. Даже мой Дар не позволял мне уловить его приближение. Любое другое живое существо я чувствовал отчетливо, лишь Шут умел застать меня врасплох. Он это знал и, думаю, наслаждался этой своей способностью. С извиняющейся улыбкой он вошел в комнату. Светлые волосы он собрал на затылке, на лице не было ни единого мазка краски, которой лорд Голден любил себя разрисовывать, отчего оно показалось мне еще более смуглым, чем когда-либо. Шут заявился ко мне в роскошном халате лорда Голдена, выглядевшем неуместно, поскольку Шут отбросил нарочитую манерность избалованного аристократа.
Раньше он никогда не приходил сюда без приглашения.
– Что ты здесь делаешь? – выпалил я и, тут же спохватившись, добавил: – Но все равно я рад тебя видеть.
– Я не знал, обрадуешься ли ты, если я приду, но, когда я увидел тебя под моим окном, подумал, что ты хочешь встретиться. На следующий день я отправил Чейду зашифрованную записку для тебя, однако ответа не получил. Вот я и решил облегчить тебе жизнь.
– Да. Входи, пожалуйста. – Меня выбило из колеи и его неожиданное появление, и новость о том, что Чейд не передал мне записку. – К сожалению, мне скоро придется уйти – я должен встретиться со Свифтом в Саду Королевы. Но несколько минут есть. Э-э… заварить чаю?
– Пожалуйста. Если есть время. Я не хочу мешать. У нас у всех полно сейчас дел. – Неожиданно он замолчал и посмотрел на меня, а улыбка медленно сползла с его лица. – Ты только послушай, что мы говорим, как мы себя ведем. Такие вежливые, такие предусмотрительные, стараемся не обидеть друг друга. – Он вздохнул и сказал с прямотой, нехарактерной для него. – После того как я отправил записку и не получил ответа, твое молчание начало меня беспокоить. В последнее время между нами случались разногласия, но мне казалось, что мы помирились. Но тут у меня появились сомнения. Сегодня утром я решил, что должен знать правду. И вот я здесь. Ты хотел меня видеть, Фитц? Почему ты не ответил на мою записку?
Неожиданный тон еще больше вывел меня из равновесия.
– Я не получал твоей записки. Возможно, Чейд чего-то не понял или просто забыл про нее. Он весь в хлопотах.
– А вчера вечером, когда ты стоял под моим окном?
Шут подошел к очагу, налил свежей воды в чайник и снова повесил его над огнем. Когда он опустился на колени, чтобы помешать кочергой угли, я обрадовался, что мне не нужно встречаться с ним глазами.
– Я просто гулял по городу и ломал голову над своими неурядицами. В мои планы не входило с тобой встречаться. Просто ноги сами принесли меня туда.
Мое объяснение прозвучало глупо, но он кивнул. Мы оба чувствовали себя неловко, и это ощущение стояло между нами, точно стена. Я сделал все, что мог, чтобы помириться с Шутом, но память о ссоре была еще свежа. Может быть, он решит, что я отвожу глаза, чтобы скрыть гнев? Или догадается, что меня мучает чувство вины?
– Над своими неурядицами? – выпрямившись, спросил он и принялся отряхивать руки.
Я обрадовался, что он об этом заговорил, и тут же решил рассказать о встрече с Недом – это была самая безопасная тема.
Я поделился с Шутом своими заботами, рассказал о том, что ужасно волнуюсь за Неда, и мы оба постепенно оттаяли. Я нашел травы, бросил их в кипящую воду и поджарил хлеб, оставшийся после вчерашнего ужина. Слушая меня, Шут сдвинул карты на другой конец стола. К тому времени, когда моя история подошла к концу, я уже поставил на стол чашки и Шут стал разливать по ним горячий чай.
Пока я готовил завтрак, мне вдруг вспомнились прежние времена, когда нам было так легко друг с другом. И мне стало еще тяжелее, ведь я знал, что предал Шута. Я хотел, чтобы он держался подальше от Аслевджала, поскольку он верил, что умрет там; Чейд не желал, чтобы Шут вмешивался в испытание, которое предстоит принцу. Однако от этого ничего не менялось. Когда наступит день отплытия, Шут останется в Баккипе. Благодаря мне.
Я погрузился в свои мысли, и мы молча уселись за стол. Шут поднял свою чашку, сделал глоток и сказал:
– Ты ни в чем не виноват, Фитц. Он принял решение, и никакие твои слова или поступки не могут ничего изменить. – На одно короткое мгновение мне показалось, что он отвечает на мои мысли, и у меня упало сердце, ведь он так хорошо меня знал. Но потом он добавил: – Иногда отец может только стоять и смотреть, как все рушится, а когда все закончится, собрать осколки.
Я понял, что снова могу говорить, и ответил:
– Боюсь, Шут, я не увижу, как все рушится, и меня не будет, когда придет время собирать осколки. А что, если Нед угодит в по-настоящему серьезные неприятности и некому будет ему помочь?
Он держал чашку в обеих руках и смотрел на меня.
– Неужели здесь никого не останется, чтобы попросить присмотреть за Недом?
Я с трудом сдержался, чтобы не спросить: «А как насчет тебя?» – но лишь покачал головой.
– Из близких знакомых – никого. Конечно, здесь будет Кетриккен, но не может же королева присматривать за сыном простого стражника. Даже если бы у нас с Джинной сохранились добрые отношения, я не слишком ей доверяю. – Я с отвращением добавил: – Иногда грустно осознавать, как мало на свете тех, кому я на самом деле и безоговорочно верю. Или даже просто хорошо знаю – в роли Тома Баджерлока, разумеется.
Задумавшись над своими последними словами, я замолчал. Я носил маску Тома Баджерлока не снимая, однако так и не привык к ней. Мне было неловко обманывать хороших людей вроде Лорел или Вима. Мое притворство становилось преградой для настоящей дружбы.
– Как у тебя это получается? – неожиданно спросил я Шута. – Ты постоянно, в зависимости от того места, где оказываешься, меняешь свою личность. Разве тебе не жалко, что никто не знает тебя таким, каким ты родился?
Шут медленно покачал головой.
– Я уже давно не тот, кем родился. Да и ты тоже. Я вообще не встречал таких людей. По правде говоря, Фитц, мы знаем лишь некоторые стороны друг друга. Возможно, нам кажется, будто мы узнали человека хорошо, когда нам открываются отдельные черты его личности. Отец, сын, брат, друг, любовник, муж… человек может быть всем этим, но никто на свете не будет утверждать, что он знаком со всеми его воплощениями одновременно.
Я смотрю на тебя в роли отца Неда, однако не знаю тебя, как знал своего отца, а его не знаю, как знал его брат. Когда я выставляю себя в новом свете, я не притворяюсь. Просто я показываю миру свою другую сторону – ту, которую он еще не видел. Конечно, в глубине моего сердца навсегда останется место, где я буду Шутом и другом твоих детских игр. Но кроме того, во мне живет и лорд Голден, который обожает хорошие вина, вкусную еду, элегантные костюмы и остроумные речи. Так что, когда я становлюсь им, я никого не обманываю, я всего лишь выставляю напоказ другую часть самого себя.
– А как же Янтарь? – тихо спросил я и тут же удивился, что осмелился задать этот вопрос.
Шут спокойно посмотрел мне в глаза.
– Она – одна из сторон моей личности. Не более и не менее того.
Я пожалел, что заговорил об этом, и постарался вернуть разговор к прежней теме.
– Ну, твои рассуждения моей беде не помогут. Даже не знаю, где мне искать надежного человека, который присмотрит за Недом.
Он кивнул, и между нами снова повисло напряженное молчание. Неловкость, которую мы испытывали рядом друг с другом, причиняла мне боль, но я не знал, как изменить сложившееся положение. Шут был моим старым другом, еще со времен детства. А я для него – нет. Его рассуждения о разных «сторонах» личности заставили меня пересмотреть свое представление о нем. Я вдруг почувствовал, что оказался в ловушке: я отчаянно желал остаться и чтобы наша дружба снова вернулась и была такой, как прежде, но одновременно мне хотелось бежать. Он это почувствовал и постарался мне помочь.
– Ну, я сожалею, что пришел не вовремя. Я знаю, у тебя назначена встреча со Свифтом. Может быть, у нас еще будет возможность поговорить перед отплытием.
– Он может подождать, – неожиданно для самого себя сказал я. – Ему не повредит.
– Спасибо, – проговорил Шут.
И снова мы замолчали. Он спас положение, взяв в руки одну из свернувшихся в трубочку карт.
– Это Аслевджал? – спросил он, разложив карту на столе.
– Нет. Скирен. А первый порт, в который мы зайдем, называется Зилиг.
– А тут что такое? – Шут показал на один из берегов острова, где красовалась какая-то надпись с завитками.
– Думаю, просто виньетка. А может быть, надпись означает водоворот, новое течение или мель, заросшую водорослями. Я не знаю. Мне кажется, островитяне видят мир не так, как мы.
– Естественно. А у тебя есть карта Аслевджала?
– Вон та, маленькая, с коричневом пятном на краю.
Он развернул ее, положил рядом с первой и принялся переводить взгляд с одной на другую.
– Да, я понял, что ты имел в виду, – пробормотал он и провел пальцем по кружевному краю береговой линии. – Как ты думаешь, что это такое?
– Тающий ледник. По крайней мере, так считает Чейд.
– Интересно, почему он не передал тебе мою записку.
Я принял невинный вид.
– Может быть, и правда забыл. Спрошу у него сегодня.
– Кстати, мне тоже нужно с ним поговорить. Наедине. Могу я сегодня побывать на вашем уроке Силы?
Мне стало ужасно не по себе, но я не смог придумать, как ему отказать.
– Занятие будет днем, после моего урока со Свифтом и упражнений на оружейном дворе.
Он спокойно кивнул.
– Отлично. Мне нужно кое-что прибрать в своих комнатах внизу. – Словно предлагая мне спросить почему, он добавил: – Я практически из них выехал. То, что там останется, никому не помешает.
– Значит, ты намерен насовсем перебраться в «Серебряный ключ»?
На мгновение у него на лице появилось непонимающее выражение – я его удивил. Затем он покачал головой и мягко улыбнулся.
– Ты не веришь ничему из того, что я тебе говорю, Фитц? Что ж, может быть, твое неверие защитило нас обоих во время бурь, которые нам довелось пережить. Нет, друг мой. Мои комнаты в Оленьем замке останутся пустыми, когда я их покину. А большая часть чудесных вещей и мебели в «Серебряном ключе» принадлежат другим людям – залог за мои долги. По которым я, разумеется, не собираюсь платить. Когда я покину Баккип, кредиторы слетятся как вороны и опустошат мои комнаты. Вот таким будет конец лорда Голдена. Я не вернусь в Баккип. Я вообще никуда не вернусь.
