Холли Джексон
Хорошая девочка должна умереть
Глава третья
Рави перехватил пристальный взгляд Пиппы: она без стеснения разглядывала его длинные темные волосы, ямочку на подбородке, куда так удобно ложится палец, черные глаза и танцующее в них пламя от свечи с осенними пряностями, которую подарила ей мама. Глаза Рави были очень яркими и искристыми, словно светились изнутри. Совершенно не мертвые и не безжизненные, скорее наоборот. Словно противоядие от разъедающей ее отравы.
Поэтому Пиппа жадно разглядывала Рави Сингха и не упускала ни единой детали.
– Эй, вуайеристка, – ухмыльнулся Рави, – чего так смотришь?
– Ничего.
Она пожала плечами, не отводя взгляда.
– Кстати, а что означает это слово? – тихо спросил Джош, собиравший на ковре какую-то загадочную фигурку из лего. – Меня так обозвали в интернете. Это что-то неприличное?
Пиппа фыркнула, увидев, как Рави панически таращит глаза, поджимает губы и шевелит бровями. Он через плечо покосился на кухонную дверь, за которой суетились родители Пиппы, убиравшие со стола после ужина.
– Ну не то чтобы неприличное… – как можно небрежнее ответил Рави. – Только повторять не надо, ладно? Особенно в присутствии мамы.
– Но что оно значит?
Джош уставился на Рави, и на мгновение Пиппе показалось, что он спрашивает нарочно: хочет заставить парня помучиться.
– Они… Ну… – Рави помолчал. – Следят по-всякому.
– А, ясно, – кивнул Джош, принимая объяснение. – Как тот человек, который присматривал за нашим домом?
– Ну да… Ой, погоди, не так, – встрепенулся Рави. – Если следят за домом – это не вуайеристы!
Он беспомощно оглянулся на Пиппу.
– Ничем не могу помочь, – с ухмылкой прошептала та. – Сам рой себе могилу.
– Спасибо, Пиппус Максимус.
– Эй, давай забудем это новое прозвище? – возмутилась девушка, швыряя в друга подушку. – Оно стремное. Мне больше нравится «сержант».
– Зови ее Пиппо-Гиппо, – встрял Джош. – Ей тоже не нравится.
– Тебе идет, – сказал Рави, тыча ее под ребра. – Ты самое могучее воплощение Пиппы, какое только может быть. В эти выходные так тебя родным и представлю.
Она закатила глаза и ткнула его в бок пальцем, угодив в самое чувствительное местечко, отчего Рави взвизгнул.
– Пиппа ведь знакома с твоей семьей. Она не раз бывала у тебя в гостях. – Джош растерянно поднял голову. Он был в том самом противном возрасте, когда ребенок считает необходимым вмешиваться во все разговоры подряд. Вчера он даже высказал собственное мнение о тампонах.
– У нас большая семья, Джош. Очень большая. Есть и кузены, и, представь себе, двоюродные тетушки, – драматично заявил Рави, подтверждая слова выразительным жестом.
– Ничего страшного, – отмахнулась Пиппа. – Я подготовлюсь. Лишний раз перечитаю свой список.
– И это еще не… Погоди-ка! – Рави запнулся, нахмурив брови. – Что ты сказала? Какой список?
– Н-ну-у… – Пиппа, покраснев, заерзала. Больше всего на свете Рави обожал над ней смеяться, не стоило давать ему лишний повод для шуток. – Так, пустяки.
– Нет-нет! Что за список?
Он выпрямился, улыбаясь так широко, что еще чуть-чуть – и лицо бы треснуло.
– Пустяки. – Она скрестила на груди руки.
Рави неожиданно кинулся на нее и принялся щекотать в том самом месте, где она боялась щекотки сильнее всего: у основания шеи.
– Ой, хватит! – против воли расхохоталась Пиппа. – Рави, перестань! У меня голова болит.
– Ну-ка, рассказывай про свой список!
– Ладно, – через силу выдохнула она, и ее наконец отпустило. – Я… я просто составляю таблицу, куда записываю все, что ты говоришь про своих родственников. Разные мелкие детали. Чтобы потом, когда встречусь с ними, произвести на них впечатление.
Пиппа старалась не смотреть Рави в лицо, зная, какое выражение там увидит.
– Какие, например, детали? – спросил он, едва сдерживая смех.
– Ну, например… Что тетушка Прия, младшая сестра твоей мамы, любит криминальные документалки, так что можно завести с ней разговор на эту тему. А твоя кузина Дива, если правильно помню, увлекается бегом и фитнесом. – Пиппа обхватила руками колени. – А твоей тетушке Заре я все равно не понравлюсь, как ни старайся, так что можно не заморачиваться.
– Верно, – рассмеялся Рави. – Она всех вокруг ненавидит.
– Знаю, ты рассказывал.
Он долго разглядывал ее, про себя посмеиваясь.
– Поверить не могу, что ты тайком составляешь на нас досье. – Одним плавным движением Рави встал, подхватил ее на руки, приподнял и начал раскачивать. Пиппа с протестами отбивалась. – Под суровой внешностью скрывается маленький миленький чудик…
– Пиппа вовсе не миленькая, – счел нужным вставить Джош.
Рави отпустил Пиппу и усадил ее обратно на диван.
– Ладно, – произнес он, потягиваясь. – Пора идти. Некоторым приходится вставать в шесть утра, чтобы успеть на практику. Вдруг моей девушке понадобится хороший адвокат? – Он подмигнул.
То же самое Рави сказал после того, как Пиппа поведала ему про встречу с посредником.
Рави недавно устроился на стажировку, и Пиппа видела, как ему нравится работа, хоть он и постоянно возмущался тем, что приходится рано вставать. В первый рабочий день она подарила ему футболку с надписью: «Загрузка юриста…»
– Ладно, Джошуа, пока, – сказал Рави, подтолкнув мальчика ногой. – Рад был повидаться.
– Правда? – обрадовался тот. – А как же Пиппа?
– С ней тоже, но во вторую очередь, – сообщил Рави, поворачиваясь к Пиппе.
Он поцеловал ее в лоб, обжигая дыханием волосы, а когда Джош отвернулся, то мимоходом и в губы.
– Я все вижу, – настырно заявил братец.
– Пойду попрощаюсь с твоими родителями, – сказал Рави. Потом повернулся к Пиппе и, помолчав секунду, добавил на ухо: – Заодно скажу твоей матери, что из-за тебя твой десятилетний брат думает, будто за вашим домом следят вуайеристы.
Пиппа сжала ему локоть, это было одно из их секретных «Я люблю тебя», и рассмеялась.
Улыбка не сходила с ее губ и потом, весь оставшийся вечер. Однако когда Пиппа поднялась к себе и осталась в комнате одна, то поняла, что радости больше нет.
Головная боль опять принялась сверлить виски. Пиппа уставилась в окно на сгущавшиеся сумерки. Облака собирались в темную мутную фигуру. Время шло к ночи. Пиппа глянула на часы: девять вечера. Скоро все лягут в постель и уснут. Все, кроме нее. Она одна в спящем городе будет таращиться в темноту, умоляя ночь поскорее закончиться.
Пиппа обещала себе больше так не делать. Прошлый раз был последним. Она мысленно твердила эти слова как мантру. Но сейчас, прижимая пальцы к стучащим вискам, чтобы унять боль, она знала, что все бесполезно. Пиппа проиграет. Опять. Сил бороться не было.
Она подошла к двери и прикрыла ее на тот случай, если кто-то будет проходить мимо. Родители ни за что не должны знать о ее маленькой слабости. И Рави тоже. Особенно Рави.
Усевшись за стол, она положила айфон между ноутбуком и громоздкими черными наушниками. Открыла ящик, второй справа, и начала вытаскивать содержимое: коробку с булавками, перемотанную красной бечевкой; пару старых белых наушников; клейкую ленту…
Достав большой блокнот, добралась до дна ящика – фальшивого, сделанного из листа белого картона. Подцепила его кончиками пальцев и приподняла крышку.
Под ней лежали одноразовые телефоны – шесть штук. Шесть телефонов с предоплатой, купленных за наличные в разных магазинах, с низко надвинутой на глаза кепкой.
Телефоны безучастно глядели в ответ.
Еще один раз – действительно последний. Честное слово.
Пиппа сунула в ящик руку и достала телефон, который лежал слева: старенькую серую «нокию». Зажала кнопку питания, чтобы включить аппарат. Пальцы дрожали от напряжения. В биении сердца слышался знакомый грохот. Экран вспыхнул зеленоватой подсветкой. В простеньком меню Пиппа выбрала «Мои сообщения» и нажала на единственный контакт, хранившийся в памяти. Он был забит во все шесть телефонов.
Пальцы зависли над клавиатурой и вдавили кнопку «5», чтобы выбрать букву «М».
«Можно я сейчас зайду?» – напечатала Пиппа и нажала «Отправить», обещая себе, что этот раз действительно будет последним.
Потянулись минуты. Она наблюдала за пустым экраном под своим сообщением. Хотелось, чтобы ответ появился как можно скорее; Пиппа сосредоточилась на этом желании, подгоняя адресата и стараясь не замечать нараставшего в груди стука. Однако стоило его почувствовать, как он стал невыносим.
Пиппа затаила дыхание и стала ждать ответ еще активнее.
Сработало.
«Да», – появилось на экране.
Глава четвертая
Стучащее в груди сердце соревновалось в скорости с ногами. Во всем теле отзывался грохот, который не заглушали даже шумоподавляющие наушники. На сей раз Пиппа не могла себя обманывать: сердце колотилось вовсе не из-за бега, она бежала всего четыре минуты, и впереди уже был виден тупик Бикон.
Родителям она сказала, что хочет перед сном побегать. В последнее время Пиппа завела себе такую привычку. Надевала легинсы, белый спортивный топ и отправлялась на пробежку. Ну хоть насчет этого врать не пришлось. Иногда пробежка и впрямь помогала, но не сегодня. Сегодня ей поможет только одно.
Приближаясь к дому номер тринадцать, Пиппа сбавила скорость и опустила наушники на шею. Уперлась пятками и на мгновение застыла, проверяя, так уж ли необходимо идти дальше. Если сделать еще шаг – пути назад не будет.
Она подошла к дому с террасой, возле которого под навесом был припаркован сверкающий белый «БМВ». Подошла к темно-красной двери. Провела пальцами по кнопке звонка и сжала руку в кулак. Постучала. Звонить запрещалось: слишком шумно, соседи могут обратить внимание.
Она постучала снова, пока наконец не заметила силуэт за матовым стеклом. Скрипнул отодвигаемый засов, дверь открылась, и в щели мелькнуло лицо Люка Итона. Вытатуированные узоры, ползущие по его шее и щеке, выглядели в темноте так, будто кожу сняли полосками, а потом приклеили к освежеванной плоти.
Люк приоткрыл дверь самую малость, чтобы Пиппа могла протиснуться внутрь.
– Давай быстрее, – хрипло сказал он, отворачиваясь и уходя в глубь дома. – Сейчас еще один человек должен прийти.
Пиппа закрыла за собой дверь и пошла вслед за Люком в маленькую квадратную кухню. На Люке были те самые баскетбольные шорты, в которых он встретил ее в день знакомства, когда Пиппа пришла сюда, чтобы поговорить с Нэт да Сильвой о пропавшем Джейми Рейнольдсе. Нэт, хвала господу, ушла от Люка, и теперь в доме больше никого не было, кроме них двоих.
Люк наклонился и открыл кухонный ящик.
– Ты вроде в прошлый раз говорила, что больше не придешь.
– Да, говорила! – резко ответила Пиппа, ковыряя ноготь. – Просто мне надо выспаться. Вот и все.
Люк пошарил на полке и достал бумажный пакетик. Открыл его и продемонстрировал Пиппе содержимое.
– В этот раз дозировка другая, два миллиграмма, – сказал он, встряхнув пакетик. – Поэтому так мало.
– Хорошо, – ответила Пиппа, глянув на Люка.
Зря. Она вечно ловила себя на том, что ищет в его лице сходство со Стэнли Форбсом. Чарли Грин подозревал их обоих, когда искал нужного ему человека среди обитателей Литтл-Килтона. Люку, впрочем, повезло – он оказался непричастен к давней истории, поэтому все еще был жив. Пиппа не видела его крови, не замарала в ней своих рук, а вот кровь Стэнли намертво впиталась ей в кожу, щекотала подушечки пальцев и капала на линолеумный пол.
Нет, это всего лишь пот, а руки просто трясутся.
Надо чем-то их занять. Пиппа полезла за пояс штанов, вытащила наличные и отсчитала нужную сумму. Люк кивнул. Она передала ему деньги и протянула другую руку. На ладонь лег бумажный пакетик, громко хрустнув в сжатом кулаке.
Люк замешкался, и в глазах у него мелькнуло странное выражение, опасно граничившее с жалостью.
– Знаешь… – начал он, снова залезая в шкаф и доставая другой, уже прозрачный пакетик. – Если тебе так плохо, у меня есть кое-что покруче ксанакса. Действует моментально.
Он тряхнул пакетик, полный продолговатых таблеток мшисто-зеленого цвета.
Пиппа уставилась на них, задумчиво закусывая губу.
– Круче?
– Намного.
– А что это? – уточнила она, буравя таблетки взглядом.
– Рогипнол. – Люк встряхнул пакетик. – Вырубает мгновенно.
У Пиппы все внутри сжалось.
– Нет, спасибо. Уже пробовала. – Она не стала уточнять, что эту дрянь откачивали из ее желудка, когда Бекка Белл десять месяцев назад кинула таблетки ей в кружку с чаем. Такие же таблетки ее сестра Энди перед смертью продала Максу Хастингсу.
– Как хочешь, – отозвался Люк, убирая пакетик в карман. – Если передумаешь, предложение в силе. Хотя стоят, разумеется, дороже.
– Разумеется, – эхом повторила Пиппа, пребывая мыслями далеко отсюда.
Словно в тумане она повернулась к двери. Люк Итон прощаться не стал – он, впрочем, и здороваться не любил. Может, сказать ему, что сегодня точно последний раз и он ее больше не увидит?
Но как тогда бороться с бессонницей?..
В голову пришла неожиданная мысль. Пиппа развернулась на каблуках и прошла обратно в кухню, где сказала совершенно иное, нежели планировала изначально:
– Люк, эти таблетки – рогипнол… ты их еще кому-то продаешь? У тебя их кто-то покупает?
Люк недоуменно заморгал.
– Макс Хастингс, верно? Это он их у тебя берет? Высокий такой, с длинными светлыми волосами, болтливый. Он? Он берет у тебя таблетки?
Люк не ответил.
– Это же Макс? – настойчиво, звенящим голосом переспросила Пиппа.
Люк напрягся, мигом забывая про жалость.
– Ты знаешь правила: никаких вопросов. Я ничего не спрашиваю и не отвечаю. – На его лице появилась глумливая ухмылка. – На тебя эти правила тоже распространяются. Считаешь себя особенной? Зря. Давай, до встречи.
Выходя из дома, Пиппа скомкала в руке пакетик. Хотела хлопнуть за собой дверью, но передумала. Сердце забилось чаще, наполняя голову треском ломающихся ребер. В тени уличных фонарей прятались мертвые глаза. Если Пиппа моргнет, то увидит их в темноте.
Правда ли Макс покупает у Люка таблетки? Раньше он брал их у Энди Белл, а та, в свою очередь, – у Хоуи Бауэрса. Однако именно Люк снабжал Хоуи товаром, и теперь, когда этих двоих больше нет, цепочка могла укоротиться. Если Макс до сих пор балуется наркотой, то берет ее напрямую у Люка. Уж не с ним ли Пиппа чуть не столкнулась у дверей Итона? Макс по-прежнему подмешивает всякую гадость девочкам? Ломает им жизни, как это было с Нэт да Сильвой и Беккой Белл?
У Пиппы скрутило живот; еще чуть-чуть, и ее вывернет прямо на дорогу.
Она согнулась пополам, дыша через силу. Пакетик в руках хрустнул. Ждать невозможно. Пиппа, спотыкаясь, перешла на другую сторону дороги под прикрытие деревьев. Потянула за край пакетика, безуспешно пытаясь открыть его, потому что пальцы были в крови…
В поту. Это всего лишь пот.
Она вытащила длинную белую таблетку, непохожую на те, что были прежде. С одной стороны виднелось три насечки и слово «ксанакс», с другой насечек было две. По крайней мере, не подделка. Неподалеку залаяла собака. Пиппа торопливо разломила таблетку и закинула половинку в рот. Там уже скопилась слюна, поэтому удалось проглотить лекарство всухую.
Пакетик Пиппа сунула под мышку. Еле успела: из-за угла появился прохожий с маленьким белым терьером на поводке. То была ее соседка Гейл Ярдли.
– О, Пиппа! Не ожидала… – Гейл окинула ее взглядом с головы до ног. – Готова поклясться, что минуту назад видела тебя возле дома, ты возвращалась с пробежки. Привидится же иногда…
– Со всеми бывает, – ответила Пиппа, не меняя выражение лица.
– Да, наверное, – неловко рассмеялась Гейл. – Не буду тебя отвлекать.
Она отошла. Пес задержался на секунду обнюхать кроссовки Пиппы, затем поводок дернулся, и терьер заковылял за хозяйкой.
Пиппа свернула в ту сторону, откуда пришла Гейл. Горло саднило – таблетка оцарапала слизистую. Появилось новое чувство – вины. Пиппе не верилось, что она опять ходила к Итону.
Сегодня уж точно был последний раз, пообещала она себе, шагая к дому. Однозначно. Самый последний.
По крайней мере, удастся выспаться. Скоро наступит неестественное спокойствие, укроет ее теплым одеялом, и челюсти наконец удастся разжать. Да, сегодня она выспится. Обязательно.
Психотерапевт в самом начале прописал ей курс валиума. Однако вскоре, как ни умоляла его Пиппа, отменил таблетки. Она до сих пор могла точно повторить его слова: «Вам нужно найти другой способ справляться с напряжением и стрессом. Лекарства в долгосрочной перспективе лишь затрудняют борьбу с посттравматическим синдромом. Вам они, Пиппа, не нужны, вы справитесь без них».
Он ошибался. Лекарства ей нужны, нужны как никогда, без них не уснуть. И все же Пиппа знала, что он прав – она делает себе только хуже.
«Самое эффективное лечение – это разговорная терапия, поэтому нам стоит встречаться каждую неделю».
Она старалась как могла, но после восьмого сеанса сказала, что ей намного лучше. Мол, теперь все хорошо. Родные ей поверили. Даже Рави поверил. Пиппе же казалось, что если она придет еще хоть на один сеанс, то сдохнет. Как о таком вообще можно говорить вслух? В мире не существует подходящих слов.
С одной стороны, она могла совершенно искренне сказать, что не верит, будто Стэнли Форбс заслуживал смерти. Он должен был выжить, и Пиппа всеми силами старалась его спасти. То, что он сделал в детстве, было не так уж непростительно – его заставили. Он учился, работал над собой, пытался искупить вину – Пиппа верила в это всем сердцем. А еще испытывала ужасное чувство вины за то, что привела к нему убийцу.
И в то же время она верила в совершенно другое. Эта мысль пришла изнутри; может, из души, если таковая имеется. Несмотря на то, что Стэнли был ребенком, именно он стал причиной смерти сестры Чарли Грина. Пиппа спрашивала себя: если бы кто-то выбрал Джоша и отдал его убийце, чтобы тот умер самой мучительной смертью, какую только можно представить, неужели она не стала бы мечтать о правосудии, не стала бы годами выслеживать преступника? Ответ был очевиден. Она знала, что сделала бы это без малейших колебаний: убила бы человека, который отнял у нее брата, и неважно, сколько времени это заняло бы. Чарли прав: они одинаковые. Они могли бы понять друг друга, потому что… похожи.
Поэтому Пиппа не могла обсуждать случившееся ни с врачом, ни с кем-либо еще. Это невозможно, совершенно немыслимо. Отсюда и мучения: ее разрывало надвое, и не было никаких способов сшить себя воедино. Исключено. Никто не поймет ее, кроме разве что… Чарли.
Пиппа сбавила шаг, глядя на дом впереди.
Чарли Грин. Вот почему так важно его найти. Однажды он помог ей, объяснил, что правильно, а что нет, и кто решает, что означают эти слова. Может… может, если поговорить с ним еще раз, он поймет. Он единственный, у кого это получалось. Видимо, он нашел какой-то способ примириться с совестью – значит, способен рассказать о нем и Пиппе. Он покажет ей, как все исправить, как вновь собрать себя воедино.
Впрочем, вряд ли это поможет: с одной стороны, ее рассуждения не были лишены логики, с другой – в них начисто отсутствовал смысл.
В кустах на другой стороне дороги раздался шорох.
У Пиппы перехватило дыхание, она резко обернулась, пытаясь разглядеть в темноте силуэт человека. В завываниях ветра слышался голос. Там кто-то есть? Прячется, следит за ней? Вдруг это Чарли?
Она прищурилась, пытаясь разглядеть хоть что-то в мешанине веток и листьев.
Нет, там никого нет, не надо глупить. Просто очередной кошмар, живущий в ее голове. Она теперь шарахается от каждой тени. Видит то, чего нет. Принимает пот на руках за кровь…
Пиппа подошла к дому, оглянувшись всего один раз. Скоро таблетка избавит ее от лишних страхов. И от остальных эмоций.
Как патологоанатомы определяют время смерти в случае убийства?
В первую очередь следует оговорить важный момент: время смерти можно оценить лишь приблизительно. Ни один патологоанатом не способен, как в кино, назвать конкретный час и минуту. Существует три основных показателя, которые используются для определения давности наступления смерти. Их надо проверять непосредственно на месте преступления, в идеале как можно скорее после обнаружения трупа. Как правило, чем раньше найдут погибшего, тем точнее удастся определить время смерти[1].
1. Трупное окоченение
Сразу после смерти мышцы тела расслабляются. Затем, примерно через два часа, тело уплотняется из-за накопления в мышечных тканях кислоты[2]. Это и есть трупное окоченение. Оно начинается с мышц челюсти и по шее спускается вниз к конечностям. Процесс обычно занимает от шести до двенадцати часов, сохраняется в течение некоторого времени, затем, через 15–36 часов после гибели, постепенно сходит на нет[3]. Степень трупного окоченения позволяет вполне точно определить время смерти. Однако есть несколько факторов, которые могут повлиять на скорость процесса: в частности, температура окружающей среды. Теплый воздух увеличивает скорость окоченения, холод – значительно замедляет[4].
2. Трупные пятна
Трупные пятна – это результат оседания крови внутри тела под воздействием силы тяжести[5]. Кожа в местах скопления крови приобретает красно-фиолетовый оттенок[6]. Трупные пятна появляются через 2–4 часа после смерти, постепенно становятся более выраженными и приобретают максимально яркий окрас через 8–12 часов с момента гибели[7]. Выраженность трупных пятен означает, что если надавить на окрашенную кожу, цвет поблекнет (примерно такой же эффект наблюдается, если надавить себе на руку)[8]. На этот процесс также влияют различные факторы, например, температура окружающей среды и изменение положения тела.
3. Посмертное охлаждение
Посмертное охлаждение – процесс понижения температуры трупа. После смерти тело начинает остывать, принимая температуру окружающей среды (причем неважно, где именно находится тело)[9]. Как правило, организм теряет около 0,8 градуса в час[10]. На месте преступления, помимо наблюдений за степенью окоченения и трупными пятнами, судебно-медицинский эксперт обязательно измеряет температуру тела и окружающей среды, чтобы примерно рассчитать время, когда убили жертву[11].
Итак, время смерти можно определить лишь приблизительно, но патологоанатом способен сделать заключение о предположительном времени смерти.
