Haus Lake
Post Blue
«Не может быть, – проговаривал в голове Пол, его сосед по палате, та самая загипсованная мумия, самоуверенный козел Джон Лори постанывал в темноте и, похоже было, что сам не осознавая. – Ну, просто не может быть!». Конечно, это происходило не каждую ночь, хотя Пол мог банально пропустить эти моменты, но Джон плакал во сне довольно часто. Это заставило задуматься Пола: «А возможно ли, что он точно также ревет, когда спит?», и одновременно вызвало в нем интерес к Джону.
В детстве Полу нравилось играть в шпионов, друзей у него было немного, поэтому он часто наблюдал за другими ребятами и представлял, что выполняет важную секретную операцию по слежке. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет он вспомнит о своем заброшенном хобби и вернется к своим джеймсбондовским делам. Он наблюдал.
Наблюдал и анализировал за Джоном, его поведением, выражением лица и речью. Когда-то ему приходилось бывать в библиотеке, где Пол прочитал небольшой фрагмент одной книги по психологии, рассказывающий о защитных рефлексах человека в обществе.
Каждый человек имеет определенный защитный рефлекс в обществе, Пола это тогда удивило, а также успокоило: значит, не только он имеет такие механизмы, но и все население планеты. Кто-то пытается отрицать существование вещей, которые нам неприятны, кто-то пытается систематизировать и пытаться думать рационально по поводу негативных ситуаций, кто-то погружается в другую реальность. Возможно, если бы Полу хватило сил, то он бы дочитал эту книгу про психоанализ, но это уже будет в другом рассказе. Играя в шпиона, маленький двадцатисемилетний детеныш Пол заметил проявление защитного рефлекса и в Джоне. Он обратил на это внимание еще в первый день их немного колючего знакомства, но, что Пола занимало, так это то, насколько часто он использует этот защитный механизм. Будто бы с самим Полом, будто с медсестрами, врачами, рот Джона не затыкается никогда, даже не важно, чтобы его кто-то слушал, ему достаточно будет и компании самого себя, чтобы продолжать вечный бубнеж. Однако Полу казалось скорее, что это часть личности, но, проведя с этим человеком две недели, он мог уверенно сказать, что Джон таким образом противостоит общественному натиску. И с каждым днем у Пола возникало все больше вопросов, касаемо внутреннего мира уже не полностью загипсованной мумии. Что за химия должна в нем происходить, чтобы так его напрягать? Сразу и не скажешь, но внимательно присмотревшись и так сказать, прочитав между строк, можно увидеть напряженность в его теле и некоторую, приближающуюся к параноидальной, тревожность.
Этот этап Пол назвал «этапом дальнего наблюдения» и он продолжался бы до конца их лечения, если бы Полу не хотелось пойти дальше в своем психическом эксперименте и проверить реакции Джона во время разговора. За все время Пол практически не заводил разговоров с Джоном, за один день они могли только два или три раза перекинуться фразами и на этом закончить, так что начать беспричинно светский диалог для него казалось странным и подозрительным. К тем более никто из них не забыл, что было в первый день, когда одичалый Пол накинулся на оскорбляющего Джона, но нельзя же постоянно зацикливаться на плохом, не правда ли?
Однако, не имея развитых социальных навыков, бедняге Полу было сложно просто заговорить с Джоном, глупо, конечно, но не нам его критиковать. Вот он уже придумал отличный сценарий их беседы, только собирается спросить у Джона первый вопрос, чтобы начать разговор, как что-то внутри, словно рычаг, его останавливает. В эти минуты он чувствовал зависть к тому, как легко и непринужденно общается Джон с медсестрами и врачами, где-то внутри он хотел думать, что смог бы научиться также, хотел верить, что сможет… «Но нет, пора прекращать жалеть себя», – осуждал себя в голове Пол. Ему нравилось это – наконец-то осознавать, что ему надоело быть слабым и жалким, хоть от этого он не переставал таким быть, но ведь все начинается с осознания – это тоже он любил повторять себе. Переключаясь от анализа собственной неполноценности, Пол сосредотачивал внимание на Джоне. Стоит признаться, что ему дико приносило удовольствие наблюдать со стороны и псевдофилософствовать над раскрытием личности Джона, которая до не давних пор была обычной загипсованной мумией.
Часто вы думали о том, как начать диалог с человеком? Если у вас нет комплексов, тайных темных помыслов, и вы знаете свое место и место собеседника в обществе, то для вас не проблема просто сказать «Привет». Но в случае Пола это произойдет только в его интровертном воображаемом мирке, в реальном мире он будет искать повод или что-то общее между собеседником, чтобы начать беседу. Благо для нашего погруженного в себя, а точнее зацикленного на своих проблемах пациента, такой повод как раз показался на горизонте. Тот день, когда Пол заговорил с Джоном по душам, он запомнил очень хорошо.
Каждый день их с Джоном выводили в комнату отдыха, где они могли пообщаться либо поиграть с другими пациентами, руки были достаточно крепки, чтобы передвигать ими шахматы или перекидывать карты. Джон за это время наладил общение с одним из пациентов, вид которого Полу не очень нравился: своим лицом он напоминал злого русского из фильмов, который постоянно пьет водку и вспоминает Советский Союз. И долгое время Пол не мог понять, что сподвигло Джона первым делом скорешиться именно с этим персонажем, но все стало понятным после того, как Джон начал копаться в горшке с растением, в котором днем раннее «злой русский» старался что-то незаметно подложить.
– Тебе наркоту подогнали? – задал вопрос Пол Джону уже, будучи в палате, лежа на койках.
– Ха, а я смотрю ты глазастый, – иронично отвечает Джон, чувствующий плохие последствия для себя, после того как с ним вдруг заговорил человек, тихо ненавидящий его за автокатастрофу, – вот только ты ошибся в степени серьезности моего вещества, – Джон протягивает перед собой маленький флакон, который до этого тщательно утаивал. На маленькой бутылочке написано: «Коссак/37,5».
– А, водка значит.
– Чего это ты вдруг оживился? – с долей подозрения поинтересовался Джон. – Молчал две недели, а при виде чего-то запрещенного воспрянул духом? – Джон чувствовал приближение катастрофы, в связи с тем, что Пол застал его с алкоголем на руках, «Он либо хочет сдать меня врачам, чтобы поднасрать, либо хочет, чтобы я поделился, а иначе он меня сдаст», – думал тогда Джон.
– Не подумай лишнего, можешь пить его на здоровье, я ничего не скажу, если спросят. Просто стало интересно.
Джон немного переменился в лице: физиономия более не выражало подозрительность и осторожность, теперь с него читалось некое удивление.
– Интересно стало? – переспросил Джон, чтобы удостоверить правильность услышанного.
– Э-э, да… – ответил Пол несколько бестактно и неуклюже, в чем особенно хорошо выражалась его стыдливость.
Джона будто охватило что-то из воздуха – он застыл на несколько секунд с самоуверенной ухмылкой, глаза его заблестели.
– Ха! – громко и восторженно отреагировал Джон. – А я-то гадал, когда тебя сломает начать говорить! Две недели, Боже, чувак, да ты самый социофобный человек, которого я знаю.
– Да я просто… – тщательно подбирая слова, оправдывается Пол, – да я просто не был заинтересован в общении до этого момента.
– Херню мелешь. Ты просто ссал, давай быть откровенными.
«Не, ну тут он меня просек», – сказал себе Пол, но вместо этого он не нашел ничего умнее, чем ответить Джону тупорылым затягиванием звука «э-э».
– Но, похоже, тебе стало слишком одиноко, – сказал психолог Джон и выпил бутыль «Коссака» из горлышка, – в общем, рад, что ты, наконец, осмелился, мне становилось даже жалко.
После этих слов Пол еще несколько мгновений подумал вновь: «А может это была плохая идея? Все же первое впечатление во многих случаях верно». Джон загнал Пола в непростое положение: явно чувствовалось доминирование Джона над ним, этот тип может быть и непрофессиональным, судя по характеру, психологом, но, черт возьми, в людях он смыслит. Пол всегда поражался и испытывал фрустрацию, когда его ставили в такие рамки, когда чтобы ты ни сказал в свою защиту или свою неправоту – все будет расцениваться как пустое детское оправдание или тупое поддакивание. Пол выбрал правильное решение и промолчал. Вновь вернуться к своей цели социализироваться и узнать лучше Джона его заставило чрезмерное питие Джоном водки, которую он буквально с глотки не убирал.
– А печень у тебя не бетонная случайно?
– Ты не первый, кто говорит мне что-то подобное, приятель, у каждого свои демоны: у тебя страх перед обществом, у меня алкоголь. Я алкоголик, без выпивки я не проживу, это моя слабость, мой криптонит, моя жена и моя жиза1. Без него я становлюсь нервный и будто бы незащищенный, и если небольшой стакан спиртного напитка способен сделать из меня самого крутого человека на Земле, то я пожертвую жизненными силами, но выпью его. Всяко лучше, чем чувствовать себя настоящим собой. Воображаемый капитанский журнал Пола стремительно дополнялся все большей и большей информацией. Казалось, что его собеседник читал его мысли и знал, о чем хочет узнать Пол, так он напрямик и говорил о своих проблемах. Впервые за двадцать семь лет в Поле возникло особое, новое чувство, прежде не испытываемое – чувство азарта. Даже хорошо не разбираясь в людях, Пол понял, что перед ним необычный человек.
Необычный хотя бы по своему характеру, темпераменту и внешне видимой откровенностью. Полу казалось странным, как уверенно и хладнокровно Джон говорит о своей чуть ли не фанатичной зависимости от спиртного и побеге от собственной личности, идентичности которой, в противоположность, Пол посвятил всю жизнь.
– И все же так не бывает… – промолвил Пол. Джон посмотрел на него сквозь водочный бутыль.
– О чем это ты? – заинтересовало Джона.
– Я не верю, что ты мне так просто выкладываешь всю свою душевную наготу, я не верю по крайней мере по тому, что, насколько бы даже человек не был открыт с обществом, мы не раскрываем нашу истинную сущность даже близким, а что тут говорить про незнакомцев, вроде меня. Если позволишь мне тоже побыть психоаналитиком, то я считаю, что ты расцениваешь свою прямолинейность и критическую оценку своим поступкам и помыслам как часть твоей индивидуальности и, так уж и быть скажу, обаяния. Алкоголь, конечно, твоя серьезная проблема, но есть кое-что побольше, и нам это известно, не так ли? Все твое поведение, речь только и кричит о том, как сильно ты озабочен общественным мнением, боже, да ты просто одержим. Но ты это отрицаешь, всеми силами не хочешь принимать, а бухло прекрасно помогает тебе в этом. Таких людей, как ты, можно было бы назвать мазохистами, которые приходят на путь саморазрушения, дабы доказать социуму, как он им не нужен, но разве не лицемерие?
Что-то есть в твоих словах и верное: ты действительно считаешь, что лучше сбежать от своей настоящей личности и спрятаться за приятной чужим людям маской, вот только сам ты продолжаешь лелеять надежду, что попадутся люди, не будущие требовать от тебя быть клоуном и очередной пустой куклой. Таким образом, отрицая индивидуальность, ты сам хочешь стать индивидуальным. И знаешь, откуда я это все знаю? Потому что я точно такой же.
– Хм, – ухмыльнулся Джон, – много ли ты обо мне знаешь? Захотелось показать мне, что читаешь людей, как книги? Ну что же, попытку я оценил, но ирония то в том, что я про индивидуальность и слова не сказал, даже не подразумевал, а ты сделал ее главной моей проблемой, так может ты анализировал не меня, а себя?
– Отчасти так оно и есть, ведь я сказал, что точно такой же, но ты сейчас просто стрелки переводишь.
– Ха! – усмехнулся он и сделал еще один залп из маленького «Коссака». – У тебя в горле то не пересохло, малыш Пол, после такого доклада? – Джон указал на водку, предлагая Полу разделить трапезу.
– Раз уж ты предлагаешь, то отказаться было бы глупо, только умоляю, достань стаканы, я тебе не чернорабочий какой-то, – несколько шутя, согласился Пол. Он понимал, раз Джон дает ему отпить, то он поднялся в глазах этого психо-алкоголика, вот Пол и почувствовал то, что не думал уже испытать – триумф. Двум жертвам автокатастрофы до сих пор было сложно вставать и передвигаться, поэтому так они и передавали всё друг другу: стаканы, бутылку, а позже и много других предметов летели из одной стороны палаты в другую.
– Ну что же, отставим наши «интеллектуальные» метафизичные беседы и займемся чем-то по-настоящему полезным и имеющим смысл, – Джон протянул вверх стакан, в который налил водку, Пол повторил за ним то же самое действие.
– Нормальные люди при таких мероприятиях говорят обычно: «За тебя», верно?
– За нас, приятель.
Их стаканы никак не могли столкнуться вместе, но двум одиноким мумиям того и не надо было. Все, что их сейчас волновало, это как бы хорошо провести лечебное время. Пол был глубоко счастлив, что Джон признал его, либо, во всяком случае, чувствовал, что признал. Джон прекрасно знал, что означала сейчас их совместная алкогольная посиделка, но он никак не противился тому, что его сосед по палате станет ему хорошим знакомым, может даже другом, наверное, он даже хотел попробовать вновь сдружиться с кем-нибудь, хоть и цинично считал эту затею безуспешной.
Так уже и не скажешь, в какой конкретно момент времени погода переменилась, но компанию Джону и Полу составило еще и выглянувшее из туч согревающее солнце.
«Я действительно не помню уже, что делал на той башне, – писалось, а точнее произносилось, в головном бортовом журнале Пола. – Может я был так переполнен горестью и жалостью к себе? Страдал от одиночества и безделья? Я не помню этого». Прошло три недели с аварии, за это время он и вправду смог наладить отношения с Джоном. Оказалось, что у них довольно много общего, кроме разбитых машин, конечно же. Они оба были большими поклонниками Кубриковских фильмов и актерской игры Аль Пачино, их любимой едой была лазанья, а что касаемо музыки, то они часами могли говорить о творениях их любимых рок-групп. Джон узнал больше о детстве и юношестве Пола, узнал о том, как ему тяжело было в то время и какую боль тогда переживал. Пол же разузнал, почему все-таки Джон гонял пьяный той ночью. «Понимаешь, после нескольких лет женитьбы ваша любовь друг к другу потихоньку угасает и хорошо, если между вами остается дружба. Но мы с моей женой не могли остаться друзьями, она была слишком тверда, а я несерьезен, к тому же она была трезвенницей. В ту ночь она, не сказав ни слова, тихо подошла ко мне и отдала документ о том, что мы разводимся. Хорошо, что у нас за пять лет брака не родилось ни одного ребенка, так бы они своими глазами застали, как папочка швыряет в стены все подряд и орет на мамочку, а также хорошо, потому что не пришлось бы их делить. Я женщин не бью, но чтобы не выйти из себя окончательно, я решил уехать, не забыв Джона Дэниэлса, разумеется», – рассказал Джон.