Марк Хэддон
Загадочное ночное убийство собаки
229
Когда я спал, мне приснился один из моих любимых снов. Иногда я вижу его днем, но тогда это называется не сон, а грёзы. Но и по ночам он мне тоже часто снится.
И в этом сне почти все на земле мертвы, потому что заразились вирусом. Но это похоже не на обычную болезнь, а скорее на компьютерный вирус. Люди заражаются, если слышат, что говорят заболевшие, и видят выражение их лиц. Таким образом человек может заразиться, даже если просто увидит носителя болезни по телевизору, а это значит, что вирус распространяется очень быстро и охватывает весь мир.
И если человек подхватил вирус, то он просто сидит на диване и ничего не делает. Он перестает есть и пить и в конце концов умирает. У этого сна бывают разные вариации, как бывает, когда смотришь две разные версии фильма, как, например, «Бегущий по лезвию бритвы». И в некоторых версиях сна вирус заставляет людей разбиваться на машинах, или входить в море и тонуть, или прыгать в реку. Я думаю, что эти версии даже лучше, поскольку тогда нигде не остается мертвых человеческих тел.
И в мире выживают только те люди, которые никогда не смотрят в человеческие лица и не знают, что обозначают эти картинки:
И это всякие особенные люди, вроде меня. Они живут сами по себе, и я никогда не смогу их увидеть, потому что они ведут себя как окапи в джунглях Конго. Окапи – это такая разновидность антилопы. Она очень пугливая и очень редкая.
Теперь я могу идти куда угодно и знаю, что никто не придет поговорить со мной, или притронуться ко мне, или задать мне вопрос. А если я не хочу никуда идти, то могу остаться дома и есть брокколи, апельсины и лакричные палочки. Или неделями играть в компьютерные игры. Или просто сидеть в углу комнаты и тереть фунтовой монетой по волнистому радиатору. И не нужно ехать ни в какую Францию.
Я выхожу из дома отца и иду по улице. Везде очень тихо, даже в самый разгар дня, и нет никаких звуков, кроме пения птиц и шума ветра. Лишь иногда в отдалении я слышу грохот рушащихся зданий. Или, если я стою рядом со светофором, то до меня доносятся тихие щелчки – когда переключается цвет.
Я вхожу в чужие дома и играю там в детектива. А если дверь заперта, то разбиваю окно, чтобы попасть внутрь. И поскольку люди мертвы, для них это уже не имеет значения. Я захожу в магазины и беру то, что мне нравится, – розовые бисквиты, малину и манговые конфеты. Или компьютерные игры, книги и видеокассеты.
Потом я вынимаю из отцовского фургона лестницу и забираюсь на крышу. А оказавшись на ее краю, перекидываю лестницу через щель и перебираюсь на соседнюю крышу, поскольку во сне можно делать все, что угодно.
А затем я нахожу чьи-то ключи от машины. Я сажусь в машину и еду. И если я даже во что-нибудь врежусь – это не имеет значения. Потом я подъезжаю к морю, останавливаю машину и вылезаю, и там идет дождь. И я беру в магазине мороженое и ем его, а потом гуляю по пляжу. Пляж покрыт песком, а рядом находятся высокие скалы. На вершине одной из них стоит маяк, но свет в нем не горит, поскольку смотритель маяка тоже мертв.
Я стою у линии прибоя, а волны накатывают на мои ботинки. Я не купаюсь, потому что в море водятся акулы. Стою и смотрю на горизонт. Потом вынимаю длинную металлическую линейку и держу ее напротив линии между морем и небом. И тогда я вижу, что линия эта изогнута, а значит, Земля круглая. А прибой накатывается на мои ноги и откатывает назад ритмично, как музыка или бой барабана.
Я захожу в дом каких-то людей, которые тоже мертвы, и беру там сухую одежду, а потом возвращаюсь в дом отца. Только теперь это уже не дом отца, он мой. Я готовлю себе «Гоби алу» с красным пищевым красителем и смешиваю клубничный коктейль. Потом смотрю видеофильм про Солнечную систему, играю в компьютерные игры и отправляюсь в постель.
А потом сон кончается, и я чувствую себя счастливым.
233
На следующее утро мать приготовила мне на завтрак жареные помидоры, открыла банку зеленых бобов и разогрела их в кастрюле.
Во время завтрака мистер Ширз сказал:
– Ну, ладно, он может остаться на несколько дней.
А мать ответила:
– Он может оставаться столько, сколько потребуется.
Мистер Ширз сказал:
– В этой квартире и двоим-то тесно, не говоря уже о троих.
А мать ответила:
– Вообще-то, он понимает то, что ты говоришь. Ты в курсе?
Тогда мистер Ширз сказал:
– И что теперь делать? Здесь нет подходящей школы. Мы оба целыми днями на работе. Это просто смешно.
А мать ответила:
– Роджер, хватит.
И она налила мне красного травяного чая с сахаром, но мне он не понравился.
А потом мать сказала:
– Ты можешь оставаться тут сколько захочешь.
И мистер Ширз ушел на работу, а мать позвонила в свой офис и взяла то, что называется отгул по семейным обстоятельствам, как бывает, когда в семье кто-нибудь болен или умер.
Потом она сказала, что мы должны пойти купить мне какую-нибудь одежду, пижаму, зубную щетку и белье. Так что мы вышли из квартиры и пошли по главной дороге, которая называлась Хилл-лейн А4088, и там было очень много народу. Мы сели на автобус № 266 до торгового центра Брент-кросс. Там тоже оказалось много людей, и мне стало страшно. Так что я лег на пол возле отдела ручных часов и стал кричать. И тогда мать отвезла меня домой на такси.
Потом она поехала обратно в торговый центр, чтобы купить мне одежду, пижаму, зубную щетку и белье, а я оставался в свободной комнате. Мне не хотелось находиться в одной комнате с мистером Ширзом, потому что я боялся его.
Потом мать вернулась домой. Она принесла мне клубничный коктейль и показала новую пижаму, которую она купила, – с узором из синих пятиконечных звезд на сиреневом фоне, вот таким:
Я сказал:
– Мне нужно вернуться в Суиндон.
А мать ответила:
– Кристофер, но ты ведь только что приехал.
Я сказал:
– Мне нужно вернуться, поскольку я должен сдать экзамен по математике на уровень А.
Мать спросила:
– Ты сдаешь на уровень А?
И я ответил:
– Да. Экзамен будет на следующей неделе – в среду, в четверг и в пятницу.
И мать сказала:
– Боже!…
Я сказал:
– Преподобный Питерс будет меня курировать.
А мать ответила:
– Да, это было бы здорово.
Я сказал:
– Я хочу получить степень А, и поэтому мне нужно обратно в Суиндон. Только я не хочу видеть отца, так что я должен поехать в Суиндон с тобой.
Мать закрыла руками лицо и стала тяжело дышать.
А потом сказала:
– Боюсь, это невозможно.
А я сказал:
– Но я должен ехать.
Мать сказала:
– Давай поговорим об этом в другой раз, ладно?
Я ответил:
– Ладно. Но мне нужно в Суиндон.
А она сказала:
– Кристофер, пожалуйста.
И я выпил свой коктейль.
Позже, в 22.31, я вышел на балкон, потому что хотел посмотреть на звезды. Но звезд не было видно из-за туч и из-за того, что называется световой завесой. Это когда огни фонарей, фары машин, прожекторное освещение и свет из домов отражаются от крошечных частиц облаков и закрывают дорогу звездному свету. Так что я вернулся обратно в дом.
Но я не мог спать. В 2.07 я вылез из кровати, потому что боялся мистера Ширза. Так что я спустился по лестнице и вышел через наружную дверь на Чептер-роуд. На улице никого не было, и там стало гораздо тише, чем днем, пусть даже в отдалении я слышал шум машин и сирены, так что мне стало спокойнее. Я шел по Чептер-роуд и смотрел на машины и телефонные провода на фоне оранжевых облаков. Еще я смотрел на те вещи, которые были в садах перед домами, и видел там игрушечного гнома, кастрюлю, маленький пруд и плюшевого медведя.
Потом я услышал, что по улице идут двое людей, так что присел между прицепом и фургоном «Форд-транзит». А люди разговаривали не на английском языке, и они меня не заметили.
Мне понравилось место между прицепом и фургоном, так что я долго там просидел. А потом я выглянул и обнаружил, что единственные цвета, которые можно увидеть, – это оранжевый и черный и всякие их смешения. Так что я не мог понять, какого цвета были бы эти машины при дневном освещении.
И я задумался, можно ли разложить эти цвета мозаичными крестами, и составил у себя в голове картинку:
А потом я услышал голос матери. Она кричала:
– Кристофер!… Кристофер!…
Мать бежала по улице, и я вышел из своего укрытия. Она подбежала ко мне и сказала:
– Господи Боже… – Она остановилась, ткнула в меня пальцем и сказала: – Если ты еще раз так поступишь… Богом клянусь, Кристофер, я тебя люблю, но… Я не знаю, что я сделаю.
И она заставила меня пообещать, что я больше не буду выходить из квартиры один, поскольку в Лондоне много чужих людей и им нельзя доверять. На следующий день мать опять пошла в магазин и велела мне дать слово, что я не стану открывать входную дверь, даже если кто-нибудь в нее позвонит. Потом она вернулась и принесла немного корма для Тоби и три видеокассеты с фильмом «Звездный путь». И я смотрел кассеты в гостиной, пока не вернулся мистер Ширз, а после этого опять ушел в свободную комнату. И мне хотелось, чтобы на 451с Чептер-роуд, Лондон NW2 5NG, был сад, но сада не было.
А еще через день матери позвонили из офиса, где она работала, и сказали, что они нашли человека на ее место. И мать очень сильно рассердилась. Она кричала, что это незаконно, и она стала ругаться, но мистер Ширз сказал:
– Не дури. Боже мой, в чем проблема? Ты же знала, что это временная работа.
А потом мать пришла ко мне в комнату – перед тем как я улегся в постель. И я сказал:
– Мне нужно ехать в Суиндон, чтобы сдать на уровень А.
А мать ответила:
– Кристофер, не сейчас. Твой отец постоянно звонит мне и угрожает судом. Вдобавок у меня нет работы, и я сижу на шее у Роджера. Мне не до того, понимаешь?
Я сказал:
– Но мне нужно ехать, потому что мы так договорились. И преподобный Питерc согласился меня курировать.
А мать ответила:
– Послушай, но ведь это всего лишь экзамен. Я позвоню в школу. Мы можем все перенести, и ты сдашь его позже.
Я сказал:
– Я не могу сдать его позже. Мы уже договорились. И миссис Гаскойн сказала, что мы можем воспользоваться школьным классом.
Мать сказала:
– Кристофер, я только что как-то наладила свою жизнь. Но я могу все потерять, понимаешь? Так что просто дай мне немного…
Потом она замолчала, закрыла рот рукой, поднялась на ноги и вышла из комнаты. А я почувствовал боль в груди, как уже было в метро, от мысли, что не поеду в Суиндон и не получу степень А.
А на следующее утро я выглянул в окно, чтобы посчитать машины на улице и решить, будет ли это довольно хороший день, или хороший день, или очень хороший день, или черный день, но здесь это было совсем не то, что ехать в школу на автобусе, поскольку здесь можно смотреть в окно сколько угодно и наблюдать за машинами сколько захочешь. Я смотрел в окно три часа и увидел пять красных машин подряд и четыре желтые машины подряд, что означало хороший день и черный день одновременно, так что система здесь не работает. Но когда я сосредотачивался на счете машин, я не думал об экзамене на уровень А и о боли в груди.
А днем мать отвезла меня на такси в Хампстед-Хит, и мы сели на вершине холма и стали смотреть на самолеты, которые летели в аэропорт Хитроу. Мать купила у мороженщика красный фруктовый лед и дала его мне. Потом мать сказала, что собирается позвонить миссис Гаскойн и договориться, чтобы я сдавал экзамен на уровень А в следующем году. Так что я выкинул фруктовый лед и долго кричал, а боль в груди была такой сильной, что мне стало трудно дышать. Какой-то мужчина подошел к нам и спросил, все ли в порядке, а мать сказала:
– А вам-то что за дело?
И он ушел.
Потом я устал кричать, и мать отвезла меня домой на такси. А на следующий день была суббота, и мать велела мистеру Ширзу сходить в библиотеку и взять книг по математике и по другим наукам. Он принес три книги. Они назывались «100 математических задач», «Происхождение Вселенной» и «Ядерная энергия». Но это были книги для детей и не очень хорошие. Так что я не стал их читать, а мистер Ширз сказал:
– Приятно знать, что люди ценят твою заботу.
Я ничего не ел с того момента, как выкинул красный фруктовый лед, так что мать нарисовала для меня картинку со звездами, как она делала, когда я был маленьким, и наполнила мерный стаканчик детским питанием с клубничной добавкой. (Я получал бронзовую звезду, если выпью 200 мл, серебряную звезду за 400 мл и золотую звезду за 600 мл.)
А когда мать и мистер Ширз стали ссориться, я взял из кухни маленький радиоприемник, сел в пустой комнате, поставил его на полпути между двумя станциями и слушал белый шум. Я очень сильно отвернул громкость и прижал приемник к уху, так что звук наполнил мою голову. И это было больно, но оттого я не чувствовал другой боли – в груди – и не слышал, как мать ругается с мистером Ширзом. И не думал о том, что я не сдам свой экзамен, или о том, что на 451с Чептер-роуд, Лондон NW2 5NG нет сада, или о том, что я не вижу звезд.
А потом был понедельник. Поздним вечером мистер Ширз пришел ко мне в комнату, и он пил пиво, поскольку от него пахло точно так же, как пахнет от отца, когда он пьет пиво с Родри. И мистер Ширз сказал:
– Считаешь себя умником – да, черт тебя побери? Ты что же, никогда-никогда не задумываешься о других людях хотя бы на секундочку, а? Могу поклясться: ты очень собой доволен, верно?
Потом вошла мать и вытолкала его из комнаты.
Она сказала:
– Кристофер, извини. Пожалуйста, извини.
На следующее утро, когда мистер Ширз ушел на работу, мать упаковала свою одежду в два чемодана и велела мне спуститься вниз и отнести Тоби в машину. А сама она положила чемоданы в багажник, и мы поехали. Но это была машина мистера Ширза, и я спросил:
– Ты угоняешь машину?
Она ответила:
– Просто одалживаю.
Я спросил:
– Куда мы едем?
А мать ответила:
– Домой.
Я спросил:
– Ты имеешь в виду Суиндон?
Она ответила:
– Да.
И я спросил:
– Там будет отец?
А она ответила:
– Пожалуйста, Кристофер, отстань от меня ненадолго, ладно?
Я сказал:
– Я не хочу быть с отцом.
И она сказала:
– Просто… просто… Все будет хорошо, Кристофер. Все будет в порядке.
И я спросил:
– Мы возвращаемся в Суиндон, так что я смогу сдать экзамен?
А мать сказала:
– Что?
И я сказал:
– Я собираюсь завтра сдавать экзамен по математике.
А мать говорила очень медленно, и она сказала:
– Мы возвращаемся в Суиндон, потому что если мы еще хоть ненадолго останемся в Лондоне… то кто-нибудь пострадает. Я не имею в виду тебя.
Я спросил:
– А кого ты имеешь в виду?
Она ответила:
– Помолчи немного.
Я спросил:
– Сколько времени я должен молчать?
А она сказала:
– Господи Боже мой!… – И потом она сказала: – Полчаса, Кристофер. Помолчи полчаса.
Так мы ехали в Суиндон, и весь путь занял 3 часа и 12 минут. Нам пришлось остановиться на бензоколонке, и мать купила мне молочную плитку, но я не стал ее есть. Потом мы попали в большую пробку, поскольку другие водители приостанавливали свои машины, чтобы посмотреть на аварию, произошедшую на соседней полосе. Я попытался вывести формулу возникновения дорожных пробок, чтобы определить, образуется ли пробка только в том случае, если водители начинают ехать медленнее, чем нужно. И еще: каким образом на образование пробки могут повлиять: а) плотность потока машин, б) скорость движения и в) то, насколько быстро останавливаются водители, когда видят тормозные огни впередистоящей машины.
Но я очень устал, поскольку предыдущую ночь не спал, а думал о том, что я не сдам экзамен по математике. Так что я уснул.
А потом мы приехали в Суиндон. Мать взяла ключи от дома, мы вошли внутрь, и она сказала:
– Эй!
Но никто не отозвался, потому что времени было только 13.23. В доме мне стало очень страшно, но мать сказала, что я буду в безопасности, так что я пошел в свою комнату и закрыл дверь. Я вытащил Тоби из кармана и позволил ему бегать по комнате, а сам сел играть в «Сапера» и прошел экспертный уровень за 174 секунды – что на 75 секунд медленнее, чем мой лучший результат.
Потом времени стало 18.35, и я услышал, что вернулся отец. Тогда я придвинул к двери кровать, чтобы он не мог попасть в мою комнату. Отец вошел в дом, и они с матерью стали кричать друг на друга.
Отец кричал:
– Какого хрена ты здесь делаешь?
А мать кричала:
– Это и мой дом тоже, если ты забыл.
И отец кричал:
– А этот твой пижон что, тоже здесь?
Тогда я взял свои барабаны бонго, которые мне купил дядя Терри, опустился на колени в углу комнаты и уткнул голову в стену. И в течение часа стучал в барабаны и стенал, а потом в комнату вошла мать и велела отцу уйти. Она сказала, что отец некоторое время будет ночевать у Родри, а мы в ближайшие недели найдем себе новое жилье и переедем туда.
Потом я вышел в сад и нашел клетку Тоби возле сарая. Я ее вычистил и посадил туда Тоби.
И спросил мать, можно ли мне завтра сдать экзамен на уровень А.
А она сказала:
– Прости, Кристофер.
Я спросил:
– Мне можно будет сдать экзамен на уровень А?
Она ответила:
– Ты меня совсем не слушаешь… да, Кристофер?
Я сказал:
– Я тебя слушаю.
И мать ответила:
– Я же тебе объясняла. Я звонила твоей директрисе и сказала ей, что ты в Лондоне. Мы договорились, что ты будешь сдавать экзамен в следующем году.
Я сказал:
– Но теперь я здесь и могу его сдать.
А мать ответила:
– Прости, Кристофер. Я просто пыталась решать проблемы по мере их поступления. И не сделать хуже.
И тогда у меня снова начала болеть грудь, я сплел руки и стал раскачиваться взад-вперед и стенать.
Мать сказала:
– Я же не знала, что мы приедем сюда.
Но я продолжал стенать и качаться взад и вперед.
А мать сказала:
– Брось. Этим ты делу не поможешь.
Потом она спросила, не хочу ли я посмотреть видео из серии «Голубая планета» о жизни подо льдом Арктики или о миграциях горбатых китов. Но я ничего не ответил, поскольку узнал, что не буду сдавать экзамен на уровень А. И я ощущал себя так, как бывает, если прижать ноготь большого пальца к батарее, когда она действительно горячая. Тогда внутри постепенно вздымается боль, от которой хочется кричать, и она продолжается даже после того, как ты убираешь ноготь от батареи.
Потом мать приготовила мне немного моркови и брокколи с кетчупом, но я не стал есть.
Я не спал и эту ночь.
На следующий день мать отвозила меня в школу на машине мистера Ширза, поскольку мы пропустили автобус. Когда мы стояли возле машины, через дорогу переходила миссис Ширз, и она сказала матери:
– У тебя чертовски крепкие нервы.
А мать сказала:
– Полезай в машину, Кристофер.
Но я не мог сесть в машину, поскольку дверца была заперта.
А миссис Ширз сказала:
– Итак, в итоге он и тебя тоже бросил.
Мать залезла в машину, отперла заднюю дверь, так что я тоже смог сесть, и мы поехали.
Когда мы приехали в школу, Шивон сказала:
– Значит, вы и есть мама Кристофера?
Еще Шивон сказала, что рада снова меня видеть, и спросила, все ли со мной в порядке. И я ответил, что устал. И мать объяснила, что я расстроился, узнав, что не буду сдавать экзамен на уровень А, и потому не ел и не спал как следует.
Потом мать уехала, а я нарисовал автобус, используя перспективу, и это отвлекло меня от боли в груди. Автобус выглядел вот так:
После ланча Шивон сказала, что она говорила с миссис Гаскойн и что у той еще есть билеты для моего экзамена по математике.
Я спросил, есть ли еще возможность сдать экзамен на уровень А.
А Шивон сказала:
– Думаю, да. Днем мы позвоним преподобному Питерсу и спросим, готов ли он прийти курировать тебя. А миссис Гаскойн напишет письмо в экзаменационную комиссию и сообщит, что ты все-таки готов сдать экзамен. Я надеюсь, что они это одобрят, но пока мы незнаем наверняка. – Потом она молчала несколько секунд. – Полагаю, лучше тебе это сказать именно сейчас. Так что у тебя есть возможность как следует все обдумать.
Я спросил:
– Что обдумать?
Шивон ответила:
– Действительно ли ты этого хочешь, Кристофер.
Я задумался над вопросом, но не был уверен в ответе. Я хотел сдать экзамен на уровень А, но я очень устал, и мозги не работали как следует. Когда я попытался припомнить разные вещи, вроде логарифмических формул, у меня ничего не вышло, и тогда мне стало страшно.
А Шивон сказала:
– Ты не обязан это делать, Кристофер. Если ты откажешься, никто не станет сердиться. И это не будет неправильно, или нечестно, или глупо. Поступай так, как считаешь нужным, и все будет хорошо.
Тогда я ответил:
– Я хочу это сделать.
Потому что мне не нравится исключать из своего расписания вещи, которые я уже запланировал. И если я так поступаю, мне делается плохо.
А Шивон сказала:
– Ладно.
Потом она позвонила преподобному Питерсу. В 15.27 он пришел в школу и сказал:
– Ну-с, молодой человек, вы готовы?
Я отправился в класс, где мы обычно занимаемся рисованием, и стал решать задание 1 моего экзамена. А преподобный Питерc был куратором. Он сидел за столом, читал книгу под названием «Цена ученичества» Дитриха Бонхёффера и ел сандвич. А в середине экзамена преподобный Питере вышел на улицу и выкурил сигарету, но он все равно смотрел на меня через окно и следил, чтобы я не списывал.
Когда я открыл задание и прочитал его, то понял, что не могу ответить ни на один вопрос; и еще я начал задыхаться. Мне хотелось стукнуть кого-нибудь или ударить своим армейским ножом, но здесь не было никого, кроме преподобного Питерса. А он очень высок ростом. И потом, если я стукну его или ударю ножом, то он откажется быть моим куратором на оставшуюся часть экзамена.
Так что я начал делать глубокие вдохи и выдохи, поскольку Шивон говорила, что надо так поступать, если хочется кого-нибудь ударить. Я отсчитал пятьдесят вдохов и пятьдесят выдохов и, пока считал, возводил в куб все положительные числа по порядку, вот так:
1, 8, 27, 64, 125, 261, 343, 512, 729, 1000, 1331, 1728, 2197, 2744, 3375, 4096, 4913… и т. д.
От этого мне стало немного спокойнее, но на экзамен отводилось 2 часа, и двадцать минут уже прошло. Так что следовало работать очень быстро, и уже не оставалось времени как следует проверить ответы.
А вечером, после того как я пришел домой, вернулся отец, так что я начал кричать, но мать сказала, что она не позволит случиться ничему плохому. Тогда я вышел в сад, лег на землю и стал смотреть на звезды в небе. И ни о чем не думал.
Через некоторое время из дома вышел отец и долго смотрел на меня. А потом пнул ногой забор и ушел.
И этой ночью я спал, поскольку теперь я сдавал экзамен по математике. А на ужин я съел немного шпинатного супа.
На следующий день я решал задание 2, а преподобный Питерc читал «Цену ученичества» Дитриха Бонхёффера, но на этот раз он не курил сигарет. И перед экзаменом Шивон велела мне сходить в туалет, а потом, во время экзамена, как следует сосредоточиться и успокоиться.
Вечером этого дня я сидел у себя в комнате и играл на компьютере в «Одиннадцатый час», и в это время около дома остановилось такси. В такси был мистер Ширз. Он вылез наружу и выкинул на лужайку перед домом большую картонную коробку. В коробке лежали вещи матери. Там был фен, немного белья, шампунь L'Oreal, коробка мюсли и две книги – «Диана. Ее правдивая история» Эндрю Мортона и «Соперники» Джилли Купер. И моя фотография в серебряной рамке. Когда мистер Ширз кинул коробку, фотография выпала, и стекло разбилось.
Потом он вынул из кармана ключи, сел в свою машину и уехал, а мать выскочила из дома, выбежала на дорогу и закричала:
– И чтоб я тебя больше не видела, черт бы тебя побрал!
А потом она схватила коробку мюсли и кинула вслед машине. Коробка ударилась о багажник, и, когда это произошло, мистер Ширз выглянул в окно.
На следующий день я решил задание 3, а преподобный Питерc читал «Дейли мейл» и выкурил три сигареты.
А в задании 3 был мой любимый вопрос.
Докажите, что:
треугольник со сторонами, которые могут быть выражены формулами n2 + 1, n2 – 1 и 2n (где n› 1), является прямоугольным.
Докажите, что обратная теорема неверна.
И я хотел описать, как я отвечал на этот вопрос, но Шивон сказала, что это неинтересно. А я сказал, интересно. И Шивон ответила, что люди не станут читать в книге ответы на математические вопросы, но я могу поместить ответ в приложение. Приложение – это дополнительная глава в конце книги, которую люди могут прочитать, если захотят. Так я и сделал.
После этого у меня уже не так сильно болело в груди и дышать стало легче. Но я ощущал слабость, потому что не знал, хорошо ли я выполнил задания экзамена и согласится ли экзаменационная комиссия учесть мой экзамен после того, как миссис Гаскойн сказала им, что я не буду его сдавать.
Самое лучшее – это когда знаешь, что должно произойти что-то хорошее. Например, что случится затмение или что на Рождество тебе подарят микроскоп. И плохо, если ты знаешь, что должны произойти неприятные вещи. Например, что нужно идти к зубному врачу или ехать во Францию. Но я думаю, еще хуже – это когда не знаешь, чту именно должно случиться: плохое или хорошее?
Этим вечером отец опять пришел домой. Я сидел на диване, смотрел «Дуэль университетов» и отвечал на всякие научные вопросы. Отец остановился в дверях гостиной и сказал:
– Не надо кричать, Кристофер, ладно? Я не причиню тебе вреда.
Мать подошла и встала рядом с ним, так что я не стал кричать.
Потом отец подошел немного ближе и присел на корточки – как с собакой, когда человек хочет показать, что у него нет агрессивных намерений.
И отец сказал:
– Я хотел узнать, как прошел экзамен.
А мать сказала:
– Расскажи ему, Кристофер.
Но я по-прежнему ничего не отвечал.
Тогда мать сказала:
– Пожалуйста, Кристофер.
Так что я ответил:
– Я не знаю, правильно ли я ответил на вопросы, поскольку очень устал и ничего не ел. И поэтому не мог думать как следует.
Отец кивнул. И некоторое время он молчал, а потом сказал:
– Спасибо.
Я спросил:
– За что?
А он ответил:
– Просто… спасибо. – И потом он сказал: – Я очень горжусь тобой, Кристофер. Очень горжусь. Я уверен, что ты все сделал хорошо.
Затем он ушел, и я досмотрел «Дуэль университетов».
А на следующей неделе отец сказал матери, что она должна переехать. Но мать не могла этого сделать, поскольку у нее не было денег, чтобы заплатить за съем квартиры. И я спросил: может быть, полиция арестует отца за убийство Веллингтона? Поскольку, если его посадят в тюрьму, мы сможем жить в его доме. Но мать ответила, что полиция могла бы арестовать отца только в том случае, если бы миссис Ширз подала заявление. Это значит, что ты требуешь ареста какого-нибудь человека. Потому что полиция не арестовывает за мелкие преступления, пока кто-нибудь не заявит. Мать сказала, что убийство Веллингтона – это мелкое преступление.
Но потом все стало в порядке, потому что мать нашла себе работу в садовом центре, а доктор дал ей специальные таблетки, чтобы принимать каждый день и не чувствовать себя печальной. Только иногда от них у матери кружилась голова, и она начинала падать, если вставала слишком резко.
Мать переехала в комнату, которая находилась в большом доме из красного кирпича. Кровать была в том же помещении, что и кухня, и мне это не понравилось. А коридор оказался выкрашен в коричневый цвет, и там были туалет и ванная, которыми пользовались еще и другие люди. Мать должна была мыть их перед тем, как я туда ходил, потому что иначе я не стал бы ими пользоваться. Иногда я мочился в штаны, потому что туалет был занят другими людьми. В коридоре пахло мясной подливой и хлоркой; такую же хлорку использовали для чистки туалетов в школе. А внутри комнаты пахло носками и сосновым освежителем воздуха.
Я не хотел узнавать результаты экзамена по математике. Когда я начинал думать о будущем, в голове не складывалось ясной картинки, и от этого мне становилось страшно. Так что Шивон посоветовала не думать о будущем. Она сказала:
– Лучше думай о сегодняшнем дне. Думай о вещах, которые уже случились. Особенно о хороших вещах.
Одна из хороших вещей – мать купила мне деревянную головоломку, вот такую:
Нужно было отделить верхнюю часть от нижней части, и это оказалось трудно.
Другая хорошая вещь – я помогал матери красить комнату в бежевый цвет. Правда, еще я покрасил свои волосы, и мать хотела отмыть их специальным шампунем. Но я не позволил, так что краска оставалась у меня на волосах еще пять дней, а потом я срезал эти пряди ножницами.
Но плохих вещей было больше, чем хороших.
Например, мать возвращалась с работы только в 17.30, так что между 15.49 и 17.30 я должен был идти в дом отца, поскольку мне не позволялось оставаться одному и мать сказала, что у меня нет выбора. Поэтому я придвигал кровать к двери – на случай, если отец попытается войти. Иногда он пытался разговаривать со мной через дверь, но я не отвечал. А иногда я слышал, что он садится на пол около моей двери и сидит подолгу.
Еще одна плохая вещь: Тоби умер, потому что ему было два года и семь месяцев, а это очень много для крысы. И я хотел его похоронить, но у матери не было сада. Так что я похоронил его в большом пластмассовом коробе с землей, который используется для рассады растений. Я сказал, что я хочу другую крысу, но мать ответила, что мы не можем ее держать, поскольку комната слишком мала.
И я разгадал головоломку, потому что я понял, что там внутри есть два болта и полые трубки с металлическими штырями, вот такие:
И нужно повернуть головоломку так, чтобы обе палочки выскользнули из трубок и не пересеклись между двумя кусками головоломки, и тогда их можно разделить.
Однажды, когда мать забирала меня из дома отца после работы, он спросил:
– Кристофер, можно с тобой поговорить?
Я ответил:
– Нет.
Мать сказала:
– Ничего-ничего. Я буду рядом.
Я ответил:
– Я не хочу разговаривать с отцом.
Тогда отец сказал:
– Давай заключим договор. – Он взял кухонный таймер, сделанный в виде большого помидора, и включил его. Таймер начал тикать, а отец сказал: – Пять минут, ладно? По часам. Потом ты можешь уйти.
Так что я сел на диван, он сел в кресло, а мать стояла в холле. Отец сказал:
– Кристофер, послушай… Так больше не может продолжаться. Не знаю, как ты, но я… мне очень больно. Ты приходишь в этот дом, но отказываешься со мной разговаривать… Ты должен научиться доверять мне… И не важно, сколько времени это займет. Пусть будет хотя бы минута в один день, две в другой, три в следующий… и все вместе займет год -не имеет значения. Потому что это важно. Важнее всего на свете.
Потом отец оторвал маленький кусочек кожи около ногтя большого пальца левой руки.
И он сказал:
– Давай назовем это… назовем это проектом. Который мы будем реализовывать вместе. Ты станешь проводить со мной немного больше времени, и я… я докажу, что мне можно доверять. И поначалу будет трудно, потому что… потому что это сложный проект. Но потом станет лучше, я обещаю. – отец потер виски кончиками пальцев и сказал: – Ты не обязан отвечать прямо сейчас. Просто подумай об этом. И… э… у меня есть для тебя подарок. Чтобы доказать, что я говорю правду. И чтобы попросить прощения. И потому что… Ладно, ты поймешь, что я имею в виду.
