bannerbannerbanner
Загадочное ночное убийство собаки

Марк Хэддон
Загадочное ночное убийство собаки

Полная версия

73

Я иногда думаю, что мать и отец могли бы развестись. Это потому, что они часто спорили и ругались друг с другом. Так иногда происходит, когда приходится приглядывать за кем-то, у кого много поведенческих проблем, как у меня. У меня много поведенческих проблем, но сейчас уже меньше, чем раньше, поскольку я вырос и могу сам принимать решения и делать разные вещи самостоятельно. Например, я теперь могу один выходить из дому и делать покупки в магазине, который находится в конце улицы.

Вот некоторые из моих поведенческих проблем.

А. Я могу долгое время не разговаривать с людьми [4].

Б. Я могу долгое время ничего не есть и не пить [5].

В. Я не люблю, когда ко мне прикасаются.

Г. Я начинаю кричать, когда злюсь или растерян.

Д. Я не могу находиться в небольших помещениях вместе с другими людьми.

Е. Я ломаю вещи, когда злюсь или растерян.

Ё. Я стенаю.

Ж. Я не люблю желтых и коричневых вещей и отказываюсь прикасаться к желтым или коричневым предметам.

З. Я отказываюсь пользоваться своей зубной щеткой, если ее кто-то трогал.

И. Я отказываюсь есть, когда разные виды еды соприкасаются друг с другом.

Й. Я не замечаю, когда другие сердятся на меня.

К. Я не улыбаюсь.

Л. Я говорю такие вещи, которые другие считают грубостью [6].

М. Я делаю глупости [7].

Н. Я могу ударить другого человека.

О. Я ненавижу Францию.

П. Я езжу на маминой машине [8].

Р. Я не разрешаю передвигать мебель [9].

Иногда, когда я делал что-то из этого, мать и отец очень сердились. Они кричали на меня или кричали друг на друга. Иногда отец говорил:

– Кристофер, если ты не будешь вести себя прилично, я тебя выпорю.

Или мать говорила:

– Кристофер, я думаю, стоило бы засадить тебя дома.

Или же мать говорила:

– Ты меня в могилу сведешь.

79

Когда я пришел домой, отец сидел на кухне и готовил мне ужин. На нем была клетчатая рубашка. На ужин были бобы, брокколи и два ломтя ветчины, они все лежали в разных тарелках и не соприкасались друг с другом.

Он спросил:

– Где ты был?

И я сказал:

– Гулял.

Это была белая ложь. Белая ложь – она и не ложь вовсе. Это когда вы говорите правду, но не всю. Например, когда тебя спрашивают: «Что ты собираешься сегодня делать?» – ты отвечаешь: «Пойду рисовать к миссис Питерc». Ты не говоришь: «Я позавтракаю, схожу в туалет, порисую с миссис Питерc, после школы приду домой, покормлю Тоби, поужинаю, поиграю в компьютер и лягу спать». И я сказал белую ложь, поскольку знал, что отец не хочет, чтобы я был детективом.

Отец сказал:

– Мне только что звонила миссис Ширз.

Я начал есть бобы, брокколи и ветчину.

Потом отец спросил:

– Какого дьявола ты лазил к ней в сад?

Я ответил:

– Я проводил расследование, чтобы узнать, кто убил Веллингтона.

Отец сказал:

– Сколько раз тебе повторять, Кристофер?

Бобы, брокколи и ветчина были холодными, но я не обращал на это внимания. Я ем очень медленно, и потому моя еда почти всегда успевает остыть.

Отец сказал:

– Я велел тебе не соваться в чужие дела.

Я ответил:

– Я думаю, Веллингтона мог убить мистер Ширз.

Отец промолчал.

А я сказал:

– Он основной подозреваемый. Я думаю, что Веллингтона могли убить для того, чтобы огорчить миссис Ширз. А преступник, как правило, оказывается кем-то из своих…

Тут отец ударил кулаком по столу так сильно, что тарелки, нож и вилка подпрыгнули, а моя ветчина разлетелась в разные стороны, и один ломтик упал на брокколи. Так что я больше не мог есть ни ветчину, ни брокколи.

Потом он закричал:

– Я не желаю слышать это имя в своем доме!

Я спросил:

– Почему?

А он сказал:

– Потому что этот человек – злой.

Я спросил:

– Разве это не значит, что он мог убить Веллингтона?

Отец схватился руками за голову и сказал:

– Боже ты мой!

Я видел, что отец сердит, и потому сказал:

– Я знаю, что ты велел мне не соваться в чужие дела, но миссис Ширз – не чужая. Она наш друг.

Отец ответил:

– Она нам больше не друг.

А я спросил:

– Почему?

Отец сказал:

– Так, Кристофер, я говорю это в последний раз и больше повторять не стану. Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, ради всего святого! Смотри на меня! Ты больше не будешь спрашивать миссис Ширз, кто убил ее треклятую собаку. Ты не будешь никого расспрашивать о том, кто убил эту треклятую собаку. Ты не будешь лазать по чужим садам. И ты прекратишь эту идиотскую игру в детектива.

Я промолчал.

Отец сказал:

– Я собираюсь взять с тебя слово, Кристофер. И ты знаешь, что это означает.

Я знаю, что такое дать слово. Это когда ты обещаешь кому-то, что больше не будешь делать то или это. И потом ты никогда этого не делаешь, поскольку иначе слово будет ложью. Я ответил:

– Знаю.

А отец сказал:

– Дай слово, что ты перестанешь всем этим заниматься. Дай слово, что отныне ты прекратишь свою идиотскую игру. Ну?

И я сказал:

– Даю слово.

83

Я думаю, из меня получился бы очень хороший космонавт.

Для того чтобы стать хорошим космонавтом, нужно быть умным, а я умный. Еще нужно разбираться в том, как работают разные машины, и я разбираюсь. А еще такой человек должен быть готов оставаться один в крошечном помещении в тысячах и тысячах миль от поверхности Земли и не запаниковать, не подвергнуться клаустрофобии, не затосковать по дому и не сойти с ума. А мне очень нравятся по-настоящему маленькие помещения, пока там нет никого, кроме меня. Иногда, когда я хочу побыть один, я залезаю в сушильный шкаф в ванной, забираюсь под котел и закрываю за собой дверь. Я сижу там часами и думаю о разных вещах, и от этого мне делается очень спокойно.

Так что если я стану космонавтом, то полечу на космическом корабле, и там не будет никого, кроме меня. И еще там не будет ничего желтого и коричневого.

Я смогу разговаривать с людьми из Центра управления полетом, но мы будем общаться при помощи радиосвязи или телевидения, а это совсем не то, что реальные незнакомые люди рядом со мной, а скорее похоже на компьютерную игру.

 

Еще я не стану тосковать по дому, потому что вокруг будет множество разных вещей, которые мне нравятся, – вроде машин и компьютеров. А за стенами корабля будет безвоздушное пространство. И я буду выглядывать в маленькое окошко корабля и знать, что в тысячах и тысячах миль от меня больше никого нет. Именно это я иногда воображаю летом, когда лежу ночью на траве, поставив ладони по бокам от лица, и смотрю в небо. Тогда мне не видно ни забора, ни дымовой трубы, ни веревки для белья, и я представляю, будто я в космосе.

И все, что я вижу, – это звезды. А звезды – это места, где миллиарды лет назад появились молекулы и зародилась жизнь. Например, все железо, которое содержится у человека в крови и препятствует возникновению малокровия, образовалось на звездах.

И еще мне бы хотелось взять с собой в космос Тоби. Я думаю, что мне даже могли бы это позволить, поскольку животных иногда берут в космос для разных экспериментов. И если я сумел бы придумать хороший эксперимент, который можно провести в космосе с крысой так, чтобы не навредить ей, то я бы убедил всех позволить мне взять с собой Тоби.

Но если б даже и не позволили, то я бы все равно полетел. Потому что это будет то, что называется воплощение мечты.

89

На следующий день в школе я рассказал Шивон, что отец запретил мне заниматься расследованием, а это означает, что моя книга окончена. Я показал ей страницы, которые уже написал, – с изображением Вселенной, планом улицы и таблицей простых чисел. А Шивон ответила, что это не страшно. Она сказала, что моя книга очень хорошая и я могу ею гордиться. И существуют короткие книги, которые тем не менее хороши. Например, «Сердце тьмы» Конрада.

Но я ответил, что моя книга не настоящая, потому что у нее нет окончания, Я ведь так и не выяснил, кто убил Веллингтона, так что преступление осталось нераскрытым.

А Шивон сказала, что у меня всё как в жизни. Потому что в жизни многие преступления остаются нераскрытыми и не всех преступников ловят. Например, Джека Потрошителя.

Но, сказал я, мне не нравится, что преступление не раскрыто. И еще мне не нравится думать, что человек, убивший Веллингтона, возможно, живет где-нибудь поблизости, и не исключено, что я столкнусь с ним, когда выйду ночью на прогулку. А это вполне возможно, поскольку преступление обычно совершается человеком, который был знаком с жертвой.

И я сказал:

– Отец велел мне больше никогда не упоминать в нашем доме имени мистера Ширза, потому что это злой человек. И я думаю, что он мог убить Веллингтона.

Шивон сказала:

– Может быть, твой отец просто не очень-то жалует мистера Ширза.

А я спросил:

– Почему?

И она сказала:

– Не знаю, Кристофер. Я не могу ответить, потому что ничего не знаю о мистере Ширзе.

Я объяснил:

– Мистер Ширз был женат на миссис Ширз, а потом оставил ее, как бывает, когда люди разводятся. Но я не знаю, действительно ли они разведены.

И Шивон сказала:

– Ну, вы дружите с миссис Ширз, не так ли? Ты и твой отец. Может быть, поэтому твой отец не любит мистера Ширза, раз он бросил миссис Ширз. То есть сделал что-то плохое по отношению к вашему другу.

А я ответил:

– Отец сказал, что миссис Ширз нам больше не друг.

И Шивон сказала:

– Мне очень жаль, Кристофер. Я бы рада была ответить на все эти вопросы, но я просто-напросто ничего не знаю.

А потом прозвенел звонок к окончанию уроков.

На следующий день по пути в школу я увидел четыре желтые машины, что означало черный день, так что я не стал есть свой ланч и весь день просидел в углу комнаты, читая книги по математике для подготовки к экзамену. А на следующий день я опять увидел четыре желтые машины, что означало еще один черный день, и я снова ни с кем не разговаривал, а сидел в библиотеке, уткнув голову в угол, и от этого чувствовал себя в безопасности. На третий день держал глаза закрытыми, пока мы не вышли из автобуса. После двух черных дней подряд я имел на это право.

97

Но моя книга на этом не заканчивается, потому что пять дней спустя я увидел пять красных машин. Это означало очень хороший день, и потому я знал, что должно случиться нечто особенное. В школе ничего особенного не случилось, значит, оно должно было произойти после школы. И по дороге домой я зашел в магазин в конце улицы, чтобы купить лакричных палочек и молочную плитку на свои карманные деньги.

А когда я купил лакричных палочек и молочную плитку, я обернулся и увидел миссис Александер, старую леди из дома № 39, которая тоже была в магазине. На этот раз на ней не было джинсов. Она была в платье, как и положено нормальной старой леди. И от нее пахло едой.

Миссис Александер сказала:

– Что с тобой случилось в прошлый раз?

Я спросил:

– В какой раз?

Она ответила:

– Когда я вышла из дома, тебя уже не было, и мне пришлось съесть все печенье самой.

Я сказал:

– Я ушел.

А она ответила:

– Это я поняла.

Я сказал:

– Я подумал, что вы можете позвонить в полицию.

Она сказала:

– Боже, с какой стати?

А я ответил:

– Потому что я суюсь в дела других людей, а отец сказал, что я не должен выяснять, кто убил Веллингтона. А полисмен сделал мне предупреждение, и если я опять попадусь, то из-за этого предупреждения у меня будут серьезные неприятности.

После этого леди за прилавком спросила миссис Александер:

– Что вам угодно?

И миссис Александер сказала, что ей нужна пинта молока и пакет бисквитного печенья, а я вышел из магазина.

Оказавшись на улице, я увидел таксу миссис Александер. Она сидела на тротуаре, и на нее было надето пальто из клетчатой материи, которая называется «шотландка». Она была привязана за поводок к водосточной трубе рядом с дверью. Я люблю собак, так что я наклонился и сказал «привет», а она облизала мою руку. У нее был шершавый мокрый язык, и ей понравилось, как пахнут мои брюки, потому что она принялась их обнюхивать.

Потом вышла миссис Александер и сказала:

– Его зовут Айвор.

А я ничего не ответил.

Миссис Александер спросила:

– Ты очень застенчивый, да, Кристофер?

Тогда я сказал:

– Мне не разрешается с вами разговаривать.

А она сказала:

– Не беспокойся. Я не собираюсь сообщать об этом полиции, и твоему отцу тоже. А в том, что два человека беседуют, нет ничего плохого. Беседа значит просто дружеское расположение, верно ведь?

Я ответил:

– Я не умею беседовать.

Тогда она спросила:

– Тебе ведь нравятся компьютеры?

Я сказал:

– Да. Компьютеры мне нравятся. У меня есть дома компьютер, он стоит в спальне.

А она ответила:

– Знаю. Когда я выглядываю в окно, то иногда вижу, как ты сидишь за компьютером у себя в спальне.

Потом она отвязала поводок Айвора от водосточной трубы.

Я не собирался ничего говорить, поскольку не хотел попасть в беду.

Но потом я подумал, что сегодня очень хороший день, а ничего особенного еще не случилось. Так что, возможно, разговор с миссис Александер и станет той самой особенной вещью, которая должна произойти. И еще я подумал, что она может рассказать что-нибудь о Веллингтоне или о мистере Ширзе – по собственной инициативе. Если я не стану ее об этом спрашивать, то это не будет считаться нарушением слова.

Так что я сказал:

– Еще я люблю математику и ухаживать за Тоби. А еще мне нравится открытый космос, где я могу быть сам по себе.

И она сказала:

– Могу поспорить, ты очень хорошо знаешь математику, да?

Я ответил:

– В следующем месяце я собираюсь сдать экзамены на уровень А по математике.

И миссис Александер сказала:

– Неужели? По математике?

Я ответил:

– Да. Я никогда не лгу.

А она сказала:

– Прошу прощения. Я вовсе ее собиралась обвинять тебя во лжи. Я просто уточняла, верно ли я расслышала. Я, знаешь ли, немного глуховата.

Я ответил:

– Я помню. Вы мне говорили. – А потом я сказал: – Я первый человек в нашей школе, который будет сдавать экзамен на уровень А, потому что это специализированная школа.

И она ответила:

– Да, это впечатляет. Я надеюсь, ты пройдешь уровень А.

А я сказал:

– Пройду.

Затем она сказала:

– И еще я знаю, что твой любимый цвет – не желтый.

А я сказал:

– Нет. И не коричневый. Мой любимый цвет красный. И еще металлический цвет.

Потом Айвор покакал, и миссис Александер надела на руку пластиковый пакет, собрала все это и завязала пакет узлом. Так она убрала все испражнения, не прикасаясь к ним руками.

А я немного подумал и сделал некоторые выводы. Я решил, что отец велел мне дать слово, которое касалось только пяти вещей.

1. Не упоминать имя мистера Ширза в нашем доме.

2. Не спрашивать миссис Ширз, кто убил эту треклятую собаку.

3. Не спрашивать никого, кто убил эту треклятую собаку,

4. Не лазать в чужие сады.

5. Прекратить эту идиотскую игру в детектива.

И ни одна из этих пяти вещей не означала, что мне нельзя спрашивать о мистере Ширзе. А если ты детектив, то тебе приходится идти на риск. А поскольку сегодня очень хороший день, это значит, что можно рискнуть. Поэтому я спросил:

– Вы знаете мистера Ширза? – так, будто это было продолжением беседы.

А миссис Александер ответила:

– В сущности, нет. Я была с ним немного знакома -достаточно для того, чтобы поздороваться и немного поболтать при встрече, но я мало что о нем знаю. Кажется, он работал в банке National Westminster. В городе.

И я сказал:

– Отец говорит, что он злой человек. Вы не знаете, почему он так говорит? Мистер Ширз злой человек?

А миссис Александер сказала:

– Почему ты спрашиваешь меня о мистере Ширзе, Кристофер?

Я ничего не сказал, потому что я не должен был расследовать убийство Веллингтона, а это была та самая причина, по которой я расспрашивал о мистере Ширзе.

Но миссис Александер спросила:

– Это из-за Веллингтона?

Я кивнул, поскольку это не считается.

Миссис Александер ничего не сказала. Она подошла к маленькой урне рядом с воротами парка и выкинула туда пакет с испражнениями Айвора. Урна была снаружи коричневая, а внутри красная, и от этого у меня в мозгах начало происходить что-то странное. Поэтому я отвернулся и больше не смотрел в ту сторону. А миссис Александер вернулась ко мне.

Она сделала глубокий вдох и сказала:

– Может быть, нам лучше не говорить об этих вещах, Кристофер?

А я спросил:

– Почему нет?

Она сказала:

– Потому что… – А потом она замолчала и решила начать сначала: – Потому что твой отец, возможно, прав: тебе не стоит задавать подобные вопросы.

А я опять спросил:

– Почему?

Она сказала:

– Потому что его, очевидно, это очень сильно огорчает.

А я спросил:

– Почему его это огорчает?

Миссис Александер опять глубоко вдохнула и сказала: – Потому что… ну, я думаю, ты знаешь, отчего твой отец не слишком-то любит мистера Ширза.

Тогда я спросил:

– Мистер Ширз убил мою мать?

А миссис Александер сказала:

– Убил?

А я ответил:

– Да. Он убил мою мать?

И миссис Александер сказала:

– Нет-нет. Разумеется, он не убивал твою маму.

Я спросил:

– Может, по его вине у матери случился стресс и она умерла от сердечного приступа?

А миссис Александер сказала:

– Честное слово, я не понимаю, о чем ты говоришь, Кристофер.

Я сказал:

– Или, может быть, мистер Ширз ей навредил так, что она попала в больницу?

Миссис Александер переспросила:

– Она попала в больницу?

Я ответил:

– Да. И сначала казалось, что все это не слишком серьезно, но потом у нее случился сердечный приступ.

Миссис Александер сказала:

– О Господи!

Я сказал:

– И она умерла.

А миссис Александер опять сказала:

– О Господи! Кристофер, пожалуйста, прости меня. Мне и в голову не могло прийти…

Тогда я спросил ее:

– Почему вы сказали, что я должен и сам понимать, за что отец не любит мистера Ширза?

Миссис Александер прижала руку ко рту и сказала:

– О, Боже, Боже, Боже!

Но на мой вопрос не ответила.

Так что я задал тот же самый вопрос еще раз, поскольку в детективных романах, когда кто-то не хочет отвечать на вопрос, это значит, что он пытается сохранить тайну или оградить кого-то от беды. Поэтому ответы на эти вопросы и есть самые важные, и детектив должен надавить на человека, чтобы получить ключ к разгадке.

 

Но миссис Александер опять не ответила. Вместо этого она задала вопрос мне. Она сказала:

– Так ты не знаешь?

Я спросил:

– Чего я не знаю?

Она ответила:

– Кристофер, возможно, мне не следует тебе этого говорить. – Потом она сказала: – Может быть, нам стоит немного прогуляться по парку. Здесь неподходящее место для подобного разговора.

Я занервничал. Я не был знаком с миссис Александер. Я знал только, что она старушка и любит собак, но, вообще-то, она чужая. И я никогда не хожу в парк, потому что это опасно, там люди вкалывают себе наркотики за общественным туалетом на углу. Мне хотелось пойти домой, закрыться в своей комнате, покормить Тоби и позаниматься математикой.

Но еще я был возбужден. Я подумал, что миссис Александер собирается раскрыть мне тайну. И эта тайна может касаться убийства Веллингтона или мистера Ширза. И если это произойдет, у меня появятся новые улики против него или же я смогу его исключить из списка подозреваемых. Так что, поскольку сегодня был очень хороший день, я решил пойти в парк вместе с миссис Александер, хотя меня это и пугало.

Когда мы оказались в парке, миссис Александер остановилась и сказала:

– Я собираюсь кое-что тебе объяснить, и ты должен пообещать, что не станешь рассказывать об этом отцу.

А я спросил:

– Почему?

И она сказала:

– Мне не следовало говорить того, что я сказала. И если я не объясню, ты будешь задаваться вопросом, что я имела в виду. Ты можешь обратиться к своему отцу, а я не хочу, чтобы ты это делал, потому что ты очень сильно его расстроишь. Так что я собираюсь объяснить, почему я сказала то, что сказала. Но сначала ты должен пообещать, что никому не будешь об этом говорить.

Я спросил:

– Почему?

А она ответила:

– Кристофер, пожалуйста, просто поверь мне.

И тогда я сказал: «Обещаю», – потому что, если миссис Александер скажет мне, кто убил Веллингтона, или подтвердит, что мистер Ширз действительно убил мать, я могу пойти в полицию и передать все это им. Поскольку разрешается нарушать данное слово, если кто-то совершил преступление и ты знаешь об этом.

Миссис Александер сказала:

– Твоя мама, пока еще не умерла, была очень близким другом мистера Ширза.

Я ответил:

– Я знаю.

А она сказала:

– Кристофер, я не уверена, что ты знаешь все. Я хочу сказать, они были очень близкими друзьями. Очень, очень близкими друзьями.

Я некоторое время подумал об этом и спросил:

– Вы имеете в виду, что они занимались сексом?

И миссис Александер сказала:

– Да, Кристофер. Именно это я имею в виду.

Потом она молчала около 30 секунд.

А потом сказала:

– Мне очень жаль, Кристофер. Честное слово, я не хотела тебя расстраивать. Но я должна была объяснить. Видишь ли, я думала, что ты знаешь. Вот почему твой отец полагает, что мистер Ширз плохой человек. И может быть, именно поэтому он не хочет, чтобы ты ходил и расспрашивал о нем людей. Потому что тогда к нему вернутся печальные воспоминания.

Я спросил:

– И потому мистер Ширз оставил миссис Ширз? Потому что он занимался сексом с кем-то еще, хотя был женат на миссис Ширз?

И миссис Александер ответила:

– Да, я так думаю. – Потом она сказала: – Мне очень жаль, Кристофер. Правда.

А я сказал:

– Я думаю, что теперь мне нужно идти.

Она спросила:

– С тобой все в порядке, Кристофер?

Я сказал:

– Я боюсь оставаться с вами в парке, потому что вы чужая.

А она ответила:

– Я не чужая, Кристофер. Я твой друг.

Я сказал:

– Я теперь пойду домой.

А миссис Александер сказала:

– Если ты захочешь поговорить об этом, ты можешь прийти ко мне в любое время. Просто постучись в мою дверь.

И я сказал:

– Ладно.

А она сказала;

– Кристофер?

Я сказал:

– Что?

Она спросила:

– Ты не расскажешь своему отцу об этом разговоре?

Я ответил:

– Нет. Я обещал.

И она сказала:

– Ты иди домой. И помни, что я сказала. В любое время.

И я пошел домой.

Однажды я ни с кем не разговаривал 5 недель.
Когда мне было 6 лет, мать дала мне детского питания с земляничным вкусом. Оно было налито в мерный стакан, и мы соревновались, чтобы понять, как быстро я смогу выпить четверть литра.
Люди утверждают, что нужно всегда говорить только правду. Но на самом деле это не так, поскольку нельзя, например, говорить старым людям, что они старые. Еще нельзя говорить людям, что от них плохо пахнет, когда кто-то, например, пукнул. И еще нельзя говорить человеку: «Ты мне не нравишься», даже если он кажется тебе просто отвратительным.
Глупость – это, например, вывалить масло из масленки на кухонный стол и размазать его ножом так, чтобы оно покрыло весь стол равномерным слоем. Или подогревать вещи над газовой плитой, чтобы посмотреть, что с ними будет, – например, мои ботинки, серебряную вилку или сахар.
На самом деле это случилось только один раз, когда мать уехала в город на автобусе. Тогда я взял ключи. Но я не умел водить машину, потому что мне было 8 лет и 5 месяцев. Так что я врезался в стену. А теперь этой машины здесь больше нет, поскольку мать умерла.
Я не возражаю, если кто-нибудь двигает стол или стулья на кухне, потому что это другое дело. Но меня раздражает, когда передвигают диван и кресла в гостиной или в столовой. Мать однажды это сделала, когда захотела сменить обстановку. Но я нарисовал план дома, и потому точно знал, что где должно стоять. И потом я передвинул все как было, и мне стало гораздо лучше. А с тех пор как умерла мать, отец больше никогда ничего не двигал. А миссис Ширз однажды попыталась сделать перестановку, но я начал стенать, и она накричала на отца. И больше никто никогда ничего не двигал
Рейтинг@Mail.ru