Когда я вернулся из школы, отец еще был на работе, так что я отпер наружную дверь, вошел и снял пальто. Потом я прошел на кухню и положил свои вещи на стол. И одной из этих вещей была книга, которую я брал в школу, чтобы показать Шивон. Я сделал себе малиновый молочный коктейль, подогрел его в микроволновой печи и пошел в гостиную, чтобы посмотреть фильм из сериала «Голубая планета». Там рассказывалось о самых глубоких частях океана.
Фильм был о морских животных, которые живут вокруг серных кратеров подводных вулканов, где газы извергаются из земной коры в воду. Ученые никогда не подозревали, что в этом месте могут быть живые организмы, потому что там слишком горячо и много ядовитых веществ, но оказалось, что внутри есть целая экосистема.
Мне нравится этот эпизод, поскольку он демонстрирует, что наука всегда может открыть что-то новое и все факты, которые считались доказанными, могут оказаться совершенно неверными. И еще мне нравится, что все эти кадры были сняты в таком месте, до которого добраться сложнее, чем до вершины Эвереста, хотя оно находится всего несколькими милями ниже уровня моря. И это одно из самых тихих, темных и таинственных мест на Земле. И мне иногда нравится представлять, что я спускаюсь туда в сферическом подводном аппарате с окнами в тридцать сантиметров толщиной, чтобы они не провалились под давлением воды. И я воображаю, что я там совсем один и мой аппарат вообще никак не связан с кораблем, но я могу оперировать его энергией, управлять его моторами и двигаться по морскому дну куда угодно. И меня никогда не найдут.
Отец вернулся домой в 17.48. Я слышал, как он вошел через наружную дверь и прошел в гостиную. На нем была рубашка в зеленую и синюю клетку, и шнурки на одном ботинке были завязаны двойным узлом, а на втором – обыкновенным. Он нес старую рекламу сухих сливок, которая была сделана из металла и раскрашена голубой и белой эмалью. Ее покрывали маленькие кружочки ржавчины, похожие на пулевые отверстия, но отец не объяснил, зачем он это принес.
Он сказал:
– Здорово, дружище, – что было шуткой.
А я сказал:
– Привет! – и продолжал смотреть фильм.
А отец пошел на кухню.
Я забыл, что оставил свою книгу на кухонном столе, потому что слишком увлекся «Голубой планетой». Это то, что называется ослаблением бдительности, и этого ни в коем случае нельзя допускать, особенно если ты детектив.
Было 17.57, когда отец вернулся в гостиную. Он сказал:
– Что это?
Отец сказал это очень тихо, и я не знал, сердится ли он, поскольку он не кричал.
Он держал книгу в правой руке.
Я ответил:
– Это книга, которую я пишу.
А он спросил:
– Это правда? Ты говорил с миссис Александер?
Он опять сказал это тихо, так что я по-прежнему не мог понять, сердится ли он.
И я ответил:
– Да.
Тогда он сказал:
– Господи Боже, черт побери! До какой же степени ты глуп!
Это было то, что Шивон называет риторическим вопросом. Там в конце стоит восклицательный знак, потому что человек, который этот вопрос задает, уже знает ответ сам.
Потом отец сказал:
– Что, черт возьми, я тебе велел, Кристофер? – На этот раз он говорил гораздо громче.
И я ответил:
– Не упоминать мистера Ширза в нашем доме. Не спрашивать миссис Ширз и никого, кто убил треклятую собаку. И не лазать в чужие сады. И прекратить эту идиотскую игру в детектива. И я не делал ничего из этих вещей. Я просто спросил миссис Александер о мистере Ширзе, потому что…
Но отец перебил меня и сказал:
– Не вешай мне лапшу на уши. Ты отлично знаешь, что ты, блин, делал. – И он поднял книгу и потряс ею в воздухе. – Что еще я тебе велел, Кристофер?
Я подумал, что это еще один риторический вопрос, но не был уверен. И не мог решить, что ответить, потому что был смущен и испуган.
Отец повторил вопрос:
– Что еще я тебе велел, Кристофер?
Я ответил:
– Не знаю.
А он сказал:
– Давай же, блин, ты, мистер Абсолютная Память.
Но я не мог ни о чем думать.
И отец сказал:
– Я велел тебе не совать свой вонючий нос в чужие дела. А ты что сделал? Ты суешь свой вонючий нос в чужие дела. Ты бродишь повсюду, вынюхиваешь и рассказываешь все это каждому Тому, Дику и Гарри, какого только увидишь. Что мне с тобой делать, Кристофер? Что мне, блин, с тобой сделать?
Я ответил:
– Я просто побеседовал с миссис Александер. Я не проводил расследования.
А он сказал:
– Я прошу тебя сделать для меня одну вещь, Кристофер. Только одну вещь.
Я сказал:
– Я не хотел разговаривать с миссис Александер. Она сама мне…
Но тут отец перебил меня и схватил рукой за плечо. И очень сильно стиснул.
Отец никогда раньше не хватал меня. Мать иногда меня стукала, потому что она была очень вспыльчивая. Это значит, что она начинала сердиться быстрее, чем другие люди, и чаще кричала. Но отец всегда был более уравновешенным человеком. Это значит, что он не так быстро начинает сердиться и не так часто кричит. И потому, когда он схватил меня, я очень удивился.
Я не люблю, когда люди меня хватают. И я не люблю неожиданностей. Так что я ударил его, как ударил полицейского. Но отец не отпустил руку и начал кричать на меня. И я опять его ударил. А потом я уже больше не понимал, что делаю.
Некоторое время выпало у меня из памяти. Не очень долгое, потому что потом я посмотрел на часы. Это было, как будто бы кто-то выключил меня, а затем опять включил. И когда меня включили, оказалось, что я сижу на полу, прислонившись спиной к стене, и на правой руке у меня кровь, и одна сторона головы болит. А отец стоит на ковре, прямо передо мной, на расстоянии метра, и смотрит на меня. И в правой руке он по-прежнему держит мою книгу, но она согнута пополам, и все уголки листов торчат в разные стороны. На шее у отца царапина, рукав его сине-зеленой рубашки разорван, и отец тяжело дышит.
Через минуту он повернулся и ушел на кухню. Там он открыл заднюю дверь, ведущую в сад, и вышел наружу. Я слышал, как он поднимает крышку мусорного ящика, кидает туда что-то и потом закрывает крышку. Затем отец снова вошел в кухню, но книги у него уже не было. Он запер заднюю дверь и положил ключ в маленький китайский кувшин, который сделан в форме толстого монаха, а потом встал посреди кухни и закрыл глаза.
Потом он открыл глаза и сказал:
– Блин, мне нужно выпить.
И взял себе банку пива.
Есть несколько причин, почему я ненавижу желтый и коричневый цвета.
1. Заварной крем.
2. Бананы (потом становятся коричневыми).
3. Желтые разделительные линии.
4. Желтая лихорадка (это такая болезнь в тропической Америке и Западной Африке, которая вызывает лихорадку, острый нефрит, желтуху и кровотечение; она возникает из-за вируса, который переносится особым видом москитов, называемых Аedes aegypti. Вирус называется Stegotomyia fasciata; а нефрит – это воспаление почек).
5. Желтые цветы (потому что от цветочной пыльцы у меня бывает сенная лихорадка. Это один из трех видов сенной лихорадки, а два других возникают от травяной пыли и грибковой пыльцы. Я от них болею).
6. Сладкая кукуруза (потому что она не усваивается организмом и выходит вместе с испражнениями. Так что это все равно что есть траву или листья).
1. Грязь.
2. Мясная подлива.
3. Испражнения.
4. Дерево (потому что раньше люди делали из дерева машины и корабли, а теперь нет, поскольку дерево ломается и гниет, и в нем заводятся черви. Сейчас люди делают машины и корабли из металла и пластика, которые гораздо лучше и современнее).
5. Мелисса Браун [10] (это девочка из нашей школы, и на самом деле она не коричневая, как Анил или Мухаммед, это просто ее фамилия). Она разорвала мою космическую картинку на две половины. Миссис Питерс склеила ее, но картинка все равно была испорчена, так что пришлось ее выбросить.
Миссис Форбс сказала, что ненавидеть желтый и коричневый – просто глупо. А Шивон сказала, что не стоит так говорить, потому что у каждого могут быть любимые и нелюбимые цвета. И Шивон права. Но миcсиc Форбс тоже отчасти права. Потому что это и правда глупо. Но в своей жизни ты вынужден принимать множество решений, и если ты их не принимаешь, то никогда ничего не сделаешь. Потому что проведешь всю свою жизнь, выбирая между вещами, которые мог бы сделать. Так что нужно иметь объяснение, почему ты любишь одни вещи и ненавидишь другие. Это все равно как обедать в ресторане. Иногда отец берет меня в ресторан, и нужно посмотреть меню и выбрать, что ты будешь есть. Но если ты не пробовал какое-то блюдо прежде, то не можешь сказать, понравится оно тебе или нет. Но у тебя есть любимые блюда, и ты выбираешь их, и есть еда, которая тебе не нравится, и ты ее не заказываешь. И тогда это просто.
На следующий день отец попросил прощения за то, что ударил меня, и сказал, что не хотел этого делать. Он велел промыть ссадину на щеке, чтобы туда не попала инфекция, и залепил ее пластырем.
Потом, поскольку была суббота, он сказал, что хочет взять меня на прогулку, потому что хочет загладить свою вину, и мы поедем в зоопарк Твикросс. Так что отец сделал мне сандвичи с белым хлебом и помидорами, с салатом и ветчиной и еще с земляничным джемом, потому что я не ем пищу в тех местах, которых я не знаю. И сказал, чтобы я не беспокоился, потому что в зоопарке будет мало народу, так как собирается дождь. Я был рад, потому что я не люблю больших толп народу, а дождь люблю. Так что я пошел и взял свой непромокаемый плащ оранжевого цвета.
Потом мы поехали в зоопарк Твикросс.
Я никогда раньше не бывал в зоопарке Твикросс, и поэтому у меня не было картинки в голове. Поэтому мы купили путеводитель информационного центра, а потом обошли весь зоопарк, и я выбирал, какие животные мне больше всего нравятся.
Больше всего мне нравятся:
1. РЭНДИМЕН – это имя черной паукообразной обезьяны (Ateles paniscus paniscus), и это самая старая обезьяна, когда-либо содержавшаяся в неволе. Рэндимену сорок четыре года, столько же, сколько отцу. Раньше он жил у моряков – у него металлический пояс, как в историях про пиратов.
2. ПАТАГОНСКИЕ МОРСКИЕ ЛЬВЫ по имени Миракль и Стар.
3. МАЛИКУ – это орангутанг. Он мне особенно понравился, потому что лежал в чем-то вроде гамака, сделанном из пижамных штанов в зеленую полоску. И на голубой пластиковой табличке около клетки было написано, что он сам соорудил этот гамак.
Потом мы пошли в кафе, и отец взял камбалу, чипсы, яблочный пирог, мороженое и чашку чаю, а я ел свои сандвичи и читал путеводитель по зоопарку.
И отец сказал:
– Я тебя очень люблю, Кристофер. Никогда не забывай этого. Но иногда я выхожу из себя, начинаю злиться и кричать на тебя. Я понимаю, что не должен этого делать. Но это происходит потому, что я беспокоюсь за тебя и не хочу, чтобы с тобой случилось несчастье. Я не хочу, чтобы кто-нибудь причинил тебе вред. Понимаешь?
Я не знал, понял ли я, и потому ответил:
– Не знаю.
А отец сказал:
– Кристофер, ты понимаешь, что я тебя люблю?
И я сказал:
– Да.
Потому что любить кого-то – это значит помогать ему, когда он попал в беду, заботиться о нем и говорить ему правду. А отец всегда помогал мне, когда я попадал в беду, – вроде того случая в полицейском участке. И всегда заботился обо мне, готовил для меня еду. И всегда говорит мне правду. Значит, он меня любит.
И потом он поднял правую руку и растопырил пальцы, и я поднял левую руку и тоже растопырил пальцы, и мы соприкоснулись подушечками.
Потом я вынул из сумки листок бумаги и нарисовал карту зоопарка, чтобы проверить память. И карта выглядела так:
/ Дикая собака – это индийская собака, которая напоминает лису. Лангур – это длиннохвостая обезьяна./
Потом мы пошли и посмотрели жирафов. И запах их навоза был похож на запах в клетке с морскими свинками в школе, когда у нас были морские свинки. И когда жирафы бегали, было видно, какие у них длинные ноги, и казалось, что они бегут очень медленно и плавно.
Потом отец сказал, что нам нужно ехать домой, чтобы успеть до того, как на дорогах возникнут пробки.
Мне нравится Шерлок Холмс, но я не люблю сэра Артура Конан Дойля, автора рассказов о Шерлоке Холмсе. Это потому, что он не был похож на Шерлока Холмса и верил в сверхъестественное. Когда он состарился, он вступил в Спиритуалистическое общество. Это значит, что он думал, будто можно общаться с мертвыми. Это потому, что его сын умер от гриппа по время Первой мировой войны, а он хотел поговорить с ним.
А в 1917 году произошла странная вещь, называемая история о феях из Коттингли. Две кузины -Френсис Гриффите девяти лет и Элси Райт шестнадцати лет – сказали, что они играли с феями возле ручья под названием Копингли-Бек. И воспользовались фотокамерой отца Френсис, чтобы сделать пять снимков фей, вроде вот этого:
Но это были не настоящие феи, а нарисованные на бумаге. Они вырезали эти рисунки и прикололи булавками, потому что Элси очень хорошо умела рисовать.
Гарольд Снеллинг, эксперт по фальсификации фотографий, сказал:
«Эти танцующие фигурки не были сделаны из бумаги или ткани и не были нарисованы на фотографической пластине. И что самое занимательное, эти фигурки двигались во время экспозиции».
Но этот Гарольд Снеллинг был глуп, потому что во время экспозиции можно двигать бумагу. А экспозиция была очень долгой. Это понятно, потому что на фотографии есть маленький водопад, и видно, что он весь расплылся.
Сэр Артур Конан Дойль услышал об этих фотографиях и поверил, что они настоящие, и написал об этом статью в журнале под названием «Стрэнд». Но это тоже было глупо, потому что если посмотреть на картинки, то видно, что человечки выглядят как феи в старых книгах, и у них есть крылья, и платья, и рейтузы, и башмаки. Это как верить в истории о пришельцах, которые прилетели на Землю и выглядят как Далеки из фильма «Доктор Кто», или имперские штурмовики со Звезды Смерти из «Звездных войн», или маленькие зеленые человечки, как в мультфильмах про инопланетян.
А в 1981 году человек по имени Джо Купер взял интервью у Элси Райт и Френсис Гриффите для статьи в журнале «Непознанное». И Элси Райт сказала, что все пять фотографий были подделкой, а Френсис Гриффите сказала, что четыре были подделкой, а одна была настоящая. И они сказали, что Элси срисовала фей из книги под названием «Книга даров принцессы Марии» Артура Шепперсона.
Это доказывает, что иногда люди сами хотят быть глупыми и не желают знать правды.
И еще это доказывает, что эта штука под названием Бритва Оккама – на самом деле правда. Бритва Оккама – это не лезвие, которым бреются, а такой закон, и он гласит:
«Enita non sunt multiplicanda praeter necessitatem".
И в переводе с латыни это значит:
«Не следует множить сущности без необходимости».
Что означает: жертву преступления, скорее всего, убил тот, кто был с ней знаком; феи сделаны из бумаги; и невозможно поговорить с человеком, который уже умер.
В понедельник, когда я пришел в школу, Шивон спросила, откуда у меня на лице ссадина. Я сказал, что отец рассердился и схватил меня за плечо, и потому я его ударил, и у нас произошла драка. Шивон спросила, ударил ли меня отец, и я сказал, что не знаю, поскольку я очень рассердился и с моей памятью случилось что-то непонятное. И она спросила, может быть, отец ударил меня, потому что тоже очень рассердился. И я сказал, он меня не ударил, только схватил, но он и правда был очень сердит. А Шивон спросила, сильно ли он меня схватил, и я сказал, что сильно. А Шивон спросила: может, я боюсь идти домой? А я сказал, что нет. И тогда она спросила: может, я хочу поговорить об этом? И я сказал, что не хочу. И она сказала: «Ладно», – и больше мы об этом не говорили. Потому что можно схватить человека за руку или за плечо, если ты сердишься. Но никого нельзя хватать за лицо или за волосы. И бить человека – это тоже очень плохо, кроме тех случаев, когда ты уже с кем-то дерешься. Тогда это не так плохо.
Когда я вернулся домой из школы, отец еще был на работе, так что я пошел на кухню и вынул ключ из китайского горшка в виде монаха. Я отпер заднюю дверь, вышел в сад и заглянул в мусорный ящик в поисках своей книги.
Я хотел получить свою книгу обратно, потому что мне нравилось ее писать. Я люблю работать над разными проектами, особенно если это сложные проекты – вроде книги. И еще я до сих пор не узнал, кто же убил Веллингтона, а в свою книгу я записывал все ключи к разгадке, которые обнаружил. И мне не хотелось бы, чтобы все это пропало.
Но в мусорном ящике книги не было.
Я закрыл крышку ящика и пошел в сад, чтобы заглянуть в мусорное ведро, куда отец кидал садовые отходы: скошенную траву и яблоки, которые упали с деревьев. Но там моей книги тоже не было.
Я подумал, может, отец положил книгу в машину, отвез ее на свалку и выбросил в один из тамошних больших мусорных баков. Но мне бы не хотелось, чтобы это было правдой, поскольку это значит, что больше я ее не увижу.
Была еще возможность, что отец спрятал книгу где-то в доме. Так что я решил произвести расследование и выяснить, сумею ли я ее отыскать. Только мне нужно было очень внимательно слушать, чтобы не упустить момент, когда машина отца остановится возле дома. Потому что отец не должен поймать меня за детективной работой.
Я начал оглядывать кухню. Моя книга размером примерно 25 см х 35 см х 1 см, так что ее нельзя спрятать в очень маленьком месте. Это значит, что в маленьких местах искать не надо. Я заглянул на буфет, и за выдвижные ящики, и под плиту. Чтобы исследовать темное место за буфетом, я воспользовался фонариком и зеркальцем. Там были мышиные норы, и через них мыши могли выходить в сад, чтобы разводить там своих детей.
Потом я обыскал чулан.
Потом я обыскал столовую.
Потом я обыскал гостиную и под диваном нашел давно потерянное колесо от модели «мессершмитта».
Потом мне послышалось, что отец входит в наружную дверь, и я вскочил. Пытаясь встать побыстрее, ударился коленкой об угол кофейного столика. Было очень больно. Но оказалось, что это всего лишь наркоман из соседнего дома уронил что-то на пол.
Тогда я поднялся наверх, но в своей комнате искать не стал, поскольку рассудил, что отец не станет что-то прятать от меня в моей собственной комнате, – разве что он пустился на двойную хитрость, как в настоящих детективах. Так что я решил обыскать свою комнату только в том случае, если не найду книгу нигде больше.
Я осмотрел ванную, но там единственное место, куда можно спрятать книгу, – это сушильный шкаф, а в нем ничего не оказалось.
Из всех комнат дома осталась только спальня отца, но я не знал, искать ли мне там, поскольку отец уже давно запретил мне что-либо трогать у него в комнате. Но если он хотел что-то от меня спрятать, то его спальня – самое лучшее место. Так что я решил, что ничего не нарушу у него в комнате. Я передвину вещи, а потом положу их на место. Тогда отец не узнает, что я сделал, и не рассердится.
Сначала я поискал под кроватью. Там было 7 ботинок, гребень с большим количеством волос между зубьями, кусочек медной трубки, шоколадное печенье порножурнал под названием «Фиеста», дохлая пчела галстук-бабочка и деревянная ложка. Но моей книги там не было. Потом я заглянул в ящики по обе стороны туалетного столика. Там был аспирин, маникюрные ножницы, батарейки, зубная нить, ватный тампон и носовой платок. Еще там лежал запасной вставной зуб – на случай, если отец потеряет тот зуб, который ему вставили, когда он выбил настоящий зуб, вешая кормушку в саду и упав со стремянки. Но моей книги не было.
Тогда я посмотрел в платяном шкафу. В нем висело много разной одежды, а сверху была еще полка, куда я мог за глянуть, только встав на кровать. И потому мне пришлось снять ботинки, чтобы не оставить грязных следов, так как это будет уликой, если отец решит провести расследование. Но на полке лежали только порножурналы, сломанный тостер, двенадцать проволочных вешалок и старый мамин фен.
Внизу шкафа был ящик для инструментов, и там лежали всякие инструменты: сверло, кисть, несколько шурупов и молоток. Но все это я мог увидеть и не открывая ящика, потому что он был сделан из прозрачного серого пластика.
Потом я заметил, что под ящиком для инструментов есть еще один ящик. Это был старый ящик от шкафа, который назывался бельевым, потому что некоторые хранят там свои рубашки. И когда я открыл его, я увидел там свою книгу.
И я не знал, что мне делать.
Я был счастлив, потому что отец не выбросил мою книгу. Но если я ее возьму, он узнает, что я трогал вещи в его комнате, и рассердится. И еще, я ведь дал слово ничего не трогать в его комнате.
А потом я услышал, как около дома остановился фургон, и, значит, нужно было думать скорее и действовать разумно. Так что я решил оставить книгу там, где она была, поскольку я рассудил, что отец не собирается ее выбрасывать, раз положил в ящик для рубашек. И я мог перенести записи в другую книгу и держать ее в секрете ото всех. А потом позже отец, возможно, передумает и отдаст мне первую книгу, тогда я смогу скопировать новую книгу туда. А если он ее никогда не отдаст – все равно, я помню большую часть того, что написал, и могу переписать все это во вторую тайную книгу. И если я захочу что-нибудь уточнить, я смогу прийти в комнату отца, когда его не будет дома, и проверить, верно ли я все запомнил.
Тут я услышал, как отец захлопнул дверь фургона.
И тогда я увидел конверт.
Это было письмо, адресованное мне. Оно лежало под моей книгой в ящике для рубашек. Я посмотрел. Конверт был не распечатан, и на нем было написано:
Кристофер Бун
36 Рэндольф-стрит
Суиндон Уилтшир
Потом я заметил, что там еще много других конвертов – и все они адресованы мне. И это было интересно и одновременно странно.
А потом я увидел, как были написаны слова «Кристофер» и «Суиндон».
Я знаю только трех человек, которые ставят маленькие кружочки вместо точек над буквой i. Один из них -мистер Локсли, который преподает в нашей школе, еще – Шивон, а третья была мать.
И тут я услышал, что отец открывает наружную дверь, так что я взял один конверт из-под книги, опустил крышку рубашечного ящика, поставил сверху ящик для инструментов и очень аккуратно закрыл дверь шкафа.
Потом отец позвал:
– Кристофер?
Я ничего не сказал, потому что иначе он мог понять, где я нахожусь. Я встал, обошел кровать и пошел к двери, держа конверт и стараясь производить как можно меньше шума.
Отец стоял внизу, у лестницы. Я подумал, что он может увидеть меня, но он просматривал почту, которая пришла утром, и голова его была опущена. Потом он отошел от лестницы и направился в кухню, а я очень тихо закрыл дверь его комнаты и зашел к себе.
Я хотел посмотреть на письмо, но нельзя было сердить отца. Поэтому я сунул конверт под матрац, спустился вниз и сказал отцу:
– Привет.
И он спросил:
– Ну, что поделывал сегодня, молодой человек?
А я ответил:
– Сегодня мы занимались социальными навыками с миссис Грэй: использование денег и общественный транспорт. А за ланчем я съел томатный суп и три яблока. Днем я немного занимался математикой, а потом мы ходили в парк с миссис Питере и собирали листья, чтобы делать коллажи.
И отец сказал:
– Отлично, отлично. Как ты смотришь, если мы приготовим на ужин чоу?
Чоу-это такая еда.
Я ответил, что хочу бобов и брокколи.
А отец сказал:
– Да легко.
Потом я сел на диван и немного почитал книгу Джеймса Глейка, которая называлась «Хаос».
Потом я пошел на кухню и поел бобов и брокколи, а отец ел сосиски и яйца с поджаренным хлебом и пил чай.
А потом отец сказал:
– Я хочу повесить в гостиной эти полки, если ты не возражаешь. Боюсь, будет немного шумновато, так что, если ты хочешь посмотреть телевизор, придется отнести его наверх.
Я ответил:
– Я пойду к себе в комнату.
Отец сказал:
– Молодец.
А я сказал:
– Спасибо за ужин. – Потому что это значит быть вежливым. Отец ответил:
– Не за что, малыш.
И я пошел в свою комнату.
Войдя, я плотно закрыл дверь и достал из-под матраца конверт. Я посмотрел письмо на свет, чтобы определить, что в конверте, но бумага была слишком плотной. Я задумался, можно ли мне открыть конверт – ведь я взял его из комнаты отца. Но я решил, что, раз письмо адресовано мне, значит, оно мое и я имею право его открыть.
Так что я распечатал конверт.
Внутри лежало письмо.
И вот что там было написано:
451с Чептер-роуд
Уиллзден
Лондон NW2 5NG
0208 887 8907
Дорогой Кристофер!
Извини, что так долго не писала тебе. Я была очень занята. Я получила новую работу – место секретаря на фабрике, где делают всякие вещи из стали. Тебе бы там понравилось. На фабрике полно огромных машин, которые делают сталь, и режут ее, и складывают в любые формы, какие нужно. На этой неделе на фабрике делали крышу для кафе в торговом центре в Бирмингеме. Это будет крыша в виде огромного цветка, а над ней растянут огромный тент.
Еще мы переехали в новую квартиру, как ты видишь из адреса. Она не такая милая, как старая, и я не очень люблю Уиллзден, но Роджеру отсюда удобнее ездить на работу. Кроме того, эту квартиру он купил, а прежнюю просто снимал. Так что здесь мы можем поставить нашу собственную мебель и раскрасить стены так. как нам захочется.
Вот потому-то и прошло так много времени с тех пор, как я писала тебе в последний раз. Сначала нам пришлось долго упаковывать вещи, потом – долго их распаковывать. А потом я устраивалась на новую работу.
Я сегодня очень устала и хочу пойти спать, так что сейчас я заканчиваю письмо и завтра утром опущу его в ящик. Но очень-очень скоро я опять тебе напишу.
Ты до сих пор мне не ответил, и потому я догадываюсь, что ты до сих пор злишься на меня. Но я люблю тебя и надеюсь, что ты не будешь сердиться вечно. И я бы хотела, чтобы ты написал мне письмо (но не забудь, что у меня теперь новый адрес).
Думаю о тебе постоянно.
С любовью,
мама.
И я очень сильно растерялся, потому что мать никогда не работала секретарем на фабрике, где делают вещи из стали. Она работала секретарем в автосервисе, в центре города. И мать никогда не жила в Лондоне. Мать всегда жила с нами. И никогда раньше она не писала мне писем.
В письме не было даты, так что я не мог выяснить, когда оно написано, и я задумался: может, это кто-то другой написал письмо и притворяется матерью?
И потом я посмотрел на конверт и увидел почтовый штемпель. А на штемпеле стояла дата. Разобрать ее было непросто, но там было написано:
Это значит, что письмо отправлено 16 октября 1997 года, то есть через 18 месяцев после того, как мать умерла.
А потом дверь моей комнаты открылась, и отец спросил:
– Что поделываешь?
Я ответил:
– Читаю письмо.
А он сказал:
– Я закончил сверлить. Там по телевизору идет передача о природе Дэвида Аттенборо, если тебе интересно.
Я ответил:
– Хорошо.
И отец ушел вниз.
Я посмотрел на письмо и глубоко задумался. Это была тайна, и я не мог ее разгадать. Может, письмо оказалось не в том конверте и было написано до того, как мать умерла? Но почему она писала из Лондона? Самый долгий срок, на который она уезжала от нас, – это неделя. Тогда мать ездила навестить свою кузину Руфь, у которой был рак. Но Руфь жила в Манчестере.
Потом я подумал, что это письмо не от моей матери. Может, оно от матери другого человека по имени Кристофер и адресовано этому Кристоферу, а не мне.
Меня охватило возбуждение. Когда я начал писать свою книгу, была только одна тайна, которую следовало разгадать, а теперь их оказалось две.
Я решил, что я больше не буду думать об этом сегодня вечером, поскольку у меня недостаточно информации и я могу сделать неверные выводы, как мистер Этелни Джонс из Скотленд-Ярда [11]. А это опасная вещь, и, прежде чем приступать к расследованию, нужно увериться, что ты располагаешь всеми доступными уликами. И чем их меньше, тем проще совершить ошибку.
Я сложил письмо и спрятал его под матрацем, чтобы отец не нашел его и не рассердился. А потом спустился вниз и стал смотреть телевизор.