Ида Мартин
К востоку от Евы
Я удивился. Наташа показалась мне слишком маленькой, чтобы смотреть на нее как на девушку.
– А как же Вера? – напомнил я.
– Вера… Я к ней остыл.
– Не может быть!
– Может.
Мы вышли на мороз, но после супа по желудку разливалось тепло, а кровь энергично бежала по телу.
– В кондитерскую со мной поедешь? – спросил я.
– Далеко она? – Саня шел с непокрытой головой и дышал паром.
– Четыре остановки на метро.
– Конечно поеду. Дофамин – наше все!
Я усмехнулся. Воспоминание о «Дофамине» пришлось как нельзя кстати.
– Предвкушение, награда и удовольствие! – вспомнил я их слоган.
– Значение дофамина для нашего организма невозможно переоценить, – голосом директора лагеря произнес Саня. – Дофамин улучшает кровоснабжение, увеличивает скорость мышления, способствует раскрытию творческих способностей, поднимает настроение и тренирует память. У дофамина много волшебных свойств, но главное, дофамин – это гормон удовольствия и мотивации!
Мы вместе засмеялись.
– И какая же у тебя мотивация помогать мне?
– Кажется, кто‑то плохо слушал теоретическую часть.
– Вообще не слушал.
Я сразу вспомнил общий сбор в конференц-зале. На полу – темно-серый ковролин, черные офисные стулья с хромированными ножками, за длинным столом – девять организаторов, включая Гену и Салем, нашу кураторшу.
Директор лагеря, молодой улыбчивый мужчина с комическими ужимками Райана Рейнольдса, долго говорил вступительную речь о том, какая важная штука для здоровья человека дофамин и как важно правильно его получать, избегая вредных привычек и саморазрушения. Но это было еще не все. Дальше нам показывали полуторачасовую презентацию, на которой я откровенно заснул.
– Мезо-корти-колимбический путь, – по слогам произнес Саня. – Классический путь вознаграждения у всех млекопитающих.
Я закатил глаза, давая понять, чтобы он перестал грузить.
– Можешь называть это азартом, – пояснил Саня.
– К Вере это тоже относится?
– Конечно. – Саня пожал плечами. – Так уж устроен человек. Охота за наградой для него всегда важнее самой награды.
Однако в этом я был с ним не согласен. Данное утверждение никак не могло относиться к поискам Евы.
– Слушай, а помнишь тот день, когда Ева уехала из деревни?
– Еще бы. – Саня болезненно скривился. – Это был и мой последний день.
Точно! И как я мог забыть, что тем же вечером на Большом костре Саня подрался с Михой и их обоих сняли с игры. Но то была отдельная история.
– Помнишь, мы втроем – ты, я и Алик – стояли на улице и Ева подошла к нам попрощаться?
– Ну.
– Ты спросил, поедет ли она домой, а Алик пошутил, что она тень и ее дом – царство мертвых.
Саня передернул плечом:
– Ну, может, а что в этом такого? У него всегда мрачные шутки.
– Дело в другом. Ева сказала, что он недалек от правды, потому что девчонка, с которой она живет, считает себя экстрасеншей и общается с духами.
– И чего?
– И Алик, на полном серьезе заинтересовавшись, попросил познакомить его с этой подругой. Тогда Ева назвала ему имя и посоветовала погуглить.
– Не-а, не помню. И чего?
– Возможно, если она подруга Евы, то может что-то о ней знать.
– Честно, не помню, потому предлагаю спросить у Алика. – Саня достал телефон, набрал номер Алика и, включив громкую связь, объявил, что у меня к нему есть вопрос.
Я поздоровался, а потом повторил то же, что говорил Сане.
– Ну… Было дело, – отозвался Алик задумчиво. – Прямо сейчас не вспомню, но подумаю и перезвоню. А тебе зачем?
– Еву ищу.
– До сих пор?
– Теперь по-другому.
– Вы вместе ее ищете?
– Ага, – подтвердил Саня.
– Все с вами ясно, – хмыкнул Алик, добавил: «Удачи не желаю» – и отключился.
Алик Белоусов был еще более дофаминозависимый, чем Саня, и расстались мы с ним в «Дофамине» нелучшим образом.
Глава 8
Я проснулся от крика и попытался вспомнить, где нахожусь.
Потом увидел озеро и посветлевшее небо над ним. Однако Евы рядом не оказалось, ее черного плаща тени тоже. Уже вовсю заливались утренние птицы, чернота отступила, хотя все вокруг еще было наполнено призрачной зыбкостью.
Поднявшись на ноги, я тихо позвал Еву и прислушался, но, кроме соловьиных трелей, ничего не различил. Сквозь сон запросто было принять голос птицы или животного за человеческий, а девушка могла отойти в туалет.
Побродив по берегу, я нашел веревку, которой нас связали у Мховой бабки, и на всякий случай убрал ее в рюкзак. Подождал еще немного. Затем медленно двинулся в ту сторону, откуда, как мне казалось, мы пришли. Вошел в лес и опять позвал.
Никаких тропинок или флажков, подсказывающих верное направление, как нам иногда попадались, здесь не было, и я побрел наугад, впервые за последние три дня почувствовав холод. Лето стояло жаркое, днем изнуряюще горячее, а по ночам невыносимо душное, но это раннее утро очень бодрило.
Я успел пройти совсем немного, как неожиданно совсем рядом снова раздался крик. Отрывистый и напуганный. Но на этот раз я сразу понял, что голос принадлежит девушке, и бросился напролом через деревья туда, откуда, как мне показалось, он доносился.
Ломился сквозь густую чащу, яростно работая локтями и не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, как потревоженный медведь.
И уже вскоре различил в полумраке среди деревьев два черных силуэта, кинулся к ним, но, запнувшись о натянутую на уровне колен сетку, рухнул на четвереньки.
Такие ловушки для острастки были расставлены по всему нашему маршруту, и заметить их средь бела дня не составляло труда. Поэтому, споткнувшись, я не удивился, только от неожиданности прикусил язык, однако подняться не успел, потому что в следующую же секунду получил крепкий удар по голове и отключился.
Ребята из другой команды нашли меня до того, как я очухался. Они поначалу перепугались, решив, что меня прибило бревном насмерть, но, когда стали поднимать, я пришел в себя и до деревни шел самостоятельно. На затылке болезненно пульсировала шишка, голова кружилась, но ни крови, ни открытой раны не было.
Оказалось, что они все: и участники команд, и кураторы, и мобы – искали меня уже несколько часов, потому что Ева пришла в деревню и сказала, что я от нее сбежал.
И это добавило ночным событиям еще большей нереалистичности, заставив на какой-то момент усомниться в том, что ночное купание с Евой – не фантазия, всплывшая из бессознательного, пока я находился в обмороке.
Когда меня привели в деревню, куда еще ночью добрались участники моей команды, я, думая только о том, что произошло в предрассветном лесу, сразу отправился к Еве в домик.
Она спала на спине. Волосы-змеи разметались по подушке, одна рука безвольно свесилась с кровати, другая лежала под головой. На Еве была белая маечка на тонких бретельках, а ноги покрывала простыня, и в свете разливающихся по кровати солнечных лучей она легко сошла бы за богиню, если бы не ужасающий лилово-фиолетовый синяк у нее на скуле.
Получалось, что крик мне не послышался и на Еву все же кто-то напал. Но кто это мог быть в лесу? И почему в таком случае в деревню не приехала служба безопасности лагеря, обязанная жестко пресекать любые нарушения правил, включая угрозу жизни и насилие, «выходящее за рамки игрового состязания»? Такую формулировку кураторы использовали на собрании, объясняя, во что они и безопасники вмешиваются, а во что нет. Грубо говоря, если происходит драка между участниками разных команд за артефакт – то это «игровое состязание», а если между своими за банку тушенки, тогда подключался куратор.
С улицы послышались глухие медные удары, от них Ева проснулась. Медленно разлепила ресницы и уставилась на меня.
– Извини, – поспешил оправдаться я. – Не успел к тебе. В темноте ловушку не заметил. Но кто это был?
– Ты о чем? – тихо сказала Ева.
– Это кто-то из лагеря или чужой?
– Я не понимаю. – Глаза Евы расширились, она приподнялась на локте и встряхнула головой. – Совсем не понимаю, о чем ты говоришь.
– Человек, который на тебя напал. Это кто-то из своих?
– Извини, Митя, – она понизила голос, – неужели ты ничего не помнишь?
– Помню, конечно. Мы купались, потом болтали, я уснул, а проснулся от твоего крика, пошел на него, потом увидел… Не могу сказать точно, что именно я увидел… Было темно, но ты была не одна.
– Я понимаю. У тебя сотрясение. Это, конечно, моя вина. Извини. Не стоило устраивать самоволку. Я отошла в туалет, вернулась, а тебя уже не было.
– Не может быть! Я ведь звал тебя и искал. Ты кого-то покрываешь? Он тебя ударил?
– Кто? – Ева вытаращила глаза, потом догадалась, что я имею в виду, и потрогала синяк. – Ах, это. Это я, когда уже к деревне вышла, в овраг скатилась. Торопилась за помощью, чтобы ты заблудиться не успел.
– Очень странно, – начал я и осекся, потому что она, откинув простыню с голых бедер, села, поставив босые ноги на пол, и, выгнувшись, потянулась. Затем медленно поднялась, разминая обеими руками шею, дошла до подоконника и налила из стоявшего там графина стакан воды.
Я старался не смотреть на узкую полоску белых стрингов, теряющуюся между ее загорелыми ягодицами, но смотрел. И ничего из того, что она в тот момент говорила, не слышал. Только когда произнесла «меня выгоняют», очнулся:
– Как выгоняют? За что?
– Из‑за того, что с тобой произошел этот несчастный случай. Пришлось признаться, что мы ходили на озеро. Я должна была за тебя отвечать. К тому же, как выяснилось, тебе семнадцать.
Я растерянно опустился на кровать. Мне определенно требовался сон. Нормальный крепкий сон, хотя бы часа четыре, чтобы освободиться от путаницы и привести мысли в порядок. То, что произошло в лесу, теперь представлялось неясным видением, и уверенности в том, что я действительно кого-то видел, больше не было.
Верно расценив мое недоумение, Ева присела рядом и предложила стакан воды, но я отказался.
– Не расстраивайся. – Ее зеленые глаза улыбались. – Зато здорово провели время.
– Мне очень-очень жаль, – с чувством произнес я. – Тебе нравилась эта работа. А хочешь, я пойду и скажу им, что мне не семнадцать? И что я угрожал тебе и даже ударил. Точно! Скажу, что это я тебе поставил фингал.
Она засмеялась:
– Тогда нас выгонят обоих.
– Ну и прекрасно! Я все равно хотел уехать отсюда.
– Ты хороший, Митя. – Она положила мне на спину между лопатками ладонь, и я порывисто повернулся к девушке, но тут в комнату заглянул Саня.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он меня, но смотрел только на Еву. – Хочешь, чтобы тебя снова все искали?
– Вы же сказали, что обойдетесь без меня.
– Да, но тебя оставили отдыхать, чтобы потом, когда двинемся дальше, ты был полезным членом команды.
– Иди-иди, – подтолкнула меня Ева. – Потом увидимся.
Я нехотя встал. Мы не договорили, но, кроме недосказанности, осталось что-то еще, что потом долгое время не давало мне покоя.
Глава 9
Вечер знакомств в «Дофамине» проводили в том же зале, что и собрание, только стулья разместили вдоль стен. Почти как в школе. По углам поставили огромные колонки, из которых грохотала музыка, и подсветка напоминала клубную. Столы кураторов исчезли, а в воздухе витали запахи парфюма и летнего вечера.
Дальняя распашная дверь вела из зала на широкую деревянную террасу.
Пока все собирались, мы с ребятами стояли неподалеку от входа и Саня представлял нам девчонок и парней, с которыми успел познакомиться.
Вечер знакомств ему был совершенно не нужен, он и так уже почти всех знал, запомнил имена и дружески похлопывал по плечам.
А для меня новые лица сливались в единый поток, и хотя я искренне жал руки, представлялся и поддерживал разговор, но запоминать имена даже не пытался, надеясь в скором времени свалить из лагеря.
– «Дофамин» совсем не похож на остальные лагеря. Я с детства где только не была! И в Анапе, и в Карелии, даже Болгарии. С девяти лет каждый год езжу. Говорю тебе, здесь по-другому.
Девушка, стоявшая передо мной, напоминала деловую белку: рыженькая, круглощекая, с близко посаженными глазами и крупными передними зубами.
На ней была ярко-желтая кофточка и короткая черная юбка. Ее звали Даша.
– Безумно любопытно, что они придумали на сей раз. Но в любом случае это будет бомба. У них всегда потрясные сценарии. В прошлом году я ездила на сезон «Голливуд». Это была симуляция киношных процессов. Мы снимали фильм, и наша команда получила «Доскар» за лучшую мужскую роль второго плана и сценарий.
– «Доскар»? – переспросил я.
– Ага. – Даша расхохоталась. – Это «дофаминовый Оскар».
– Очень интересно, – вежливо улыбнулся я.
Удивляло, что люди не только готовы добровольно тратить время на нелепые игры, но и воспринимали их всерьез. Девушка выглядела такой счастливой, будто отхватила реально существующую награду.
– А до этого я приезжала на детективный сезон «Куда пропала Моника?». У них очень классные сценаристы и разрабы, погружение максимальное.
Послушав еще немного ее болтовню, я вышел на террасу.
Вечер выдался тихий и светлый. Ночь приближалась осторожно. Синие тени тянулись от кустов и деревьев, фонари уже зажгли, но они едва мерцали в розоватой дымке закатного света; пахло зеленью, сухими досками деревянного настила под ногами и сумеречным покоем.
В дальнем углу, сбившись возле перил, парни из соседней комнаты во главе с Михой что-то пили тайком, передавая по кругу серебристую флягу.
– Не нравится? – Возле меня неожиданно возникла темноволосая кураторша с коротким каре и черными кругами готического макияжа вокруг глаз.
– Да нет. – Я немного смутился. – Все хорошо.
– Я же вижу. – С подозрением вглядываясь мне в лицо, кураторша прищурилась: – Я психолог, а еще очень сильный эмпат. Твои настроения считываются с легкостью.
– По девушке скучаю, – придумал на ходу я.
Кураторша понимающе покачала головой, однако ее взгляд не смягчился.
– Но ты ведь приехал развлекаться, разве нет?
– Да.
– Тогда в чем проблема?
– Никаких проблем, – поспешно заверил я. – Так, минутная слабость.
– Что? Какая еще слабость? – Она поморщилась. – Тебе сколько лет?
– Семнадцать.
– Серьезно? – Кураторша криво усмехнулась. – Тогда понятно. Я, кстати, была против того, чтобы пускать на заезд маленьких, но Старовойтов убежден, что некоторые семнадцатилетние взрослее двадцатилетних. Они могут физически выглядеть взрослыми и даже быть в чем-то умнее тех, кто постарше, но эмоционально все равно недотягивают. Еще вчера ты мечтал сюда поехать, а сегодня уже рвешься назад. Это так типично для подросткового мышления!
На вид кураторша была моей ровесницей, а если и старше, то года на два, и мне страстно захотелось выложить ей свои соображения относительно того, чем они тут все занимаются, но я благоразумно промолчал.
Кураторша прикурила.
– Разве вы не зож? – скептически заметил я.
– Кто? Я? – Девушка рассмеялась, выпуская дым. – А похожа?
– Не особенно. – Я покосился на ее черный маникюр.
– Вот именно. За зожем это тебе не к нам. И не нужно тут выкать. Ясно? Я – Салем. – Она протянула руку.
– Митя. – Я пожал ее тонкую кисть. – Салем – это ведьминское?
– Я смотрю, ты в теме.
– Значит, ведьма?
– Можно сказать и так. – Ее улыбка стала чуть более доброжелательной. – А ты кто?
– В каком смысле?
– В прямом. Какая твоя роль?
– Не знал, что уже распределяли роли.
– Да нет. По жизни ты кто, Митя? Воин, маг, торговец? Или, может, исследователь? У каждого человека есть своя функция: обучать, лечить или создавать. Искать, защищаться, воспитывать…
Я задумался:
– Мне нравится создавать.
– Творческая личность?
– Не в том смысле, что рисовать или стишки писать, а что-то по-настоящему сложное и нужное. Строить, к примеру, дом или собирать из металлолома машину, которая способна ездить, или приготовить огромный свадебный торт.
– Типа работать руками?
– Можно и не руками. Открыть свой магазин или… ресторан.
– Бизнес, что ли?
– Бизнес, но не только из-за денег.
Салем поморщилась:
– Вот это вообще не моя тема. Назовем тебя просто – деятель.
Я пожал плечами:
– Как скажешь.
Докурив, девушка выкинула окурок в высокую металлическую пепельницу.
– И давай кончай свои думки. Ты сюда зачем ехал? За дофамином! Вот и получай его, пока это проще простого.
Она отошла, а буквально через минуту я оказался в кольце из пяти или шести шумных разгоряченных девчонок, среди которых была и Даша. Они налетели стайкой и, ни слова не говоря, потащили меня в зал – танцевать. Через некоторое время подошел Саня:
– Идем, я познакомлю тебя с Верой!
Девушка сидела рядом с подругой и, завидев Саню, разве что не закатила глаза. Ее подруга тоже сделала кислую мину.
– Это – Митя. А это – Вера и Лара, – перекрикивая музыку, представил он нас друг другу.
Лицо у Веры было как с картинки комиксов или открыток: настолько миленькое и симпатичное, что как будто ненастоящее.
– Приятно познакомиться, – сдержанно сказал я.
– Нам тоже приятно, – оценивающе оглядывая меня, откликнулась Лара – длинноволосая блондинка с типичной манерностью тиктокерши. – Ты хорошо танцуешь.
– Спасибо. – Неожиданный комплимент удивил.
– Ты тоже спортсмен?
– Нет. С чего ты взяла?
– Да тут подходили одни – два брата-акробата. Нет, честно. Акробаты, прикинь? Хвастались, что в каком-то турнире по танцам выиграли, а потом оказалось, что это нижний брейк. – Она переглянулась с Верой, и обе засмеялись.
– С нами тоже живет бывший акробат, – обрадовался возможности поддержать разговор Саня.
– Тогда понятно, почему он с тобой поселился, – посмеиваясь, отозвалась Вера.
– Почему? – удивился Саня.
– С клоунами ему привычнее.
Девчонки снова засмеялись, Саня тоже, но меня шутка покоробила. Своего пренебрежения Вера даже не скрывала.
– А пойдемте потом к нам? – предложил им Саня. – Поиграем во что-нибудь, поболтаем?
– Не, – оборвал его я, прежде чем девушки придумали новые подколки. – К нам не получится.
– Почему? – Светлые, чистые Санины глаза распахнулись. – Это же последний вечер до того, как нам выдадут задания.
Девчонки заинтересованно уставились на меня.
– Я сексист и в свое личное пространство женщин не пускаю, – брякнул я первое, что пришло в голову.
Лица девчонок тут же вытянулись.
– Скажи, что ты пошутил. – Вера гневно поджала губы.
Окажись на ее месте кто-то другой, я признал бы, что пошутил, но Вера мне не понравилась, и немного сбить с нее спесь было приятно.
– Нет. Все серьезно. Это моя жизненная позиция, и, как любой свободный человек, я имею на нее полное право.
– В чем же конкретно состоит эта твоя позиция? – требовательным тоном поинтересовалась Лара.
– В том, что взаимодействовать с вами безопаснее на нейтральной территории.
– Что значит «взаимодействовать»? – Ее глаза расширились.
Все смотрели на меня с недоумением и интересом.
– Ну, вот знаешь, есть люди, которые разрешают своим собакам спать в постели, а есть те, кто держит их на привязи в будке. Я отношу себя к последним.
– Ты сравниваешь женщин с собаками? – потрясенно выдохнула Вера.
– Это образное сравнение. – Я нарочно говорил медленно, чтобы понаблюдать за их реакцией. – Хотя не могу сказать, что к собакам я отношусь хуже.
К сожалению, полностью насладиться произведенным эффектом не получилось, потому что Саня оттащил меня в сторону:
– Что ты такое говоришь? Зачем? Сказал бы просто, что хочешь спать, или другое придумал. А теперь ты мне все испортил.
– Ничего не испортил. – Я посмеивался. – Наоборот. Раньше они бы тебя послали, а теперь им очень хочется попасть в нашу комнату.
– С чего это ты взял?
Я хотел сказать, что за годы учебы в женском коллективе успел отлично изучить психологию противоположного пола, но воздержался. Любое неосторожное высказывание грозило разрушить мою легенду.
– Увидишь.
Алик вернулся в комнату раньше меня и лежал в полумраке с небольшим планшетом.
– Все закончилось? – не отрываясь от чтения, спросил он.
– Веселье полным ходом. Чего ты ушел?
– А ты чего? – парировал он.
– Устал.
– Вот и я тоже.
– Хочешь сырник?
– Что? – Он поднял мутно-голубой взгляд над планшетом.
– Мама положила.
– А, ну давай.
Повозившись в рюкзаке, я выудил прозрачный пакетик с сырниками, которые, хоть и были вчерашними, пахли еще вкусно.
– Что читаешь? – Я протянул ему раскрытый пакет.
– Кинга.
– Любишь ужастики?
– Кинг не страшный, но атмосферный. Хочу настроиться. – Алик взял сырник, и я последовал его примеру.
– На что?
– Это мистический сезон.
– И чего?
– Не бери в голову. – Алик отложил планшет и сел. – Перед любым выступлением мне нужно настроиться. Я так привык и по-другому уже не могу. Профдеформация. Если не просчитаю все заранее, это может стоить мне жизни.
– Так ты вроде больше не акробат?
– Сейчас подрабатываю каскадером в кино.
– Любишь острые ощущения?
– Люблю драйв и азарт, а когда все спокойно, начинаю дуреть.
– Но это же просто игра. Неужели тебе и без нее драйва не хватает?
– Я здесь случайно. Но концепт мне зашел. И я настроен побеждать, потому что не привык проигрывать.
– А тебе все это не кажется глупым?
– Что именно?
– Все. Искусственность происходящего.
– О, вижу, ты не врубаешься в суть. Взять хотя бы Новый год. Что это, по-твоему? Казалось бы, обычный календарный день. Точно такой же, как и любой другой. Солнце взошло, потом село – вот и все. Однако люди с конца ноября начинают к нему готовиться. Украшают улицы, магазины, крутят рождественские песенки, закупаются подарками и настраиваются на встречу с чудом. Спрашивается, зачем? Все и так знают, что никакое «новое счастье» не придет. Потому что фишка Нового года не в его наступлении, а в ожидании, понимаешь? Создание праздничной атмосферы искусственно, а ощущения, которые мы испытываем в этот момент, самые настоящие. Любая игра, будь то спорт или рулетка, искусственна, но для многих – она и есть их жизнь.
Слова Алика звучали убедительнее, чем полуторачасовая лекция от организаторов.
– Понятно. В любом случае я мечтаю свалить отсюда.
– И это тоже, кстати, дофамин. – Он хитро подмигнул.
Я протянул ему пакет с тремя оставшимися сырниками:
– Бери еще.
– Не. Мне больше нельзя. Разжирею. Кстати, – вспомнил он, – хочу предупредить. У меня проблемы со сном. Так что не пугайтесь, если вдруг что.
– Что, например?
– Могу лунатить или не спать всю ночь. А если вдруг начну чудить, просто дайте мне вот эти таблетки. – Он взял с тумбочки пластиковую баночку и показал мне. – Потому что иногда я забываю их принять.
– И что это за таблетки?
– Обычные нейролептики. Улучшают сон и нормализуют эмоциональный фон.
– Договорились. – Я завалился на свою кровать и, с аппетитом доедая мамин паек, подумал о том, что нужно будет обменяться с Аликом контактами, чтобы потом расспросить, как все прошло и кто в итоге победил.
