Игорь Фомин
Успех
Глава 1. Любовь в эпоху «перестройки»
Олег Самойлов родился в захолустной Пензе, в 1965 году, когда вся страна вслед за Магомаевым распевала «Лучший город земли». Разумеется, к Пензе это имело весьма опосредованное отношение. Муслим воспевал столицу СССР – Москву, которая к тому времени освободилась от цепких объятий Хрущева, и, вступила в пятилетку, которую нарекут со временем «золотой».
У руля большой советской страны, измученной проделками «Никитки-кукурузника», встал Леонид Брежнев – «отец развитого социализма». Ему-то и предстояло вернуть доверие народа к партии, утерянное в километровых очередях за хлебом. Занимаешь такую очередь в 5 утра, чтобы апосля получить «в одни руки» булку сероватого цвета, с примесью гороха, столярного клея и прочей дряни…
После хрущевской голодухи, народ мало-помалу начал ощущать все прелести социалистического курса. Страна перешла на пятидневную рабочую неделю. В магазинах появился хлеб какой душе угодно: чёрный, белый, всякие там плюшки, плетенки. Да что хлеб! Рядовые советские граждане стали приобретать то, что еще вчера казалось несбыточной буржуазной мечтой: телевизоры, холодильники, «стиралки», магнитолы…и даже автомобили.
Вещизм в ту пору стал «основополагающей» идеологией, проникая словно ржавчина, во все слои населения. Нарождающаяся мещанская психология плохо воспринимала ленинские поучения. В советских людях зрел «буржуа». Вместо «человека романтичного» появился «человек практичный». Благородные идеи народно-демократической интеллигенции вытеснялись житейскими амбициями.
Вот и родители Олега в брежневскую эпоху из молодых и наивных Дон Кихотов-романтиков превратились в степенных обывателей. Началось всё с покупки холодильника «Бирюса»…и понеслось! В золотые 70-ые семья Самойловых переехала в поволжский городок, где через несколько лет получила от государства новую квартиру. Каждый год их уютная «двушка» на улице Ленина, пополнялась какой-нибудь новинкой, словно музей развитого социализма. Благо, отец Олега работал дальнобойщиком, ездил по Союзу и зарабатывал больше главного инженера или профессора. Особой гордостью родителей была стенка из ГДР и большая 4-ярусная хрустальная люстра в зале, на которую старались не дышать.
К началу 80-х их квартиру можно было показывать в фильме «Москва слезам не верит» в качестве образцовой декорации к бурному роману слесаря Гоши и директора химкомбината Катерины.
Несмотря на довольно сытое детство и юность, Олег не рос лоботрясом на шее у маменьки и папеньки. Хоть он и был единственным ребенком в семье, его держали в патриархальной строгости. Мать, Людмила Петровна, будучи педагогом, являлась приверженцем системы воспитания по Макаренко. Она всегда держала под рукой «Книгу для родителей», периодически пролистывая излюбленные места, отмеченные карандашиком. Людмила Петровна особенно любила приводить в пример «мальчику Володю», который словно домашний шут, по заказу родителей развлекал гостей, превращаясь меж тем в самодовольного и циничного лицемера. Порой, вечерами, она цитировала мужу отдельные строки из трактата Макаренко:
– В мелком и глупом тщеславии родители не способны присмотреться к физиономии сына и прочитать на ней первые буквы будущих своих семейных неприятностей. У Володи очень сложное выражение глаз. Он старается сделать их невинными, детскими глазами – это по специальному заказу, для родителей, но в этих же глазах поблескивают искорки наглости и привычной фальши – это для себя. Какой из него может выйти гражданин?
После этого обычно возникала длинная пауза, когда глава семьи, Михаил Андреевич, многозначительно смотрел на супругу и вставлял свою коронную фразочку:
– Сделаю из сына человека! Гадом буду.
Родители, каждый на свой лад, занимались воспитанием Олега. Отец хотел воспитать в нём «нормального мужика». Он будил сына в шесть утра стандартным кличем:
– Подъём!
Олег вскакивал с постели, быстро натягивал спортивный костюм и уже через пять минут вместе с отцом бежал к школьному стадиону, чтобы там продолжить кросс. Далее шли зарядка, турник, брусья…Итак, каждый день, кроме воскресенья. Если же на улице стоял крепкий мороз, или шёл ливень, они выполняли свою «утреннюю программу» в зале, разминаясь бегом на месте. Также отец следил, чтоб сын после физзарядки принимал холодный душ, а потом в течение дня занимался с гантелями и резиновым эспандером. Когда Михаил Андреевич уезжал в рейс, он брал с сына «слово мужика», что тот ни разу не пропустит тренировку, даже если мать разрешит в какой-нибудь из дней передохнуть. Когда Олег пошёл в третий класс, отец отдал его в секцию самбо.
Людмила Петровна снисходительно смотрела на мужнины потуги, считая их «весьма однобокими». По её мнению, супруг зациклился на физическом развитии сына, напрочь упуская из виду главное.
– А как же интеллектуальное развитие, формирование эстетического вкуса? Где всё это? – вопрошала она у своей подруги, тоже школьной учительницы. – Предел его мечтаний – отдать сына в суворовское училище. Чтобы он потом всю жизнь мотался по гарнизонам? Засунут в какую-нибудь Тьмутаракань, к северным оленям…Э, нет, дорогуша. Я не позволю сделать из сына заурядного солдафона.
Людмила Петровна мечтала, чтобы сын сделал карьеру учёного или конструктора. Будучи по специальности математиком, она с малых лет прививала Олегу любовь к этой сложной, но очень важной науке. Под её чутким руководством, сын раньше других детей научился счёту. В пять лет освоил таблицу умножения.
Мать старалась развивать не только математические способности, но и логику, внимание, память. Каждый вечер они решали какие-нибудь головоломки. Раскладывали на ковре, под абажуром свои задачники и начинался мозговой штурм. Отец тоже включался в эти игры, искренне восхищаясь умом жены, и признавая тайком её интеллектуальное превосходство.
– У моей бабы не голова, а Дом Советов! – хвастался он перед мужиками за кружкой пива.
Олегу особенно запомнился тот вечер, когда они всё семьёй решали загадку про туристов. На картинке были изображены три мальчика, которые в лесу поставили палатку, разложили рюкзаки и стали варить похлёбку. Внимательно изучив картинку, нужно было ответить на девять каверзных вопросов. Олег с отцом застряли на вопросе «Далеко ли от лагеря до ближайшего селения?». Наконец, они разглядели курицу, забредшую к туристам невесть откуда.
– Вот курица, значит, селение совсем близко – подсказала мать.
– Это ж сколько она топала из своей деревни? – недоверчиво спросил отец. – А может она километров тридцать прошагала. Где ж близко-то?
– Давай рассуждать – усмехнулась Людмила Петровна. – Взгляни на тень от мальчика-повара…Видишь что-нибудь?
– Ничего не вижу – стал раздражаться отец. – Тень как тень.
– Вот, смотри внимательно! По тени видно, что солнце находится на востоке, а значит на картинке утро. Выходит, твоя курица встала ни свет, ни заря, чтобы прошагать тридцать километров по глухому лесу? С какой же скоростью она двигалась, чтобы поспеть к завтраку?
Олег громко захохотал, вконец разозлив отца, который вскочил из кресла и направился в прихожую. Там, в кожаной куртке, лежали сигареты. Достав мятую пачку «Родопи», он быстро закурил и пригвоздил жену новым аргументом:
– С чего ты взяла, что лес – глухой? Курица, может, по шоссе добиралась! Знаешь, для тебя будет открытием, но часто шоссе пролегает вдоль леса. Я уж пол-страны исколесил, знаю о чём говорю.
– Ну и сколько раз ты видел курицу, которая добирается по шоссе?
– Папа, её же фуры могли сбить! – вставил Олег «свои пять копеек».
– А она по разделительной полосе бежала! – не сдавался отец. – По газону, по травке. И вообще, за каким хреном она попёрлась в лес? Эту долбанную курицу, что, в деревне не кормили?
Людмила Петровна видела, что мужа задевают её способности и дабы сгладить ситуацию, она нашла интеллектуальную игру, в которой сама ничего не смыслила. Как-то под вечер, когда отец с сыном «резались» в шашки она положила перед ними новенькую шахматную доску, от которой приятно пахло лаком.
– Хватит вам в детские игры играть! На-те, осваивайте.
– А я умею! – похвастался супруг. – По шахматам во дворе был лучшим.
– Вот и научи сына. Пусть тоже будет лучшим.
– Да, он у меня чемпионом мира станет. Олег, ну-ка присаживайся, бери того «коня». А вон «ладья» лежит. Запоминай: «ла-дья»! Но самый главный – это «ферзь». Смотри, какой важный! Ну прям как наш директор автобазы Шаронов, фасонистый гад.
Отец как в воду глядел – через десять лет Олег стал чемпионом города по шахматам. Он также одержал победу на нескольких математических олимпиадах. Закончил школу с золотой медалью, а в 1987 году получил красный диплом по специальности «автоматизация технологических процессов и производств». Двинул в аспирантуру.
А между тем, в стране развернулась горбачёвская «перестройка»…
Под занавес 1987-го, Олег пировал с родителями за большим столом и смотрел новогоднее обращение к советскому народу Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева:
– Конечно, перестройка идёт нелегко и не безболезненно. Не всё и не всегда сразу получается так, как задумано. Старое с боем уступает дорогу новому, но нас это не должно смущать. Мы взялись за огромное дело, которое преобразит и нас самих, и нашу страну…
– Красиво поёт соловей! – прокомментировал отец, наливая себе рюмку. – Чуть страну не довёл до ручки своей антиалкогольной компанией. Сколько народу потравилось «палёнкой» и разной химией.
– А вот нечего водку хлестать! – назидательно вставила Людмила Петровна. – Мне лично алкашей не жалко. Ладно бы пили, по-людски. Нет же. Напьются до зелёных чертей, потом жен своих колотят на глазах у детей! Сколько таких случаев хотя бы в нашем доме. Макаровы на пятом этаже, Васильевы на девятом…Бабам никакого житья нет от этих пьяниц.
– С 1 января…– продолжал Горбачёв своё выступление. – вступает в силу закон «О государственном предприятии». Это значит большинство трудовых коллективов начнёт работать и жить в условиях полного хозрасчёта, самофинансирования и самоуправления. Это значит, что всем надо учиться быть полновластными хозяевами на производстве.
– О! Дело говорит! – одобрил отец, хлопнув Олега по плечу. – Долой бесхозяйственность! А то привыкли – раз государственное, значит, общее. Если общее – ломай, воруй, делай что хошь! Лампочку в подъезде разбить или спиз… – милое дело. И так повсюду. Я вон нашему дураку, директору автобусного парка Свиридову, говорю: давай по вечерам будем отлавливать хулиганов, которые пассажирские кресла в салонах вспарывают. Знаешь, куда он меня послал? А почему? Да потому что не его это имущество, а государственное. Небось за царапину на своих «Жигулях» родного сына прибьёт – не дрогнет рука.
– Согласен, страна нуждается в обновлении – продолжил Олег, пока Горбачёв рассказывал о всеобщем разоружении. – Вы посмотрите, как мы живём? На ракеты тратим миллионы, а в магазинах шаром покати. Вчера вон, в бакалее, «выбросили» на прилавок несчастную сгущенку, так меня чуть не снесли эти чокнутые сограждане. А одна такая бойкая старушка, как пошла отгонять авоськой других покупателей…девочку-школьницу шарахнула прям по голове. Я сам в драку полез, когда жлобяра выхватил у старика банку сгущенки. К счастью, взял его на «болевой», и тот успокоился.
– Молодец! – рассмеялся отец. – Вот оно самбо – пригодилось! Ах, жаль меня не было, я бы ему добавил «своих хороших».
– Зря ты полез, Олег – не одобрила мать. – Таких ситуаций в жизни, знаешь сколько. Что ж ты будешь, всегда встревать? Возможно, это и благородно. Но глупо, глупо! Ты должен думать о своём будущем, а не размениваться на уличные баталии. Эти хулиганы, как правило, ходят шайкой, носят ножи, кастеты. Будь осторожен, Олег, заклинаю. Больше никуда не влезай! Пусть милиция разбирается. У тебя – аспирантура, кандидатская. Вот о чём ты должен сейчас думать.
– Что ж, я должен спокойно смотреть, как всякая сволочь…– начал заводиться Олег, но тут его прервал торжественный голос Горбачёва:
– С новым годом, дорогие товарищи!
– Хорош дискутировать! – приказал отец. – Олег, разливай шампанское! Мать, зажигай бенгальские огни! Поехали!
Тогда мало кто понял, что с Нового 1988 года страна встала на путь капитализма. Перевод предприятий на хозрасчёт, самоокупаемость, самофинансирование – все эти первые ростки рыночной экономики заметили разве что продвинутые экономисты.
«Наверху» по-прежнему рапортовали о динамичном движении страны по пути социализма. Горбачев в этом своем новогоднем обращении – в год 70-летия Великой октябрьской социалистической революции – заявил, что «ленинские идет торжествуют, революция продолжается». Требовалось только «сверить свои сегодняшние помыслы и дела с ленинскими идеями», избавить социализм от деформаций и перегибов.
Между тем в 1988 году началась история современного российского бизнеса. 26 мая был принят закон «О кооперации в СССР», де-факто разрешивший частное предпринимательство.
Друзья и знакомые Олега, один за другим, стали создавать кооперативы, движимые мечтой о мгновенном обогащении. Даже его сосед Мишка Арбузов, который в школьные годы был закоренелый троечник и прогульщик, открыл с приятелями свой видеосалон. Народ не жалел денег на зарубежные боевики, и очень скоро у Мишки завелись деньжата. Он любил хвастать своим богатством, зазывая одноклассников к себе на посиделки, чтобы поразить их своей «упакованной хатой». Щедро накрывал барский стол. Часто в его квартире устраивались шумные вечеринки. На весь подъезд орал «Ласковый май». Когда Мишка сталкивался с Олегом на лестничной площадке, или в лифте, он тотчас же интересовался, с ехидной улыбкой:
– Ну что, старик, всё еще в аспирантуре обретаешься, не надоело? Как продвигается твоя кандидатская?
– Спасибо, помаленьку – сухо отвечал Олег, сжимая портфель с бумагами.
– Заглядывай в мой видеосалон. По вечерам там очень интересно. Фильмы для «взрослых», рекомендую.
– Спасибо за предложение. Учту.
Однажды после очередного такого приглашения, уже выходя из подъезда Мишка бросил как бы невзначай:
– Особым успехом у населения пользуется немецкая эротика. Спроси у своего бати – он у нас частый гость.
Непонятно, на что рассчитывал Мишка – подчеркнуть ли в очередной раз своё мнимое превосходство, заинтриговать ли соседа афишей видеосалона, или просто «подколоть» по-дружески, но эффект получился обратным. Олег коротким «джебом» отправил Мишку куда-то в цветник, раскинувшийся под окнами их многоэтажки. Бабульки, сидевшие на лавочке, тут же закричали, заохали, принялись костерить «фулигана».
– Сочтёмся, падла! – орал Мишка, вылезая из палисадника.
Пока Олег корпел над своей диссертацией «Математические модели и алгоритмы проектирования взаимодействия АСУ», друзья постигали азы частного предпринимательства. Его приятель по университету Борис Виноградов, ушёл с литейного завода и открыл свою кафешку в центре города. По случаю, пригласил Олега отведать шашлычок.
– Знаешь, надоело торчать в этом производственно-техническом отделе – признался Боря, вальяжно развалившись на кожаном диване. – Прихожу я однажды на завод, к своим бумажкам, а тут муха влетела в окно и жужжит надо мной, как бешеная. Я банку с клубничным вареньем с вечера оставил в кабинете, на своей тумбочке. Вот муха и прилетела на угощенье. Гляжу я на неё, бестолковую, и вдруг такая тоска взяла…Знаешь, я сам себя почувствовал мухой, которая на этом большом литейном заводе чё-то пыжится, летает, хочет угодить начальству. Ну и решил – рискну, начну своё дело. Или как говорят американцы, свой бизнес. У меня от отца остался «Запорожец», у матери на книжке были накопления, работник торговли всё-таки. Ну вот, развернулся, как видишь.
– Здорово! – похвалил Олег, разглядывая интерьер.
– Конечно, тут всё еще «по-совковому» – махнул рукой Боря. – Нужен современный дизайн. Я в прошлом году в Сочах видел одну кафешку, вот это уровень. Думаю, в июле махнуть туда, познакомиться с тамошними ребятами, общнуться малость. Ты сам-то как поживаешь, всё еще в аспирантуре, у Севастьянова?
– Пока да, скоро защита – Олег пригубил бокал с вином. – Скорей бы уж! Честно говоря, надоело до чёртиков. Вот ты мне рассказывал про свои ощущения, и я тебя понимаю, как никто. Вчера прихожу в лабораторию с утра, на полу повсюду стоят тазы, вёдра, какие-то лоханки. Ночью лил дождь, а наше здание на улице Энгельса построено еще при царе Горохе. Крыша латана-перелатана, ну и залило нас, по самое не хочу. Досталось и моим бумагам, пришлось весь день сушить. И сейчас у меня на столе вот такая разбухшая кипа. Сижу посреди этого вселенского потопа, смотрю на отвалившуюся штукатурку на стенах, на грязные окна и шторы, на страдающего от похмелья доцента Копытина, и тоже…такая тоска нахлынула. Похоже, наука, не моё призвание. Уже решил: защищаю диссертацию – и на производство, к живому делу.
– Как знаешь, Лега – пожал плечами Борис. – Если надумаешь на литейный, позвони. У меня там в кадрах приятель работает. Он тебя и сосватает директору завода на должность начальника отдела АСУ. Сейчас там сидит старый лис Балашов, без пяти минут пенсионер. Между тем советской промышленности требуются молодые, прогрессивные кадры! Станешь начальником отдела – зови на рюмочку чая, отметим. Хотя с твоей-то головой можно замахнуться и на большее. Ты не думал про собственное дело?
– Да, как-то не моё это, я ж «технарь» – усмехнулся Олег. – «Беда, коль пироги начнет спекать сапожник, а сапоги тачать пирожник…»
– Ой, не скажи, старик. Смотри, что в стране творится? – Борис оглянулся по сторонам. – Вчерашние комсомольцы открывают кооперативы и, страшно сказать, превращаются в капиталистов. Страна медленно, но верно дрейфует в сторону Запада.
– Ну ты уж загнул! А как же курс на «совершенствование социализма», возвращении к «ленинским нормам», «идеалам Октября»?
– Показуха! – прошептал Борис. – Сказки для доверчивых советских граждан пенсионного возраста. Никто уже не верит в эти лозунги. И ты в том числе, признайся? Вот я лично не верю. Только это между нами, старик…Сейчас на всех кухнях от Калининграда до Хабаровска такие идут дебаты между ретроградами и «прогрессивными» – что вся страна ходуном ходит. У меня дядя Женя с тётой Зиной каждый вечер цапаются «за политику». Еще вчера они обсуждали Пугачеву, Лещенко, Ротару, каких-то актёров, музыкантов, а сейчас всё их споры – о судьбах страны. Можно подумать, что без тёти Зины в правительстве и Верховном Совете СССР не разберутся.
– Да мои «старики» тоже всё дискутируют – признался Олег. – Начитаются газет, насмотрятся телевизоров, и пошло-поехало. Разругаются вдрызг, потом у одной – давление, у другого – боли в желудке. Взаимный бойкот на два дня. А затем начинаются новые стычки. И это мои родители, которые прожили друг с дружкой больше двадцать лет. Куда катимся, Боря?
– В светлое будущее, старик! – чуть не крикнул приятель. – Мы живём в удивительное время! Начинается эпоха, о которой мечтали все советские цеховики, фарцовщики и работники торговли. Время возможностей! Помнишь мы изучали политэкономию в универе? Ну там, Адам Смит, эпоха первоначального накопления капитала, накопление богатств…Так вот, что я хочу сказать, амиго? Лови момент!
– Боря только без обид…– предупредил Олег. – А у тебя случаем не началось головокружение от успехов? Знаешь, твоя ода напоминает знаменитую речь Остапа Бендера в шахматном клубе, в Васюках. Где, как известно, намечался «Межпланетный шахматный турнир». Мечтать не вредно!
– Ой, тёмный ты еще человек, Олег…– покачал головой Борис. – Ну ладно, будем исправлять пробелы в твоём образовании. Я тут тебе одну брошюрку подкину. Сборник статей, отпечатанный мной на обычной машинке.
– Кто авторы?
– Видные экономисты. Абалкин, Шаталин, ну и несколько иностранцев. Башковитые мужики. Сегодня они – «наше всё». Почитай на досуге, сразу многие вопросы отпадут. Только другим не давай брошюрку, мало ли…Мне с ребятами из «комитета» знакомится ни к чему. Да, собственно никакой антисоветчины там нет. Всё в духе нового времени, курсом на перестройку и ускорение. Однако, могут «впаять» за самиздат, при желании.
– Да я через пару дней верну тебе, не переживай – заверил Олег. – Почитаю дома, на своём скрипучем диване, в обстановке строжайшей секретности. Мать с отцом в мою комнату не заходят.
– Ну, добро! Потом обменяемся впечатлениями «под шашлычок». Кстати, как насчёт «повторить»? – Борис кивнул на бутылку вина. – Эту почти закончили. Кстати, что мы всё о политике да о политике? Рассказывай, как у тебя на личном фронте?
– От невест отбоя нет – пошутил Олег. – Но свою «единственную» еще не встретил.
В реальности, дела с «дамой сердца» обстояли неважно. Он был слишком загружен работой. Кучу времени отнимало преподавание. Свои лекции готовил основательно, не допуская халатности. Ему хотелось не просто бубнить перед аудиторией, а «жечь сердца глаголом», вовлекая слушателей в активное обсуждение. В студенческие годы он терпеть не мог «гундосов», которые менторским тоном сухо излагали материал, злобно поблескивая чёрными роговыми очками.
Время, свободное от лекций, Олег посвящал своей диссертации, мотаясь то в лабораторию, то на производство. И здесь проявился его перфекционизм. А, если честно, он боялся, что разные небрежности сделают его диссертацию еще одной ненужностью, фикцией, макулатурой.
– Видите ли, Олег Михайлович – говорил ему научный руководитель, профессор Севастьянов. – Многие диссертации создаются ради самих диссертаций. Наука давно уже стала прибыльным местом для разного рода карьеристов. Я за свои годы столько перевидал псевдонаучных работ, что мог бы растапливать этой макулатурой русскую печь, у себя на даче. Вчера профессор педагогики Латышев показал мне один такой образчик. Тема звучала так: «Теоретические основы педагогического…эээ…моделирования в соревновательной деятельности спортсменов в русской лапте». Каково? Я надеюсь, ваша работа станет исключением в этом мрачном, смешном и бесконечном списке бездарных творений.
Олег поклялся себе, что разобьётся в лепешку, но сделает диссертацию актуальной, нужной. Ему не хотелось выглядеть на защите посмешищем, когда результат уже известен, но ради приличия ведется формальная и скучная дискуссия. Когда десятки учёных мужей одобрительно кивают головами, втайне предвкушая роскошный банкет по случаю защиты.
Круг общения у Олега был очень узким – коллеги-аспиранты, заводчане, научный руководитель и родители. Все его темы разговоров так или иначе крутились вокруг диссертации. Он совершенно не следил за модой, и ходил зимой, и летом в одном сером мешковатом костюме. Впрочем, иногда он обряжался в колючий свитер с оленями, который ему связала тетя Зоя, мамина сестра из Иркутска.
Понятно, для девушек конца 80-х, влюбленных в евродиско и Томаса Андерса, Олег не представлял особого интереса. Типичный «ботаник», зарывшийся в книгах, проживающий с мамой и папой, вечно без денег, заумный до потери пульса.
Аудитория на его лекциях была, преимущественно, мужская. А те несколько девиц, которые учились на факультете автоматизации, казались Олегу скучными «серыми мышками», отличницами, прилежно записывающими в толстые тетрадки каждое его слово. Возможно даже, что они были влюблены в молодого умного преподавателя, забавляясь с ним по-всякому в женских фантазиях, но ни словом, ни жестом эти «тихони» никак себя не проявляли. Даже одевались они до безумия скучно, словно пожилые работницы «собеса».
Однако пресная, деловая жизнь Олега изменилась с приходом в университет преподавателя английского языка Вероники, которая была удивительно похожа на модную тогда Ирину Понаровскую. Эффектная блондинка сразу покорила всю мужскую братию: как юных студентов, так и седовласых профессоров. Олег не стал исключением. Ему отчего-то было приятно думать о ней в перерывах между своими научными измышлениями. И если в какой-то из дней, он не встречал её где-нибудь в коридоре или столовой, лёгкая грусть проникала в сердце.
За Вероникой то и дело кто-нибудь увивался. Впрочем, безуспешно. Она элегантно отшивала кавалеров из самых разных возрастных и социальных категорий, так что даже самые отчаянные Дон-Жуаны терпели фиаско (под одобрительный хохот других поклонников).
Через полгода за ней закрепилась репутация «стервы, которая никому не даёт». Другие же, напротив, уверяли, что ночная жизнь Вероники весьма бурная и разнообразная. В ответ на эти домыслы, которые активно разносил по университету её отвергнутый воздыхатель Копытин, Вероника говорила девочкам-методистам:
– Запомните, у красивой женщины не может быть хорошей репутации!
Олег не знал, как подступиться к своей любимой, сходу покорившей сердце технаря-логика. Её неоднозначная репутация – от «недоступной стервы» до «элитной куртизанки» – обнуляла все шансы на успех. И прагматичный Олег, словно высчитав по формуле Эйлера итоговый результат, махнул рукой на доводы сердца, продолжая, однако, страдать от безответной любви.
Помог случай. 7 марта 1990 года в университете намечался банкет по случаю Международного Женского Дня. С продуктами в тот год был полный швах. Всё, от сахара до мыла выдавалось по талонам. В гастрономах стояли хмурые продавщицы, которым нечем было торговать, кроме кильки в томате и ливерной колбасы (если повезет). Голодных советских граждан встречали идеально пустые прилавки, вымытые чей-то заботливой рукой. Иногда на них стояли вазочки с искусственными цветами, будто скорбящие о загубленной экономике. И совсем издевательскими казались сияющие вывески наверху торгового зала: «Колбасы», «Мясо», «Конфеты», «Рыба», «Торты»…
Тем не менее, ректор университета Туманов решил организовать застолье, чем вызвал немалое удивление у коллег.
– Мужики! – сказал он по-свойски на собрании мужского коллектива. – Я понимаю, сейчас в магазинах шаром покати. В это сложное время, кому-то моё предложение может показаться безумием, пиром во время чумы. Но…давайте для наших милых дам организуем настоящий праздничный банкет. Вот это будет подарок! Алкоголь и цветы я беру на себя. Решим что-нибудь и с конфетами. Сложнее добыть колбасу с сыром. Что ж, подключим кое-какие связи. Среди наших выпускников есть немало оборотистых ребят в сфере торговли. Возможно, даже пробьём прибалтийские шпроты. Гулять так гулять! У кого есть соленья – несите, будем рады. Шульгин, ты всё хвастался своими малосольными огурцами. Побалуй коллег, Геннадий Василич, не жадись! Огурчики под водочку – милое дело!
Все рассмеялись, уже заранее настраиваясь на пышное застолье. Кто-то даже захлопал в ладоши, в порыве чувств.
– Ну, а теперь о главном…– Туманов строго оглядел коллег, и воровато улыбнулся. – Сейчас многие подумали, что речь пойдёт о деньгах. Мол, давайте, братцы, сбросимся в общий котёл, сколько не жалко. Но нет, голубчики. Ваши рублишки мы возьмём из профкома. И на том спасибо. А моё поручение будет весьма деликатным, но непреклонным. Каждый факультет обязан подготовить по два – я повторяю, по два! – концертных номера. Что хотите делайте, а наших женщин мы должны удивить, поразить! Пусть хотя бы на один вечер они забудут о домашних заботах, пустых холодильниках и прочей бытовухе. Вот в этом вопросе я буду беспощаден, невзирая на должности. Саботажа не потерплю. Вплоть до увольнения, ребята. Всем ясно?
Туманов сурово погрозил пальцем, оглядывая аудиторию.
– Да сделаем Георгий Александрович! Уж не подведём.
– Ну, тогда по коням!
Олег понял, что судьба предоставила ему шанс. Праздничный вечер – идеальное время для знакомства с Вероникой. Когда ещё представится такой случай?
До мероприятия оставалось меньше чем две недели. Вечером Олег пришёл домой, и, наскоро поужинав, ушёл в свою комнату. Здесь он разложил на диване весь свой нехитрый гардероб, мысленно прикидывая, в чём лучше пойти на банкет? Наконец, выбрал темно-серый костюм, голубую рубашку и синий галстук. Оделся и подошёл к зеркалу, скептически оценивая официальный наряд. Да уж, вряд ли такое облачение произведёт впечатление на Веронику.
В это время в комнату зашёл отец, для приличия постучав пару раз:
– О! Куда собрался кавалер?
– Готовлюсь к завтрашней лекции – слукавил Олег.
– Не, я просто спросил. Но если собираешься на свидание, лучше взять мой галстук. Погодь секунду.
Отец исчез в проёме двери и через минуту появился снова.
– На, дарю! – весело сказал он, вручая презент. – Это не галстук – огонь! Бразильский! Такого в Союзу ни у кого нет. Где достал, не спрашивай.
– А ты в каком году его приобрел? – поинтересовался сын, недоверчиво осматривая подарок.
– Эээ…примерно в 75-ом, а что? Да он почти не ношенный. Ну, может одевал пару раз на демонстрацию или в кафешку. Носи, не стесняйся. Все бабы твои будут.
– Спасибо! – вежливо ответил Олег. – Правда, он несколько старомодный.
– Ерунда! Такие галстуки всегда моднючие. Смотри, какой рисунок! А ткань? Ну-ка, пощупай! То-то! Где сейчас такой достанешь? Ширпотреб кругом. Вот примерь-ка. Так, для интереса…
Олег из вежливости исполнил просьбу родителя.
– Вылитый Бельмондо! – восхищенно произнёс отец. – Еще бы шляпу тебе и сигару! Слушай, а кто она – твоя дама сердца? Ежели по секрету…
– Да какая дама сердца?! – рассердился сын. – Сказал же, лекция…
– Ну, привет от меня этой «лекции»! – подмигнул отец, закрывая за собой дверь. – Кстати, ЦСКА сегодня продул «крыльям», 3:4. Обидно…
На следующий день, Олег позвонил Борьке Виноградову, с твердым намерением прикупить пару-тройку модных вещей. Мать у Бори работала директором универмага, и могла достать разный дефицитный товар. Она баловала сына импортными нарядами, в том числе из капиталистических стран, вызывая жгучую зависть у местных гопников. Однажды, в школьной раздевалке, кто-то прошёлся лезвием по «аляске» Бориса, разрезав надвое спинку. В другой раз, на дискотеке у него «отжали» фирменные кроссовки «Адидас», отдав взамен стоптанные кеды 46-го размера.
Созвонившись с другом, Олег вкратце поделился своими планами на предстоящий банкет.
– Что-нибудь придумаем, старик! – обнадежил Боря. – Давай, через пару дней «заруливай» ко мне вечерком, в кафешку. Покажу самые актуальные модели этого сезона. Говори размеры, записываю.
– По деньгам, сколько встанет?
– Это не по телефону, обсудим на месте.
Олег занял у отца двести рублей, добавил своих сто, и в пятницу, направился на примерку. В кафе, у Бориса, ворковали за столиками влюбленные «парочки», играла легкая музычка и, вообще, было очень уютно.
– Здорово, дружище – приветствовал Борис. – Пошли в мой кабинет, посидим-потолкуем. По рюмке конъяка пропустим.
