И. К. Ларионов
Школа ментального чтения
Порталы Зазеркалья
© Ларионов И.К., Ларионова И.И., 2023
© ООО «ИТК «Дашков и К°», 2023
Загадочная личность
Отливающий выставочной новизной шестисотый «Мерседес», проскользнув мимо зеленого забора, высотой в два человеческих роста, остановился напротив ворот.
Из машины вышел атлетической внешности мужчина средних лет в зеленом костюме, сливающемся по цвету с забором и воротами. Подойдя к двери, находящейся рядом, он нажал кнопку звонка. В то же мгновение в двери что-то щелкнуло и в ней открылся большой, размером с увеличительное стекло, глазок, под которым была прорезана щель.
Из динамика, нахождение которого являло собой загадку для неискушенного взгляда, послышался голос: «Положите, пожалуйста, вашу визитную карточку в щель». Стоящий у двери достал темно-синюю, с перламутровыми крапинками визитку, на которой большими золотыми буквами отчетливо выделялись фамилия и имя. После того как произведение полиграфического искусства исчезло в щели, дверь бесшумно ушла в сторону.
Мужчина тем временем вернулся к лимузину и почтительно отворил заднюю дверцу. Из лимузина вышел высокий, худой, облаченный во все черное, за исключением белоснежной рубашки, человек. На его лицо падала тень от широких полей шляпы, надетой явно не по сезону, если учесть солнечный день в разгаре подмосковного лета. В руке он держал необычного вида массивную трость. Человек в черном уверенно вошел в открывшийся перед ним проход, оставив за воротами машину с шофером.
Миновав безлюдную проходную, посетитель оказался в роскошном парке. Словно из-под земли перед ним выросли двое верзил, один из которых произнес несколько хрипловатым голосом: «Извините, господин Которский, но для вашей собственной безопасности вас должны признать за друга дома сторожевые псы. После того как они вас обнюхают, вам не придется их опасаться. Это лютые звери, но зато прекрасно вышколенные».
В этот момент появился третий верзила, держащий на поводках двух доберманов.
– Это свой, – проговорил он густым басом, подводя собак к пришельцу.
Животные потянули носом и вдруг впали в состояние неистового бешенства, явно неожиданного для сторожей.
Которский сделал едва заметное движение рукой. Псов, словно по мановению волшебной палочки, будто подменили. Они присмирели и прижались к ногам сторожа. Их мощные тела сотрясала мелкая дрожь.
– Не утруждайте себя, – бесстрастным тоном произнес Которский, – я сам найду дорогу к господину Поподулосу.
Оставив сторожей в растерянности, Которский зашагал вдоль широкой дубовой аллеи в направлении видневшейся в отдалении белоснежной виллы.
На мраморных ступенях Которского ожидал молодой человек, с мало запоминающимся лицом, производящий впечатление стандартного служащего какой-нибудь престижной фирмы. Приветствуя гостя хорошо заученной улыбкой, он предложил ему пройти к хозяину.
Миновав холл, обшитый резными панелями мореного дуба, они поднялись по широкой лестнице и, пройдя роскошную овальную залу с потолками, украшенными золоченой лепкой и тщательно выписанными картинами на мифологические сюжеты, попали на большой балкон.
Поподулос ждал гостя, задумчиво глядя на отражение в небольшом озере у своего дома – виллы снаружи и дворца, достойного королей, внутри.
Заслышав шаги, хозяин, внешность которого излучала само радушие, пригласил гостя занять одно из больших кресел, окружавших круглый журнальный стол-аквариум.
Поподулос, открывая в простодушной улыбке идеально ровные зубы, подчеркивающие процветающее выражение несколько полноватого лица, проговорил с легким акцентом:
– Карл Сигизмундович! Безмерно рад видеть вас здесь. Бог одарил меня богатством, но, признаюсь, я не аристократ. Не взыщите. Салонные манеры хороши, когда они в крови. Мне же они чужды. О людях моего типа говорят, что они первые в своем роде, в отличие от последних в знатных родах. Мне пришлось начинать с корабельного юнги, не имеющего ни гроша в кармане.
– Вам благоприятствовали звезды.
– Возможно. Но только и они – всего лишь огоньки у подножия трона Отца небесного. Я плохо разбираюсь в теологии, но мне кажется, что перед ним как человек, так и звезда одинаково равны в своем ничтожестве.
– Трудно представить коммерсанта вашего масштаба, думающего прежде о Боге, а потом о бизнесе.
– Коммерция – одна из разновидностей божьего промысла.
– Впервые сталкиваюсь со столь оригинальным утверждением. Как известно, Иисус Христос прогнал менял с порога Храма. Вы же хотите допустить их в Храм.
– Все зависит от времени и места. Если меняла входит в Храм молиться, а не торговать, то что в этом плохого? И если, выйдя из Храма, он перестанет плутовать и станет торговать честно, разве Бог не вознаградит его за это?
– В этой стране говорят: «Не обманешь – не продашь».
– Это так. В мелком бизнесе часто встречается взаимное надувательство. Но именно оно мешает большому делу. Прибыль возникает в результате комбинации нескольких ценностей. За каждой из них стоят хозяева. Комбинация прочна и развивается только на фундаменте их взаимной честности. Если имеет место обман, то комбинация рухнет. Кто-то может остаться с прибылью, но она будет много меньше, чем была бы при успешно развивающейся комбинации.
– Мой жизненный опыт говорит о другом. Самые богатые люди – это чиновники, берущие взятки: чем выше пост, тем больше капитал. И без всяких комбинаций, тем более, без малейших остатков честности.
– В России это так. Но можно ли ожидать иного после варварского ограбления всех хозяев? Собственность объявили общей, и она стала ничьей. Ею стал распоряжаться правящий слой. Чиновник не может прямо присвоить часть общественного богатства. Но он может продать ее за взятку в несколько раз дешевле настоящей цены. Вот почему в столь одаренной природными богатствами стране столь нищий народ.
– Извините за нескромный вопрос. Большая ли доля вашего бизнеса падает на эту страну?
– Я не веду здесь никаких дел.
– Нет выгодных сфер приложения капитала?
– Почему же? Здесь можно делать большие деньги. Но не хочу отступать от своих принципов.
– Тогда что побудило вас устроить здесь одну из своих резиденций?
– Моя жена из России. Временами она тоскует по ней.
– Она не пыталась побудить вас помочь стране, разоренной бесхозяйственностью.
– Я бы и по своей инициативе помог симпатичному мне народу. Но увы, всякая помощь будет отфильтрована чиновниками так, что в итоге она лишь продлит существование системы, порождающей бесхозяйственность.
– Разве поставка дефицитных для страны лекарств, к примеру, не поможет людям?
– Практически нет. Ведь эти лекарства пошлют только в специальные больницы. Они бы и без того туда попали. Получив их в дар, чиновники сэкономили бы твердую валюту и израсходовали ее на лишние танки или военные самолеты.
– Насколько я понимаю, вы хотите заказать у меня портрет?
– Портрет моей дочери. Цену за работу назовите сами.
– Если она будет слишком высокой?
– Я ее заплачу. Впрочем, если она покажется мне выходящей за рамки допустимого, я без ложного престижа вынужден буду отказаться от ваших услуг.
– Почему вы обратились именно ко мне?
– Я наводил справки. Посещал выставки. Вы представляетесь мне лучшим портретистом. К тому же. я слышал, что вы не нуждаетесь в позировании. Говорят, вам достаточно бросить на человека несколько пристальных взглядов, после чего вы рисуете его по памяти. Мне бы хотелось сделать дочери сюрприз: подарить ей портрет на день двадцатипятилетия.
– Могу я на нее взглянуть?
– Она приедет завтра. Можете посмотреть фотографию.
Поподулос вынул из внутреннего кармана пиджака цветную фотографию и протянул ее Которскому. Тот долго всматривался в изображение, затем, положив фотографию на стол, закрыл глаза и на несколько минут погрузился в себя. Неожиданно он начал говорить, не поднимая век.
– У меня тоже есть свои принципы. Я никогда не беру заказы на портреты. Рисую человека только при сочетании двух условий. Во-первых, ему необходимо привлечь мое внимание как личность. Во-вторых, я должен проникнуть взглядом в его сокровенную сущность. Думаю, что ваша дочь может заинтересовать меня как художника. Разумеется, она очень привлекательная женщина, но я равнодушен к красивейшим женщинам мира. Чтобы прийти к более определенному выводу, я должен буду погрузиться в ее образ. Возможно, мне придется увидеть ее воочию, хотя это может быть и не обязательно. Все станет ясным после моего глубокого погружения в образ. Если я возьмусь за портрет, то вы увидите его по завершении работы. Только тогда я назову свою цену. Если она устроит, портрет станет вашим, если нет, он останется у меня. На досуге я решу, что с ним делать: оставить в своей коллекции или продать.
Которский умолк и открыл свои огромные глаза. Они, казалось, еще ранее, из-под наполовину прикрытых век, были устремлены в переносицу хозяина. Тот, обычно невозмутимый и жизнерадостный, почувствовал себя выбитым из колеи. Внутренний голос говорил ему, что он, наверное, зря пригласил к себе этого человека. Поподулос осознавал, что почувствовал бы облегчение, отказавшись от дальнейших контактов с художником. Но, увы, честный бизнесмен, а им он был не только на словах, но и на деле, не мог отказаться от своего собственного предложения без того, чтобы противная сторона не дала на то повод.
– Может быть, вы уже сожалеете, что обратились ко мне?
Возникла долгая пауза молчания, после чего Которский продолжил.
– Люди порой испытывают некоторую неловкость в обращении со мной. Это естественно. Им не нравится, когда объективный и бесстрастный взгляд проникает на самое дно их души. Но что делать? Подлинный портрет иначе не создашь. Искусство требует жертв. Эта фраза банальна, но, тем не менее, истинна.
– Душа человека бездонна. Ее бесконечность доступна лишь взгляду, вдохновленному любовью. Она, как учит Евангелие, и есть Бог.
– В мире все двойственно. Как электричество не течет без разности потенциалов, так и токи жизни останавливаются, если отсутствует полярность Бога и дьявола. Я вижу человеческую душу целиком, не только в божественной, но и дьявольской ипостаси. Эту цельность я называю дном. Теряя дно, душа проваливается в бесконечность и растворяется в пустоте. Ей не вынести Нирваны. На такое способен лишь дух, притом далеко не всякий.
– Вашим рассуждениям не откажешь в логике. Однако не все измеряется ей. Душа тем и отличается от холодного ума, что она алогична.
– Нет, она логична. Но только ее логика отличается от логики ума.
– Вы не только великий художник, но и утонченный мыслитель. Портрет, написанный вами, оказал бы честь любому дому. Но знаете, чего я опасаюсь…
Которский вклинился в паузу.
– Того, что мое считывание души вызовет у вашей дочери неприятные переживания?
– Вы угадали.
– Если так, можете не опасаться. Мне будет достаточно увиденной фотографии. Я уже отпечатал ее в своей абсолютной памяти и могу нарисовать портрет, не видя оригинала. Будет ли написан портрет – покажет время. Но теперь вопрос о том – писать его или нет – исключительно мое личное дело. Я никому и никогда не позволял покушаться на свободу моего творчества.
– Вам нечем возразить, господин Которский.
– Тогда позвольте откланяться, господин Поподулос. Меня ждет мое искусство. Слыша его зов, я убегаю буквально опрометью.
Астральный визит в заколдованный замок
По виду молодой человек, с глубоко посаженными вдумчивыми глазами, привстал с кресла и, прилагая усилия, направился к кровати. Его ноги были поражены сильным недугом – следствием перенесенного в детстве заболевания. У него было два имени. Знакомые знали его как Андрея Снегова. Другое имя составляло тайну для живущих в нашем мире. Этот человек, скованный в передвижении по земле, обладал удивительной способностью покидать свое плотное тело и не только стремительно переноситься на огромные расстояния, но и проникать в иные пространства и времена.
Вот и на этот раз Андрей почувствовал притяжение астрального полета, совершаемого им обычно в то время, когда физический организм покоится в состоянии, внешне похожем на сон.
Глубоко расслабив мышцы и ощутив, как волны теплой, убаюкивающей тяжести растворяют ощущения физического тела, он отключил свое сознание от всех органов чувств нашего мира и на неопределенное время впал в сопереживание своей тождественности с абсолютной пустотой.
Из нее рождаются и в нее возвращаются миры. Это не была абстрактная пустота профанов, возникающая в порабощенном линейной логикой уме. Дурная пустота рождается в качестве особого выверта интеллекта, отрицающего все и вся. Эта пустота была иной. О ней нельзя сказать, что ее нет. Но было бы ошибкой полагать, будто она есть. Мистическая пустота – вне «да» и «нет», она – за исходной полярностью, присущей нашему и многим другим мирам. Все, существующее в них, постоянно колеблется, вибрирует между существованием и не-существованием. Совсем иначе – в пустоте мистической. В ней скрыт источник всякой жизни, снисходящей периодически в миры, разорванные на «да» и «нет».
Как долго пребывал наш герой в мистической пустоте? Бессмысленный вопрос. Ибо время, как, впрочем, и пространство, в ней отсутствуют.
Когда он вышел из этой пустоты, то оказался не в нашем мире, а в неопределенного цвета пелене, скрывающей множество миров и одновременно открывающей вход в любой из них.
Таинственная пелена ощущалась как глубочайшая тишина. В ней он произнес свое скрытое, подлинное имя, присущее ему до рождения в данном физическом теле. Гортань плотного организма не способна его воспроизвести достаточно точно. В условиях нашего мира оно звучит как «Олион». Но это лишь внешнее подобие извечного имени.
Всякий раз оно произносилось с едва уловимым оттенком пара звуков, предопределяющим выбор того мира, в который выходил Олион.
На этот раз он оказался в мире, похожем на наш. Может быть, это был даже некий затерянный уголок земли. Но если так, Олион пребывал в нем в состоянии свободы от плотного физического тела. Тяжести не существовало. Можно было проходить сквозь плотные предметы, перемещаться с любой скоростью. Сознание при этом находится в состоянии предельной ясности. Достигший астральной свободы не воспринимается теми, кто порабощен своим плотным телом, поэтому люди довольно часто не замечают окружающих их астральных существ. Олион поднялся, словно птица, к высокой скале, частично скрываемой седыми облаками. В вершину, будто зубы, торчащие из челюсти титанического зверя, вросли зубчатые стены и башни замка, древность которого, казалось, могла бы поспорить с самим временем.
Постепенно сгущались сумерки. Когда Олион приблизился к замку, во всех окнах одновременно зажегся свет. Ворота покрывал невероятно толстый слой пыли.
Олион проскользнул сквозь массивную створку, словно она была всего лишь тенью, а не многотонной пластиной, вылитой из бронзы.
Во дворе замка росли вековые деревья, а вдоль разлинеенных дорожек расположился кустарник. Вся растительность давно засохла, но что удивительно – листва держалась на ветках. На вековой пыли, застилавшей двор, встречались отпечатки лап огромных птиц, однако ничто не намекало на присутствие человека.
Проникнув в замок, Олион обратил внимание на стерильную чистоту, контрастирующую с густым налетом пыли на наружных стеклах окон. Все люстры горели неким странным светом, не встречавшимся Олиону, немало повидавшему во время своих астральных путешествий.
Не прикасаясь к ступеням широкой лестницы, расходящейся двумя крыльями, Олион поднялся в круглую залу. В середине находился фонтан, из которого поднимались языки синего пламени. Их бешеная игра каждое мгновение создавала образы фантастических существ, тут же сменяемых еще более причудливыми созданиями. В простенки между окнами были вмонтированы зеркала. Спиной к ним стояли скелеты, державшие в костяных пальцах по большой черной свече, время от времени вспыхивающей и тут же гаснущей.
Лишь перед одним из зеркал не было скелета со свечой.
Олион услышал внутренний голос: «Отошли домой астральное тело. Иначе твое присутствие будет обнаружено».
Мгновенно сконцентрировавшись на межбровье тонкого тела, где мистическим огнем горела чакра Аджна – центр ясновидения, Олион мысленно отдал приказание астральному телу возвратиться в свой земной дом.
Вскоре светящаяся овальная сфера, прозрачная, как горный хрусталь, внутри которой было заключено божественно совершенное тело молодого мужчины, составленное из спектра мистических огней и вихрей жизненных энергий, молнией пролетела сквозь стены замка и унеслась к лежащему на кровати физическому организму, просачиваясь в его поры.
Теперь Олион ощущал себя центром сознания, не связанного ни с какой, даже тончайшей, конкретной формой, не имеющего в себе никакого образа. Содержание сознания стало сферическим, освобожденным от однонаправленности, связанной с глазами.
В зале появился высокий худой человек, одетый по европейской моде средних веков, притом, исключительно во все черное. Он подошел к зеркалу, свободному от скелета и, устремив пристальный взгляд в переносицу своего изображения, сделал едва заметное движение рукой.
Отражение человека отклонилось в сторону от оригинала и шагнуло из зеркала в залу. Теперь их было двое. Только один из них отражался в зеркале, а другой – нет.
Через некоторое время из зеркала сошло еще одно изображение. Потом появился очередной зеркальный двойник. Зала наполнялась людьми, которых, по-видимому, нельзя было отличить друг от друга.
Олион обратил внимание на большую черную родинку, отчетливо выделяющуюся на неестественно бледном лице каждого из этих людей. У всех она располагалась под правым глазом и только у одного – под левым.
Выделив его из всех двойников, благодаря местоположению родинки, Олион вскоре приобрел способность отличать оригинал путем внутреннего ощущения его жизненной энергетики. Воспринималась также тончайшая энергетическая связь между двойниками и их хозяином.
Когда Олион насчитал триста шестьдесят четыре копии, появление двойников прекратилось. Зеркало, откуда они выходили, бесшумно скользнуло куда-то вниз, открывая проход.
Все двойники одновременно и синхронно зашептали не то молитву, не то заклинание. Было странно слышать это многоголосое звучание, составляющее, в сущности, один голос, обращенный к его хозяину, который в этот момент плотно сжал тонкие губы и застыл в неподвижности. Язык, которым пользовались двойники, не был похож ни на один из современных человеческих языков, во всяком случае из тех, которые когда-либо слышал Олион во время своих многочисленных астральных путешествий. Тем не менее, непосредственно проникая в смысл, скрытый за ритмичными звуками, он стал постигать незнакомый доселе язык.
«Герцог Рок, хозяин нашей жизни и смерти, великий властелин наших душ, я внимаю каждой своей частицей твоему малейшему знаку и предвкушаю великую радость от предстоящего исполнения повелений моего создателя». Эта фраза повторялась многократно каждым из двойников, вливаясь в вихрь коллективного шепота, ассоциировавшегося у Олиона с шелестом листвы неведомой растительности, колышимой дуновениями ветров, веющих из скрытых от разума галактических бездн.
Неожиданно нашептывания прекратились. Наступила мертвая тишина. Мерцающие огоньки черных свечей загорелись ослепительным пламенем.
Герцог Рок вошел в проход. За ним вереницей последовали двойники.
Вся эта процессия растянулась вдоль тоннеля, вырубленного в глубине скалы. Когда последний из двойников вошел в тоннель, зеркало закрыло вход. В этот же момент герцог Рок вступил в вырубленную внутри черного гранита огромную полусферу, поверхность которой была тщательно отполирована и отражала мерцающий свет факелов, закрепленных в лапах чучел доисторических животных, когда-то населявших Землю, а может быть, – иные планеты.
В середине пещеры тускло сверкали ужасающие душу блики черной воды. Пещерный водоем представлял собой идеально правильный круг, диаметром около двадцати метров.
Процессия окружила его, стоя несколько поодаль от края воды; лишь герцог Рок стоял у самого края, скрестив руки на груди. Его губы прошептали заклинание и он, словно невесомый, пошел по воде, а дойдя до середины, стал медленно опускаться в черную воду.
Когда герцог скрылся из вида, двойники стали входить в черную воду, но, в отличие от своего хозяина, почти мгновенно опускались вниз.
Сознание Олиона последовало за ними. Некоторое время оно созерцало абсолютную тьму, а его жизненная сущность погружалась в тишину, которая, казалось, безвозвратно поглощает всякое проявленное существование.
Вдруг внутреннему взору Олиона открылась необычайно огромная зала, способная поразить воображение человека, не искушенного в астральных путешествиях, ослепительной роскошью. Ее размеры соответствовали масштабам большого храма. Резные колонны изящно взмывали ввысь. Над ними бликом драгоценных камней светились замысловатые витражи. Потолок представлял собой сложное нагромождение полусфер, испещренных зодиакальными знаками и магическими символами. С него на длинных цепях свисали хрустальные люстры. Пол покрывали плиты голубого камня с прожилками.
Олион насчитал тридцать шесть небольших фонтанов, из которых струилась ароматичная влага. Вокруг каждого из них расположилось по двенадцать лож, устланных мехами.
Стены были увешаны портретами мужчин и женщин.
Среди мужчин Олион узнал многих знаменитостей человеческой истории – от правителей и полководцев, до тех, кто прославился в литературе, искусстве или науке. Были здесь запечатлены и исключительно богатые люди. Судя по одеяниям изображенных, эта коллекция портретов собиралась не одну тысячу лет.
Все женщины на портретах отличались поразительной красотой. Как правило, они были облачены в роскошные наряды и украшены драгоценностями. Встречались и обнаженные натуры.
Олион, владеющий способностью мгновенного счета, определил число портретов – 364 мужских и 364 женских.
В центре залы возвышалась ступенчатая пирамида. На ее вершине был водружен трон, на котором восседал герцог Рок. Его двойники толпой окружили пирамиду со всех сторон.
– Кто может порадовать меня пополнением нашей коллекции? – обратился герцог к толпе своих двойников.
– Я, ваша милость, – произнес один из них, поднявшись на несколько ступенек по пирамиде и застыв в почтительном поклоне.
– Но я не вижу при тебе портрета.
– Зато я нашел ту, с которой его можно нарисовать.
– Почему же ты не написал портрет и не вселил в него ее живой образ?.. Или, может быть, ты влюбился в нее столь сильно, что не посмел переселить ее живую сущность из подверженного увяданию тела в вечно живой портрет?
– Я безраздельно предан моему создателю и не способен проявить слабость по отношению к женщине, сколь бы красивой она ни была. К сожалению, я не сумел проникнуть в ее сущность.
– Надо будет на досуге взглянуть на нее.
– Дарованной мне моим владыкой силой я отпечатал ее образ на магических пластинах. Один из них – с фотографии, другой – с натуры. Изображение великолепное, несмотря на то что мне удалось лишь украдкой взглянуть на оригинал.
– Покажи изображение. – С этими словами герцог вытянул свою руку на несколько метров и схватил протянутые ему пластины. Он всматривался в них довольно долго, потом спрятал во внутренний карман своего облачения.
– Я сам нарисую ее портрет, – проговорил он полушепотом. – Ты же, возвращайся на поверхность Земли и готовь мое появление там. Отправляйся немедленно. Ты не будешь участвовать в сегодняшнем празднестве.
После этих слов двойник, стоящий на ступенях пирамиды, буквально растаял в воздухе.
– Дети мои, – обратился герцог к своим двойникам, – прежде чем приступить к увеселению, мы должны освободить место для нового портрета. Тем более, что одна из женщин сегодня оказывается лишней. Я давно подумывал удалить ее из нашей обители за потаенные намерения предать нас. Наконец она сделала свой выбор, посмев обратиться с молитвой к другому творцу. Преступление не может остаться безнаказанным.
Как только были произнесены эти слова, ступенчатая пирамида с троном исчезли. Однако герцог продолжал восседать в той же позе, неподвижно зависнув как ни в чем не бывало над полом. На месте пирамиды, словно проявляемая фотография, стал возникать прозрачный куб, по размеру достаточный, чтобы свободно вместить человека.
Когда куб достиг состояния материальной осязаемости, герцог устремил взгляд на один из женских портретов.
На нем была изображена молодая женщина с большими голубыми глазами, светлыми волосами, ниспадавшими до плеч, в простом коротком газовом платье, одетом прямо на тело. На груди висело бриллиантовое колье.
Под взглядом герцога картина превращалась в зеркальное изображение женщины.
– Подойди к кубу, – приказал он.
Повинуясь властвующей воле, из рамы вышла женщина и, понурив голову, подошла к месту своего нового заточения.
Бриллиантовое ожерелье расстегнулось и, проникнув сквозь грань куба, рассыпалось на отдельные камни, которые тут же превратились в извивающихся змей.
– Войди туда, – раздался, не знающий сострадания, голос.
Женщина от ужаса зажмурилась. Через мгновение ее тело стали обвивать змеи. Глаза несчастной расширились, выражая неописуемый ужас. Змеи превратились в полосы жгучего пламени. Платье и сандалии вспыхнули и исчезли. Огонь не наносил телу женщины вреда, но тем отчаяннее было ее положение, – она не могла надеяться на избавление от пытки путем разрушения тела. Чувствовалось, как женщина сотрясалась в душераздирающих криках, но стены куба не пропускали звука, – в зале царила мертвая тишина.
Олион не мог оставаться равнодушным к страданиям бедняжки. Однако его жизненная сила, наталкиваясь на невидимую преграду, не могла проникнуть сквозь стены куба и принести облегчение несчастной. Внутренний голос советовал обратиться за помощью к Богу.
Едва Олион сконцентрировался на своей внутренней сущности, в глубине которой вечно светит окно, связывающее ее с Богом, как пламя внутри куба заиграло с особым бешенством, делающим невозможным разглядеть женщину не только двойникам, но и самому герцогу. Однако Олион воспринял духовным взором, как женщина выскользнула из куба и по светящемуся тоннелю, открывшемуся в ином измерении пространства и времени, пронеслась в один из миров, дающих успокоение страждущим душам.
Голос, говорящий изнутри его сущности, пояснил Олиону, что ценой этого краткого, хотя и крайне ужасного страдания, женщина искупила свое многовековое соучастие в грехах и преступлениях обитателей этого замка тьмы.
Тем временем все портреты, висевшие в зале, превратились в зеркала, отражающие образы запечатленных на портретах людей. Каждый из двойников вошел в предназначенный ему традицией замка зеркальный портрет мужчины и обнял живущий в нем образ. В результате образовывалось новое существо – некий симбиоз жителя портрета и двойника, несущий в себе черты их обоих.
В центре зала вдруг появилась дюжина обезьян, державших странного вида музыкальные инструменты, сооруженные из человеческих костей, черепов и высушенных жил. Этот оркестр устроился на поверхности куба, ставшего вдруг черным. Зазвучала щемящая сердце и щекочущая нервы музыка, возбуждающая безумное вожделение.
В глазах герцога Рока все интенсивнее разгорался сладострастный огонь. Его невидимые, лишь угадываемые внутренним зрением, языки заполнили всю залу и без копоти и пепла сожгли одежду на всех находящихся внутри зеркальных портретов. Лишь одеяние герцога Рока выдерживало огонь, предвкушающий адское сладострастие. Его тело едва заметно содрогнулось и, словно легкое дуновение ветра, пронеслось по зале.
Из картин-зеркал стали выходить мужчины и женщины и, образовывая пары, кружиться в танцах. Их тела отличались предельной гибкостью, а руки и ноги извивались, словно змеи.
Начиналась оргия, в которой герцог Рок участвовал всем своим существом, несмотря на неподвижную позу его фигуры, зависшей над обезьяньим оркестром. Властелина этого изощренного представления выдавали лишь глаза, одновременно и поглощающие, и излучающие жгучее наслаждение, способное затянуть многих людей на самое дно мироздания.
Будучи свободным от притягательной силы его огня, Олион не пожелал созерцать продолжение оргии и в мгновение ока возвратился в свое скромное жилище.
