Игорь Николаевич Крончуков
Печальный Пастатов
4
Так и осень, все вдаль, уходила.
Зима снова, все приходила и приходила.
Снова снега, снова зима,
Поздно – теплу. Холода!
Дядя, Пастатова, понимал:
Что от безумства он так, «сыграл!».
Дядя писал племяннику письма,
Племянник в конверт запечатывал листья
Все для дяди, сыскал идей.
А вспоминая Светлану, сердечко билось сильней.
Как оказалось: Пастатов уехал всего – на два месяца,
Как узнал одни вестницы:
«Здравствуй! Мой дорогой, племянник!
Как поживаешь, Вадик?
Пишу с плохими новостями тебе,
Светлана заболела, ей не по себе.
Все симптомы говорят, это холе…»
Не дочитав, прошипел: – Нет! Нет! Нет!-
Уже через семь часов, ехал в обратную,
Вдаль широкую, даль необъятную…
Приехал к дяде, встретило радостное лицо няни
– Где, дядя!!? Аня! Аня!-
Но та лишь развела руками:
– Не знаю! – выдавила, потопав ногами.
Пастатов сел на повозку, скорей
– Но! Но! – закричал на коней
Как он увидел Мудрецовых усадьбу:
– Боже! Где? Любовь. Дети. Свадьба!
Куда, в один миг, все исчезло?
Ведь виновно не мое заточение в манеже?!
Это наверняка, я виноват!-
Взяв крепче ухват.
Во дворе стоял служивый Кулич,
Весь в шрамах, кстати, на лице в десяток увечий.
Пастатов слетел с повозки, весь в снегу,
Куличу пришлось повозку, догонять на ходу.
Пастатов в дом влетел.
Ох, как он, мужа у Светланы, видеть не хотел.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Приветствую, – ответил в унисон
При вида мужа Светланы,
И Дяди своего, и «рухнули ставни»
– Дядюшка, как она?
И где вообще, Света!?-
Дядя обнял Пастатова, поцеловал:
– При таких делах: наша встреча состоялась. Не знал…
Пойдем же, племянник, провожу
Где Светлана. Вроде как предалась сну. –
Тот последовал за ним.
Открыл рот, как только, Светлану увидел Вадим.
В комнате были все Мудрецовы,
Пастатов был словно подкован,
Но бросился, скорей! Светлану обнять,
Мудрецовы ни чего не могут понять…
– Вадим Вадимович..? Вы чего? К чему объятия, эти? -
Мертвое лицо, оказалось у Светы.
– Я…. Хотел бы…. Чтоб нас оставили наедине…
За одним, посмотрю, что за болезнь…. Держите вы в себе.
– Вадим Вадимович, все ушли…
Умирающей даме, все ж, расскажи.
– Боль, боль! Я жил весь год
И все так получилось…. Вот:
Я смог, только так, поговорить
Только так, не более вас любить.
Когда я вас впервые встретил,
Тогда еще было далеко до лета
И приезжал я, во второй раз
Без дяди, увидеть лишь ваших глаз,
Я не хотел искать его здесь…
Ложь была во мне, она во всяком человеке есть,
Я видел ужасный, долгий сон…
– Боже, Вадим. Вы влюблен.
– Все лето вы к нам приезжали,
А я сидел в калитке. – А чего же, вы ждали?
– А ничего я не ждал,
Я просто умирал.
И все хотелось мне, с вами поговорить,
А более того: вас любить…
Но вы женою будете теперь,
И тогда осталось, уйти мне за дверь.
О, боже! Вы бы только знали,
Как мы долго страдали…
– Я…. Я была, влюблена…
Но любовь, все-таки прошла…
Я больше его не люблю,
Но ребенка и фамилию ношу.
– Как ребенка? Не может быть…
– И я поняла, хотелось бы вас любить.
Не целуйте, вы меня.
Все! Все! У меня жизнь прошла.
– Что вы? Что вы, говорите?
О жизни, так бесскорбно, не судите!
Подождите, я вас вылечу! И не смейте!
Думать так, поверите?!
Давно? – набравшись сил: – Такие казусы у вас?
– Давно, Вадим. Прошел не один час.
Неделя, целая прошла.
– Давно, держится любовь у тебя?
– Давно, Вадим. Давно.
– Мы вылечим тебя, все равно.-
Но Пастатову не взять в толк,
У Светланы был большой срок,
В этой стадии, ей не выжить теперь…
И Пастатов уходя за дверь:
– У меня дома, травы лечебные есть
– Не уходите! Останьтесь здесь.
– Нельзя, ни как тянуть резину!
Я вернусь, быстро. Ждите меня до часа пятого, его середины.-
Пастатов ни чего, ни кому не сказал.
– Кулич, коня! – всех сотрясал…
Пастатов ни разу так, на коне не летал:
– Но! Но! – через каждую минуту кричал.
Ехать казалось, долгое время для него:
– Но почему, все так…. За что? –
Приехав, влетел домой,
Набрав сумки: всякой микстуры и травой.
Взобравшись, и поехал назад
По пути встретил его снегопад.
– Она любит меня, а я ее!
Но почему же? Не получается, все равно.-
И снова усадьба показалась вдалеке
– Еду милая! Еду, к тебе! –
Кричал он на весь лес.
И тут снегопад исчез.
Куличу опять пришлось догонять коня,
И за Пастатовым закрывать ворота.
Тот влетел и услышал рев,
И ударила в мозги кровь…
Пастатов наверх поднялся,
Как зашел, в таком положении и остался.
Мертвое тело Светланы лежало
Не шевелясь, тихо молчало,
Глаза открыты, пугали Пастатова
И все доносились последние слова с досадами:
« – Не уходите! Останьтесь здесь!
Не уходите! Останьтесь здесь!».
– Это виновен я. И опять страдание…
Повлечет на мое сознание… -
Он стоял, как скульптура, не шевелясь.
Им владела «забвения» власть.
Ему кто-то, что-то сказал,
Он не услышал и не осознал…
Туда, сюда, фигуры темные ходили
А Светлана светлая, без песчинки пыли.
Может быть, год! Может быть век.
Может минуту, стоял человек.
Его кто-то нечаянно толкнул,
А он и не понял, ему это нуль.
Вместе со Светланой, умер тогда.
Позже доктор скажет: «– Он сошел с ума!».
Но вскоре он вышел на улицу в снег,
Дядя догнал его, спросил, не дождавшись, ответ
Увел обратно его в дом.
Пастатов видел – «мертвый сон».
Так он и не видел: как Светлану хоронили,
Как в церкви ее отпевали, да ныли.
Лежал он на кровати, смотрел в окно.
Лишь по ночам закрывал око свое.
Няня кормила Пастатова с трудом,
Читала книгу вслух, на ходу засыпая потом.
Дядя сам мыл и одевал племяша,
Читал медицину, думал сгоряча:
«– Конечно! Как я хотел, чтоб племянничек
Жил у меня, но не такой повод ведь…
Дядя часто плакал в своем кабинете:
О племяннике думал, об умершей Свете…
Но дядя с тоски, сам не умирал;
За Лидией Михайловной приударял,
Та приехала к сестре Маркиной с повадкой городской
Подумал он тогда: «– Какая женщина! О-е-е-й!».
Она же приехала на праздники новогодние,
Но после их и осталась. По своей природе она
Хорошая была леди,
Но в брани, как «барыня из меди»:
Всегда будет стоять до конца.
Дядюшке нравилась она.
Вот и январь наступил…
Вдовец-генерал из-за Светланы запил,
А позже в город сбежал
Так о нем; и ни кто, и не слыхал.
Пастатов в тот день «открыл глаза»:
– Светлана! Светлана! Ты где, Света?-
Дядюшка в комнату его влетел:
– Племяш, сказал?! Все же, сумел?
– Это всего лишь сон…– упрямо
Произнесла няня.
Но она была не права,
Пастатов открыл свои «глаза»:
– Дядюшка, так охота пить.
Да и право, столько же волком выть.-
Дядюшка бегал по дому,
Радовался рожденному его слову:
– Волком выть, хочется пить!– все повторял,
И обратно в комнату с кувшином прибежал:
– Пей, племяш. Голубчик, пей.
– Не надо, дядя. Ты…. Не жалей.-
Затем родственники начали свой разговор:
– Что пропустил? Я мол…
– Ну, племяш…. Чего- то пропустил,
Время, конечно, в неизвестность пролил…
День рождение было: двадцатого, у тебя.
Поздравил с нянюшкой, налил белого вина
И тихо-смирно разошлись.
Мое пропустил. Нет, ты удивись!
Семья Пироговых уехала в центр жить,
Больше не услышим, как те будут ныть.
– А Твардовский, не приезжал?
– Ты и его знаешь? Не знал, не знал.
А…. Да, да, да, да. Ты говорил, – по вспоминал;
– Нет, племяш. Твардовский, так и не бывал
Его кто-то в Молотове видал.
Но племяш…. Советую с такими людьми не общаться.
– Дядюшка, увольте! Я хочу прогуляться.-
Выйдя на улицу, стал свежим воздухом дышать.
– А, Вадим Вадимович! Не сразу мог я узнать!
– Андрей Семенович? Здравствуйте, здравствуйте!
– Ой, не надо! Только не хвастуйте, -
Пастатов только вышел на крыльцо,
Как появилось Твардовского лицо.
– Племяш, с кем ты там беседуешь?
– Ага, – Твардовский, – Сам не ведаешь?
– С Андреем Семеновичем, беседу веду.
– Ты чего? Ни кого ведь нет. Не пойму…-
Пастатов оглянулся, и вправду – нет.
– Дяденька, показалось…. Не оклемался, видно…– дав ответ,
С ужасом влетел в дом.
Зашел в комнату, и потянуло на сон…
И в кровати своей, он увидел
Светланин взор полон злыдень,
– Ох, Вадим! Не спокойна моя душа.
Хочу забрать я, тебя.
– Чур! Чур! Тебя нет! Тебя, нету!
– Пойдем со мной! Это же я, Света.
– Света, ведь ты померла!?
– Ты то – хоть видел, как хоронили меня?
– Нет! – сглотнул слюни.
– Идем со мной, Вадюня!
– И как, мне с тобой пойти?
Боже мой! С ума сойти!
– Убей себя и со мной пойдешь!
Не убьешь, от горя помрешь.-
Дядя вошел в комнату тихо,
Как племянник разговаривал – лихо:
– Нет! Ты не Света! Тебя нет навечно…
Я завтра же схожу в церковь и поставлю свечку!
– Племянничек, мой! – начал дядя рыдать:
– Где же, ты теперь, начал летать!..-
Дядя обнял племянника, заревел
Любя его, сильно жалел.
А тот не обращая внимания, кричал:
– Изиды! Нет тебя….– и замолчал.
Наутро дядя и племянник поехали на могилу.
– Зачем же она тянула резину?
– Не знаю. Так уж пошло.
– Не пойму, я все равно…
– Племяш, скажи – с осторожностью, – По секрету
До сих пор думаешь…. О Свете?
Вижу, что ты все грустишь,
Часто отвернешься и молчишь.
– Не знаю дядя…. Но больше нет забот,
Нет других дум, других работ…
Может работой бы занимался,
Понял, на сколько, я потерялся…
– Стоп. Вот и могила ее.
Подойдешь или нет?! Решение твое.
– Подойду. – Пастатов взором укорен,
Подошел к могиле, присел. И был потрясен
Тем, видел ее вчера, а тело ее здесь.
– Да, говорят: « – Сумасшествие есть!»-
Подумал сквозь иные мысли,
И слезы его только висли.
Долго Пастатов не сидел,
Полчаса, только погост их и видел.
По дороге домой Пастатов с дядюшкой молчали
И думали об одной и той же печали.
Дядюшка заговорил, подъезжая к дому,
– Помнишь? Меня не было два месяца, ты предался в кому
Заболел я тогда болезнью, которую и доктора не знали.
Ворота из города позакрывали.
И ведь не знал, что у тебя ко мне разговор;
Я бы вырвался, перелез через забор!
Но плохо было мне тогда,
Затем вылечился и поехал сюда…
Ворожейка Марковна, ей спасибо.
Не она бы…. Светила б и мне погибель.
– Дядюшка, дядюшка. Как жизнь, нам не благосклонна! –
Его слова звучали с церковным звоном.
– Племяш, давай в церковь зайдем.
Свечки поставим, слезы польем.
– Дядь. А дядь. Давай, по поздней.
Или не сегодня. Не отошел еще от болезней…
– Ну, давай. Твое слово – закон!
Эх, ну и погодка. Играет с огнем!-
Из повозки вылезли они,
Отведя коня, домой пошли.
На ночь глядя, Пастатов долго не мог уснуть.
Он не мог понять, одну лишь суть:
От чего любовь влияет на собственное «Я»
Видать, виновна судьба.
И тут он вспомнил Твардовского. Сейчас
Часы простучали – первый час.
Кто-то за окном прошел по снегу.
Вспомнив о бедненькой Свете,
Пастатов дальше вспоминал:
Что столько времени, зря потерял.
Столько времени, зря продул!
Наконец Пастатов уснул.
Наутро проснувшись, Пастатов услышал:
Голос дяди и няни, и еще один лишний…
Одевшись, вышел в гостиную он.
Солнце освещало его, со всех сторон.
– О, племяш! С добрым утром тебя!
А кстати, это Лидия Михайловна!
– Рада познакомится, я с вами!
Вы бы только знали…
Сколько дядя ваш, о вас говорил!
– Что вы, Лидия Михайловна?! – дядя проныл.
– Рад и я! Познакомится с вами.-
Пастатов развел руками.
– Ну, что вы. Что вы…– за всю скуку
Пастатов поцеловал ей руку.
« – Ух, ты! Племяш, да ты – Казанова!»-
Лезла мысль дяде в голову, снова и снова.
– Я слышала, вы медициной занимаетесь?!
И научными терминами «ругаетесь»?
Поведайте нам: странный мир…
