Средь текущих времен
Игорь Николаевич Крончуков
И время порой неугомонно… Времена меняются, люди остаются. Времена остаются, люди меняются. Останемся ли мы такими, как и были. Времена прошедшие, проведенные с самим собой, времена прошедшие оставив позади множество дорог.
В старом доме творит тишина…
В бедном, со всех сторон дыры;
Человек с глотка дешевого вина,
Вспоминал свои прошлые миры.
Не закусывая, вторую испивал,
С самим собою тихо говоря,
С одиночеством своим тосковал
И на рубахе, реки слезою в моря.
Ни семьи, ни знакомых, ни близких,
Нет у него никого;
А сам знал – пал он низко
И теперь, как назло,
Тоска дает о себе знать.
Дает признак, напоминает
И приходится выпивать,
Часы попусту черпает,
Взглянет в окно – лист опал.
И пьет тихо, говоря тосты:
«За будущий снегопад»,
Шутливо, но просто.
И уже отчасти он рад,
А у самого в горле кости.
Ямщик барина вез,
По холодной погоде, сырой.
Украдкой заметил – барин замерз:
«Замерз, сударь, боже ты мой!»-
Проговорил ямщик очень тихо
И прибавил он скоростей,
Что конь помчался лихо,
Прибавляя шаг все быстрей и быстрей.
Не любил ямщик ни богатых,
Ни поэтов, ни интеллигентов,
Ни военных, ни тому подобию вожатых,
Ни купцов. Деньги под проценты.
То ли от зависти он не любил,
То ли обидели его чем,
Может, сам, где наследил…
Неизвестно это посей.
Но, почувствовав сильные ветры, полон рост,
Повозку чуть притормозил.
– Осталось триста верст. -
Ямщик барину проговорил.
Конечно, неважно это сказал,
А иначе, худо будет. Ямщик это знал.
На осень смотрел барин,
На опавший вишневый сад
И был он опечален,
Смотря на листопад.
Как повозка к мосту подъезжала,
Барин, почему-то, совсем поник,
Но осени все было мало,
Сильный ветер возник.
«Где же мой брат, где же он?»-
Думал про себя барин тогда,-
«И почему же его туда завело?
В такие окраины, где далека земля,
Сибирская, чуть ли не тайга».
Барин с дороги очень устал,
От извозчика тут он узнал,
Что осталось еще немного.
«Поклонюсь я у порога,
Брат ты мой, чего ж ты так?
Уехал, не попрощавшись,
С десяток лет мне тебя искать
И слуху нет, не возвращавшись»,-
И начал былые времена вспоминать.
Вот дорога приближалась к концу,
Пустыри с окружением леса;
Осень говорила: «Ты не жди весну,
А жди зимнего беса».
Солнце спряталось за тучи,
Пасмурный сегодня день.
Дождь становился звонче,
Что нет лета теперь.
Холмы иссохшей травы,
Дополняли туда же пейзаж,
Палитрой упавшей листвы,
Осенняя пора сейчас.
Вечерело. Сумерки наступали.
Эх, никак не теплело,
А птицы все вдаль улетали,
Видимо, надоело.
Пора дождей, пора сырости,
Пора холода и неясности,
Пора «не жди хороших новостей».
Лишь леса об одном говорили,
Их век одинаков;
А ветры с ужасом выли,
Вздымая траву… И был таков.
Барин смотрит вдаль
И не видит красивых домов,
На глазах-то и без того печаль,
А этот миг совсем суров.
Думал, что про друга соврали,
Что его здесь и в помине нет,
На ложь, то бишь, как глупца поймали.
Неужто ль, нечестивый свет.
– Ямщик, не перепутал ли ты чего?
Может, надо не так?
– Сударь, да Вы что?
Места все эти я знат.
Куда вам нужно?
– Да вон туда,-
Показал ямщик на дом вдали.
Барин пригляделся: – Ба,
Э ж срамота, брешешь ты!
– Ну не знаю, сударь, не знаю,
Вы мне сказали, я отвез.
– Тогда я ничего не понимаю…
А если все же так, то что-с?
Неужели, человек из города,
Будет искать жизни здесь повода?
Повозка к дому подъезжает,
Барин спрыгивает с нее, в дом вбегает;
Везде грязь, неумытость, запах плохой,
Одежды кругом лежат
И в целом дом сырой, видать.
Барин вдруг увидел
Спящего человека за столом,
Мрачную погибель,
Покоился мертвым сном.
Барин сразу оторопел,
Такое увидеть никак не хотел.
И похож, и не похож, вроде, тоже.
– Антоша, Антоша!-
Но спал человек, того не слышал.
Да и было бы ему это лишним,
Ведь так крепко он спал,
А барин стоит, не внял.
И так он взглянет, и так,
Не видно его лица.
И барин уж был не рад:
– Мама, моя мама…
Неужели брат жил вот так срамно?
Вдруг, зашевелился «пьяной»:
– Эмм, я хотел бы спросить,-
Вдруг тот вскочил, – Ой, чего-то голова болит.
Тут барин друга своего узнал,
На кресло рядом стоящее мигом он пал.
А второй, приглядевшись,
Свалился на комод,
Широко разинув рот.
– Ба, не смотри на меня, не надо, -
Отвернулся тут человек.
– Не смотри на меня, Вадя,
В моих глазах прочтешь лишь море бед;
Это не тот, кого ты знал,
Сам себя я потерял.
Боже, я же сошел с ума,
Я же получал письмо, что нет тебя,-
Сударь сглотнул в ответ:
– Т…т…т… То есть как нет? -
Барин смотрел на старого друга,
Недоумевал он тут покуда.
А тот все по комнате ходил, причитал и говорил:
– Мой век мал, – все ныл
И из бутылки водку пил.
– Антон Петрович, – барин начал, -
Сядьте же Вы, наконец, -
Антон Петрович не видывал такого раньше.
– Да вы призрак, смотрю, наглец, -
Подойдя якобы к покойному он,-
Батюшки, неужто ль сон!
Подойдя, тот чуть отодвинулся,
То ли и впрямь его друг дурачком прикинулся.
Нечаянно задев его рукой:
– Вадим, бог ты мой!
Дай же я тебя потрогаю.
Сколько лет, сколько зим! -
Барина аж чуть передернуло, -
Не верю глазам, о, Вадим!
– Здравствуй, Антон,-
Вполголоса ответил он.
Барин только в себя приходил,
Второй робко-робко говорил:
– Вадя, да как же, ты мой друг,
Как же так, как же вдруг!
Я же получал письмо,
Что отныне нет уж тебя…
Не понимаю ничего,
А тут поездка твоя.
– Без соображений, – минорной ноткой,
Сводил с ума барина запах водки.
– Дружище, ох, как больно мне,
Спился я в своей тоске.
– О, друг, боже, что с тобой стало-то? -
Наконец барин пришел в себя.
Старые друзья тут обнялись,
Поцелуи следом повлеклись.
Антон Петрович слезы залил,
Из своих морщинистых глаз
И с болью большою заныл
После таких фраз.
– Друг, я тебя искал десять лет,
А ты, оказывается здесь, -
А в комнате почти света нет,
Ночной свет теперь весь.
– Чего ж, Вадим, в потемках сидим?
Друг друга почти не видим,
Дай-ка хоть свечку возьму,
Да на тебя погляжу, -
И скрылся во тьму.
Вернувшись с зажженной свечкой,
Того все так же штормит.
– Друг, мне стало б легче,-
Барин тихо говорит,
– Зачем же ты уехал тогда?
И почему на похоронах моих,
Не было ведь, друг, тебя?
Хочу пойти на компромисс.
Расскажи, что же все-таки случилось?
Горе какое приключилось?
И помощи у меня не попросил, -
С большой горечью барин проныл.
Тот к груди барину пал,
Рыдать, было дело, начал:
– Прости же ты меня, мой друг,
Случилось несчастье тут:
Десять лет уж минуло,
Лето ясное в небытие кануло;
Сколько зим я видел из этого окна,
Сколько раз ходил я до ларька,
А мне нужно было уединение,
Затем письмо о твоем умиротворении.
– Стал я забывать себя другим,
Печаль поразила меня.
Подрываясь от моральных мин,
Судьба оказалась горька.
Ведь шутником и веселым был,
А теперь, кем я стал?
С тонкой горечью ныл,
Себя долгое время искал.
Но в итоге веселья у меня нет,
Лишь одна жестокая тоска
И темный-претемный свет
Открывал злые ворота.
Где же тот я? Где же он?
Затерялся где-то что ли.
То и вижу печальный сон,
От черных бед и горя
Не узнают меня те, кто знал,
Своим другом называл.
Как долго мы страдали,
Умирая от печали;
Не знаю, вернусь ли я,
Когда будет все хорошо.
Кажется, уже мечта,
Слеза, слеза… И больше ничего.
– Друг, Антон, да неужели,
Если б был перед твоим горем…
Помню, в далеком апреле
Я увидел тебя на берегу моря.
Тогда это был последний раз.
Десять лет. И сейчас.
– Друг, я бы приехал, конечно,
Но стало бы мне, разве, легче?
Одно грело, с тобой тогда был,
А тут письмо злосчастное, каков тут пыл…
– Покажи, покажи же письмо!
– Нет его уж давным-давно,
Мне такая память не нужна.
– А почему не было тогда тебя?
Антон, ведь умер друг! -
Барин очнулся снова вдруг.
– Вадя, ну как ты не понимаешь,
Тебя увидеть мертвым… Ты не знаешь…
– Ладно, Антон, это мы опустим,
Чего мы все о грустном и о грустном, -
А тот, слушая его, мрачным был все равно.