– Все началось уже давно,
Писали жулики тебе письмо;
В нем говорилось, что друга нет,
В живых, но от вас не был ответ.
Вас хотели тогда к себе заманить,
Ключ забрать. Разоблачить.
Любыми способами тайну узнать,
Но Вы не решились тогда приезжать;
По городам и весям Вас искали,
Но тихо-мирно потеряли.
Видно что-то перепутали тогда,
Раз не оказалось у Вас письма;
Вы бы явно вернулись домой,
За друга выпить, за упокой.
Так о Вас и забыли. Потеряли.
Что были в этой морали.
Тут ненароком Вас признали,
Решили без пыток все узнать,
Мой господин знает, кто Ваша мать,
Столбовой дворянкою она была,
Ключ с сокровищем оставила, как померла.
Как оказалось, ты бедно жил,
А твой друг, Вадим, поднялся,
Имущество купил.
– Что ты, что ты говоришь?
На Вадима ты брешишь.
– Честно! Вот те крест.
Да пусть чума тогда съест.
– Значит, ключ… Теперь мне ясно,
Откуда фотокарточка оказалась,
У двух господ опасных.
Наивно думал пустяк и малость.
– Ну, думаю, сваливать тебе пора!
А того и жди тебе конца;
Ну, ты, Антоша, за все прости,
Хватай его! Бери!
Так Антон оказался внизу,
У пару тройки ног.
Били в бок, по лицу
И встать уж не мог.
Антон было хотел сопротивляться,
В истерике начал смеяться.
– Эх, мой Вадик, ты
Денежки прикарманил мои,
Захотели, чтоб все вам достались.
Без сознания, сомкнув очи, слова скончались.
Вся жизнь промелькнулась в один миг,
Вспомнил минуты своих дней;
Как не ровен путь, порой, быт
И как он сложен теперь.
Вспомнил, как барином представился
Когда-то, еще лет пять назад,
От бедности он маялся,
Надел на себя маскарад.
Господином богатым вдруг стал
И грудь распрямилась тогда.
– Да, об этом только мечтал, -
Говорил он без конца.
Познакомился с дамой одною,
Та была довольно скромна,
Но сбежала она домой
И не видел ее никогда.
Искал работу там,
Где только не пытался найти,
Что придавало сотни ран,
Деньги были нужны.
И продал свой последний костюм,
От печали стал он безум.
Из-за крови, платок белый – теперь красный,
Лежал на холодном полу;
Было, итак, ясно,
В крови лежал, а не в поту.
Все силы безысходно уходили
На вдохи и выдохи;
В отместку лишь только были
Усталые выходки.
Холод рвал кровяные раны,
Превращая в злостную боль;
Открыл глаза он рано,
Проверив карманы. Ноль.
Лишь бы до дому, до кровати,
Лишь бы лечь спать…
Вспомнив о дружеской утрате:
– Лучше помирать, -
Сползая по лестнице, оставляя следы
От кровавой одежды.
Еле встал, начинает идти,
До дому, до дому лишь бы.
Сорвав с себя порванный пиджак
И дал себе указ, скорее вернуться назад.
– Вадим! Неужели, ты меня надул? -
Идя по улице, говоря вслух.
– Неужели, ты смог так поступить?
Да такого просто не может быть!
И где мой кучер, черт его возьми! -
Повозка быстрая ехала впереди.
– Посторонись, алкаш! Отойди!
Разуй глаза! Дорогу дай ты.
Кричал кучер с кареты.
– Это что сон?
Что я опять в шкуре этой?
Сказал сквозь слезы Антон.
Наконец, он добрался до дома,
Издав последние стоны,
Свалился на свою кровать.
– Вадим! Как ты мог? Не могу понять!
Антон заснул и не узнал,
Что средь сего бардака,
Новый друг, Петр, письмо прислал,
Звал его работать в центральные города;
А Антон все прокутил.
Забыв про него, заигрался, запил.
Вадим в одиночестве уединился,
Устав от голосов и шума;
И на миг он вдруг забылся,
Погрузившись в свои думы.
«Как там, мой друг, Антон?
Как он хоть там живет?
Ведь не напишет он…
Поди болен, пьет.
Обязательно, через дня три,
Письмо что ли написать,
Да и не читают, наверно, они,
Вот бы знать! Вот бы знать!»
Снег за окном, навивал
На философские мысли.
Вечерний свет день убивал,
Думать о грустных смыслах
И что-то в груди таит,
Предчувствие в душе плохое лежит.
И Вадим опечален,
Кто-то свет в комнату пустил,
Зашел вдруг тихо барин:
– Ты чего, друг, загрустил?
– Да так, дружище, ничего…
Душа болит, да и то.
– Пойдем же веселиться,
Работа большая предстоится.
Отдыхать или же отдохнуть?
Лучше тебе заснуть.
– Да нет, особо не устал,
Так резко на меня навалилось;
То Антона десять лет искал,
А тут все так получилось.
Не того друга детства я нашел,
Не мог открыть своих глаз,
Ведь жизненный путь себе брел,
Не мог найти друзей среди вас.
– Ладно, дружище, покину тебя.
Заходи, если что. Мы у себя.
И Вадим остался наедине,
Со своей печалью и грустью,
Словно спотыкаясь в своей вине,
Хватаясь за хрупкие трости.
И спать, вроде, не хотел,
Но тут в темноте захрапел.
В богатом доме тишина,
Как уж минуло десять лет.
Человек, с глотка дорогого вина,
Терял отчаянно свой свет.
Без конца испивал он глоток,
Рыдая тихо-тихо;
Поглотил его жизненный рок,
Прижав к себе очень лихо.
Победа его в итоге оказалась вдали,
Даль оказалась дальше;
Неистовы стали мечты,
Да и лучше не было раньше.
Мысли порождают весь ум,
Но невозможно никак рассудить
И настолько, уже безум
Желанием себя умертвить.
Но, отгоняя все это прочь,
Испивая жадно глоток,
Темная-темная ночь,
Наповал. И встать не смог.
В сердце горькою стрелой,
В грусти жестокой.
И этот мир твой,
Ищешь другие итоги.
В гостиной Антон напился,
Средь бардака несчастью дивился.
И сам не понимал, чему он верил:
– В итоге, все это верно.
Ведь юношами были мы,
Я помню, помню, были ключи
И почему-то больше не видел их,
А он богатым стал у них.
Какой же друг оказался
И от жадности не зазнался.
– Есть кто дома? – стучал почтальон.
– Нет никого! – крикнул Антон.
– Вам телеграмма, от Ветрянных, -
Но Антон его дальше не слушал.
– И почему о ключе разговор стих? -
Изливал он себе душу.
Через три дня, великий игрок,
Решил приехать сам;
Но не мог взять он в толк,
Куда подевался он там.
Ведь почтальон сказал, что дома сидит
И носу наружу не вытащит.
О браво, Господин! О браво!
Вы Антон не умны, но право
Я знаю, прожигаете вы время зря,
Карьера ведь быть у вас могла.
И я бы мог ведь вам помочь,
Помочь, вот именно, точь-в-точь.
Что же у Вас такое случилось?
Что за грусть приключилась?
Ни в чем, конечно, не виню,
Да и не имею права;
Только видеть не могу,
Как таланты пропадают.
Таковы мои нравы!
Я не знал таких людей,
То есть, сосчитать по пальцам;
Иметь таких скупых идей,
В будущем не млеть сильней.
Не являясь неандертальцем,
Не уважать дара и силы своей,
Чтоб было мне легче.
Ведь в картах вы умны,
Надеюсь, я Вас еще встречу,
Когда будете известным Вы!
– Почтальон, что ж случилось?
Почему он именно такой?
Будь добр, скажи на милость.
– Сударь! Наверняка, запой!
Пьяный голос отвечал мне:
«Нет никого!» -
Явно господин не в себе.
– И письма ему посылал,
Что на неделе писал.
– Целый пол, я видел, усыпан письмецами,
Не хотят открывать, сударь, сами.
– Может друг, его поможет чем?
Благо, уехал не насовсем.
Ладно, дам задание одно:
Достучись обязательно до него,
Скажи, жду его дома до шести,
А потом уеду, года этак на три.
– Хорошо, Господин!
– А кто этот Вадим?!
Может он тоже хорошо играет?
– Не знаю, Сударь, не знаю!
И почтальон уезжает.
Ночь. Здесь сумасшедшая игра.
Антон почти сошел с ума,
Ему чудилась странность бытия,
Виделись узорные сны,
То ли от тоски терял он умы,
Из угла в угол черные коты…
Он скучал, глаз повис:
– Ох, какая кошечка. Кис-кис-кис, -
Согнувшись за столом.
Через силу виски со льдом,
Везде разбросаны вещи,
Бутылок целый склад,
Сигаретный дым рисует путь млечный,
Удушающий сад.
Кулаками ударяя по столу,
Ожидая, что станет легче;
Нерв бежит по лицу,
Бьет и не меньше.
Боли дерзкой на губах,
Которой происходит шепот;
Твердой отметиной страх,
В тумане тихий ропот.