Игорь Озеров
Темная сторона Мечты
Было еще кое-что. Отучившись пять лет в абсолютно женском коллективе, наслушавшись дурацких разговоров, она, скрывая это даже от самой себя, очень боялась, что вообще не сможет найти мужа. К тому же, Алина была из большой семьи и родители ее не баловали. Часто приходилось донашивать вещи за старшей сестрой. В небольшой двухкомнатной квартире у нее не было даже своего стола. Поэтому на предложение жениха она почти не думая ответила согласием.
Они молча, каждый думая о чем‑то своем, прошли весь недлинный проспект и свернули к невысокому холму, на котором находилась главная достопримечательность города – Верхний замок с башней Гедимина. Подъем на холм был очень крутым. Они медленно поднимались по дорожке, останавливаясь на поворотах, чтобы отдышаться.
– Вряд ли получится их удержать в составе Союза, – не понятно к чему сказал Андрей.
– Ты о чем? – спросила Алина.
– О прибалтийских республиках.
– Ну и хорошо, – спокойно и уверенно произнесла девушка. – Насильно крепкой семьи не построишь. Никто не будет обниматься без любви.
– Я в этом не уверен. Вот и Владислав, мой приятель, считает, что любви вполне можно добиться с помощью красивых слов, комплиментов и небольшого количества денег.
– Ты тоже так считаешь?
– Я еще не определился. Но что‑то разумное в этом есть. Вот интересный пример: мы пришли сюда, чтобы посмотреть на кривую башню из красного кирпича, которой вроде бы много‑много лет. Ничего интересного. Говорят, когда‑то здесь был Верхний замок. Значит, несколько столетий назад в нем жили какие‑нибудь местные феодалы.
Андрей с Алиной уже поднялись на самый верх и стояли на краю холма. Под ними были крыши невысоких городских домов, выглядывающие из густых крон деревьев. Дальше за городом раскинулись бесконечные поля.
– Окрестные крестьяне со всех ближайших деревень везли сюда подати. Еду всякую, отрывая ее у своих детей. А хозяин замка, вот прямо перед этой башней, их нещадно порол, если что‑то ему не нравилось. Но теперь их потомкам, нашим современникам, внушили, что это не маньяк‑самодур, а великий князь Гедимин – отец‑основатель литовского народа. Князю, скорее всего, было наплевать, литовец ты или нет. Его мир делился на себя любимого, красивых женщин и тех, у кого что‑то можно отнять, чтобы заслужить женскую любовь. Какие там литовцы? Но пару лет прочистки мозгов и народ его безумно любит и считает великим. А пройдет еще пару лет и, как сказала та женщина в автобусе, начнут измерять черепа. От патриотизма до нацизма один шаг. Получается, что любовь можно при желании привить, если…
– Нет, нельзя, – оборвала его Алина. Она облокотилась о невысокую каменную ограду, окружавшую холм, закурила сигарету и с интересом рассматривала аккуратные частные дома внизу, которые сильно отличались от привычных российских изб с тремя окнами на фасаде.
– Почему же?
– То, о чем ты сейчас говоришь, это не любовь. Это оболванивание. А любовь – это совсем о другом. Понимаешь… – она поморщилась, подбирая слова, но не найдя их, оглянулась в поиске урны. – Не смогу сейчас объяснить словами: это или чувствуешь, или нет… Это когда сердцем, а не желудком или разумом. Смотри, какие красивые урны. В них даже страшно бросать мусор.
– Мусор в красивой обертке – это все равно мусор.
Они еще раз обошли башню и стали спускаться по той же извилистой, мощеной разноразмерными камнями дорожке под старыми деревьями. Вдоль тропинки с двух сторон были заботливо высажены маленькие яркие цветы. На них, с трудом пробиваясь сквозь густую листву, в которой щебетали невидимые птицы, падали солнечные лучи. Чередование тени и света на траве, на цветах, на булыжниках под ногами создавало яркую мозаику, очертания которой менялись, как только ветер шевелил листву над их головами.
– Мусор – не мусор, но детали много решают, – Алина разглядывала все, что попадалось им на пути так, будто хотела запомнить на всю жизнь.
– Конечно решают. Был бы у меня нос на пять миллиметров длиннее, и ты бы на меня не взглянула. А если бы еще и рост на десять сантиметров меньше, а вес на десять кило больше…
– Мне кажется, дело не в миллиметрах, – опять перебила его Алина.
– Важно не то, что снаружи, а то, что внутри… Вот только в чем это измеряется, я не знаю. Как, например, измерить запах весны, запах этой цветущий сирени? А душа? В чем ее измерить?
– Говорят, душа весит 21 грамм. Проводили эксперименты. После смерти человек мгновенно худеет на 21 грамм.
– По-твоему, душа измеряется в граммах? И у всех она одинаковая? Мне кажется, это ерунда.
– А ты как думаешь?
– Я уверена, что душа измеряется тем, сколько любви она может вместить.
– А любовь к самому себе считается? – попробовал пошутить Андрей. – У некоторых только такая вмещается.
– Это не совсем люди. Точнее, люди‑инвалиды, – серьезно ответила Алина. – Но когда ты можешь вместить очень много любви, наверное, тоже плохо.
– Почему?
– Потому что в любви, если ее слишком много, можно захлебнуться и утонуть, – неожиданно развеселившись, засмеялась Алина. – И утопить тех, кого любишь. Я так проголодалась, что съела бы что угодно.
– Так мы же собирались в ресторан…
– Значит, идем гулять на все выигранные деньги.
Веселый услужливый официант принес меню и предложил попробовать местные зразы.
– В литовском рецепте в них мало картошки, но много мяса. И замечательная начинка из яиц с луком. А еще рекомендую блинчики с грибами… Вы, кстати, что пить будете?
– Мы будем пить водку, – подмигнув Андрею, ответила Алина.
– Тогда к водке я вам рекомендую шупеню. Отлично смазывает желудок перед употреблением алкоголя.
– А что это? Мы здесь первый раз, – спросил Андрей.
– Густой суп, в котором все перемешано: горох, фасоль, ячка, мясо и свиной хвостик. В Литве это обрядовое блюдо при сватовстве. По тому, как лежит хвост на тарелке, можно определить, согласна девушка или нет.
– Хочу шупеню, – уверенно заявила Алина. – Буду всем рассказывать, что в Вильнюсе ела только шупеню. Все будут завидовать, потому что не знают, что это такое.
Когда с выбором блюд закончили, официант принес водку в запотевшем графине и мясную нарезку на деревянном блюде. Алина сделала серьезное лицо и спросила:
– Пока мы еще в здравом уме, я хотела узнать, – Андрей заметил, что она сильно волнуется: щеки ее покраснели, а пальцы левой руки теребили кончики волос, – у тебя есть девушка?
– Нет. Я практически абсолютно свободен.
– Слово «практически» немного настораживает.
– Это просто слово паразит. Оно ничего не значит.
– Хорошо, – девушка кивнула головой, но было заметно, что она не совсем удовлетворена его объяснением. – Тогда еще один неделикатный вопрос… Только обещай, что ответишь честно.
Андрей, не отвечая, внимательно смотрел на Алину. Скорее всего, с другой девушкой в этой ситуации он сказал бы все что угодно, лишь бы затащить ее в постель, но почему‑то сейчас, глядя в ее всепонимающие карие глаза, ему не хотелось ничего придумывать. А еще он почувствовал, что от его слов будет очень много зависеть в его жизни.
– Все-таки, может сначала выпьем? – предложил Андрей, надеясь, что после этого говорить будет чуть легче.
– Без этого никак?
– Хорошо, обещаю.
– Ты когда-нибудь любил?
– Не знаю, – он не ожидал такого вопроса и задумался. Ему хотелось ответить честно, но для этого сначала нужно было разобраться самому. – Не знаю, – повторил он. – Какое‑то время я считал, что да, любил. Потом решил, что это не любовь. И друзья говорят, что не любовь, а болезнь. Наваждение. Меня тянет к одной женщине. Иногда так, что я не могу этому противостоять. Но тянет не для того, чтобы жить с ней счастливо, любить ее, а для того, чтобы что‑то доказать.
– Ей?
– Нет. Самому себе. Ну и ей, наверное.
– Извини… А у тебя секс с ней был?
Андрей засмеялся.
– Много лет назад у меня был шанс на первом свидании, но я тогда растерялся. А потом не было возможности. Считаешь, в этом дело? Думаешь, секс имеет большое значение?
– Думаю, да. Как ни крути, но это основа для главного предназначения в жизни человека. Так что, если что‑то в этом деле не получилось, то надо насторожиться. Может это не твое. Но тебе не стоит никого слушать: ни меня, ни друзей. Прежде всего, самому необходимо с этим определиться, – Алина показала на графин с водкой, намекая, что пора и подвинула поближе к Андрею свою рюмку. – Мне кажется, чтобы разобраться, надо сначала узнать, что такое любовь: найти эталон, а потом сравнить.
– Так просто?
– Это непросто. Любовь надо заслужить, а это очень непросто.
– Когда я тебя увидел первый раз, меня так тряхануло, будто ток по телу пропустили. Это разве не та самая любовь с первого взгляда?
– Не знаю. Думаю, на первой встрече мы лишь можем почувствовать, твой это человек или нет. Только это. А дальше… Дальше надо трудиться. Хотя, что я тебе лекции читаю? У меня тоже с подобным опытом не густо. Давай лучше наливай…
Через час они наперебой рассказывали друг другу веселые истории из своего детства.
В ресторане выключили верхний свет, остались только лампы на стенах из темного дерева. Официант принес несколько свечей и оставил их на столе.
– После шестого класса родители меня на лето отправили к бабушке, – вспоминала Алина. – Сразу за деревней там река. Местные ребята из каких‑то досок и бревен сделали плот и целыми днями ныряли с него, купались, ловили рыбу. Я уговаривала их взять меня с собой. Они спросили, умею ли я плавать. Конечно я не умела. А соврать не решилась. Меня не взяли. Тогда я решила, что сама справлюсь. Поздно вечером, когда на реке никого не было, я залезла на плот, оттолкнулась каким‑то шестом и поплыла. Радости не было предела. Но потом я сообразила, что никаких весел на плоту нет и вернуться обратно у меня не получится.
– А позвать кого-нибудь?..
– Нет. Это было невозможно. Мне было стыдно. Люди бы сказали, что я городская неженка, да еще и дура.
– Что же ты сделала?
– Ничего особенного. Села на какой‑то ящик посередине плота и решила, что рано или поздно меня прибьет к берегу. А если не прибьет, то я доплыву до большого теплого моря. Я тогда очень хотела попасть на море, но видела его только по телевизору.
– И чем закончилась твоя одиссея?
– Меня заметили деревенские рыбаки, бросили мне веревку и притянули плот к берегу… Дедушка сказал, что я хулиганка и пиратка, а бабушка ничего не сказала, только очень внимательно на меня посмотрела и вздохнула. Мне кажется, она все про меня уже тогда знала. Сейчас меня очень пугает этот ее тяжелый вздох.
– Я понимаю, почему ты не звала на помощь. У меня было что‑то похожее. В этом же возрасте мы с друзьями купались на озере. Заплыли далеко от берега, а когда возвращались, у меня свело ногу. Плыть я почти не мог. Кричать, звать на помощь было стыдно. Решил, что доплыву сам.
– Ну и дурак. И что случилось дальше?
– Я утонул.
– Как?
– Да вот так. Молча пошел ко дну. Но очень хороший человек увидел это с берега. Спас меня. Нашел под водой, вытащил на берег, где меня откачали… Так что считай, это у меня вторая жизнь. Огромный подарок. Первый был от родителей.
Они еще долго делились такими воспоминаниями. И каждый раз, когда один что‑то рассказывал, оказывалось, что и другого случалось что‑нибудь похожее.
Отсмеявшись над очередной историей, Алина пошла в туалет. Андрей проводил ее взглядом, восхищаясь ее великолепной фигурой в обтягивающих белых джинсах, и тем, как она, пританцовывая под звучащую в зале песню группы «ABBA», будто плыла между столиками. Ему нравилось в ней все: ее мысли и звуки голоса, глаза и волосы, фигура, движения – все соответствовало тому образу женщины, который он так долго искал, вглядываясь на улицах в лица проходящих мимо женщин.
«Неужели у нас сегодня с ней будет секс? – подумал он и даже не поверил в такую возможность. – Так не бывает. Этой девушки не существует. Это все сон», – думал он, но Алина уже возвращалась и, улыбаясь, подходила к столику.
– Наверное, нам пора. Иначе не останется сил для одного очень важного дела, – сказала она, будто почувствовав его мысли.
– А как же панорамный бар? – сам не понимая зачем, спросил Андрей.
– Пойдем посмотрим, если ты хочешь, – послушно согласилась Алина.
Они расплатились и поднялись прямо из зала по лестнице немного выше. Там, на последнем этаже отеля, во всю длину стены от пола до потолка было громадное окно. На улице давно стемнело. В темноте хорошо были видны освещенные направления улиц, яркие пятна площадей и где‑то далеко за городом редкие огоньки далеких домов.
– Все как в жизни. Святящиеся огни, как маяки твоей мечты, а между ними темнота и неизвестность, – проведя пальцем по стеклу, сказала Алина.
– Почему темнота? Если двигаться по проложенным дорогам, то все освещено.
– Зачем двигаться теми маршрутами, которые уже затоптали до тебя? Что там можно найти? Разве стоит на это тратить жизнь?
– У нас здесь принято заказывать что‑нибудь в баре, – произнес из‑за стойки бармен, которого они не заметили.
– Я думаю, нам не надо ничего больше брать, я и так пьяная, – засомневалась Алина.
– Ну, раз принято, то… – Андрею наоборот захотелось выпить здесь, у окна, за которым в темноте прятался город. Несмотря на то, что ему было с Алиной легко и просто, он все равно немного волновался. – Мы по чуть‑чуть, чтобы не нарушать традиции. – У вас здесь есть какие‑нибудь национальные напитки? – обратился Андрей к бармену. – В ресторане мы ели замечательные зразы и шупеню.
– Нет, – Алина покачала головой, – мешать не будем. Будем водку. Надеюсь, вас это не обидит? – она посмотрела на бармена.
– Почему это меня должно обидеть? – молодой человек ловко открыл бутылку, поставил на стойку две рюмки и аккуратно налил в них водку.
– Она имела в виду, что сейчас у некоторых литовцев очень обостренное чувство национального самосознания, особенно это часто проявляется по отношению к русским.
– Думаю, это касается тех обиженных жизнью людей, что здесь, что у вас в России, которые не смогли найти свое место и теперь надеются, что если власть сменится, то они станут жить лучше.
– А вы так не думаете? – взяв рюмку, поинтересовался Андрей.
– Я думаю, что если придет какой‑то новый хозяин, которого они так ждут, то он сначала заберется ко мне на шею, а потом свесит ножки и, погоняя маленьким хлыстиком, залезет в мой карман. А бездельникам, конечно, хорошо мечтать: у них в карманах ничего нет, им нечего терять, – не раздумывая ответил бармен и, извинившись, ушел к другим клиентам.
– Давай выпьем? – предложила Алина. – Вон свободный столик.
Они вернулись к окну, но садиться не стали. Оба смотрели на ночной город.
– За то, чтобы каждый выбрал правильную дорогу к своей мечте! – держа в руке рюмку, произнес Андрей.
– К сожалению, узнать это можно будет только в самом конце пути, когда уже изменить будет ничего нельзя.
– А может, в этом-то и вся прелесть жизни? В не запрограммированности, – с трудом выговорил Андрей.
– Наверное. Но, может быть, если чаще слушать свое сердце, то оно выведет именно туда, куда тебе нужно.
– Ты так часто говоришь, что нужно слушать сердце. Ты не веришь в разумность человека?
– Не верю.
– Почему?
– Потому голова, чтобы обманывать, а сердце не умеет обманывать. Вон видишь телебашню?
– Вижу.
– А волны от нее, которые передают сигнал, видишь?
– Волн не вижу.
– Вот так и с людьми. Мы все излучаем невидимые волны. Сердцем. И им же принимаем. Поэтому, если не отвлекаться на слова и внешность, сразу почувствуем, кто перед нами. Свой или чужой. Еще до того, как мозги начали что‑то анализировать. Только так мы можем найти того, кто нам нужен. И неважно где он. Пусть даже за тысячи километров… Поэтому ни слова, ни даже мысли не имеют значения. Все решается сердцем, только сердцем.
На улице шел дождь, а у входа в отель стояла единственная машина такси. Андрей через окно спросил у водителя, сколько стоит доехать до их отеля.
– Десятка, – лениво ответил таксист.
– Да вы что? Здесь ехать километр. Счетчик даже рубль не успеет настучать.
– Вот и катайся в своей России по счетчику!
От такой наглости Андрей растерялся, но тут подошла Алина.
– Вы же русский, – вмешалась она.
– И что из этого? – с ненавистью крикнул в открытое окно водитель. – Я тебя должен бесплатно возить? Нет денег – сиди дома. Щи вари. Нечего по кабакам шастать!
Алина побледнела от злости и, нагнувшись к таксисту, тихо и очень медленно выговаривая слова, произнесла:
– Через год, когда ты будешь реветь белугой, не понимая, почему на тебя свались такие несчастья, то вспомни меня. Это я наколдовала. Жди! – она несильно хлопнула ладонью по крыше машины и взяла Андрея под руку. – Пошли, не растаем.
– Лихо ты его припугнула.
– Я не пугала, я предупредила. Все, что я сказала, сбудется. Со мной так всегда бывает. Поэтому я даже думать плохо о людях боюсь. Чтобы им не навредить. Но сейчас не удержалась…
Сначала от капель дождя, попадавших за воротник, было неприятно и холодно. Они прошли метров сто, и зашли на мост через реку. Дождь усилился и появился ветер. Через минуту они стали мокрыми насквозь, но от этого стало даже легче: уже не надо было беспокоиться, что промокнешь.
– А ты петь любишь? – неожиданно спросила Алина.
– Не знаю, с детства не пробовал, – удивленно ответил Андрей, снимая куртку и пытаясь прикрыть голову девушки.
– Не надо… – несмотря на погоду в ее глазах сверкали яркие искрящиеся огоньки. – Подпевай! – Алина, не обращая внимания на дождь, закружилась в танце вокруг Андрея и запела: – А за окном бушует месяц май и кружит в белом танце. Пусть губы шепчут мне прощай, глаза кричат останься…
Андрей не успел проверить свой голос. Алина, не допев, обняла его за шею и, прижавшись, крепко поцеловала в губы.
Слаще этого поцелуя у Андрея не было ничего в жизни. Дождь хлестал по лицу, по плечам и спине текли струи воды. Но мокрая одежда не мешала, не разделяла их, а соединяла еще крепче. Останавливаясь каждые пять метров, чтобы еще раз поцеловаться, они прошли мост и добрались до ближайших домов. Спрятавшись от ливня под аркой между старинными особняками, они уже не смогли сдерживать себя…
Утром Андрей проснулся от требовательного стука в дверь номера. Рядом, уткнувшись в его плечо, спала Алина. Дождя будто и не было. Солнце пробивалось сквозь тонкие прозрачные шторы, и его лучи оставляли на деревянном полу длинные тени от переплетов оконных рам. Андрей натянул джинсы и открыл дверь.
– Куда вы вчера пропали? – спросил Владислав, глазами спрашивая разрешения войти.
Андрей оглянулся на кровать.
– Алина, у нас гости, – крикнул он, чтобы предупредить девушку и распахнул дверь.
– Я так понимаю, ты не в курсе последних событий? – поинтересовался Владислав, поставив на столик перед зеркалом две бутылки пива.
– Конечно нет, – Андрей подвинул к нему стул, а сам сел на угол постели.
– Мы вчера всей группой ездили в Тракайский замок. Там попали на какой‑то национальный праздник, который наш Гена превратил в жуткий кошмар.
– Это как?
– Собственно, латвийцы сами виноваты…
– Литовцы.
– Да-да… Всегда путаю. Началось с того, что они организовали пляски и хороводы в национальных костюмах. Все весело, красиво. Песни, народные инструменты. Наш друг, уже прилично выпив, захотел поучаствовать… – Влад открыл пиво и сделал прямо из бутылки несколько больших глотков. – Для начала он попытался выступить со своим танцем индивидуально, потом захотел влезть в эти хороводы и покружиться вместе со всеми. Собственно, он это от души… Но они его к себе не пустили.
– Это они, конечно, зря, – покачал головой Андрей, зная Генину упертость.
– Литовцы же не знали… После плясок у них была намечена реконструкция какого‑то исторического сражения. Насколько я понял, по сценарию этого представления восточные варвары, то есть мы, напали на замок. Все очень интересно. В замке рыцари в блестящих латах на стенах и у ворот. А варвары чуть ли не с косами и топорами, в драных тулупах из овчины атакуют замок из‑за озера через мост. Собственно, все сражение на мосту у крепостных ворот. Ну, они там что‑то еще подожгли, чтобы было похоже на войну. Огонь, дым, бабахает кругом. В общем, все очень антуражно.
– Жаль, что мы не поехали с вами.
– В этом я не уверен. Гена, видимо, захотел отомстить за то, что ему не дали проявить себя как танцора – просто так стоять и смотреть на бой не стал. Решил выступить на стороне атакующих и как положено варварам: без объявления войны и из засады.
– Я предполагаю, замок сгорел дотла?
– Лучше бы он сжег замок! Но он кирпичный. Гена нашел где‑то меч. И ударив с фланга, откуда было не запланировано, смял всю оборону тевтонских рыцарей. Ворвался на стену. И… – Влад прервал рассказ, удрученно покачал головой, видимо, вспоминая вчерашний день. – Это я, конечно, виноват. Не доглядел. Литовцы тоже… Но что с них взять? Они же Гену не знают. Короче, каким‑то образом он, поддерживаемый своим новым другом – тем лысым толстячком – забрался на главную башню замка, сорвал там флаг и сбросил его вниз…
– А какой там висел? – с надеждой спросил Андрей. – Какой‑нибудь рыцарский: с крестами, мечами и щитами?
– Если бы… Желто‑зелено‑красный, – грустно произнес Владислав. – Знамя новой Латвии.
– Литвы, – автоматически поправил Андрей. – И что было дальше?
– Дальше Гена спустился вниз, во двор замка, и как победитель через микрофон потребовал вина, мяса и женщин.
– Так-то он по-своему прав – завоевал же замок, – пожал плечами Андрей. – Три дня на разврат и разграбление. Dura lex, sed lex.
Их беседу прервал хохот. Они не заметили, что Алина проснулась и с интересом слушает рассказ Владислава. В тот момент, когда он поведал о Генкиных требованиях, она не выдержала и громко рассмеялась, прикрываясь одеялом.
– Вам смешно, а нас заставили вернуться в автобус и уехать обратно в отель. Гену хотели сдать в милицию, но мы не отдали. Пообещали, что он больше не будет.
– А где он сейчас?
– Спит в номере.
– Значит все хорошо. Теперь он до возвращения точно проспит. И в любом случае из номера выходить не будет. Только ему надо много воды, какой‑нибудь еды и чуть‑чуть водки для похмелья.
Оставшиеся два дня пролетели мгновенно. Андрей и Алина из номера почти не выходили. Чем больше они занимались сексом, тем больше им хотелось делать это. Лишь вечером отправлялись в какое‑нибудь кафе перекусить, а потом гуляли по ночному городу, подолгу целуясь чуть ли не на каждом углу.
Андрей за эти дни и ночи настолько свыкся с тем, что Алина всегда с ним рядом и стала чуть ли не частью его самого, что на вокзале в Москве, когда пришло время разъехаться по домам, он так растерялся, что совсем не понимал, как это возможно. Не то чтобы он не думал об этом до этого момента, но Андрей почему‑то надеялся, что этого не случится. Произойдет что‑нибудь неожиданное, почти волшебное и они останутся вместе.
Но ничего не случилось. Влюбленные долго стояли молча, пропуская электрички. Первой не выдержала Алина.
– Сейчас мы ничего не сможем изменить, – сказала она, рассматривая проходящих мимо пассажиров. – Тебе и мне надо подумать. Одно дело – запретная сладость ворованной любви без всякой ответственности, а другое…
– Ворованной? – перебил ее Андрей. – У кого? У самих себя?
– Ты вправе делать все, что захочешь. Я пойму, – тихо сказала Алина.
Она потянулась, чтобы поцеловать его в щеку, не обнимая, так как в обеих руках были сумки. Андрей отстранился и сделал шаг назад. Она болезненно улыбнулась.
– Не знаю, легче тебе будет или нет… У меня есть дочка. Ей четыре года, – Алина повернулась и пошла по перрону.
Глава 4
Искушения на то и искушения, что случаются тогда, когда ты меньше всего готов им противостоять.
Инга позвонила Андрею через неделю после его возвращения из Вильнюса. Было воскресение. Он еще спал, потому что всю ночь, чтобы отвлечься от бесконечного пережевывания одних и тех же мыслей, пил вино и смотрел старые детективы.
За эти дни он несколько раз звонил Алине на работу – просил о встрече, но она категорически отказывала.
«Пожалуйста, не спеши, – твердила она. – Это все очень серьезно. Мы не имеем право рисковать чужими судьбами. И своими тоже… Давай еще немного подумаем».
На работе тоже была полная неразбериха. Сложившийся за многие годы порядок ценообразования, отчетности и планирования перестал существовать. Для одних людей еще действовали государственные цены, для других уже рыночные. Пользуясь неразберихой, какие‑то шустрые граждане согласовывали и подписывали где‑то наверху квоты на сырье с правом выкупить его по государственным ценам. Оформив документы, они сразу же все это продавали в несколько раз дороже.
Казалось, государство сознательно самоустранилось из всех сфер, где раньше было монополистом, чтобы дать дорогу каким‑то сомнительным личностям. Все вдруг стало бесхозным. Бери что хочешь, делай что хочешь. Да что там их контора… На глазах целая страна схлопывалась как карточный домик.
Накануне, в субботу, целый день звонил Генка. Он допился до того, что от него ушла жена. Маша не выдержала его пьяных выходок. Забрала дочку и уехала к матери в Ленинград.
Андрей советовал Гене завязать и не мешкая просить у нее прощения, но тот плакал в телефонную трубку или кричал, что все его достали, а ему, художнику, нужен покой и понимание.
Андрею не хотелось думать, что будет с Геной, что будет дальше со страной и даже, что будет с ним самим. Поэтому, услышав голос Инги, обрадовался возможности вернуться в то время, когда забот почти не было.
– Ну наконец-то, – прожурчал в телефонной трубке знакомый голос. – Ты не поверишь: я всю ночь ворочалась и не спала. Еле дождалась, когда можно будет тебе позвонить. Пару раз порывалась сделать это посреди ночи, но, слава богу, сдержалась.
– Что-то случилось? – еще до конца не проснувшись, спросил Андрей и потянулся, разгоняя остатки сна.
– Да, случилось. Я решила, что мы с тобой должны немедленно пожениться, – ответила Инга и рассмеялась. – Испугался?.. Мой адрес помнишь? Приезжай быстрее.
Андрей сразу подумал об Алине. Но быстро нашел себе оправдание: «Скорее всего, она сейчас проснулась в теплой постельке и обнимается с мужем».
У него в голове пронеслись несколько выдуманных сцен ее семейной жизни. Он свесил ноги вниз и сел на краю кровати. Провел руками по волосам. «Ничего плохого я не совершу, если съезжу к хорошей знакомой, – успокоил он себя. – А про женитьбу она, кончено, шутит».
Андрей знал, что обманывает себя. В глубине души он чувствовал, что у Алины после их встречи нет прежней безмятежной семейной жизни. Но почему‑то все равно не мог отказать Инге. Может быть, тогда в Вильнюсе он был прав: ему хотелось что‑то доказать себе или что‑то доказать ей. .
Инга давно уже переселилась в его сердце с главного места, где она была очень долго, куда‑то в глубину. Теперь она напоминала о себе уже не острой болью, а зудила как заживающая ранка, засохшую корку которой постоянно хочется отодрать.
Холл в подъезде того самого дома на улице Грановского за «Военторгом» будто стал гораздо меньше и уже не напоминал театральное фойе. Казалось, тот же самый вахтер выглянул из своей деревянной будочки с белыми казенными занавесочками на окнах. Когда‑то он казался Андрею грозным стражем чей‑то роскошной жизни. А сейчас перед ним был болтливый старичок с уже несмываемой услужливой и одновременно презирающей всех людей улыбкой.
– Дела… Дела-то какие кругом творятся, – соскучившись по собеседнику, затараторил охранник. – Вчера на митинг ездил на Манежную площадь, – радостно сообщил он. – Говорят, что скоро сбросят коммуняк с нашей шеи.
– А вам-то от этого какая радость? – поинтересовался Андрей.
– Как какая? – опешил вахтер, сразу изменившись в лице. – Сколько можно русскому человеку этих дармоедов кормить!
– Да-да. Теперь уж заживем…
Через несколько секунд Андрей, нажимая на кнопку звонка, с удивлением почувствовал, что волнуется так же, как десять лет назад, когда пришел сюда первый раз.
Дверь открылась. Инга, приглашая войти, сделала шаг назад. Она нерешительно улыбалась и внимательно смотрела в его глаза, пытаясь угадать, какое впечатление произвела.
Андрей догадался, что она тоже волнуется и от этого ему стало немного проще. «Значит она такая же, как все, – подумал он с облегчением. – почти такая же…» – мысленно уточнил он, протягивая букет.
То, что Инга не совсем «как все», было понятно по смелости, с которой почти тридцатилетняя женщина встретила его после большого перерыва. Она только что вышла из ванной – была не накрашена и почти не одета. Очень короткий шелковый темно‑синий халат был небрежно перехвачен пояском. Длинные, еще немного влажные светлые волосы со слипшимися кончиками лежали на худеньких плечах. На глаза, как и при их первой встрече, спускалась непослушная прядь, которую она все время смахивала рукой.
– Ну и как я выгляжу? – рассмеявшись, чтобы спрятать волнение, спросила Инга, и, не дав ему ответить, объяснила: – Думала, ты приедешь чуть позже. Не рассчитала. Зато выставила товар как есть. Пользуйся…
Она повернулась, чтобы пройти вперед, а заодно показать себя со всех сторон. Ей было чем похвастаться: идеальные во всех отношениях ноги с ямочками и округлостями именно там, где они и должны были быть; узкая талия; женственные, притягивающие взгляд бедра.
