Игорь Сотников
Свидетели 8-го дня – 2
Импресарио Антонио, видя такую готовность своих последователей иди за ним до конца, как бы это ему не хотелось, но он вынужден озвучить то, что сейчас озвучивает.
– Кто из вас, как вы считаете, имеет наибольшую необходимость и значит, право первой зайти в кабинет мастера? – а вот и сам вопрос импресарио Антонио, кивнувшего в сторону дверей, ведущих в зал работы мастера, мастерскую художника, который в один момент вогнал в обструкцию мысленных путей каждую из этих гражданок. Где каждая из них считала себя в праве первой попасть в кресло мастера, и это не обсуждается, а то рот порву, но этот заход первой к мастеру был обставлен таким дичайшим условием, – ты должна публично и на глазах этих стерв признать, что ты самая непричёсанная, неопрятная и вообще какой смысл говорить о наличие в тебе хоть какой-то женской осмысленности, если её нет, – что не только неприемлемо и ни за что не будет принято, а это всё вгоняет в когнитивный диссонанс всех этих дам и не дам, что они прямо в самих себе замолкают, потрясённые уже тем, что они слов в себе не находят, как выразить всю степень их недоумения.
Вот все и затихли, и замерли в себе, не смея нарушить тишину, при этом косясь взглядами друг на друга, выискивая там такую инфантильную наивность, кто сбрендит и посмеет себя признать самой неряшливой и без шанса на хоть что-то, что называется сгладить углы твоей неотёсанности, дурочкой, на которую без сожаления в сторону её настоящего, прошлого и конечно, будущего не посмотришь, ожидая приговора со стороны импресарио Антонио. В чью сторону теперь смотреть не хочется уже по другой, куда как более резонной причине, своего признания первой страшилы и непричёсанной уродины, кому не то чтобы требуется его кардинальное вмешательство в её внешнюю и личную жизнь и обстановку в себе, а ты своей всей прошлой жизнью без стеснения, преступлением против женской красоты и неряшливостью поведения, на это всё прямо напрашиваешься.
А Антонио, несмотря на это и ни на что одновременно, как может только гениальный художник и мастер импрессионист (а вот откуда взялся этот его месседж, импресарио), прохаживается мимо них, и своим пристальным вниманием бросает в дрожь, подвергает стрессу и депрессии каждую из гражданок, у которой он вдруг останавливается и по их внешнему виду пытается выяснить, насколько она подходящая персона на звание первой чувырлы.
Но вот, наконец, звучит его голос: «Вот ты идёшь со мной», и получается, что выбор сделан в сторону…А сейчас всем вокруг, в момент раскрывшим свои глаза на ту из них, кто всё это время в себе скрывала свою жизненную неустроенность и у неё не было чувства вкуса и баланса в построении в себе модели хотя бы представления о красоте, но мастера и гуру красоты Антонио не обмануть, он насквозь тебя и всё это в тебе видит дорогая Кристина Рамзесовна, стало категорично интересно посмотреть на эту скромницу Кристину, кто столько, как оказывается, от них всех скрывала, и начать про себя возмущаться насчёт того, как обманчив мир и его отдельные представительницы. Которым, можно сказать, открываешь свою душу и сердце, пока тут сидишь в ожидании своей очереди, а они потом выясняется, вон какие не простушки, а коварнейшие создания, готовые на самую последнюю подлость, лишь бы пройти впереди тебя без очереди.
– Ещё притворилась скромницей, паскуда. Мол, не обращайте на меня вашего внимания, я из себя мало что представляю, и я его не стою. И гадина обманула. – Нет предела возмущения всем отодвинутым по времени на приём к импресарио Антонио гражданкам. – И что в ней такого увидел и нашёл гуру Антонио? – и понять ничего не могут все эти невоздержанные на своё раздражение гражданки. И за всем этим все стороны этого конфликта интересов не замечают, как гуру Антонио и Кристина их покидают, зайдя в эту дверь, ведущую в художественную мастерскую.
– Значит так. – Обращается к Кристине, глядя на неё в упор, Антонио, как только она была им усажена и расположена в свою сторону на рабочем кресле мастера вашего преображение в нечто такое о чём вы и представления не имели, но об этом всегда мечтали. Ну и Кристина, чрезвычайно взволнованная и растерянная уже тем, что выбор гуру Антонио выпал именно на неё, крепко так вцепилась в подлокотники кресла, чтобы ничего не пропустить из сказанного ей и заодно до своего падения с кресла не растеряться. – Моя концепция работы с клиентом заключается в следующем. Я никогда не вмешиваюсь в природу отношений человека с самим собой и своей природой, а я лишь указываю ей направление пути, ведущего её к совершенству. Я, как скульптор, отсекаю вашу неуверенность («Вам нужно немедленно изменить тональность помады, – про себя интерпретирует сказанное Антонио Кристина»), иллюминирую блеск в глазах (будем увеличивать объёмность ресниц), очерчиваю ваши установки на личность (придётся полностью изменить характер наложения макияжа), подчёркиваю вашу особенность (здесь пока что не ясно что под этим подразумевается, разве что только причёска) и даю импульс надежды на светлое будущее (ваш парфюм устарел, для вас у меня есть что-то особенное). – На этих словах Антонио поднимается со столика, на который он собой опёрся, чтобы ему было удобнее анализировать будущий характер своих отношений с клиенткой, подошёл к креслу с Кристиной, обошёл его вокруг, появившись на другой стороне от прежнего места нахождения рядом с Кристиной, и вот какой из всего этого сделал вывод:
– А вы не без талантлива. Вам всего лишь нужно этот ваш талант красоты развить. Чем мы с вами немедленно и займёмся. Прошу вас пройти за мной. – Говорит Антонио, приглашая Кристину пройти за собой. Кристина поднимается из кресла, и видит куда её приглашает Антонио. А приглашает он её пройти к специальному креслу, с ванночкой для мойки головы у изголовья, а так-то размывания всего того накопления неразумного в ваших волосах, что мешает вам измениться и посмотреть на мир вокруг под другим углом зрения.
А вот тут-то Кристина вдруг выразила сомнение и растерянность при виде того, через что ей придётся пройти для становления в себе нового, уверенного и самодостаточного человека.
– Что-то не так? – задаётся вопросом гуру Антонио, заметив эту остановку Кристины.
– Мне никогда голову не мыли. – С виноватой улыбкой сообщает эту свою тайну Кристина. – Вот я и волнуюсь.
– Можете не бояться, я буду с вами. – Говорит Антонио, подходя к Кристине. – И буду с вами постоянно в контакте и говорить. Ну, а чтобы вам не было сильно страшно и вообще я в своей работе такое практикую, то я вам на глаза надену эту маску. – Здесь Антонио вынимает руку из-за спины и не успевает Кристина пикнуть, как на её глаза помещена плотная маска, и теперь она в полной власти гуру Антонио. Антонио же со своей стороны не даёт возможности Кристине на ответное слово или действие, он, взяв её за руку, уже ведёт к этому специализированную для мойки головы креслу. Здесь он её усаживает, на мгновение она его теряет из виду, хватаясь руками за воздух в стороне его ухода, а затем уже за подлокотники кресла, и вот же что за разреженность и странное такое чувство успокоения в голове, когда она оказывает мягко и бережно прихвачена и уложена на специальный головной подлокотник руками Антонио.
– А теперь вслушайтесь в себя и слушайте мотивы звучания музыки плеска течения воды времени. – Завораживающим до обретения мурашек по всему своему телу голосом заговорил гуру Антонио прямо тихо откуда-то близко и рядом с Кристиной, продолжая быть рядом, хоть и отпустив её в свободное плавание, убрав руки. Но на совсем чуть-чуть. И как только Кристина услышала и обрела сознание течения воды времени и скатывания её в водопад, под струями которого теперь начала обретать себя другую, то гуру Антонио запустил свою руку в её волосы, и принялся под мантру своих слов волнительными движениями руки прореживать и просеивать через протоки воды времени её волосы.
– Омывание есть процесс очищения от всего в вас тщетного и пустого. Это своего рода обновление и лечение от болезней вашего застоя и психологических проблем. – Здесь следует небольшая пауза и затем идёт плавный переход в динамику действий. – А теперь закройте глаза, от всего-всего отвлекитесь, и слушайте, слушайте как вместе с проточной водой времени утекает всё то в вас, что волновало, несло проблемы и наносное. Потоки времени не только лечат, вынося из вас всё временное, оставляя в вас то, что есть неизменное и неподверженное времени, а они одновременно приносят осознание и понимание этих ваших вечных ценностей. – Дальше гуру Антонио всего конечно ещё что-тот говорил, да вот только Кристина, как-то для себя вдруг погрузившись в положение созерцания, в источник вечного сознания, а если простыми и для неё будет ближе словами, то она уснула, уже не смогла всего этого слышать и даже как бы это не было странно, то и ощущать всего происходящего с ней и вокруг неё.
И только тогда, когда со стороны морского залива, на берегу которого она сейчас находилась, на неё налетел лёгкий бриз, спутав все её планы, ещё разок окунуться в воду, и взлохматив на голове волосы, то только тогда Кристина не сразу поняла, что с ней происходит, где она сейчас находится и куда подевалось это райское место перед её ногами. А тут ещё со стороны до неё доносится странное предложение, несколько испугавшее её:
– Вы готовы на себя посмотреть?
– А это обязательно? – отчего-то видя только темноту перед собой, с осторожностью спрашивает Кристина.
– Даже необходимо. – Звучит всё тот же голос, и не успевает Кристина сообразить, чем возразить, как с её глаз спадает пелена, как любят так художественно описывать свои представления престидижитаторы реальности, а также мастера более скромной специализации, открывающие с помощью подручных средств свой внутренний мир для человека, который всё-таки и наконец, решил в себе что-то изменить. И стоило только человеку на себя посмотреть с другой стороны, через призму вмешательства в его внешний вид стилиста, то тут-то он и познал себя и то в себе, что ему не давало жить так раскрепощённо.
Ну а с глаз Кристины всё же снимается маска и она, бож ты мой, оказывается один на один и при этом напротив с самой собой. Кто, конечно, сразу собой не узнаётся и даже не признаётся по весьма резонным причинам, шибко дерзко, вызывающе и ничего в ней нет на меня похожего, выглядит эта старлетка. И Кристина ищет в стороне Антонио, стоящего рядом с ней, поддержки этим своим первым утверждением. Но она от него не получает ожидаемой поддержки, а скорей наоборот, он придерживается прямо противоположных позиций.
– Она вам не нравится? – спрашивает Антонио, продолжая держать в руках фен, который всего вероятней и был источником возникновения бриза в голове Кристины.
– Не то чтобы не нравится. – С долей растерянности говорит Кристина. – Я не знаю, как мне с такой собой быть.
– Я уверен, что вы справитесь. – Говорит Антонио, беря Кристину за руку и таким образом поднимая её на ноги. – А пока что шаг за шагом привыкайте к новой для себя реальности. Давайте я вас провожу. – Добавляет Антонио, и выдвигается в сторону провод Кристина из этой мастерской мастера, где за дверьми Кристину в первую очередь ожидает испытание признания в ней, как минимум, изменений, со стороны в один момент замершей и насторожившейся в сторону открывающихся дверей женской публики, состоящей из последовательниц культа красоты. А это такая беспрецедентно критическая публика, что она не будет, ни с вами, ни с кем-то другим церемониться, и всё как есть в вас, вам выскажет в лицо через своё презрение (это в случае плачевного для вас результата, а вот под каким он для вас знаком, это можно только догадываться) или возмущение, почему какой-то дуре всё так идёт к лицу, а мне что не делай, всё бесполезно.
И только Кристина, а вслед за ней и Антонио вышли на порог этого помещения, как они, а точнее Кристина, уже были с ног до головы осмотрены и проанализированы этой, до чего пристрастной публикой. А вот какие были из всего этого сделаны выводы, кроме вздоха сожаления, было крайне затруднительно сказать. А всё по той причине, что невозможно быть объективным, когда ты находишься в полной зависимости от того же гуру Антонио, к которому на кресло тебе предстоит идти. И тогда какая может быть речь об осуждении его дел рук, ведь он может запросто затаить на вас неудовольствие и обиду, и когда вы окажитесь в его руках, на кресле, то он так на вас отыграется, что вы затем и не отмоетесь от того, что он с вашим внешним видом устроил.
Вот все и молчат, не смея расстраивать и злить мастера Антонио своим критическим взглядом на то, что он сделал с Кристиной. Что приводит к тому, что Антонио вслед за Кристиной выходят из этого салона, оставляя за его дверьми недоумённые и непонимающие нервные лица всех этих гражданок, чего-то совсем не понявшие, куда это он пошёл, и сколько им опять его ждать.
А гуру Антонио, то есть, конечно Альфис, поглядывая в сторону парфюмерного салона, откуда теперь уже ревностно раздражённо и глазам своим совершенно не собираясь верить на него смотрела Жанна, продолжая спорить с очевидностью: «Это не его дорогая, которой и не было, а это какая-то первая встречная, попавшаяся на его удочку обаятельности, которую он взял себе в попутчицы, чтобы вызвать во мне ревность», решает проводить Кристину до самого выхода из торгового центра. Ведь она делает первые шаги в этом мире в таком новом для себя качестве, сногсшибательного человека, которому все уступают дорогу и для которого совсем не привычно видеть завистливые взгляды своих соратниц по гендеру и взгляды обожания противоположной стороны представительства жизни на земле. А это всё обозначает и предопределяет новый характер отношений с тобой, которые не очень знакомы и привычны для Кристины. Так что дружеское плечо Антонио не помешает, когда особо ретивые в плане форсировать события граждане, захотят выразить в сторону Кристины восхищение её талантом вызывать в них природные инстинкты.
И нахождение Антонио рядом с Кристиной оградило её от такой знаковой прилипчивости взглядов незнакомых людей, правда только на то время, пока он с ней находился. Что не может длится постоянно и по выходу на уличный проспект из этого здания, они расстаются, и Кристина устремляется своим путём, оставляя Альфиса на перекрёстке путей. Но ненадолго, а как только Кристина скрылась в толпе бредущих прохожих, он вдруг вспоминает о том, о чём совершенно забыл.
– Блин, а сколько сейчас времени? – спохватившись, задаётся этим вопросом Альфис, и понятно, что этот его вопрос относится не совсем ко времени. А он относится к тем часам, которые служат навигатором их отношений с Евой. Альфис наскоро лезет в карман за часами, вынимает их, с той же спешкой смотрит на экран часов, и вот чёрт! С циферблата часов на него смотрит… – 00:10 времени. – Сглотнув набежавшую эмоцию, проговорил Альфис, не сводя своего взгляда с секундомера, включивший обратный отсчёт. Который Альфис почему-то решил про себя отсчитывать. – Пять, четыре, три, два…– на последней секунде Альфис весь в себе и плечах сжался, в ожидании удара по себе и того, что сейчас произойдёт, как только его время выйдет, и…Его в один момент нервно в испуг одёргивает положенная ему на плечо рука, со своим вопросом:
– Не подскажите сколько время?
– Сколько время? – переспрашивает…– Вот чёрт! – одёргивается, подорвавшись в кровати Алекс, смотря во все заспанные глаза по сторонам своего номера в отеле и мало что понимая из с ним произошедшего и происходящего, со своими вопросами: «И что это было? И как? Сколько сейчас время?».
Глава 2
Утро четвёртого дня
– Где часы? – не получив ответа на все первые вопросы, Алекс задался более приземлённым и ближе к своему насущному вопросом. С чем он принялся выбираться из-под одеяла, в котором он запутанно закутался. А как только он с этим справился, то с некоторым шатанием и неуравновешенности в себе, связанным с чем-то с тем, о чём не имел сейчас никакого представления, что не означает того, что всего этого не было, раз тебя сюда и в такое состояние привело, он добирается до встроенного шкафа. Было собирается его открыть, да ногой натыкается на сваленную на пол им одежду, которую у него видимо не было сил донести до шкафа.
Алекс поднимает с пола одежду и давай в ней рыться по карманам в поиске…скорей всего, тех часов, которые, как он вроде помнил, ему на руку одела Ева, а затем их у него украл Альфис. И тогда чего искать и удивляться тому, что ты никак, сколько бы не искал в карманах, не можешь отыскать этих часов.
– Значит, мне всё это не привиделось. – Опустив руки с одеждой, проговорил Алекс. – Или же наоборот. – На этом своём наоборот Алекс вдруг замирает в одном положении, не сводя своего взгляда с чего-то там, на кровати, и, вытянувшись в лице в сторону восторженной глупости, с ничего непонимающим взглядом и со словами: «И что всё это значит?», наклоняется и тянется в сторону того на кровати, что стало причиной этого его необъяснимого без объяснения поведения.
А вот когда он из-под подушки, за выглядывающий из-под неё ремешок, вытаскивает те самые часы, о которых он имел представление, как о вручённых ему Евой, то тут-то возникает ещё больше вопросов, чем прежде. И первый из них звучит так: «Как они здесь оказались, если Альфис их у меня снял?». Но радость и переполняющие Алекса чувства от находки этих часов затмевают всю разумную составляющую в Алексе, и его не сильно волнует ответ на этот вопрос, сейчас его только одно интересует: Сколько показывают времени эти часы.
А вот здесь произошла необъяснимая никак для Алекса заминка. Часы, сколько бы он не нажимал на их кнопку включения, – хоть и запоздало, а надо сообщить о том, что они представляли из себя так называемые умные часы, где сами часы и время ими показываемое, были одним из приложений этого электронного устройства, – экран часов не загорался и оставался тёмным и недоступным для понимания Алекса того, что, собственно, тут уже с ними происходит.
– Да что с ними такое?! – с долей отчаяния в голосе отреагировал на такое поведение часов Алекс, изо всех сил сжав их в руке, в готовности их так в стенку закинуть, что б там они навсегда вдребезги разбились. Но видимо он спросонья не обладает большой решительностью, и это его удержало от столь скоропалительного шага.
– Может и в самом деле какая-то в них техническая неполадка и причина. – Предположил Алекс, смягчая давление своей руки на это электронное устройство, прежде всего, которые, как все знают, являются техническими устройствами повышенной сложности, а значит, как говорит какой-нибудь менеджер по продажам и вашим гарантиям на безоблачное пользование этим элементом вашей жизни, замене не предполагаются, а уж затем они только часы. – Надо с ними забежать в какую-нибудь часовую мастерскую. Хотя я не уверен, что такие здесь есть. – С сомнением посмотрел на эти часы Алекс, да и решил, что что-нибудь придумает. С чем он убирает часы назад, в карман брюк, и…Его вдруг накрывает странное чувство какого-то, не то чтобы дискомфорта, а у него возникло такое ощущение, что чего-то, почему-то крайне для него важного, сейчас здесь не хватает.
Что самопроизвольно, на рефлексах переводит его взгляд на стационарный телефон в номере, и Алекса осеняет догадка, что создало в нём такое чувство недостачи. А всё дело в том, что сколько он здесь находился, то есть проживал, то его буквально каждое утро, через некоторое время после его подъёма, раздражал и тревожил звонок по этому телефонному аппарату, который ему сообщал одну и ту же новость: «Вас в холле, у стойки администрации, ожидают».
А сегодня и сейчас, как это понимает Алекс, то его там, внизу не ждут. И что тогда это всё значит? А вот этот вопрос Алекс адресует в сторону часов, спрятанных им в карман брюк, таким образом как бы намекая на то, что это, если не совпадение, то по крайней мере здесь прослеживается связь. Всё это произошло в одно и тоже время, утром, а это значит…
– Ни черта это не значит. – Махнул рукой Алекс на то, в чём он не может найти ответ, и направился в сторону ванны, чтобы там привести себя в порядок и успокоиться.
Что только частично удалось ему, и когда он вышел из ванной, то он в первую очередь посмотрел на телефонный аппарат, который, что за сволочь, всё не звонит.
– Может что-то случилось? – чувствуя в себе уже тревогу, задался вопросом Алекс. И тут же давай язвить. – С кем? – задаёт самому себе вот такой язвительный вопрос Алекс, подбивая сам себя и не пойми на что.
– Как понять с кем? – чего-то совсем не понял Алекс, что это сейчас такое было и что это в нём такое пытается его сбить с толку и загнать в тупик отношений с самим собой. А эта тёмная сторона всех его умственных устремлений, знает, что делает и продолжает нагнетать всё большую тревогу в итак не спокойной душе Алекса.
– А ты знаешь, как понимать. И нечего тут придуриваться, разыгрывая из себя наивность. Ведь за всем, чем представляется для тебя эта жизнь, в итоге всё равно стоишь сам ты. И если ты не знаешь, что с тобой происходит, то как ты можешь разобраться с чем-то ещё. Так что прежде чем что-то идти искать и находить ответы, разберись с самим собой. – В принципе по делу говорит то второе я в Алексе. Но у Алекса всё равно на всё имеется своё мнение и право на него.
– Не хочешь ли ты сказать, что Максимилиан сейчас где-то там запропал по той лишь причине, что я тут в себе частично разориентировался и потерялся? – задаётся вопросом Алекс.
– Не без этого.
– Поясни.
– Да тот же свет дня. Он, конечно, независимо от тебя светит и существует, но для тебя он возникает только тогда, когда ты откроешь глаза и на него посмотришь.
– Я понял. Тебя эгоиста не разубедить. – Сделал вывод Алекс, махнул рукой и выдвинулся в сторону выхода из номера. Выйдя из номера, он, так сказать, не собирается оглядываться на те прошлые события из своей практики во взаимоотношениях с настоящим, которые формируют в человеке те же рефлексии, а если иными и более близкими для ума обывателя сказать, то он без всяких там мыслей проследовал за своими ногами, которые его повели по коридорам отеля по знакомому для них пути (хотя здесь есть противоречие высказанному тезису, всё-таки его ноги сейчас отталкивались в своём ходе от практики прошлого, они ведь шли по уже познанному маршруту).
Таким образом Алекс добирается или доходит, что не суть важно, до фойе с административной стойкой там, останавливается на том же примерно месте, где его в прошлые разы заставал сперва врасплох или взбадривал Максимилиан, стоящий ближе к дверям входа или выхода из отеля, смотря с какой стороны на них посмотреть, и посмотрев на то место, где его с утра встречал Максимилиан, уже воочию убедился в том, что его сегодня и в самом деле здесь нет. И это не какая-то там халатность администратора, забывшего ему позвонить и напомнить о том, что вас как обычно уже здесь, внизу, ждут, а здесь имеет место нечто большее.
И Алексу, глядя на то, что Максимилиана нет, как-то стало неуютно, растерянно и пусто в себе. Он почему-то себя почувствовал никому не нужным и брошенным. Что, конечно, странно и как-то неправильно. И вообще, на основании каких прежних событий он делает такие горькие выводы. Ему что, кто-то обещал всё это время опекать и о нём заботиться. – Да! Господин Созвуки, когда в моё распоряжение выделил свидетеля. – Заявляет с долей истеричности в себе Алекс. А вот психовать на пустом и ровном месте не нужно. Всё равно этим ничего не добьёшься.
– Да. Чего-то я сегодня с утра дёрганный. – Соглашается Алекс с тем, что рекомендует ему его уравновешенность. – Ну нет его и что. Может у него сейчас появились более важные и неотложные дела. «А он уже не маленький, я уверен, что разберётся, что к чему и как действовать». – Алекс с проецировал взгляд Максимилиана на себя и сделал итоговый вывод. – Я, в общем-то, знаю принципиальную схему порядка своего движения с утра. И как-нибудь и без гида доберусь до здания корпорации. – Алекс смотрит на выходные двери, и прежде чем направиться в их сторону и сторону выхода из отеля, начинает про себя просчитывать сколько контрольных точек ему нужно впереди пройти, чтобы добраться до итогового пункта назначения.
– Сперва надо зайти в кофейню. – Намечает первую контрольную точку Алекс. И тут же его пытаются сбить с этого пути набежавшие мысли. – А если я не хочу пить кофе, то это не значит, что я обязан зайти в это кафе? – Задаёт вот такой провокационный вопрос неуверенность и сомнение в Алексе. И Алекс готов прислушаться к этим голосам внутри в себя, которые якобы выступают за свободу выбора в тебе. При этом Алекс и в самом деле сегодня не хочет никакого кофе, и этот момент ещё сильнее подкрепляет его неуверенность идти отмеченным прошлыми локациями путём.
– А может это моё тестирование. – А вот тут на ум Алекса приходят другие мысли, которые укрепляют его уверенность действовать так, как он надумал. – Максимилиан, не придя сюда, как это мне только видится, а на самом деле он где-то рядом, решил проверить, как я буду себя вести и действовать без его опеки. И здесь главное, дойду ли я до конечного пункта назначения, – все отчего-то уверены в том, что я дойду, – и при этом почему-то будет важно, каким путём я пойду к зданию корпорации. Тем же, каким я с ним ходил, или же я выберу для себя свой путь. И какой же твой выбор? – От второго, лица Максимилиана, задал этот себе вопрос Алекс.
– А почему нахоженный путь не может быть и моим путём. – Вот так ловко выкрутился из этой ситуации Алекс, пустившись, наконец-то, в путь. Где первой точкой остановки была та самая кофейня, куда они с Максимилианом забегали, чтобы себя взбодрить.
И вот что интересно Алексу в первую очередь при его заходе в то самое заведение, в котором они с Максимилианом пили кофе по пути к пункту своего назначения, так это то, что хоть Алекс и смотрел на всё его окружающее другим взглядом, то в нём ничего вокруг как вроде бы не изменилось, – люди были прежние, никому из не было никакого дела до него, кофе не изменило в себе вкус и сам Алекс после глотка кофе себя почувствовал просыпающимся.
– А почему всё должно быть по другому? – удивился самому себе Алекс, да и плюнул, само собой не в своё кофе, а на все эти в себе тревоги и предположения какого-то в свою сторону заговора. И Алексу стало в себе легко. С чем он уже без всякой этой подозрительности по сторонам, а с открытым собой направился вначале на выход из кафе, а затем по мостовой навстречу свежему и достаточно бодрящему ветерку, который, вот совершенно не зря из различных подворотен появляется, сбивая когда вас с мысли, когда бейсболку с вашей головы, а в основном, конечно, трепля во что-то новое вашу причёску. А этот утренний, бывает, что до самых костей пробирающий своей прохладой всё-таки ветерок, а не ветер, как вы, ощущая, пытаетесь себя заверить, не просто вас отвлекает от самих себя и ваших почему-то с утра постоянно негативных дум, а он не даёт вам заснуть и на всём этом не важном зациклиться, давая понять, что есть ещё кроме всего этого что-то вокруг, и давай оторви от себя голову и посмотри на это вокруг.
И Алекс в один из таких моментов, когда он, поддавшись монотонности своего ровного хода, так увлёкся наблюдением за ходом своих ног в приличных ботинках, которые так ловко обходят изгибы и изъяны мостовой, что любо дорого посмотреть, вот он на них и смотрит, что и забыл о том, куда он идёт и его не волнует ничто кроме самого себя, получается как-то вдруг наталкивается на вот такое ветровое взбадривание себя, которое его в момент одёргивает от этой своей замкнутости на себе, и он, подняв свою голову, к полной для себя неожиданности оказывается на том месте, где он почему-то не ожидал себя обнаружить. А именно на том перекрёстке дорог, где одна из дорог идёт в сторону своего расширения и ведёт к одной из городских площадей и площадок для проведения различных мероприятий общественного и развлекательного толка, что не самое для Алекса значительное, а чем запомнился для него этот перекрёсток, так это тем, что здесь он, следуя за Альфисом, натолкнулся на мимов, изображающих собой скульптуру золотого человека, и они были во главе с дерзкой девушкой.
Алекс с непониманием смотрит на всё это и задаётся вопросом. – А разве это место входит в наш маршрут следования? Мы разве здесь проходили? – И как понимает Алекс, то ответить на эти свои вопросы ему будет совершенно невозможно хотя бы по той причине, что он это место знает, здесь точно был, и выходит, что было бы логично сказать, что раз он здесь уже был, то значит, то он это место проходил. А вот все эти нюансы, с кем он здесь был и когда был, то это не столь важно. А почему, то давай уж не засоряй свой ум с утра.
С чем бы Алекс не согласился, да вот только к новой для себя неожиданности, – а для пояснения того, как он наткнулся на новую для себя неожиданность, нужно сказать о том, что он на месте не стоял, а всё это время шёл, – он вдруг зрительно наталкивается на тех самых золотых людей, стоящих в образе скульптур по разные стороны друг от друга прежде всего, как это они в себе демонстрируют, а уж затем только по разные стороны этого прогулочного бульвара, которым оказался этот перекрёстный путь.
А вот теперь, как только эти мимы были замечены Алексом, то он не просто остановился, а он замер на одном месте, видя перед собой картинку одного памятливого воспоминания, совершенно им забытого, а сейчас с помощью этой зрительной картины вдруг вытащенного им из ячеек памяти.
– Завидую им. – Заговорил Мафи, обращаясь к Максу, подойдя чуть ли не упор очень близко к вот такому золотому человеку, и вот так бесцеремонно себя ведя, не считаясь ни с чем в этом человеке, сам на то решившимся, и он знал на что шёл, когда решил изображать из себя скульптуру, так что стой и слушай, что на твой счёт думают тут люди, не такие как ты закомплексованные и зацикленные на самим себе эгоистах. О чём, в общем, и будет сводится любой разговор прохожих, ради которых и чуточку ради своего хлеба насущного из себя вот такую неприступность изображают все эти трутни. Которые так воспитаны, что ни за какие коврижки работать не хотят, но зато готовы пойти на самые большие физические и психологические затраты лишь бы не работать.
А ты вот попробуй вот так, без эмоций и движения на одном месте постоять. У тебя точно так не получится. А они стоят и хоть бы хны, и всё для того, чтобы всем доказать, что они заслуживают того, чтобы не работать, а быть для вас моральным авторитетом. Ведь сами же знаете, как в мире мизерно осталось нравственных основ, нерушимых авторитетов. А человек так уж создан, что ему нужны авторитеты, светочи разума, на кого бы он ориентировался по жизни. И вот тут он видит в этих непоколебимых людях, насколько они стойки в своих убеждениях, – а то, что их идейность самая приземлённая, как раз усиливает эффект убеждения на человека, – их не поколебать любого рода человеческим изощрением, и прохожий наполняет в себе уверенностью в том, что и он, когда это будет для него нужно, тоже сможет быть таким стойким.
