– На практике и в живую это будет выглядеть следующим образом: Моё желание закон, а ваше только предложение. – Доведёт до Лидии Зимовны общее её отныне положение Адам Карлович и немедленно давай желать и на практике рассматривать, как Лидия Змовна усвоила им сказанное. Мол, посмотрим, насколько ты сообразительная, доходчивая и соответствуешь ли своему занимаемому рядом со мной месту.
Что и говорить, а в сторону Адама Карловича этого делать не стоит, и не только потому, что он этого не стоит, слишком уж он предсказуем на свою пакостную позицию в сторону интересных очень современниц, к которым бесспорно причисляема и Лидия Зимовна, а потому что, только дай ему повод заговорить, то он вас уж точно заговорит, чтобы перетянуть на свою сторону. Что и получилось прямо щас, когда это Алекс через вот такой обыденный оборот речи: «Что и говорить», хотел выразить всю степень своего негодования в его сторону. Впрочем, и сам Алекс хорош, с такой приземлённой позиции смотря не только на Лидию Зимовну, а через неё на всех представительниц женского пола, у кого нет других, кроме как личных и бытовых причин, чтобы изменить размеренный и запланированный теми же служебными обязанностями ход своей жизни.
Тогда как и в их жизни, а в частности жизни Лидии Зимовны случаются такие жизненные моменты, когда они задумаются о высоком, натолкнувшись, к примеру, на самую обыденную и каждый раз ею используемую в своём обиходе вещь, на ту же помаду. Но не у себя на туалетном столике в будуаре или в ванной в современной транскрипции, а по пути на свою службу, где она не как все жительницы мегаполиса, смотрит только себе под ноги и на то, чтобы с кем-нибудь не столкнуться, а она, как человек живейшего и любопытнейшего склада ума, который просто обязан быть и присутствовать у гражданок юридической специализации, – она должна знать в лицо человеческие пороки и проблемы, чтобы затем уметь их выявлять и лечить с помощью юридического слова, такого, как кассация, иск или приговор, – смотрит прямо вам в лицо и иногда по сторонам, где тоже есть на что посмотреть и там бывают интересные предложения. На одно из которых она сегодня по пути сюда на службу и натолкнулась.
А именно на очень призывной вид одной модельной внешности девицы, которая в таком удивительном ошеломлении раскрыла свой рот, глядя в вашу сторону, где она видит, конечно, не вас, а нечто такое, что его потрясло до основания и до вот такого прекраснейшего умопомрачения, что взгляда от неё не оторвёшь. Но Лидии Зимовне не было никакого дела до того, что привело в такой коммерческий успех с этой стороны экрана эту девицу, когда она по ней видит то, что кратно и эффектно подчёркивает и увеличивает в ней эту фантасмагорию очарования и красоты.
И это, что за совпадение, помада, используемая ею для подчёркивания надутости и одновременно задумчивости губ. Ну а совпадение заключается в том, что Лидия Зимовна всё сегодняшнее утро размышляла над тем, какой оттенок помады выбрать для своего выхода в свет. И так ни к чему и не пришла в итоге, выйдя из дома, как раздетая, не накрашенная. А тут она натыкается чисто случайно на этот рекламный баннер, хотя, как случайно, говорят, что нами ищется, то и находится в этом водовороте событий вокруг тебя, и её путь к сегодняшнему приходу сюда со сдвигом по времени, был предопределён.
Что опять же какое-то однобокое в сторону женского пола определение Алексом, считающим, что их кроме себя ничто не волнует. Тогда всё совершенно не так, а эта их, так называемая бескрайняя любовь к себе, если даже гипотетически это принять за факт, то и она зиждется не на одном своём личном эгоизме, она всегда отталкивается отчего-то. И это чего-то необязательно её природные инстинкты. А этой основой, фундаментом является на себя посмотреть под другим, чего бы мне в себе изменить ещё, углом, может быть и со стороны человека совершенно не в твоём вкусе. Как в случае с Адамом Карловичем, кого Лидия Зимовна терпеть не может в отличие от него, у кого крайне противоположные взгляды на себя и главное, что сильно тревожит Лидию Зимовну, то и на неё саму.
Вот она и решила ещё со вчерашнего вечера прибегнуть к одной женской уловке или хитрости, как кому интересней и верней называть, и внести в свой облик и внешний вид кардинальные изменения в плане покраски волос. – Была брюнетка, стану блондинкой. – Вот так решительно подошла к изменению своего имиджа Лидия Зимовна, посчитав, что изменения в своей жизни нужно всегда начинать с самого себя. А причёска эта самый близкий и лёгкий путь к изменению.
– А этот подлец, Адам Карлович, в упор никого не видящий, надеюсь очень, меня за меня не признает, сперва, конечно, не узнав. А мне это будет как раз на руку, когда он ко мне полезет близко знакомиться. И когда дело дойдёт до нарушения границ моей неприкосновенности, тут-то я его и осажу тем, что назову своё настоящее имя. – Радуясь этой блестящей по своему рассуждению затеи, Лидия Зимовна даже представила, как всё это произойдёт.
– А как же, Адам Карлович, Лидия Зимовна. Я слышала, что вы ей отдавали перед всеми другими предпочтения и предлагали личное содействие во всех её начинаниях. – Запыхавшимся голосом, как следствие душевной и чуточку физической борьбы с поползновениями Адама Карловича в сторону щипаться и целоваться, чуть ли не отбивает у того охоту всё это в её сторону предпринимать Лидия Зимовна. Что на мгновение останавливает в оцепенении Адама Карловича, чего-то совсем не понявшего, причём тут эта стерва, Лидия Зимовна. Ведь её тут нету, и тогда какого хрена о ней вспоминать. А раз так, то что это тогда за доводы и аргументации такие против поползновения его рук на новый характер взаимоотношений и на одиночество организма Стефании Григорьевны, как ему представилась Лидия Зимовна.
Давайте уж, Стефания Григорьевна, бросьте все эти свои женские штучки и уловки, единственной целью которых является себя оправдать в глазах какой-то там морали и общественности. На которую по большому счёт всем наплевать, и по своей сути, каждый из нас и формирует общество, и это, так называемое общественное мнение. И что тут удивительно и несколько странно, так это то, что каждый из нас имеет про себя особые морально-нравственные воззрения, но когда они всё обобщаются в общем, то ничего такого и близко не видно.
– Это всё наветы завистниц и клеветников. – Адам Карлович между тем берётся за как он считает за своё в Лидии Зимовне, представившейся ему Стефанией Григорьевной, в частности за её ручку, которую он, гад такой, перехватил и через неё пытается перетянуть в свою сторону скромность и неподатливость Стефании Григорьевны, заговаривая ей зубы вот таким банальным оправданием. В общем, за дуру её считает, которой и такое оправдание сойдёт. Что ещё сильней сказывается на раздражении Лидии Зимовны.
– Я вам не верю. – Вот такое заявляет Лидия Зимовна.
– А мне и не нужно верить. – Как само собой даёт такой ответ Адам Карлович. – Я не представитель культа. И не собираюсь вас учить морали, навязывая вам свои житейские принципы. Я полностью за вами оставляю свободу выбора. – И вот же, что за лукавый и коварный Адама Карлович, сумел он этими своими заверениями подкупить Стефанию Григорьевну, для которой, как и для всякой современницы, самое главное в жизни это свобода своего самовыражения. Которую ей предлагает Адам Карлович через вот такую небольшую уступку его слабостям.
Что заставляет крепко задуматься Лидию Зимовну над предложением Адама Карловича, затем уже самого Адама Карловича, увидевшего в этом её изменении внешнего имиджа сигнал в его сторону, и в последнюю для них, а для себя в первую очередь Алекса, увидевшего по Лидии Зимовне подтверждение такой для себя догадки насчёт причин её здесь появления со сдвигом по времени. Хотя причина и следствие этих его мыслей могли и поменяться. Тем более Алекс не настаивает на своих авторских правах насчёт вот такой идеи Лидии Зимовны, с помощью изменения цвета волос и причёски внести некоторые изменения в свои отношения с реальностью, где Адам Карлович являлся неотъемлемой частью неё.
При этом она допустила принципиальную ошибку, когда закладывала в этот план своё желание быть неузнанной Адамом Карловичем, совершенно забыв одну важную существенность. Такие, как Адам Карлович люди, представители мужского интеллекта, да, в общем, все они такие, никогда, слышите никогда, не замечают изменений в вашей причёске. Правда, вот такие, с помощью краски кардинальные изменения, если они не дальтоники, всё-таки до них доходят. И тогда с их сторону звучат удивительные и до чего же коробящие женский слух вопросы: «И зачем, спрашивается, тебе это нужно?». При этом у них уже на этот счёт есть свои мужланские выводы. – Это она хочет что-то мне сказать. – А вот такой ход мысли Адама Карловича опасен. Он обязательно решит подумать в самую нежелательную для Лидии Зимовны сторону.
И с вот такими позициями друг на друга, с внутренними раскладами на характер сейчас и в будущем отношений, все эти стороны себя и назревающего конфликта, зашли в лифт по его приходу, и там постарались занять друг к другу наиболее для себя удобную позицию. Так Лидия Зимовна почему-то сочла для себя встать в самом центре, мол, здесь она будет у всех на виду, и Адаму Карловичу будет крайне неудобно и далеко ей нашептывать на ухо очередную похабность, плюс его руки не смогут в своих прилипчивых целях использовать это ограниченное на тесноту пространство. Что касается Адама Карловича, а он такой энергичный человек, что его всё касается, как он того считает, то он на этот раз был как-то удивительно обойдёт Лидией Зимовной и не сумел проявить свойственную ему расторопность, задвинутый к стеночке зашедшим за ним Максимилианом. Что, впрочем, не мешает ему смотреть и находиться со стороны самой незащищённой для прогресса его мыслей стороны Лидии Зимовны. Что позволяет ему её смущать своими домыслами насчёт того, куда он там сейчас на неё смотрит и какие из всего этого делает пакостные выводы.
А вот реализовать в действительности все эти, однозначно имеющиеся в наличие планы Адама Карловича по ещё большему ожесточению в свою сторону Лидии Зимовны, не даёт присутствие в лифте других людей, и главное Алекса, вставшего чуть сбоку между Адамом Карловичем и Лидией Зимовной. Где любое нарушение Адамом Карловичем личного пространства Лидии Зимовны им будет обнаружено и пресечено, как он дал Адаму Карловичу понять своим суровым в сторону вот таких взаимоотношений взглядом.
– Только попробуй, гад ползучий, протянуть свою руку в сторону тыла этой беззащитной гражданки, я не только не промолчу, а и по рукам могу дать. – Читалось такое предупреждение Адаму Карловичу в глазах Алекс. И теперь не сложно догадаться, почему он так его невзлюбил, ответно зло на него посмотрев.
– Так, мне нужно ехать на сорок восьмой этаж. – Как-то вдруг все мысли о себе, о друг друге и вообще о чём-то, перебивает голос Максимилиана, занявшего в лифте место у пульта его управления и так сказать, взявшего на себя роль капитана этого корабля. – Никто ничего не имеет против этого? – с такой суровой подоплёкой в сторону вероятного противника такого его решения это спросил и посмотрел на людей в лифте Максимилиан, что в лифте стало до дрожи в ногах и до того холодно, что люди в нём от этого холода поёжились.
И совершенно неясно для Алекса в первую очередь, что больше всего придавало убедительности Максимилиану в этом его озвучивании планов на ближайшее будущее для всех этих людей в лифте, которое будет полностью подчинено желанию Максимилиана ехать без всяких остановок до 48 этажа, о котором у пассажиров лифта есть одно лишь представление, что он есть, хотя его быть может и нет, и туда позволено и значит, доступно ехать только людям самого высокого полёта и гордости в себе, либо этот его столь грозный и суровый вид, в который вложена его любого рода нетерпимость в сторону возражения себе, которая подкреплена физической и моральной силой, или же его представительство быть свидетелем. Кто сейчас будет свидетельствовать, и не только устно, а возможно и письменно на скрытый в карманах рясы передатчик, вашу неприязнь, строптивость и ваше недовольство существующей системой взаимоотношений властных структур, где свидетели есть оплот системы власти, и их свидетельство бесспорно, а вы значит всего этого против. В общем, есть над чем в себе подумать, прежде чем начать пререкаться с тем, кто есть основа основ окружающего вас мира.
А между тем Максимилиан стоит и ждёт возражений против выбранного им маршрута движения лифта, который, как все тут должны сейчас и немедленно понять, поедет до озвученного этим крайне сложным в своей опасной неприглядности типом этажа без остановок, как экспресс.
Что, как оказывается, настолько не устраивает одного служащего со взмокшим от напряжения красным лицом с пролысинами на голове, что у него есть вопрос, подразумевающий собой возражение такой постановкой вопроса уже Максимилианом. – А если кому-то из нас нужно раньше выйти? – вот так этот гад тут всех подставляет, имея наглость обобщать и значит, этот опасный человек (Максимилиан) может в любого из людей в лифте пальцем тыкнуть, осадив в свои штаны вот таким предположением: «Ты что ли?».
Но как сейчас же выясняется, то этот страшный тип суровой наружности, ещё опасней, чем кажется.
– По-маленькому хочешь, что ли? – задаётся таким вопросом Максимилиан, вгоняя в ещё большую краску этого невоздержанного на свои заявления типа, только благодаря которому все люди в лифте почувствовали себя неловко и чуточку стеснительно такой человеческой естественности. И теперь все со злобным недоумением смотрят на этого конфликтного человека, помолчать и минуту не могущего, от которого ещё чего похуже ждать теперь можно и нужно.
– Ну, если ты не так сильно хочешь, – делает свои выводы Максимилиан из ответного молчания этого подстрекателя на конфликтные ситуации, – а у тебя на этот счёт просто есть свои принципиальные расхождения с моими решениями, то я готов выслушать их. А чтобы тебе было легче мне возражать, я тебе озвучу, исходя чего я принял такое решение, ехать экспрессом до моего этажа. Всё просто, я отталкиваюсь от логики, которая подсказывает, что самый прямой путь до цели лежит добираться туда без остановок. И тогда какого хрена я буду терять своё время на эти не нужные мне остановки? Правильно я считаю? – уже с этим вопросом обращается Максимилиан к этому конфликтному и такому неуживчивому в обществе человеку.
А Адриан Щекоткин, как именовался этот конфликтный человек, видя отлично перспективы своего возражения этому типу, не может не согласиться с математически и геометрически выверенными правильными расчётами и выводами: самое близкое расстояние между двумя точками прямая.
– Правильно. – Соглашается к выдоху облегчения всех пассажиров лифта Адриан Щекоткин. И на этом казалось всё, можно теперь и ехать, да вот только слишком вредный и настырный этот Адриан Щекоткин. – Вот только вы времени больше потеряли, тут нам всё это объясняя. – И только это сказал Адриан Щекоткин, как все пассажиры в лифте обомлели и похолодели от охватившего их страха и неминуемого возмездия от этого жуткого человека, который и по их вине тоже, был обречён на потерю своего времени. Что он точно не потерпит, и их эта поездка в лифте, им на весь, самый короткий остаток жизни, да к тому же в одну сторону, отрыгнётся.
– А знаешь, ты прав. Вот только хватит ли тебе сил, нести свою правоту в этот мир, я не знаю. – Ничего сразу не предприняв, а только чуть в сторону Адриана лицом придвинувшись, низким до сердечного озноба голосом проговорил Максимилиан, и…Все замерли в ожидании того, что дальше будет. А дальше будет нажатие им кнопки лифта, и лифт, как-то зарычав, чего за ним никогда не замечалось, как какой-то автомобиль тронулся с места и поехал по своему маршруту в глубокой тишине и ожидании чего-то такого, что повергнет всех в ужас.
А что-то ужасное обязательно произойдёт, как всем пассажирам лифта уверенно считается, окромя разве что только Алекса, недоумевающего по совершенно другому поводу. Он никак не поймёт, для чего всё это представление Максимилианом было разыграно. Хотя некоторые догадки, как всегда есть. – А я ведь за всем этим, – сам себе кивая в сторону Лидии Зимовны, кто для Алекса и есть всем этим, рассудил Алекс, – и пропустил мимо себя, что мы зашли не в тот лифт. А Максимилиан ничего не делает просто так. Значит, всё это представление предназначается для меня. И в чём… – на этом месте Алекс неожиданно был перебит Максимилианом, кто к потрясению пассажиров лифта принялся насвистывать такую жуткую мелодию, которая в фильмах ужасов предполагает и ведёт вас в лапы того самого события, которое ввергнет всех вас в такой ужас, что тут по-маленькому будет мало сходить.
Вот и все пассажиры лифта, как по команде (а насвистывание Максимилиана и была команда «Полундра»), в нервном оцепенении, с разбежавшимися по всему телу мурашками, которым только дай волю, они в самые физиологически сложные места забегут, уставились ему в спину, в ожидании того, что же ещё будет дальше. А ведь все так надеялись на то, что их всех пронесёт, само собой не в буквальном смысле, на который наводит этот его жуткий в своих перспективах свист, наблюдая на экране цифрового табло, как быстро приближается озвученный этаж этим типом. Но видимо не только они вели наблюдение за этим табло. А всё это мимо не проходит и этого типа, всё рассчитавшего и сейчас что-то такое произойдёт и будет.
И как начинают по себе и в себе по сдавившему горло обесточенному кислородом поступлению воздуха чувствовать пассажиры лифта, отчего у некоторых из них начинает не просто кружится голова, а они в этом умопомрачении уже тянут свои руки в сторону расстегнуть пуговицы на своих сорочках и блузках, то план у этого типа такой. Он через самое близкое к человеку помешательство на его естестве, инстинктах, их всех хочет уронить в глазах друг друга, а затем само собой на самое дно шахтного лифта, от которого совсем не далеко до ада. Что вполне вписывается в его концепцию систематизации мысли, им уже озвученную: «Самый короткий путь до цели – это прямой путь и движение без остановок». Что в отношении человека предполагает обращаться на прямую к его природным инстинктам, которые не будут слушать доводы морали, а будут следовать тем путём, который на них возложила их природа.
Так что он не даст возможности тут никому задуматься над своими ответными действиями, то есть остановиться, вовлекая каждого из них в безумие рассудка, потерявшего контроль над человеком, отдавшимся всем собой своим инстинктам. К тому же Максимилиан имеет среди пассажиров лифта не публичную поддержку в том плане, что все эти люди всё же люди, и им близко то, что им природой предложено для своей реализации, а им всё это не дают исполнить все эти публичные условности, с уважением права друг друга на уважение реализации самого себя. Что входит в противоречие самому себе, где твоё право на реализацию своих естественных потребностей наталкивается на не на своё право на всё тоже самое.
В общем, и в частности, то тот же Адам Карлович, кто первый из всех начал расстёгивать на своей сорочке пуговицы, пока что лицевым нервом возмущаясь тому, что здесь стало душно жутко и не продохнуть от такого сгущения красок тревожности и нагнетания страха и опасности, что он прямо начал рецепторами нюха улавливать, как на самом деле пахнет страх. И пахнет он крайне вонюче и не приятно даже не для самого эстетического носа, и очень даже знакомо, стоило Адаму Карловичу только принюхаться, и…в крайне сильном волнении возмутиться на того подлеца, кто посмел в себе не возобладать со своими страхами и не стерпев, не воздержаться от выражения своего естественного страха. Который всё проникающий и берёт прямо за живое и культурное в человеке, выводя его из себя спокойного и культурного.
И что самое пагубное во всём этом, так это то, что страх распространяется с геометрической прогрессией, чуть ли не одновременно в человеческой массе, по примеру эпидемии. И вслед за Адамом Карловичем, сильно втянувшим своим носом воздуха, и все вокруг люди начали через свой нос втягивать, не просто запах воздуха, а они начали наполняться информационной составляющей той среды, в которой они сейчас все находились и в неё погрузились, и которая в один момент была загажена и испорчена выпуском консистенции чьего-то страха.
И хотя всех тут объединяет одна общая сложность обстановки, всё-таки в вопросе проявления своей слабохарактерности и малодушия, даже если это естественная форма вашего существования, нет такого единодушия, и здесь каждый за себя и всё с большим нетерпением к тому, кто так себя душно по-современному, а так-то исподтишка, с самого его низу, подло так себя ведёт.
И чуть ли не все пассажиры лифта, кроме одного типа, запустившего эту пакость с душком прямо в благородные и ничего такого прилюдно не допускающие до себя лица высокой нравственности культуры, догадываются, кто посмел так смутить их разум. Это Адриан Щекоткин, кто совсем не зря настаивал на остановках на этом пути лифта. Не может он по своей физиологической надобности, без остановок следовать от одной точки к другой. Плюс он, как все в этом убедились из его пререкания даже с таким человеком, с кем конфликтовать всегда дорого вам будет стоить, очень вредоносный и пакостный человек. В чём все сейчас и убедились, не имея теперь возможности продохнуть, в некоторых случаях до такой степени, что их ноги начинают подкашиваться, с возможностью упасть в приготовленные и расставленные для этого случая руки Адама Карловича, вот и в правду говорят, кому война, а кому мать родна.
И почувствовавшая приступы обморока Лидия Зимовна, уже не раз пошатнувшаяся на каблуках, неожиданно пришла к выводу о том, кто всё-таки на самом деле стоит за этой удушающей их сознание обстановкой. Это Адам Карлович, готовый на всё и любую пакость, лишь бы добиться своей цели. И Лидии Зимовне приходят на ум всё те же слова Максимилиана о прямолинейности пути, но только уже в её интерпретации. – Чтобы яблоко упало в руки, не нужно лезть за ним на дерево. А нужно лишь расшатать дерево, на котором оно висит. – Теперь поняла причину своего головокружения Лидия Зимовна, отдавшая должное находчивости Адама Карловича и его устремлению получить для себя желаемое. – Всех, падла, на пол положит, лишь бы добиться своего. – А вот эта мысль удержала Лидию Зимовну на ногах. И очень вовремя, лифт вдруг для всех прибыл в конечный пункт своего назначения.
И вот какая удивительная штука происходит в этой точке прибытия: как только створки лифта открываются, то чуть ли не все пассажиры лифта с напором на выход выскакивают из лифта на этой станции и этаже, куда, как оказывается им всем очень надо. А вот кому сюда не надо, так это Максимилиану и Алексу, где Максимилиан выказал себя таким большим знатоком человеческой души и поступков, но главное прогнозистом.
– Вот только иногда дурно пахнет это дело, прогнозировать людское поведение. Но что поделать, когда человек по своей природе реакционен и апатичен, и чтобы его расшевелить нужно применять самые крепкие и острые инструменты его побуждения на поступки. – Говорит Максимилиан, а Алекс догадался, что сейчас такое было. Это был пролог им сказанному в самом низу при встрече. Он, хоть и на низовом уровне, а спрогнозировал реакцию и поступки людей на внешний фактор раздражения. И как завершающий тезис всему сейчас представленному Максимилианом Алекс, что подтверждает его догадки, он, глядя в спину последнего вышедшего из лифта пассажира, говорит. – Всё-таки человеку ближе умозрительная роль. И в основной своей массе не спешит быть действующим лицом. – И на этом как бы всё, на этом рассматриваемая Максимилианом тема закончена, а сейчас он смотрит на Алекса, и как бы от него ожидает, касающегося их здесь места нахождения предложения.
А откуда Алексу знать, что он должен тут предложить, когда и он не слишком далеко ушёл от среднестатистического человека, и он сперва подождёт, что ему этот мир предложит, а уж только затем он на всё это отреагирует. Впрочем, Максимилиан всё-таки выступил с предложением, и он, как понимает всё это, ему ответит.
– А нам-то хоть сюда надо было ехать? – задаётся вопросом Алекс, кивая в сторону открытых створок лифта.
– Только отчасти. – Говорит Максимилиан, и не объясняя, что в себя включало это отчасти, нажимает кнопку лифта под номером один. После чего двери лифта закрываются и лифт начинает своё движение в обратную сторону. И всё при полном внешнем молчании оставшихся в нём пассажиров. Правда, про себя, как минимум Алекс, не молчит и пытается разгадать ход мысли Максимилиана в данную минуту.
– Всего вероятнее, считывает мой ход мысли. «Однозначно думает о том, о чём же я думаю», – вот так в мою сторону думает Максимилиан, – так достаточно верно подметил и рассудил про себя Алекс. Что не так-то сложно сделать, когда едешь один на один с каким-нибудь, даже незнакомым для себя человеком. И его незнакомость для тебя и для него ответно ваша ещё сильней провоцирует каждого из этих людей о мыслях друг о друге. И всё это требования вашей природы, для которой на первом месте стоит ваша безопасность. А это значит, что вы должны для себя выяснить, что из себя представляет этот человек с вами рядом, кто при самом неблагоприятном развитии ситуации, – он оказался лифтовым маньяком, – захочет дать волю своим психологическим принципам, неурядицами и отклонениям, которые и приведут вас к борьбе не на жизнь, а на смерть.
Правда, Максимилиан хоть и сложного характера человек, и он запросто может тебя вывести из разумного состояния, всё-таки это совсем не то, что собой может представлять человек с психологическими отклонениями в сторону своего полного отчуждения и выноса вашего мозга, и Алекс размышляет о том лишь, что тот почему-то так, в самую провокационную сторону избирателен в своём свидетельстве. А вот если бы он кому-нибудь засвидетельствовал своё почтение, то это ведь тоже жизненный и поучительный опыт, на который ему хотелось бы посмотреть хотя бы потому, что он уже и отвык от таких приятных отношений между людьми.
И только Алекс так подумал и решил, как надо же, кто-то там, за этими дверьми лифта, как раз на этом этаже прочитал его мысли очень заранее и решил остановить лифт, и вместе с ними проехать вниз. Что отчего-то вызывает у Алекса нервную реакцию тревоги. А всё потому, что он совершенно не уверен в том, что остановивший сейчас лифт их потенциальный попутчик, не только не будет гостеприимно и благожелательно встречен Максимилианом, а всё произойдёт строго наоборот. Максимилиан на этом рандомном подопытном продолжит проводить свои стрессовые эксперименты, задачей которых будет наглядно продемонстрировать ему, как себя ведёт человек в той или иной неожиданной и главное, негативной в край для него ситуации.
Где уже Алексу будет отводится роль свидетеля происходящего с витриной человеческого представления о себе, лица этого человека, которое есть отражение внутреннего психологического состояния, и оно-то как раз для себя и получило неожиданное право на выбор из двух предложений со стороны этого опасного человека из лифта: Остаться собой, но помятым психологически и физически, и поехать подмятым этим здоровенным лбом в лифте, либо же остаться с собой прежним (как есть ничтожество и трус), и пойти пешком по лестнице много этажей вниз, что в той же степени подорвёт его психологической состояние и физические силы от понимания того, какой он по сути слизняк и нытик.
И всё это, как буквально сейчас, после открытия дверей лифта, выясняется Алексом, было не плодом его домыслов, а он с какого-то, совсем недавнего момента, научился с большой точностью прогнозировать поступки Максимилиана. Наверное, исходя из им же озвученной методики прогнозирования человеческих поступков на основе его характера взаимоотношений с реальностью вокруг.
И только дверь лифта открылась, и тем самым открыла собой внутреннее пространство кабинки лифта с одной стороны и заодно внешнее пространство, в котором работал лифт, площадку одного из этажей, так в тот же момент столкнулись взглядами друг с другом люди, находящиеся по разные стороны от дверей лифта. Так со стороны кабинки лифта во вне смотрел Максимилиан, ну а супротив него находился и на него смотрел самый обычный человек, который мог быть служащим, а мог бы быть и свободным игроком на рынке, что сути не меняет для в первую очередь Максимилиана, кто себя повёл очень удивительно необычно для вот таких ситуаций с остановками лифта на промежуточных станциях.
– Чего надо? – вдруг задаётся таким, не слишком вежливым, чуть ли не грубым вопросом Максимилиан, и не понятно, что о себе тут возомнивший и за кого себя посчитавший. Он что, собственник этого лифта, раз решил задавать такие, не касающиеся его нисколько вопросы о планах совершенно постороннего для него человека. И понятно, что остановивший лифт и собиравшийся на нём проехать по своим делам человек, с виду не шаромыга и достаточно благочинно выглядящий человек, кого сложно заподозрить в подрывной деятельности в сторону лифтового вандализма, весь в себе опешил и чуть назад посторонился, вне возможности уразуметь то, что, собственно, тут происходит.
А Максимилиан не даёт тому и шанса сообразить и объяснить себе логически, что такое здесь с ним произошло и происходит.
– Спрашиваю, куда собрался, если ты сразу не понял. – Задаётся новым вопросом Максимилиан. Уже добивая этого человека в своё не хочу. Из которого выбраться крайне сложно, когда с одной стороны на тебя давит вся эта бессмысленность происходящего в виде напористости этого жуткого типа, а с другой стороны опять же он, требующий ответа. И гражданин бессвязной и мало внятной личности своего определения, как он сейчас выглядит, то есть этот гражданин среднестатистического порядка, с большим трудом даёт ответ. – В лифт. – Что несколько удивляет Максимилиана.
– То, что ты ставишь перед собой вполне разумные, и даже выполнимые задачи, вызывает уважение, – говорит Максимилиан, – и я даже не буду задаваться вопросом, для каких целей тебе это нужно, – пусть этим вопросом углубляют своё сознание технический персонал, когда придёт убирать лифт, а там по прежнему наблюдается чьё-то неискоренимое присутствие, – а я лишь спрошу тебя об одном: Мы тебе не помешаем?
И как видно и это было ожидаемо опять же Алексом, то спрашиваемый Максимилианом человек оказался очень воспитанным и вежливым человеком, который никогда вслух вам не признается о том, как ему предпочлось бы подождать следующего лифта и побыть подальше от знакомства с вами (а можно было и послать вас подальше, будь этот человек в себе по эгоистичней и по твёрже; не люблю я вообще шумные компании, так что давайте живо отседова, пока я добрый), а вот выразить согласие с вами во всём, то это и было им сказано.