– Зверство какое, – вступила в разговор женщина средних лет. На руках она держала маленькую собачку с лиловой шерстью в крупных локонах – селекционеры старались отслеживать модные тенденции и не скупились на генную модификацию.
– Если правительство ни о чём не заботится, то народ сам себя защищать начинает, – сказал серьёзный господин в строгом костюме с сумкой через плечо, похожий на университетского преподавателя.
– А что они народу сделали такого ужасного? – женщина с собачкой повысила голос. – Просто кому-то везёт в жизни, а кому-то нет. Всегда так было.
– Всегда, да не всегда, – человек в костюме поправил сумку. – Всегда биобаланс соблюдался. Одни рождались, а другие умирали – освобождали место, значит, для новых поколений. А эти – всё под себя гребут: и ресурсы потребляют, и землю занимают, а земля-то у нас не резиновая.
– Всё равно население и раньше увеличивалось.
– Увеличивалось, но сбалансировано. Сейчас мы пока ещё этого не замечаем, значит, а лет через сорок уже половина населения будет вечно жить-поживать. И что нам смертным тогда прикажете делать?
– А вам-то какое дело? Вы же не вечный. Вы уж, слава богу, помрёте к тому времени.
– А вы что, только о себе думаете? И о собачке своей ненаглядной. Тоже, кстати гляжу, биокоррекцию прошла, судя по причёске. А у меня, если хотите знать, трое детей. А у старшего уже свой ребёнок. Я о них думаю, как им жить дальше – среди избранных…
– Вот это вы точно подметили, – оживился спортивный старичок. – Это они сейчас вроде бы тихие. Ну, типа, повезло им – природа так распорядилась. А когда расплодятся – головы поднимут. Они, значит, избранные-вечные-бессмертные, а мы – отбросы, биологический мусор.
– И что же, их убивать за это надо? – возмутилась женщина.
– Убивать, может быть, и не надо. А делать что-то надо. Правильно мужчина говорит, что правительство не чешется. Закон надо принять, а то народ сам действовать начнёт. Вон уже начали.
Все посмотрели на чёрный пакет. Молоденький сержант на всякий случай сделал строгое выражение лица.
– А я слышал, что в Америке не приняли такой закон, отправили на доработку, – сказал худощавый.
– Вот вечно у нас так. Чуть что – сразу Америку вспоминают, – сказал старичок. – Они там у себя для вида шуму наделают о правах человека, а потом втихаря всех вечных возьмут, сгонят в одно место и перестреляют … как индейцев. Вот была проблема, и нет проблемы. Где эти вечные? Нет никого. А мы так и будем за ними в хвосте плестись, повторять и обезьянничать.
Виктор слушал разговор и не мог понять, а как он сам относится к этой проблеме. Он конечно слышал про вечных – вон по телику постоянно болтают, но за всю жизнь ни одного вечного не встретил. Среди его знакомых уж точно таких не было.
Мать рассказывала, что дяде Серёже регенерацию печени делали. Он её до полного цирроза пропил. Ничего, живёт пока что, не пьёт и курить даже бросил. Ещё Маринке с девятого этажа вроде бы по женской линии что-то регенерировали, когда она замуж вышла. Родила, растолстела как корова. У Бориса Григорьевича, говорят инфаркт был. Ему сердце заменили, но что-то вечным он не стал – через пять лет от рака умер.
Мать была дома. Она сидела на диване и смотрела телевизор. Ужин в микроволновке уже остыл. Виктор нажал кнопку разогрева. Тарелка с котлетами и жареной картошкой медленно закрутилась. Микроволновка была новой конструкции, абсолютно бесшумная, не гудела вентилятором и не заглушала телевизор.
– Вы вдумайтесь только в то, что вы предлагаете, – возмущался один из участников телевизионной передачи.
– А что я такого особенного предлагаю. У каждого из нас есть идентификационный чип с личными данными. Ни у кого это не вызывает возражений. Мы привыкли взмахом руки делать платежи, открывать замки и передавать контролирующим органам свои паспортные данные. Для идентификации вечных просто будет добавлен ещё один дополнительный чип с датой регенерации сердца. Вы ведь не будете отрицать, что эта дата для вечного – фактически новый день рождения?
– Не буду. Но зачем вообще это делать? Это же клеймо. Если дальше развивать ваше предложение, то вы потом заставите вечных носить специальные нашивки на одежде или делать татуировки на лбу. Что-то подобное в нашей истории, как мне вспоминается, уже было.
– Вы как всегда, коллега, страсти-мордасти нагнетаете. Никто не собирается клеймить вечных, но учёт необходим. Площадь поверхности Земли имеет конечное значение, а население постоянно растёт. Мы ещё не освоили колонизацию других планет, и неизвестно, когда освоим. Работы над фотонным двигателем зашли в тупик. Другие фантастические проекты движения в пространстве остаются пока только на бумаге. Появление бессмертных людей, или как их ещё называют – вечных, нарушает биобаланс экосистемы. Через несколько лет человечество может столкнуться с проблемой нехватки территорий, пригодных для проживания, еды, пресной воды и, может быть, кислорода для дыхания.
– Если следовать вашей логике, то во всём виноваты вечные. Может быть надо запретить клинические операции по регенерации органов, а всех вечных сразу уничтожить?
– Не опошляйте проблему. Во-первых, как мы знаем, вечную жизнь получают не все, а только примерно 30% регенератов. Во-вторых, мы не ставим пока что вопрос на уничтожение – это противоречит принципам формального гуманизма. Но делать что-то надо. Если мы не наладим учёт, то смертное население само примет меры к собственной защите. И должен вас уверить, что они покажутся вам не самыми привлекательными…
Виктор ковырял вилкой в тарелке. Мать пришла на кухню и молча села против него. С тех пор как погиб отец она часто молчала, сидела, уставившись в одну точку. Хотя Виктор был уже взрослым, когда произошёл несчастный случай, для него отец так и остался навсегда в памяти молодым и здоровым человеком. Он работал на стройке. Трос башенного крана оборвался, связка арматурных стержней дёрнулась, и один из них выскользнул. Удар пришёлся точно в голову. Каска не помогла. В это время отец как раз наклонился, чтобы проверить лазерным уровнем качество монтажа опалубки для новой конструкции. Арматура тяжёлым копьём ударила в правый висок и прошила череп насквозь.
Сидеть молча было невыносимо.
– Около «Эдема» человека убили, – сказал он.
– Когда? – поддержала разговор мать.
– Только что. Я как раз из клуба возвращался. Народ, правда, говорит, что это не человек совсем, а вечный. Его, вроде бы, егерь подстрелил.
– Ужас какой, – сказала мать. – Мне одна женщина на работе рассказала, что у её подруги сын в эти самые егеря записался. Вот ведь несчастье какое.
– Почему несчастье?
– А что ж тут хорошего – людей убивать.
– У нас в клубе ребята говорили, что они уже не люди.
– А кто же они тогда?
– Железные дровосеки. Биороботы. У них души нет.
– Дураки твои ребята. С кем ты, Витя, только общаешься. Мракобесие какое-то. При чём тут душа? Мы просто не всё ещё знаем о человеческом организме. Бессмертие – это естественная плата за научный прогресс. И никто ещё не доказал, что эти вечные люди будут жить вечно. У них просто в результате полной регенерации сердца произошли какие-то изменения в мозгу. У кого-то произошли, а у кого-то – нет. Это природа, которую мы ещё не постигли, да, наверное, и не постигнем никогда… А эти егеря – молодые лоботрясы неграмотные – решили, что сами могут судить, кому можно жить, а кому нет. Чушь какую-то болтают про душу. А другие умники – про биобаланс. Если уж так, то по религиозным понятиям душа человека, а не тело, как раз и является бессмертной. И кто его знает, какой должен быть биобаланс. Может быть, эти бессмертные как раз и появились, чтобы его регулировать. Если природа, или Господь Бог, называй как хочешь, допускает существование вечной жизни, значит так тому и быть. И ни тебе, ни мне, ни этом стрелку малограмотному решать, кому жить, а кому нет.
– Мам, а ты сама настоящего вечного когда-нибудь видела?
– Может и видела. Откуда я знаю. Я людей на категории не разделяю.
– Но они же есть?