Инга Максимовская
Фальшивый муж для мамы Снегурочки
Глава 1
Я счастлива! Наверное глупо так говорить. И хвалиться не стоит, чтобы не сглазить. Или чтобы не сглазили. Но… Я счастлива. Я родилась счастливицей.
Открываю дорогую дверь своей квартиры, вдыхаю ароматизированный ионизированный воздух и с удовольствием скидываю с ног удобные, дорогие, но не элегантные туфли. Другие я пока не могу носить. Поглаживаю объемистый живот, в котором недовольно толкается наше с Русланом продолжение, мое маленькое счастье. Наше огромное будущее с любимым мужем.
– Ну, потерпи, солнышко. Еще немножко осталось, и мы увидимся, – шепчу я. Мою малышку можно понять. Ее глупая мама таскалась по магазинам все утро. До родов нужно успеть подготовить все к пришествию в этот мир нового крошечного человечка. И хоть моя мама говорит, что это плохая примета, покупать заранее приданное ребенку, я не могу себе отказать в этой слабости. Ну какие приметы? Мы же современные люди.
Эту квартиру я обожаю. Мне нравится шум большого города, красота старой его части, в которой и расположена моя городская норка. Хоть все знакомые не понимаю, почему я до сих пор живу в шуме и пыли, а не переезжаю в шикарный загородный дом, подаренный нам с Русланом на свадьбу моим отцом.
Я прохожу в любимую гостиную, окна которой выходят на самую главную достопримечательность мегаполиса, задергиваю шторы. Маршрут отточен до мелочей. Скидываю часы и украшения с отекших припухших пальцев, кидаю их в специальное блюдце, разбираю покупки. Новую сумочку убираю в гардеробную, недоумевая, зачем я купила ее. У меня уже пять таких, только разных цветов. Накидываю легкий халат, он струится по коже, охлаждая ее и расслабляя. А теперь в ванную. Ванную.
Телефон звонит. На экране высвечивается фото мужа. Он красавец у меня. Умный, высоченный, самый-самый. И он только мой.
– Здравствуй, любимая, – мурчит Рус так, что у меня внутри все сжимается. Никогда не привыкну к этому счастью. Никогда. Наверное. – Признавайся, ты скупила еще не весь магазин?
– Я уже дома, дорогой. Лежу в ванне, наслаждаюсь последними спокойными месяцами. Потом я превращусь в невыспавшуюся панду и буду мечтать о сне и тебе.
– Ты станешь самой прекрасной пандой на свете, хотя предложение по няне еще в силе, – смеется Рус, – но не увлекайся, детка. Горячая вода тебе сейчас совсем не полезна, – теперь муж звучит встревоженно. И мне кажется я слышу далекий тихий смех, издевательский и ехидный. Женский? Господи, какая глупость. Беременность прекрасна, но будит во мне параноичку.
– Я жду тебя. Что приготовить на ужин? – гоню прочь глупые галлюцинации. Мой муж самый заботливый и любящий. Ну подумаешь, может он сейчас где-нибудь в ресторане обедает. Точно, время обеденное. А я глупая. Я себя накрутила. – И еще, няня так и остается твоей мечтой. Я хочу сама насладиться материнством. Наша принцесса должна быть залюблена и заласкана. А это ей могут дать только родители.
– Ты упрямица. Но даже такую ослицу я люблю. И я соскучился, детка, но сегодня наверное останусь в офисном лофте. Дел невпроворот, встреча с партнерами поздняя. Не хочу тебя беспокоить ночным возвращением, ну и запах алкоголя ты не переносишь. Зато завтра… Я буду полностью твой. Надо еще с вечеринкой гендерной определиться. И мы съездим с тобой в твой любимый детский бутик. Ты же коляску ту давно хочешь?
“Я хочу чтобы ты дома был. Чтобы мы поужинали вместе, а потом смотрели кино, обнявшись в домашнем кинотеатре, как раньше. Хочу есть с тобой попкорн, смеяться, кидаться воздушной кукурузой. Я хочу огненных поцелуев и прикосновений. Я так скучаю.”
Я вот это все хочу ему сказать. С того момента как отец сделал Руса своим замом он живет на работе. И мне его страшно не хватает.
– Хорошо, дорогой, – ровно говорю я, вместо того, чтобы сказать монолог, который прокрутила в своей голове раньше. – Я позвоню в праздничное агентство. Или напишу. Да, я напишу е-мейл.
– Вот и умничка, твой планшет лежит в гардеробной. Ты его снова там забыла, растеряша. Целую в носик, – шепчет мой единственный и любимый.
До компьютера я добираюсь не сразу. Готовлю на ужин тыквенный суп, на другое у меня просто нет ни сил, ни желания. Запихиваю в духовку овощи, политые оливковым маслом и присыпанные майораном, ставлю таймер на час. Гормоны сделали из моей памяти решето, странное состояние, очень редкое, говорят доктора. Но… Завариваю чай. Все на автомате, потому что если бы не малыш в моем животе, я бы не стала и заморачиваться. Повара нанять все же надо, прав Руслан. Но в квартире это просто глупо и нерационально. Он мечтает переехать в дом, и наверное я все же поддамся. Ребенку за городом будет хорошо.
Экран компьютера вспыхивает голубым светом. Я усаживаюсь за стол мужа, прихлебывая чай. И если бы он сейчас был тут, то наверняка посмотрел на меня с недовольством. Надо было, конечно, просто найти зарядник от моего ноутбука, но мне так лень. Так тебе, Ларцев, будешь знать, как домой не приходить. И чашку на стол я ставлю без подставки. Руслан обожает люксовые вещи, просто маньяк. Его жизнь не была счастливой и богатой и теперь, как мне кажется он наверстывает потерянное удовольствие. Я к вещам равнодушна. Не буду искать свой планшет, не думаю, что Рус был бы против, чтобы я воспользовалась его макбуком.
Так. Нажимаю на иконку майла. Два непринятых письма. Один с незнакомого адреса. Опять реклама какая нибудь. Хотя, в почте моего мужа всегда идеальный порядок. Всегда, но не сегодня. Мне бы надо было выйти в свой электронный ящик. Но… Не знаю, почему взгляд цепляется именно за чертовы входящие в почте моего мужа. Не могу объяснить.
Бездумно тычу в первое письмо, хотя никогда не позволяю и не позволяла себе рыться в личной переписке Руса. Я ему верю, как себе. Но сегодня, будто сам бес меня толкает под руку. Может адрес отправителя так действует на мое сознание подогретое гормонами? Письмо от Свинки Пеппы. Черт, а вдруг мой любящий муж решил мне сюрприз сделать, а я… Палец зависает над кнопкой выключения. Я смотрю на экран, и кажется схожу с ума. Сюрприз сногсшибательный, убийственный.
На фото мой дом, загородный подарок отца. На фото мой муж, только обнимаю его не я. На лице Руслана столько удовольствия, что мне становится дурно. Как у кота обожравшегося жирной сметаны. Он на меня так не смотрит. И не смотрел никогда. Живот пронзает острая стрела боли.
На фото мой любимый халат, накинутый на голое тело женщины. Чужой женщины. Ее подтянутые ноги бесстыдно выставлены напоказ, а черные волосы тяжелыми кольцами спадают по идеально ровной спине, затянутой в дорогой шелк цвета слоновой кости.
Мой дом, мой муж, мой халат. Охрененный сюрприз. Этого не может быть. Ну не дурак же Руслан, чтобы такой компромат не чистить из почты. Он же понимает, что отец оставит его с тем, с чем он пришел в нашу семью. Он не дурак, а вот… Малыш затихает в моем животе, который сводит странная судорога.
Надо просто сейчас поехать в загородный дом. Убедиться, что все это просто злая дурная шутка. Надо просто понять, что мой любимый муж мне верен. Что эти фото монтаж. Да мало ли на свете злых завистников. Надо… Черт, он ведь даже ключи от машины у меня забрал, Сказал, что сейчас мне небезопасно самой садиться за руль.
Я вскакиваю с места. Мне нужно уйти отсюда. Эта квартира, еще десять минут назад казавшаяся мне уголком рая на земле теперь стала враждебной и душной. В голове гудит. Поймаю такси. В центре это сделать легко. А вызывать и ждать у меня нет терпения. Я накидываю на плечи шубку, прямо на халат. Не соображаю ничего. Перед глазами чужая страсть. Любимые руки на чужих бедрах, и лицо… Боже. Холодно. Ноги скользят по наледи. Я забыла обуться. Тапочки плохая обувь для зимы. Теряюсь в пространстве. Теряюсь, и тут же вскрикиваю от боли. Сгибаюсь пополам.
– Наркоманы оборзели, – с ненавистью говорит кто-то мне невидимый. Я не наркоманка. Я… – А ну пошла вон. Шубу то поди у кого-то свистнула, дрянь.
Бабка, точно, страшная, похожая на ведьму, замахивается на меня клюкой. Я делаю резкий рывок, стараясь уйти от удара, отскакиваю. Слышу истеричный звук клаксона. Господи, что же это такое?
– Такси, – сиплю я, глядя на желтый уродливый минивен, который скрипя всеми колесами несется на меня. Боже, мой ребенок. Что я творю? Боже. Какая я дура.
– Малышечка, прости свою дурную мать. Зажмуриваю глаза в ожидании катастрофы.
Глава 2
Тимофей Морозов
– Да плевать мне, Степа, что у вас там подгорает, – верчу роль чертова минивена, который купил явно рехнувшись. Смотрюсь я в “домохозяйкиной” тачке странно и страшно. Да еще цвет был только желтый. Сменял джип на чертову таратайку в день, когда моя жизнь покатилась по наклонной. – А я говорю, что у меня Вовка один дома. Один, ты слышишь? Восьмилетний мальчик один в канун самых волшебных праздников. Я обещал ему елку. Правда? В таком случае вертел я ваш офис… Ты же знаешь, что я вам нужен больше чем вы мне. С моей специализацией меня с руками отрвут, а вот ваши все проекты полетят… Сам пошел, – уже рычу я, бросаю трубку на сиденье, рядом с коробкой с дорогущим коньяком, купленным мной в подарок этому уроду Степану.
Гололед. Дорога как стекло. Погода дрянь, настроение стремится к нулю. Мне нужно к сыну, который и так видит меня урывками. Мне нужно как-то принять эту новую жизнь. Три месяца уже я отец одиночка. Три гребаных месяца, а до сих пор не могу принять, что моя жена вот так просто взяла и отказалась от нас с сыном. Собрала вещи и сбежала. Я знаю, что был не лучшим мужем. Я и отцом то был так себе. И ладно бы она меня бортанула, я бы понял. Но Вовка… Мой мальчик до сих пор не пережил предательства. А я…
Она выскакивает из проклятых завихрений пурги, и я понимаю, что скорее всего не смогу остановить проклятую машину. Сначала мне кажется, что это огромная птица, взмахивающая крыльями, но потом я вижу лицо женщины, перекошенное страхом. Ее рот приоткрыт, и похожа она на призрак женщины в белом. Давлю на тормоз. Мерзкий минивен слушается плохо. Я даже не страх сейчас испытываю, а опупение. Ну вот, еще и за бабу отвечать теперь ненормальную. Машина чудесным образом останавливается, встает как вкопанная. Выскакиваю из минивена умирая от ужаса. Девки самоубийцы не видно. Может и вправду фантом, или от стресса у меня уже крыша едет.
Тихий стон меня отрезвляет. Девка в позе эмбриона лежит на черном асфальте, заляпанном какими-то алыми кляксами. Кровь? Но откуда. Я точно не сбил ее, не было удара. Господи, она в халате и тапках. И фигура странная. Живот раздутый как мяч. Она что…
– Эй, ты как там? – склоняюсь над этой дурищей. Ладно себя не жалеют, но ребенок…
– Упала. Тапочки скользкие, – на меня смотрят полные боли и страдания глаза. Она в себе. И зрачки в норме. Алкоголем не пахнет от бедолаги. Но тогда почему… – Помогите подняться.
– Я отвезу вас в больницу, – наконец беру себя в руки. Твою мать, опять я не сдержу слова. Снова мой сын не дождется проклятое праздничное дерево. – Здесь недалеко.
– Нет. Мне не надо в больницу. Отвезите за город, пожалуйста. Я заплачу сколько скажете. Ой…
– Что? – напрягаюсь. Лихорадочный блеск в глаза этой странной Снегурочки мне не нравится.
– Все в порядке. Отвезете?
– Слушайте, если вы в беде…
– Все в порядке, – шелестит она, сжимается вся, и я вижу лужу, растекающуюся под ней по асфальту.
– Воды отошли. Слушайте надо в больницу срочно, – чувствую, как меня накрывает волна истеричной паники.
– Но рано же еще. Еще два месяца, – лепечет эта дурища. – И у меня проплачена клиника.
Я молча подхватываю ее на руки. Легкая, как пушинка. Пахнет мылом и молоком. Шуба на ней дорогая. И халат не из дешевых. Эта женщина роскошна, теперь я могу это рассмотреть. Да и район здесь… Не живут тут простые смертные. Женщина вскрикивает, когда я бережно опускаю ее на заднее сиденье дурацкой машины. Но сейчас я даже счастлив, что купил эту колымагу. Места сзади много, автомобиль семейный, подходит для долгих путешествий.
– Адрес клиники помните? – вот где сейчас мой мозг? Надо гнать в ближайшую богадельню. Но у меня отключаются все функции отвечающие за здравомыслие. Адрес который называет корчащаяся на моем сиденьи дамочка у черта на рогах. Я завожу машину.
Когда Ленка рожала Вовку я тоже ничего не соображал. Но у нас все готово было к таинству. И сумка собрана, и на быстрый набор был поставлен номер скорой. Но даже тогда я всем мешался, путался под ногами у врачей, хаотично и бессмысленно метался по квартире в поисках тревожного чемоданчика, стоящего на самом виду и выглядел мягко говоря дебиловато. А когда меня позвали в родзал, умудрился свалиться в оборок. Огромный, бородатый, двухметровый, похожий на гоблина, я валялся на полу родзала, пока моя жена производила на свет самого любимого мальчишку. Все я промохал тогда. Тогда промохал…
– Аааааа! – господи, помоги. Едва руль не выпускаю из рук, услышав полный боли вопль. До больницы еще километров пять, возвращаться в ближайшую уже тоже не вариант. Сейчас пока вернусь, пока объеду все кольца, потеряю еще больше времени. – Аааа, помогите.
– Что? Что там? – я пищу? Я пищу, как Ивашкина матушка. Блин. У меня поджалось все, что только может поджаться. Паника накрывает с головой. Что делать то? Что делать?
– Я в туалет хочу. До одури. Ааааааа. Остановите. Мне срочно надо.
– Эй, ты там потерпи, а? Ну ноги там скрести как-то, я не знаю. Тут ехать то осталось, – боже, что я несу? Какие ноги? Мамочка. Как страшно то. Боже.
– Не могу. Это потуги. Рожаааааю. Тормозите, – приказывает мне проклятая заноза. Легко сказать, я же ослеп от страха. Заезжаю в какой-то проулок, совсем не соображая, останавливаюсь под знаком “остановка запрещена”. Ха, вот сейчяас мне только ПДД вспоминать. Оббегаю машину. Она лежит раскорячившись, а вокруг пустота и ни души.
– Трусы с меня сними, ну что встал? – она кричит и слава богу. А то бы я уже упал на асфальт и начал сосать большой палец. Если не сойду с ума, уже будет счастье. – Да сними ты их, мать твою.
– Ага, а ты на меня заяву потом…
– Снимай трусы, дурак, – рычит милашка, скалит зубы. И сейчас она похожа на загнанную в угол волчицу. – С меня, придурок, – вопит, глядя как я идиотничю, и начинаю с себя стягивать брюки. Точно, мне то зачем. С нее надо снять. Это же из нее сейчас полезет дитя тьмы.
Вцепляюсь пальцами в кружевную резинку. Боже, боже. Я стану импотентом, после того, что вижу. Мама, мамочка. Хочется орать и биться в истерике. Но… стягиваю с себя куртку. В два прыжка подбегаю к пассажирской дверце. Коньяк. Сейчас бы глотнуть. Плевать, что я на ЗОЖе, тех пор как меня жена бросила. Вовке обещал. Сейчас бы, да не глоточек. Тогда я вообще соображать перестану, а мне нельзя.
Дорогой напиток обжигает руки. Какая никакая дезинфекция.
– Аааааа! – орет чертовка. Извивается на сиденье. А я… Боже. Зачем я смотрю туда, откуда лезет на свет новый человечек?
– Аааааа! – Ору я, протягивая руки к… Я не хочу, господи. Я хочу домой, к Вовке. Я…
Маленькое липкое тельце вываливается в мои подставленные руки. Девочка. Крошечная. Вся в крови и белом твороржистом чем-то, отвратительном и мерзком. И пуповина синими кольцами на сиденье моем, которое я наверное сожгу вместе с чертовой тачкой сразу, как только избавлюсь от ужаса. Руки действуют отдельно от разума. Как там надо? Малышку за ноги, хлопнуть по попе. Баба молчит, пока… Завернуть в мою куртку. Ее я тоже сожгу.
Оно пищит так надрывно. Дышит, слава богу.
– Дай. Дай ее мне, – тихий шелест, ко мне тянутся тонкие белые руки матери. А я, кажется, сейчас разрыдаюсь, как сопляк. Передаю младенца. Кажется прошла вечность. Целая вечность. Дальше то что? Надо их в больницу. Срочно. Там у девки то кровь. Не знаю, но кажется не должно так быть.
Захлопываю дверцу. Ноги трясутся и не держат. Обваливаюсь задом на ледяной тротуар. Сколько же гребаного времени прошло? Вечность, наверное.
– Эй, а ну стой, – врывается в мой мозг грубый окрик. Болтаю головой. Времени мало. Наконец фокусируюсь на двух мужиках, одетых в форму ППС. Из глотки рвется истеричный смех. Вечерок то томным давно перестал быть. Представляю, что они сейчас видят. Двухметровый монстр, бородатый с безумным взглядом, в футболке разодранной почему-то, в приспущеных брюках. Ну да, я забыл их обратно натянуть, и вымазанными в крови руками. Я так то не красавчик, а сейчас, наверняка, похож на маньяка расчленителя. На месте несчастных я бы тоже очканул.
– Мужики, – поднимаю вверх руки. Не хватало еще получить по горбу дубинкой, которую на ходу достает тощий служитель закона. – Слушайте, это… Я сейчас все объясню. Точнее покажу, – делаю шаг вперед.
– Руки в гору. Положи на крышу тачки, без глупостей, давай, – в голосе ППСника, того, что покрупнее, появляется паника. И эта выдра то орала, а теперь лежит молча, как покойница. Черт, а вдруг… Паника снова расправляет крылья. Сейчас я раскидаю этих додиков, чтобы с ума не сойти. Накину себе еще проблем и успокоюсь. Вовка не дождется сегодня отца. Ладно хоть соседка тетя Глаша есть. Она помогает, Вовка знает, что к ней надо идти если его папаша снова не сдержит слово. – Мужики, не доводите до греха, – рычу я, глядя, как расстегивает кобуру тощий. – Мать вашу. Да в машину гляньте. Там женщина.
– Ты ее убил?
– Расчленил, блин, и съел. Вы дураки что ли? Роды я принимал, слышите? Ей в больницу надо. Не доехали мы. Не успели.
Девка лежит тихо, взгляд мутный. Ребенок попискивает возле ее груди и я понимаю, что времени катастрофически мало. А судя по тому, как побледнели доблестные служители правопорядка, еще немного и мне и их придется откачивать.
– Ну, убедились? – реву я, загибаясь от ужаса. Девка кровит, даже я знаю, что это пипец. Мелкая недоношенная. Холодно. Пуповина еще в последе, а послед так и внутри у роженицы. – Мужики, умрет ведь.
– Давай за руль. Мы в сопровождение. Леха, Врубай “люстру”, – приказывает тот что покрепче.
Этот вечер нескончаемый. Все сливается в какой-то хаос. Я не еду до больницы, а низко лечу под звук полицейской сирены. Женщина молчит, только тихо попискивает младенец. И от этого мне не просто страшно. А вся кровь замерзает в жилах от ужаса.
– Молодец, мужик, – где-то через час безумия, хвалит меня доктор, похлопывая по плечу. Я провожаю взглядом каталку на которой в недра больницы увозят мою крестницу и ее мамашу нерадивую. – Все правильно сделал. Жена твоя умерла бы, если бы не твои действия. Так что, должна молиться на тебя.
– Она мне не жена, – втягиваю ноздрями сигаретный дым. Напоминаю себе, что я на ЗОЖе.
– А кто? – напрягается доктор. Конечно, притащил ему я геморроя, замучается отписываться. – Слушай, мужик, ты понимаешь, что я обязан буду сообщить куда положено?
– Сообщай. Я и так по уши в этом, как его… Ну. В чем там младенцы из мамки вываливаются. Бабу подобрал на улице. Держи визитку. Я готов ответить на все вопросы, только не сейчас. Меня дома сын ждет. Он маленький и один, понимаешь, мужик? Ну и это… Держи в курсе, что да как. Может надо чего матери и малышке, пока родственник ее не найдутся. Бабенка не простая, судя по тряпкам. Вообще не понятно, какого черта она под машины бросалась.
– У женщин в родах порой отключаются все социальные навыки и мозг в целом. Их гонят животные инстинкты, – дергает плечом врач, но визитку берет. – Ладно проваливай, герой. С наступающими тебя.
Еще немного и я буду дома. Еще совсем чуть-чуть. Ужасный день, ужасный вечер. И Вовка наверняка обижен.
Глава 3
Тело ломит, будто меня избили. Тяжелое и неподатливое. Открываю глаза с трудом и тут же слепну от яркого луча света, впивающегося в мой зрачок.
– Умничка. Молодец, мамочка. Сильная вы, конечно. Думал в себя до утра не придете, – улыбается немолодой, плохо выбритый мужчина в белом халате. Я что, в больнице? Но почему? Что случилось?
– Пить хочу, – сиплю я, едва ворочая языком, превратившимся в лист наждачной бумаги.
– Скажу санитарке и попить и поесть принесет вам. Только сначала заполним кое-какие документы, договорились? А сил наберетесь когда, и к доченьке сходим вашей. Она в инкубаторе. Но это скорее для нашего самоуспокоения. Малышка недоношена немного, но вполне здорова. Она у вас красавица и боец по жизни. Имя то наверняка уже придумали?
– Доченьке? – я что схожу с ума? У меня нет детей. Я… Господи. Что происходит? Грудь распирает. Сначала я думаю, что от паники, но тут же чувствую горячую влагу пропитывающую ткань ночной казенной сорочки. Молоко. Но как это возможно?
– Прекрасная девочка. Вес два семьсот, рост пятьдесят сантиметров. Вам бы спасителя вашего потом в крестные позвать. Без него было бы плохо. Считайте второй раз и вы родились. А теперь, скажите, как вас зовут. Мы же должны сообщить вашим родным где вы. Они, наверняка сходят с ума.
– Спасителя, – повторяю я, как зачарованная. Я не помню ничего. Абсолютно. Не помню. Паника поднимается откуда-то из середины живота, вихрящимся черным тайфуном. Ощущение, что это я родилась только сегодня, и не во второй раз, а в первый. Какой-то фантастический перфоманс, фильм ужасов, в котором мне досталась главная роль. – Я не… Я не помню своего имени, – лепечу я, и смотрю как в глазах врача появляется странное выражение, похожее на изумление и окрашенность.
– Успокойтесь. Роды – стресс для организма. Попробуйте просто расслабиться. Дышите.
Дышите? Это что, какая-то шутка? Пранк? Что я надышу? Воспоминания или может спокойствие? Еще б пакет мне бумажный дал.
– Успокоиться? Вы серьезно? – мой голос звенит. Я слушаю себя, будто со стороны и не узнаю ни голоса своего, ни интонаций. Поднимаю правую руку. Кольца на моем пальце нет. Я не помню кто я, не знаю, откуда. У меня не может быть ребенка. Наверняка бы я не забыла такого факта своей биографии. – Вы мне сообщаете какую-то дичь, и я должна быть спокойной?
– Знаете, как решим? Я познакомлю вас с малышкой, которая очень ждет встречи с мамой. Все будет хорошо, – улыбается проклятый эскулап, но смотрит настороженно и с жалостью. Меня нельзя жалеть, потому что я… Стоп, почему? Кто я? – Не нервничайте. Молоко пропадет. А нам это не надо. После родов у женщин часто случаются различного вида отклонения. Они временны и безопасны. Но я все равно пришлю к вам психиатра. Просто побеседуете с доктором Збруевым. Он прекрасный и внимательный врач. А сейчас нужно подкрепиться. Поедите, и с новыми силами…
– Где я? – удивляюсь, но как мне кажется мне не свойствен властный тон.
– Роддом номер пять. Вы родили ребенка. Раньше срока. Повезло, что попался вам неравнодушный человек, а то бы все могло закончиться трагично. Но теперь то все в порядке. Ну… почти.
– В порядка? Вы в своем уме? Вы должны знать, кто я и откуда меня привезли, – я не чувствую ничего. Вообще. В груди словно дыра пробита. Ребенок… Я же должна, наверное, что-то ощущать, кроме боли во всем теле. Какие-то материнские чувства, инстинкты. А я сейчас, единственное чего желаю, выпить французской минералки и проглотить тарталетку с черной икрой.
– Вас подобрали на улице, – вздыхает врач, отводит взгляд, протирает очки нервно полой халата. Меня от чего-то передергивает, при виде такого безобразия. На улице. Меня подобрали на улице. Беременную и безумную. Черт, я еще и бродяжка, похоже. Бродяжка родившая ребенка, наверное от какого-нибудь маргинала. Прекрасное новое рождение. Тогда не понятны мои желания погурманствовать. И противная казенная сорочка, пропитавшаяся молоком вызывает омерзение. – Хорошо, отдыхайте. Я приду к вам через час. Может быть знакомство с малышкой вас в норму приведет. Стресс у вас просто. Все наладится, – мягко улыбается мужчина.
Я откидываюсь на клочковатую подушку и пытаюсь собрать в кучу расползающиеся мысли. Выходит плохо. Слабость берет свое и я проваливаюсь в полубред, из которого меня выдергивает санитарка, ставящая поднос на прикроватную тумбочку. Понимаю, что я ужасно голодна, вдыхаю запахи пищи. Даже смотреть не могу на то, что принесли, не то что пропихнуть в себя угощения: чай воняющий половой тряпкой, каша синяя и противная, кусочек хлеба, намазанный маслом. Только вареное яйцо еще можно проглотить не жуя, потому что оно не совсем отвратительное на вид.
Я бродяжка. И меня никто не ищет. Иначе чем объяснить то, что я тут, в этой убогой палате? Слезы сами брызжут из глаз. Мне страшно. А еще… У меня есть дочь. У меня? Интересно, какая она? Не интересно. Боже, что происходит? Грудь до боли распирает при мысли о том, что где-то, совсем рядом, может за стенкой, лежит в кювезе маленькая девочка, оторвавшаяся от меня, отпочковавшаяся. И я совсем не уверена, что хочу знакомиться с ней. Я даже не помню, как носила ее под сердцем. Мне страшно. Ужасно страшно. Я себя то не осознаю, а тут ребенок. Дочь. Какое объемное и цельное слово. Звучит как что-то огромное, хотя младенцы же крошечные.
– А вдруг я вспомню… – шепчу я, глотая вонючий чай, вместе с горькими слезами. – А вдруг я не смогу ей дать счастливую жизнь. Что тогда?
