© Мицова И., 2013
Моему мужу, Владимиру Яковлевичу Кравченко, с любовью и благодарностью…
И.М.
Знаем ли мы Евангелие?
Думаю, что не ошибусь, если скажу: мы слышим о Благой вести за каждым богослужением, однако её самой мы не знаем и не представляем не только исторические события, но и людей, живших тогда, – апостолов, мужей апостольских, диаконов, проповедников… Простых людей – рыбаков, ремесленников, воинов… Книжников, священнослужителей, жрецов языческих культов… Тех, кто был наделён властью и влиянием… Многие из них упоминаются в четырёх канонических Евангелиях, Деяниях апостолов, в посланиях апостолов Павла, Петра, Иакова, многие так и остались безымянными.
Стремление показать события той эпохи, оживить их, сделать ближе и понятнее современному читателю вдохновляло автора этой книги. Она писалась долго, ибо задача эта невероятно сложная и, если бы не слова ободрения и поддержки покойного владыки Василия (Родзянко), вряд ли бы её удалось осуществить. Насколько хорошо – об этом, конечно, судить читателю.
Книга открывает практически неизвестный читателю мир апостольских времён, но дешёвых сенсаций в духе «Кода да Винчи» в ней искать не стоит. Также в ней нет обилия археологических подробностей: конечно, это историческое повествование со всеми приметами эпохи, но не музейная витрина, а живая жизнь. Восприятие языческого, античного мира даётся глазами первых христиан – поэтому оно далеко не восторженное.
Чтобы облегчить чтение, часть еврейских имён приводится так, как это принято в христианской традиции, – например, Мария, а не Мариам, апостол Пётр, а не Симон. В то же время Савл остаётся Савлом, и только в конце книги появляется (при контактах с римлянами) его новое имя Павел. Понтий Пилат именуется прокуратором, а не префектом и т. д. Ведь это художественное произведение, а не научный трактат, и доля авторского вымысла здесь, конечно же, присутствует…
События, изложенные в книге, охватывают время после Воскресения Христова вплоть до так называемого Апостольского собора в Иерусалиме, когда окончательно были отвергнуты тесные узы Закона Древней Иудеи. Таким образом христианство оказалось открытым миру – не только иудеям, но всем народам, которые получали святое крещение во имя Отца, Сына и Святого Духа. Об этом говорил апостол Павел в своем Послании к галатам:
«Все вы – сыны Божии по вере во Христа Иисуса; все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе. Если же вы Христовы, то вы – семя Авраамово и по обетованию наследники» (Гал., 3: 26–29).
Название книги «Идите и проповедуйте!» взято из повеления Иису са Христа апостолам (Мк., 16: 15, 16). Она продолжает предыдущую – «Следуй за Мной», посвящённую земной жизни Спасителя, который позвал за собой обычных, ничем не примечательных людей – тех, кого потом назвали апостолами.
Известный искусствовед И. К. Языкова отмечала, что автор тактично подходит к евангельскому тексту, находит свою нишу, никого не копируя, при этом не позволяя себе что-либо приписывать или добавлять, фантазировать и перетолковывать. Цель книги – приблизить события к современному читателю, раскрыть смысловую многомерность канонического текста, который очень плотно спрессован и сжат, как бы развернуть его в пространстве, как разворачивают свиток.
Надеемся, что книга поможет лучше понять то, что переживали первые христиане после ухода Спасителя, когда из небольшой иудейской общины их сообщество превращалось во вселенскую Церковь… Мы узнаем, что их волновало, радовало и печалило, с какими испытаниями им пришлось столкнуться…
Пусть это поможет пройти испытания, которые встречаются, по Промыслу Божию, на нашем жизненном пути, с той же твёрдостью, мужеством и смирением, с какими их встречали во времена апостольские…
Д. Н. Бакун
…Прошло около месяца.
Ученики возвратились в Галилею. То, что они видели свои ми глазами воскресшего Равви, не сразу, но с каждым днём всё больше входило в их душу и разум. И чем дальше, тем не опровержимей казалась истина воскресения. Но внешне жизнь потекла, как и прежде.
Однажды вечером Пётр сказал себе:
– Надо наловить рыбы.
Он зашёл к Иоанну и Иакову и объявил им:
– Идём ловить рыбу.
Они вышли в море на лодке Зеведея: Пётр, Иоанн, Иаков, Фома, Нафанаил и ещё двое. Фома теперь почти всегда молчал – с той самой минуты, когда Иисус позволил ему вложить пальцы в раны, он был тих, как ягнёнок, и на любое известие негромко отзывался: «Всё может быть».
Луна светила ярко, и было тихо, и тихо-тихо плескались волны в борт лодки. Всех охватило блаженное чувство покоя. Они забыли о ловле и сидели неподвижно, бросив весла, качаясь на волнах. Весенний воздух ласково струился вокруг, вместе с небом и морем жизнь последних трёх лет тихо плескалась в них, и страстным ожиданием чего-то нового и великого стучали их сердца.
В ту ночь они не поймали ничего. Время от времени Пётр закидывал сети, но рыбы не было, и они, еле перебирая веслами, глядели заворожённо в сторону Капернаума, но не преда ваясь воспоминаниям, а будто оживляя их.
Вставало солнце, они подплывали к берегу. Там, у самой кромки воды, кто-то стоял. Лица не было видно. Голова не покрыта, одеяние переливалось в солнечных лучах… И ещё Он казался очень-очень высоким.
Когда они подплыли ближе, Он закричал:
– Дети, есть ли у вас какая пища?
– Нет, – ответил за всех Пётр.
Показалось, что при звуке голоса Петра Незнакомец улыбнулся, одеяние вспыхнуло даже ярче, чем солнце, и Он сказал:
– Закиньте сети по правую сторону лодки и поймаете.
Пётр и Иоанн бросили сети, и тотчас сеть стала тяжелеть. С лодки было видно, как бьётся в ней и трепещет большая рыба.
– Это Господь, – прошептал Иоанн Петру. – Это Господь.
Пётр выпустил сеть и кинулся в море, кровь стучала и билась в ушах, он плыл, и казалось ему, что он не двигается с места. За ним тихо шла лодка, Иоанн, затаив дыхание, вглядывался в Того, Кто стоял на берегу. Нафанаил и Фома с трудом тащили сеть.
Пётр выскочил на берег, увидел уже разожжённый костёр, приготовленные камни… Он застыл, не шевелясь, глядя на огонь, не смея поднять взор.
– Принесите рыбу, которую вы поймали, – услышал Пётр.
Он оглянулся, лодка уже ткнулась носом в камни, Иоанн стоял во весь рост и не отрываясь смотрел, боясь ошибиться. Пётр поспешно кинулся к лодке, но сеть уже тащили на берег. Рыбы в ней были крупные, как на подбор, и мокрая чешуя блес тела на утреннем солнце. Пётр стал вытаскивать их одну за другой и бросать подальше от воды. И всё время, сам не сознавая, что делает, громко считал:
– Раз, два, три, четыре…
– Сто пятьдесят три! – крикнул Пётр, оборачиваясь и по-прежнему видя только сияющие одежды.
– Идите обедайте, – услышал он.
…Молча, тихо, робко они усаживались вокруг костра, проведя вечную грань между собой и Учителем. Невозможность коснуться Его, осознание того, что Он – Сын Божий, сковывала их и наполняла сердца ужасом и радостью. Робко, очень робко они сели вокруг костра. Даже глаз не пытались поднять.
Тогда Иисус подошёл к костру, взял оттуда рыбу и дал Иоан ну, затем Нафанаилу, Петру, Иакову, Фоме… Он обхо дил всех по кругу, они молча принимали рыбу. Хлеб и рыбу. Боясь просыпать крошки, жевали медленно, с трудом глотали и уже не сводили глаз с Учителя.
Он задумчиво ворошил огонь.
– Симон Ионин, – прозвучал голос.
Он всё не отрывал взгляда от огня.
Пётр напрягся и тоже уставился в костёр. И вдруг вспомнил своё отречение, другой костёр, пение петуха…
– Симон Ионин, любишь ли ты Меня больше, нежели они?
– Так, Господи, – ответил Пётр. Он положил остатки ры бы перед собой и поднял страдальческий взгляд на Иисуса. – Ты знаешь, что я люблю Тебя.
– Паси агнцев Моих, – проговорил Иисус, глядя на Петра.
Иоанн, как и Пётр, положил перед собой рыбу и глядел на Господа, ожидая, что Тот сейчас заговорит и с ним.
– Симон Ионин! Любишь ли ты меня?
– Так, Господи. Ты знаешь, что я люблю Тебя, – тихо, буд то через силу, ответил опять Пётр.
– Паси овец Моих, – проговорил Иисус.
Пётр никак не мог понять, смотрит ли на него Господь или нет. Вода сверкала за спиной Иисуса, в воде играло солнце, и казалось, что ослепительный свет исходит от лика Учителя.
– Симон Ионин! – раздалось в третий раз. – Любишь ли ты Меня?
Пётр страдал. Его Господь сомневался в нём.
«Как же это случилось? Как я мог? Если бы сейчас… Вот сейчас я готов и не дрогну… Пусть на крест! Вместо Него! Или как Он…»
– Господи! – от всего сердца произнёс Пётр. – Ты знаешь, что люблю Тебя.
– Паси овец Моих.
Теперь было ясно видно, что Иисус внимательно смотрит даже не на него, а сквозь него, и Пётр непроизвольно поворачивался к Нему то одним боком, то другим, давая возможность разглядеть все уголки своей души. Ему нечего было скрывать.
– Истинно, истинно, говорю тебе, – проговорил Иисус, наклонив голову, – когда ты был молод, препоясывался сам и ходил куда хотел, а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препоя шет тебя и поведёт куда не хочешь.
Пётр не силился понять, он только знал, что Господь простил его, недостойного, слабого ученика. Чёрные глаза плавали в слезах, как две огромные рыбы в озере.
Иисус встал и, обернувшись к Петру, промолвил:
– Иди за Мной.
Пётр двинулся следом, не спрашивая, куда, зачем… Он шёл, ступая по камням, боясь ненароком отстать от Учителя, шёл, как послушная овца за пастырем… И вдруг, обернувшись, увидел, что Иоанн тоже тихо идёт за ними.
– Господи! – сказал Пётр, обращаясь к Идущему впереди. – А он что?
Иисус шёл какое-то время молча, сливаясь с лучами солнца.
– Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за Мной.
И так они шли дальше. Впереди – Иисус, за Ним – Пётр, а ещё чуть позади – Иоанн.
А на берегу у костра остались Иаков, Нафанаил, Фома и другие и смотрели вслед им.
…И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною. Пётр же, обратившись, видит идущего за ним ученика… Его увидев, Пётр говорит Иисусу: Господи! а он что? Иисус говорит ему: …что тебе до того? Ты иди за Мною.
Евангелие от Иоанна
– Ну, мои дорогие, здравствуйте, здравствуйте! – говорил Пётр, радостно улыбаясь и потирая возбуждённо лицо.
Волосы курчавились шапкою, выражение глаз было твёрдое и оживлённо-готовое. Казалось, он вернулся из дальнего путешествия, а ведь прошло совсем немного времени, как он оставил друзей на берегу и двинулся следом за Учителем.
Иаков, Андрей, Фома Близнец, Варфоломей, Матфей, Симон Зилот смотрели на него с почтением, даже немного приклонив головы, словно Пётр, их давнишний друг, приобрёл нечто особое – после того, как Учитель позвал следовать за Собой.
– Теперь нам надо идти в Иерусалим, – говорил между тем Пётр, всё так же потирая лицо обеими руками, будто совершая омовение.
– В Иерусалим? – спрашивали они, улыбаясь. Радость Петра передалась им. – В Иерусалим? Он тебе это сказал? Он так велел?
– В Иерусалим, в Иерусалим. Только надо созвать всех, и женщин тоже. Тётку Саломею, – кивнул Пётр Иакову Зеведееву, – Иоан ну, жену Хузы, Марию Клеопову… Конечно, Марию из Магдалы…
– Так Равви велел?
Пётр внезапно замолчал, погрустнел. Робким, незнакомым жестом прижав пальцы ко лбу, он рассеянно двинулся вдоль берега, позабыв про товарищей.
Они торопливо кидали обратно рыбу в лодку, то и дело оглядываясь на не успевший остыть костер. Пахло печёной рыбой, одна рыба всё ещё лежала на камнях, и сок с шипением капал на угли.
Все будто забыли про Иоанна и только молча кивнули, когда тот, возвратившись, приблизился к ним.
В Капернауме в разгар летнего дня улицы были пустынны. Город словно вымер, лишь время от времени раздавались полные муки крики мулов да верблюды звенели своей упряжью на постоялом дворе. Только что прибыл караван из Дамаска, который следовал в Священный город на праздник Пятидесятницы. Не летел, как раньше, по улицам крик: «Бессора, бессора!», оповещая всех жителей, что Учитель пришёл в город.
Семеро мужчин спешили вверх. На каменном заборе, выпирающем полукругом на улицу, сушились сети. Сверкнуло озеро, позади белели стены синагоги, где Он год тому назад сказал впервые, что Его тело – это хлеб, сошедший с небес. Что они тогда поняли? Ничего! И только Пётр на вопрос Равви «Не хотите ли и вы Меня оставить?» нашёлся что ответить. Пётр тогда сказал то, что было на сердце у каждого: «К кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной». Да, у всех это было на сердце, конечно, не считая Иуды из Кариота. Предатель!
И картина казни, рассказанная тогда Иоанном, встала перед каждым, и прежде, чем войти в дом Петра, шестеро остановились и пропустили Иоанна, также приклонив головы перед ним, как незадолго перед этим приклонили головы перед Петром.
Уже вечером за трапезой они с восторгом перебирали подробности дня с самого раннего утра, когда, прорыбачив всю ночь и ничего не поймав, возвращались на берег. Радость переполняла их, они кричали, перебивая друг друга.
– Я первый узнал Равви! Узнал! – кричал Иоанн, обращаясь к Петру. – И ты сразу бросился в море!
– Я Его по голосу узнал! – кричал Андрей. – Он спрашивает: «Дети, есть ли у вас какая-нибудь пища?»
– А потом вышли на берег и не смели взглянуть Ему в лицо. Я всё следил за Его руками. Я их узнал! А ты почему-то считал рыбу, выбрасывая её из лодки! Зачем? – смеялся Иоанн, взглядывая на Петра.
Пётр тоже улыбался, но губы его дрожали.
– Ну да, Он сказал: «Дети, закиньте сеть по правую сторону».
– Ты что?! По левую.
– По правую. И сразу сеть стала тяжелеть. Я ещё крикнул Андрею: «Помогай!» Андрей, помнишь?
– А потом Он спросил: «Любишь ли ты Меня?» Почему? Почему он спрашивал именно тебя? – Иаков Зеведеев старался поймать взгляд Петра.
Пётр молчал.
– Потому что хотел только его позвать следовать за Собой.
– Я тоже шёл следом, – сказал Иоанн.
– Да, шёл, но Он тебя не звал. Ты сам пошёл.
– Вы не слышали, что Учитель сказал про меня Петру. – Лицо Иоанна покрылось красными пятнами. – Он сказал: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до этого?» Пётр, скажи, ведь ты спросил Учителя, зачем я иду?
Пётр молчал, словно не слышал.
Они брали куски печёной рыбы, ели, вытирали рты и передавали чашу с вином по кругу, как тогда, в последний день 15 нисана. Тихо трещали два светильника. И было слышно, как во дворе пели цикады свою бесконечную песню.
– Мне кажется, что это тот последний вечер с Учителем, – сказал Варфоломей тихо. – Всё чудится мне, что Он сейчас или войдёт к нам, или даже уже возлежит с нами. Стоит только сделать усилие – и мы увидим Его.
– О! – вдруг вскочил Пётр. Прикрыв глаза, как от сильного света, он побежал к распахнутой двери. – Нет! Нет!
Ужас охватил присутствующих. Они выскочили следом во двор.
В залитом лунным светом дворе, уткнувшись в потухший очаг, как тряпка, брошенная сохнуть на землю, лежал Пётр.
– Откуда во мне такая мерзость? Ведь я же любил Тебя более всего на свете? Нет! Я лгал! Более всего на свете любил я себя самого, потому и отрёкся! Три раза! Три раза!
– Прекрати кричать! Весь Капернаум сейчас соберётся здесь, – требовали Матфей и Симон Зилот.
Варфоломей, подперев голову рукой, жалостливо следил за Петром.
– Ты давал мне возможность три раза исправиться! Трижды! Трижды! Ты спросил меня, люблю ли я Тебя? О! Да! Господи! – кричал Пётр, воздевая руки кверху, и слёзы катились по его лицу. – Я люблю Тебя! Я люблю Тебя, Господи! Надеюсь, что теперь – более, чем себя! Надеюсь, что более себя! Надеюсь, что более себя! – Он опять исступлённо ударил себя в грудь. – «Не пропоёт и три раза петух!» – захлёбывался он, обращаясь к небу. – Ты знал уже всё тогда, на седере, и прощал мне заранее? О, эта служанка-искусительница… Как она сказала? «Ты был с Иисусом Галилеянином?» Господи, мне бы ответить: «Да, был и благодарен Всевышнему за это счастье!» Но что я сказал? Что?
Встав на колени, Пётр переводил взгляд на застывших Андрея, Иоанна, Фому, Варфоломея и на их лицах читал ужас и недоумение.
– «Не знаю, что ты говоришь!» – крикнул Пётр и простёр кверху руки. – «Не знаю, что ты говоришь!»
Огромная тень сквозь протянутые на просушку сети повторяла все его движения.
– Это я сказал, я, будучи Симоном, будучи Кифой, которого Ты призвал вторым! «Не знаю сего Человека!» – кричал Пётр, откидывая с остервенением волосы со лба, будто они мешали ему увидеть Учителя. – Господи! Ты позвал меня сегодня, Ты жалостливо спрашивал: «Любишь ли ты Меня?» Ты же видишь, Господи, что люблю, люблю Тебя более всего на свете! Верь мне, верь! – Пётр опять упал на землю и уткнулся в остывший очаг.
Всех охватила паника.
У калитки толпились любопытные.
– Опомнись, что ты говоришь! – шептал Иоанн, подбегая к Петру и становясь перед ним на колени.
– Я ведь тоже был на дворе Кайафы и ничего не слышал! Тебе привиделось, брат мой! Встань с земли!
Теперь оба, Симон Зилот и Иоанн, пытались поднять Петра.
Пётр всхлипывал и раздирал одежды…
– Опомнись, – шептал Иоанн. – Сейчас весь Капернаум сбежится! Я ведь тоже был во дворе Кайафы. Ничего, ничего из того, что ты говоришь, не слышал. Вставай с земли. – Иоанн пытался поднять Петра.
– Он Меня простил! Сегодня простил! – не слушал Пётр. – Клянусь! – Он даже не подумал, что нарушает заповедь Учителя. – Клянусь! Я отныне не предам Тебя вовеки! И всегда буду с Тобой!
Иаков Большой подбежал к каменному кувшину, стоявшему около калитки, и хлопнул ею, отгоняя любопытствующих. Зачерпнул воды из кувшина и окатил Петра с ног до головы.
– Вспомни, когда Господа гнали, и мы ходили по Сидону и Тиру, а потом шли по Кесарии Филипповой, и Он, утомлённый, покрытый пылью, спросил: «За кого вы Меня почитаете?» Вспомни, что ты один ответил, – крикнул Иаков. – Ответил, единственный из нас: «Ты – Анта Мешиха, Помазанник Божий!»
– Да, да, – кивал Пётр, в изнеможении прислоняясь к плечам Иакова и Иоанна. – Господи, – бормотал он, – я следую за Тобой… Следую…
Пётр клонился к земле, опять распростёрся на ней и впал в забытье. И слышал Пётр: «Симон, Симон, вот сатана добился того, чтобы просеять вас, как пшеницу. Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя, и ты, некогда обратившись, утверди братьев своих!»
Ученики так и не легли спать в эту ночь.
А на рассвете раздался возглас, и по улицам Капернаума понеслась весть: только что на горе Курн-Хаттин мальчишка-пастух, сын Иосифа, видел Иисуса из Назарета.
Показалось?! Нет! Показалось?!
Люди в сером рассвете выскакивали из домов и мчались по улицам Капернаума. Пробегая мимо синагоги, кто-то успел крикнуть:
– Равви Иаир! Иисус воскрес! Его только что видели на горе Курн-Хаттин!
Толпа серой птицей летела по улицам Капернаума. И впереди всех мчались ученики. Миновали тёмные утёсы Долины голубей, проскочили родник. Никого! Все отчётливее в предрассветной мути прорезывалось тонкой линией озеро, плоские крыши домов, белеющие стены синагоги. Но Иисуса не было. Толпа в растерянности остановилась. И когда казалось, все сейчас повернут назад, из-за Гадаринских высот выплыл сияющий край солнца, заливая вершину Курн-Хаттина радостным светом. На вершине горы в нескольких стадиях от них стоял Равви. Голова Его была прикрыта белой повязкой с цветной перевязью вокруг лба. Люди, оробев, остановились. Сомнений не было – на горе стоял их Учитель! Вот оно – обетование! О котором Он столько говорил! Воскрес и стоит, подняв правую руку! И, кажется, что-то говорит! То ли облако, то ли росистый туман, поднявшийся с озера, делали Его высоким, будто колеблемым ветром. Казалось, Он чуть парит над землёй.
Пётр изо всех сил вглядывался в размытый образ Учителя, недоумевая, почему они попадали ниц вместо того, чтобы вбежать на гору к Равви.
– Господи, – шептал Пётр, пытаясь притянуть Его взгляд, – по воле Твоей я стану кифой. Простым строительным камнем, покорно лежащим там, куда Ты положишь меня.
– Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, соблюдать всё, что Я повелел вам. И се Я с вами во все дни до скончания века, – донёсся до них знакомый голос.
– Господи! Я не понимаю Тебя! Что значит – крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа? – Иоанн поднял голову, чтобы встретить взгляд Учителя. Учитель был далёк, взгляд Его был устремлён то ли вдаль, то ли охватывал всех, распростёртых пред Ним.
Иоанн от волнения забыл слова пророка Иоанна Крестителя, Ха-Матбила: «Идущий за мной сильнее меня, я не достоин понести обувь Его, Он будет крестить вас Духом Святым и огнём».
«Нет! Невозможно теперь Тебя называть просто Равви! – думал в смятении Матфей. – Год тому назад, когда вся синагога бесновалась, не Ты ли стоял, словно потерянный, и повторял: “Не хотите ли и вы покинуть Меня?” А сейчас я чувствую – власть, владычество и силу! Я не знаю, как теперь к Тебе обращаться… Ты сейчас не говоришь, что власть дана от Бога. Правильно ли я понял, что Ты получил эту власть и уничтожил преграду между Богом и людьми и всем миром? И слышат ли другие то, что так ясно слышу я?» Матфей оглянулся на Петра…
– Идите, идите, научите все народы, – нёсся голос над головами.
«О! Не господствовать, не господствовать, а научить! Научить! Вот что требует, вот что завещает нам Господь! Да, теперь я не могу иначе Его называть, как Господь! Он уже не Равви! Я это чувствую, я не смог бы к Нему приблизиться и тронуть Его за руку», – думал в лихорадке Андрей, разыскивая глазами брата.
Иудеи, сирийцы, греки созерцали чудо, не смея шевельнуться, и всем сердцем понимали, что то, о чём шепотом рассказывали Его ученики после возвращения из Иерусалима, во что раньше верилось с трудом, – истина. И звучало над толпой, и отдавалось в сердцах:
– Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа!
Прошло два дня с явления Иисуса на горе. Весть о появлении Мессии пронеслась по Галилее. Как в прежние дни, Галилея напоминала разворошённый под солнцем муравейник, и те, кто не видел Иисуса на горе, тоже проникались уверенностью, что были свидетелями чуда. Смятение в городе было таково, что уже собралось три каравана, направлявшихся в Иерусалим на праздник Пятидесятницы. Людей было так много, что не хватало места не только на постоялых дворах, не только в домах гостеприимных капернаумцев, – весь причал был усеян полосатыми шатрами богомольцев, ожидающих повторения великого чуда. Все только и говорили, что о явлении воскресшего Мессии, о том, что Бог Его воскресил на третий день и дал Ему являться сначала заранее избранным, которые с Ним ели и пили после Воскресения, а сейчас явился и им тоже! Были заброшены лодки, забыта рыбная ловля. Ожидали со страхом суда Божия, разгорались споры о том, как понимать «Царствие Божие» – только ли как установление тысячелетнего царства добра и справедливости?
Четверо суток Капернаум ожидал конца света, наступления Царства Божия. На четвёртые сутки, когда солнце опускалось далеко в море и наступал вечер, мирный и ясный, толпа людей на причале в Капернауме была в растерянности: как следует себя вести дальше? Оставаться ли здесь и ждать явления Мессии или следовать в Священный город? Ведь Мессия должен явиться в Иерусалиме!
– Почему Он явился нам здесь, на горе Курн-Хаттин? Почему не в Иерусалиме? – спрашивал старик с весёлыми карими глазами и приплюснутым носом. Он оглядывал сидевших у костра и, казалось, весело им подмигивал, будто знал заранее ответ.
Матфей, который вчера весь день отыскивал записи, сделанные почти три года назад здесь, на горе Курн-Хаттин, сейчас сидел против старика, держа в руках пергамент, на котором ещё сохранились пятна туши. Тогда Матфей, бывший сборщик податей, прекрасно изучивший людей, не смог сдержать слёз. Да, он, проклятый мытарь, сидел и плакал, потому что знал, что никто не сможет подставить правую щеку, если ударят по левой.
– «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас!» «Блаженные нищие духом, ибо их есть Царство Небесное», – торжественно читал Матфей. – Может быть, Он поэтому и явился сюда. Здесь, на горе Курн-Хаттин, Он произнёс эти слова три года тому назад. Он впервые тогда открыл нам новый Закон, – говорил Матфей, засовывая пергамент за пазуху.
– Да. Да, – поддержал его старик, – Он говорил: «Блаженнее давать, нежели принимать».
Матфей не помнил этих слов. Нет, таких слов тогда не было. Он опять достал пергамент и прочитал:
– «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» – так говорил Гос подь здесь, на горе Курн-Хаттин…
– Он говорил, что никто не войдёт в Царство Божье, если не пройдёт через искушения, – проговорил опять старик, весело глядя на Матфея. – Да. Да. «Из-за слабых Я был слаб, из-за голодающих голодал, из-за жаждущих испытывал жажду» – так говорил Он.
Глаза старика сияли. Опять Матфей подумал, что этих слов он не слышал, но вновь промолчал.
– «Блаженные чистые сердцем, – проговорил Матфей, вставая и засовывая за отворот хитона кусок пергамента, – ибо они Бога узрят». Так говорил Господь, – добавил он тихо.
Среди слушающих произошло движение.
«Возможно, они решили, что Иисус явился им потому, что они чистые сердцем. Нет, – подумал Матфей, – я больше не стану читать слова Учителя».
– Сначала Он явился тем, с кем ел и пил после Воскресения, вот этим ученикам Своим, а теперь явился и нам. «Слабость спасается через силу» – так говорил Он. «Никто не достигнет Царства Небесного, кто не прошёл через искушения», – слышал Матфей, удаляясь от костра.
«Сколько теперь будет сказано слов, которые говорил Равви? – думал Матфей. – И какие из них будут действительно Его?»
Матфей вдруг остановился и, в темноте нащупав забор, прислонился к нему спиной. Снизу доносились голоса, и видно было, как полыхают костры на причале.
– Господи, – проговорил Матфей. – Благодарю Тебя, Господи! Где-то там на причале стоит моя бывшая палатка, и в ней новый мытарь. А Ты мне открыл новую жизнь по Своей любви. Надоумил меня записывать Твои слова. Да святится имя Твоё!
В этот вечер слова, обращённые когда-то Сыном к Отцу, Матфей впервые адресовал Сыну, своему бывшему Учителю, Воскресшему Иисусу.