Изучение живых языков преимущественно перед древними для уяснения жизни и сущности языковых явлений, незаменимое подспорье наблюдений над своим собственным говореньем и мышленьем – вот исходные точки зрения, выработанные современною наукой (см., напр., Paul. Principien der Sprachgeschichte; 2-е Aufl. Halle, 1886. Darmesteter. La vie des mots. Paris. 1887). В Германии и еще более в Австрии они нашли себе применение и в школе при обучении родному языку (см., напр., I. Seemüller. Zur Methodik des deutschen Unterrichts in der fünften Gymnasialclasse. Wien. 1886; Derselbe. Der deutsche Spraehunterricht am Obergymnasium. Wien. 1888). Даже для древних языков, как предметов школьного преподавания, начинают обращаться к методам языков живых и в частности родного, считая самым главным развитие и обострение языкового чутья и выработку системы внутренней – психической, взамен внешней – грамматической. (Припомним такие авторитетные голоса, как Duruy, Hermann Perthes, Eckstein, у нас Люгебиль).
Вотъ и все, что я хотел сказать. Бегло я коснулся, кажется, всех сторон образовательного значения родной речи. Я не имел целью воздвигать системы или писать программы (как много их писали!). Мне хотелось только установить правильную точку зрения на язык и его связь с душой человека, потом на родной язык и его отличие от других языков, субъективное и объективное, затем хотелось показать, что мы страшно мало ценим и развиваем в себе естественно сложившееся в нас языковое чутье и любовь к родной речи (это дает ряд печальных результатов). Я старался доказать, наконец, что, усилив «творческий» элемент в изучении языка и литературы родного народа, мы поставим это изучение на более правильную точку зрения и пересадим на благодарнейшую почву. Если мне удалось прибавить черточку к абрису великого педагогического вопроса, или хоть натолкнуть читателя на мысли о нем – мне, пожалуй, больше ничего и не надо.
Иннокентий Анненский