Ирина Дерновая
Дем Санд. Странствия меча

Полная версия

Глава 5

В ответ порыв ветра принес целый ворох ароматов: дым из труб многочисленных таверн и забегаловок, многоязыкие запахи базаров, амбре помоек и навоза, а так же пота тысяч тел. И причудливый своей неожиданной свежестью – запах только что нарезанных огурцов. Фирменный запаха самого большого из вольных городов, окруженного непролазными горами, ущельями и пропастями.

Я хмыкнула, похлопала жеребца по шее и пробормотала:

– Исходя из прошлого опыта, меня ожидает сюрприз.

Буцефал фыркнул и сделал первые шаги по тропке, спешащей вниз по скалистому склону. В общих чертах конь был явно согласен с моим заявлением о вероятности сюрприза. Хотя бы исходя из того факта, что именно в Дэрхастоне некий потомок адского коня выбрал себе во всадники некую угрюмую наемницу.

Из всех мест этого Мира, всех его оазисов чудес и кладовых неожиданностей, Дэрхастон, пожалуй, был единственным, который я почти любила. И даже помышляла время от времени осесть здесь, открыть какую-нибудь школу по преподаванию боевой магии или лавочку по созданию амулетов-талисманов, и жить себе припеваючи. Покамест же все это оставалось в сфере праздных мечтаний. Однако, всякий раз оказываясь на пороге вольного города, надежно сокрытого как непролазными горами, так и причудливой аномалией здешней волшебной силы – весь Дэрхастон был накрыт естественным магическим куполом, абсолютно непроницаемым для внешнего наблюдателя – я не могла не начать улыбаться. Обывателя, привыкшего к закону и порядку, привели бы в глубочайший трепет встречавшиеся на улицах личности. Нравы здесь тоже соответствовали одной огромной яркой ярмарке, где если плохо держишься за кошелек, то расстанешься с ним быстрее быстрого. А если не имеешь в запасе веских аргументов, как авторитет, дурная репутация, личное оружие или хотя бы парочка талисманов-зловредов, то вполне вероятно стать жертвой всяких случайностей.

Но мне Дэрхастон был по душе, и я ему, пожалуй, тоже. Возможно потому, что именно сюда меня вынесло после памятного бегства от Ордена Мечей. Почти обессиленную, в состоянии остаточного боевого амока²⁹, меня выбросило в одном темном переулке, загнутом, как бараний рог. И мне повезло, что именно туда, а не на одну из торговых площадей или напротив, окраин. Дэрхастон оказался достаточно приветлив к чужачке аж из иного Мира, чтобы открыть калитку в один из относительно тихих своих закоулков, почти на порог к жадному до всего нового и чуждого обитателю.

И годы спустя, когда заносило меня в неприветливый горный край по тайной ли тропе, или через Врата – первым делом я отправлялась именно в тот скручивающийся змеёй переулок. Кстати, он и назывался в честь змеи – Гадючий Хвост.

Миновав въезд в Дэрхастон без лишних трудностей, а именно без долгой перебранки с охраной, желавшей содрать с путника налог за проход; я привычно направила Буцефала именно в Хвост. Вокруг тут же вскипела запахами, красками, голосами одна из бесчисленных ярмарок города. Черный мой конь, словно корабль, двигался среди вопящего, суетящегося потока торговцев, покупателей, праздношатающихся или умышляющих каверзу обитателей города.

– Амулеты! Амулеты на привлечение денег! На любовь! На присушку! От сглаза!

– Ключ от всех дверей, от всех замков!

– Пыль сладчайших грез, уносит на десятое небо!

– Лапки саламандры в жгучем соусе в кунжуте!

– Ножи! Кинжалы! Складные и секретные!

– А-ааа! Твоя монета фальшивая! Обманщик!

– Гадание на картах! На костях! На зубах святых из Касурских гор!..

От последнего вопля я даже встрепенулась и пристально огляделась в поисках крикуна. Между двумя палатками на земле сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, изрядно отощавший глорк. Вы видели когда-нибудь очень худую жабу ростом с человека? В тюрбане на крохотной макушке между выпученных глаз? Незабываемое зрелище, уж поверьте! На затертом до дыр гадательном коврике перед человеком-жабой и впрямь россыпью лежали гадательные принадлежности. И среди засаленных картонок карт и косточек птиц (не удивлюсь, если подобранных на помойке позади одной из таверн), горкой высились округлые предметы и впрямь напоминающие зубы. Только зубы, украшенные странными символами. Бусины из четок, очень похожих на те, что я носила в поясном кошеле.

– Гадание на картах! На костях!.. – опять заунывно затянул глорк и поперхнулся на полуслове, осознав, чья тень закрыла от него солнце.

– На зубах святых из Касурских гор, говоришь, гадаешь, любезный? – наклонившись в седле в его сторону, нехорошо прищурившись, поинтересовалась я.

– Ак!.. Ква-ак! – выдавил из себя гадатель, попытавшись отодвинуться подальше и опрокинувшись на зад так, что ноги чуть выше головы не задрались.

– И на каких же это дорожках зубы святых валяются, успевай собирать? – краем глаза отмечая, что вокруг начинает собираться жаждущий зрелищ люд, продолжила вопрошать я, позволяя тем временем Буцефалу наступить копытом на край гадательного коврика.

Не скажу, что была прямо-таки звездой Дэрхастона, чтобы каждый воришка меня в лицо узнавал. Но вот черного жеребца с серебряными глазами и дурным нравом и впрямь помнила добрая половина города. Не даром с того дня, как потомок адского коня вдруг явился посреди одной из площадей и устроил форменный погром, появилась присказка «Явился, как найтмар среди доброго полдня!». Что сулило крупные неприятности.

– Вак!.. Г-господин мой! Не трогайте бедного Бруэла! – выкатив глаза так, что чудилось, вот-вот выскочат из орбит, заголосил глорк. – Бруэл никого не трогал, ничьих могил не разорял!..

– Могил? – Я почувствовала, как в животе заворочалась тяжесть. – Каких – могил?

Гадатель понял, что длинный язык подвел его и только и мог, что невнятно квакать и булькать. Разорением захоронений и курганов в Дэрхастоне никого нельзя было удивить, даром, что немалая часть артефактов для торговли добывалась именно таким грязным ремеслом. Однако на некоторые захоронения было наложено строжайшее табу даже среди обитателей вольных городов. И за расхищение оных по головке не погладят…

Наверное, я наклонилась слишком сильно, чтобы из-под полы плаща выглянула рукоять меча с простой оплеткой. Однако манера оплетки оказалась Бруэлу знакомой, потому как он окончательно сошел с лица, пал ниц и завыл дурным голосом:

– Добрый господин, не убивайте глупого Бруэла! Бруэл хотел много денег! Бруэл не трогал могил святых из Касурса! Бруэл однажды видел, как святой брат-касурс гадал на бусиках!.. Бруэл прополз в палатку святого брата и подсмотрел рисунки на бусиках, сколько смог!.. Безмозглый я, жадный я! Я хотел приобщиться к тайне волшебных бусиков!..

Я расслабилась и криво улыбнулась, всмотревшись пристальнее в знаки на «зубах святых». Лишь издалека и вскользь, да для несведущих, как по-настоящему выглядят Аарки, криво намалеванные рисунки могли напомнить касурские четки. Даже меня этот прохвост почти убедил.

Я не выдержала и расхохоталась, больше над собой, чем над незадачливым глорком. Тот умолк и от земли изумленно выпучил на меня один глаз.

– Бусики, значит! – давясь смехом, выдавила я из себя. – Подсмотрел он, значит!..

Толпа вокруг разочарованно ворчала, не дождавшись более кровопролитного развития событий, и стала рассасываться. Только троица сородичей Бруэла, гораздо более дородных и одетых по моде болотников в пестрые халаты нараспашку, топталась неподалеку. То ли чтобы все-таки вступиться за непутевого гадателя. То ли наоборот пинков надавать, как только «добрый господин» подальше отъедет.

– Вот что, Бруэл, – отсмеявшись, резко похолодевшим голосом сказала я. – Давай-ка сюда свои поделки. Да не трясись, бусики давай. Гадай хоть на сушеных какашках Ведьмачьих Эльфов, – при этих словах глорк-гадатель громко икнул. – Но если я тебя еще раз увижу за якобы касурским гаданием… – Я выразительно умолкла. Вместо меня Буцефал оскалил пасть, выпустив клыки, которые в обычное время были сложены на манер гадючьих.

Бруэл затрясся так, что тюрбан свалился с его макушки, но всё же сумел собрать в горсть поддельные «зубы святых» и протянул мне в трясущейся лапе. Я еще раз внимательно всмотрелась в деревянные бусины, кстати, разного размера, фыркнула, подавляя очередной приступ смеха. Возникла было мысль применить к подделке Аарку огня, чтобы отбить у Бруэла всякую охоту к гаданиям. Передумала, молча взяла с холодной перепончатой ладони россыпь бусин и уронила в кошель к настоящим четкам. Глорк глазам своим не мог поверить, так и пялился то на меня, то на прекратившего скалиться черного жеребца.

Я же вспомнила, зачем, точнее за кем явилась в Дэрхастон. Села прямо в седле и, не сказав на прощание ни слова, продолжила путь в Змеиный Хвост. И только когда мимо меня вприпрыжку пронеслась троица ранее замеченных глорков в развевающихся пестрых халатах, я запоздало сообразила, что надо было спросить Бруэла, где это он с монахом-касурсом столкнулся. Но когда я оглянулась, гадателя и след простыл, а его сородичи проталкивались через толпу, оглашая воздух кваканьем и ругательствами. Играть с ними в догонялки не было никакого желания. К тому же воспоминание об истинной цели изрядно испортило настроение.

Почуяв это, Буцефал увеличил шаг без лишних напоминаний. Он был не хуже моего осведомлен, куда следует двигаться в хитросплетении улиц Дэрхастона. Оставшуюся часть пути я более не отвлекалась ни на зазывания торговцев и хозяев балаганов, ни на вспыхивающие тут и там потасовки. Даже стихийно организованная площадка для проведения потешных боев между любителей рукопашной меня не остановила.

Вот и заветный поворот, ныряющий между крепкими, по-гномски солидными домами. Однако через четыре дома архитектура становилась такой неказистой и кривой, словно эту часть переулка строили с тяжелого похмелья. Стены нависали над головой, вызывая легкий приступ клаустрофобии. Края крыш угрожали готовой сорваться черепицей. Дорога же начинала ощутимо забирать в сторону, по дуге, от чего у особо чувствительных натур начинались приступы морской болезни.

Из перекошенных дверных проемов выглядывали разномастные обитатели – настороженные вахи, похожие на здоровенных прямоходящих крыс; замотанные в тряпье старушенции откровенно ведьмовского вида. Пару раз под копыта Буцефалу метнулись карлы, пища и ругаясь почем зря. Я намотала себе на ус быть в дальнейшем внимательнее. Крохотные, но чрезвычайно проворные и страдающие отчаянной родовой клептоманией, карлы были настоящей бедой для всякого, имеющего кошелек. Впрочем, юрких воришек могло привлечь все, что угодно!

За очередным поворотом встретился крупный полуоборотень, судя по степени волосатости, аж из народа медвежьих. Он сидел на пороге одного из домишек и задумчиво, неспешно водил точилом по лезвию секиры. На меня он глянул коротко, почти равнодушно, не став затевать бесед. Однако за мнимым безразличием, в глубине желтых глаз блеснул острый профессиональный интерес. Меня эта встреча тоже не оставила равнодушной. Уж очень колоритен был косматый мужик, которого проще представить в таверне или борделе. При его-то внешности матерого наемника. Хотя наряд, конечно, мог вызвать некоторое замешательство: на груди едва не по швам трещала безрукавка нежно-зеленого цвета с крупной вышивкой. А на могучие волосатые ноги могли полюбоваться все желающие, благодаря меховым штанам, едва достигавшим середины его ляжек! Смеяться и потешаться над причудами облачения урсолака³⁰, однако, вряд ли бы нашлись желающие.

Я придержала Буцефала и еще раз оглянулась на косматого метиса. Тот держал секиру на коленях, положив могучие руки поверх окованной металлом рукояти, и так же смотрел на меня. Собирается напасть? Вряд ли. Здесь, в Змеином Хвосте свято чтилось неписанное правило: оружие не обнажать для драк ли, мщения ли, убийства ли. Иначе Тихонький Мя такой пишог³¹ наложит, что день с ночью местами поменяются…

Наемник, однако, явно тут не по мою душу сидел. Скорее всего он сопоставил очевидное: черный огромный конь, коса моя до пояса, рукоять меча, казавшаяся из-под плаща… Слегка кивнув, урсолак вернулся к правке лезвия секиры. Хотя вот на мой взгляд, о хищный полумесяц оружия уже солнечные лучи резались. Неужели Тихонький Мя решил себе завести привратника?

Переулок продолжал сворачиваться кренделем, домишки, сложенные из крупных, грубо обработанных камней все более напоминали стены скал. Казалось, мы с конем вот-вот застрянем в этой каменной кишке… Но вот за последним поворотом неожиданно открылся круглый дворик за низкой декоративной оградой. В глубине, почти скрывшись среди разросшегося шиповника, высился двухэтажный домик с продолговатыми окошками, овальным дверным проемом и крышей, сплошь заросшей изумрудно-зеленой травой. Если глаза меня не подводили, там еще и делянка ягод раскинулась, прямо между слуховым окошком и печной трубой. Мя слыл великим охотником до свежей земляники.

Буцефал остановился перед распахнутой калиткой и выразительно всхрапнул. Приехали, мол, слезай. Сам он с повышенным интересом косился на ближайший куст шиповника, неосторожно вылезший из рядов своих собратьев. Я только головой покачала, зная, что если найтмара что-то заинтересует, за уши не оттащишь. Придется включить обглоданный кустарник в список предстоящих расходов.

Я спешилась, не боясь оставить своенравного скакуна без присмотра, перехватила поудобнее свою сумку, изрядно потяжелевшую от эльфийского золота, и шагнула к калитке. Едва я ступила на дорожку, выложенную красивыми крапчатыми камешками, как мне под ноги кинулось три крупных паука. ОЧЕНЬ крупных паука. Ох, я и забыла про выкормышей Мя – сторожевых ананси³²! Этих трех красавцев Тихонькому подарил кто-то из торговцев запретными видами животных, поскольку мало у кого хватает выдержки терпеть рядом арахнида, размером со среднюю собаку. Паучкам грозила гибель от голода и обезвоживания, но вот, поди ж ты, Мя выходил и взлелеял тварюшек. И те выросли в справных сторожей, одним только своим видом способные любого повергнуть в состояние ступора.

Ананси взяли меня в кольцо и дружно встали в угрожающую позу: две пары конечностей вверх, хелицеры – вперед, брюшки подрагивают, готовые выбросить липкие прочные тенента. Я почувствовала, что волосы на загривке встают дыбом, а правая рука чуть не потянулась к мечу. Не то, чтобы я боялась пауков. Однако, у кого хочешь нервы начнут пошаливать от зрелища ядовитых паучьих «зубов», длиной почти в ладонь.

Буцефал и не подумал поспешить мне на помощь, полностью сосредоточенный на ощипывании верхних листочков приглянувшегося куста шиповника.

– А-аа, Дем Санд, душечка! Таки это ты! – раздался от домика скрипучий голосок. – Ой, а я все думаю, куда мои деточки так заспешили.

– И тебе доброго дня, Тихонький, – стараясь отслеживать всю троицу пауков, громко отозвалась я. – Не отзовешь своих… шалунишек, а то у меня денек выдался не из простых.

– Да будет тебе, душечка! Мальчики тебя и лапой не тронут! – Из овальной двери донеслось довольное хихиканье. Потом раздался переливчатый свист, резкий, хлестнувший так, что даже уши на несколько секунд заложило. Ананси, не меняя вздыбленных поз, развернулись в сторону дома и резво припустили на свист, размахивая на бегу вскинутыми передними ногами. Смотрелось даже забавно…

– Ну, заходи, заходи, золотце, – позвал меня тот же скрипучий голос. – Ты же знаешь старого Мя: старый Мя не может прыгать за порог и обратно, как глупый мальчик!

– Да-да, иду, – пробормотала я, быстро шагая по дороже и на всякий случай присматриваясь к зарослям шиповника. Кто его знает, может с момента моего последнего визита Тихонькому карманного Цербера или ручную гарпию подарили.

Миновав входную дверь, которая, кстати, никогда не затворялась на засов, я ступила в прохладную тень обиталища Тихонького Мя. Весь первый этаж дома занимала одна большая комната, заставленная стеллажами, столиками, тумбами, на которых в немыслимом изобилии стояла коллекция всевозможных диковин, среди которых рог единорога был сущей безделушкой. Стен так же невозможно было разглядеть за полками с книгами, свитками, кипами каких-то пергаментов и рядами разнокалиберных сосудов. С потолка свешивались гирлянды сушеных трав, так же частей тел разнообразных созданий, включая кости, перья и пучки волос. Среди всей этой «мишуры» тут и там выглядывали кованые фонарики в виде шаров, звезд и замков. И стоило большого труда не зацепить макушкой один из этих светильников или многочисленные трапеции и веревочные лестницы, так же спускающиеся с потолка. Я вздохнула. Творческий бардак – это самое слабое определение для творившегося в жилище Тихонького Мя. И из года в год это хаос разрастался, чудом не разваливая домик и не выпирая через окна наружу. У хаоса между тем имелся центр – огромный овальный стол, выделяющийся тем, что его столешница цвета слоновой кости была девственно чиста. На ближнем ко мне краешке стола и умостился хозяина дома.

– Санда, радость моя! – обрадовано воскликнул Мя, широко разводя руки.

Я начала улыбаться. Перешагнув гору не поддающегося классификации хлама на полу, я приблизилась к столу и наклонилась. Тихонький Мя обхватил меня за плечи руками, за пояс – ногами и ухмыльнулся во весь рот, обнажив острые передние резцы. У незнакомого с ним могла бы и истерика случиться. Внешностью Мя очень сильно походил на руконожку ай-ай, страхолюдненького примата моей исторической родины. Такая же вытянутая мордочка, огромные круглые глаза, редкие вздыбленные волосы над большими вытянутыми ушами. Уши, кстати, не торчали вверх, а находились чуть не параллельно узким плечам Тихонького. И конечно, пальцы – неимоверно длинные, похожие на паучьи лапки, цепкие и подвижные. Они словно жили своей жизнью, постоянно перебирая, трогая, щупая.

Вот и сейчас пальцы всех четырех конечностей Мя путешествовали по моей голове и телу. А их хозяин довольно щурил коричневато-красные глазища поверх изящнейших круглых очков, чудом державшихся на его переносице. Переносица была небесно-синего цвета, удивительно сочетаясь с серебряным блеском оправы.

– Ой, таки удиви старого Мя, душечка, – отстранившись, проскрипел он и погрозил мне одним из своих пальцев. – Да не уж-то ты просто в гости? Без погромов и мордобития? Да не смеши мою шапочку!

И Мя тронул похожую на феску круглую, расшитую бисером шапочку у себя на макушке. Я улыбнулась шире. Обычно дело обстояло именно так: я оказывалась на пороге этого типа либо после грандиозной драки, нуждаясь в основательном лечении. Либо после какого-нибудь шумного на весь Дэрхастон события, как например, памятная встреча с отпрыском демонического коня Аннона.

– Ты как всегда прозорлив, дорогой мой друг, – кивнула я, оглядываясь в поисках свободного от коллекции Тихонького местечка. – Я снова пришла тебя и удивить, и просить помощи твоих чудо-ручек.

– Санда, – чуть не с укоризной протянул Тихонький, перебираясь на один из многочисленных столбиков с поперечиной, торчащих из пола. Длинный его хвост, покрытый редким волосом, цепко обвил перекладину. – Такая приличная девочка, а опять подралась! – Потом он внимательно осмотрел меня с головы до ног и вопросительно приподнял брови. Знатные брови, кустистые и очень выразительные. – Ты обманываешь старого Мя, золотце? На тебе же ни царапины, ни синяка. А яды тебя не берут, мы проверяли.

– Ты проверял, причем под видом целебных настоев, – не удержалась я, но вовремя остановилась. Сколько раз мы с ним до хрипоты ругались по поводу тех самых его «проверок», когда я в самый первый раз оказалась под крышей этого домика.

– Фу, грубиянка, – сморщил свою замечательно-синюю переносицу Мя, изобразил было обиду. Но потом неутоленное любопытство перебороло. – Таки что? Чем на этот раз ты хочешь сразить мое бедное сердце?

Я вздохнула и стала молча раздеваться. Тихонький несколько секунд наблюдал, как я вожусь то с плащом, то со шнуровкой жилета, то с портупеей меча. Не выдержал и язвительно сообщил:

– Если ты хочешь удивить меня искусством «снятия покровов», то таки смею тебя уверить: даже у самых бездарных деточек Благоуханного Дворца это получается многократно соблазнительнее.

Я оставила это замечание без ответа, стянула наконец-то тунику и развернулась к нему лицом. У Мя челюсть приотвисла, а и без того круглые глаза стали совсем навыкате. И поверьте, вовсе не от созерцания моей наготы. На это он насмотрелся, когда еще в тот памятный первый раз латал мои раны.

– Ой, деточка, – наконец сдавленным голосом сказал он, а его пальцы так и тянулись ко мне, так и плясали в воздухе. – Ой, золотце! Ах, сокровище!

На этот последний возглас из каких-то укромных уголков высунулись все три паука-сторожа и внимательно уставились в три дюжины блестящих глазок. Я при их явлении инстинктивно прикрыла грудь туникой и крепче стиснула ножны меча. Неприятно, знаете ли, стоять голой по пояс в присутствии огромных арахнидов.

Мя коротко свистнул, от чего у меня опять в ушах занемело, сцепил пальцы рук и ног, унимая их беспорядочное движение, и жадно уставился мне в лицо.

– Это таки то, что я думаю? – свистящим шепотом спросил он.

– Да, и это таки то, что ты из меня достанешь, – кивнула я, не торопясь снова красоваться сомнительным эльфийским «подарочком». – И оставишь себе вместо оплаты твоих драгоценных услуг. А так же за объеденные Буцефалом кусты.

– Ой, да пусть их все ест, мне не жалко! – всплеснул руками Мя, а глаза его разгорелись алчным огнем. Он дотянулся до одной из трапеций, повис на ней, раскачиваясь. Потом ловко перебросил себя на следующую перекладину, повиснув прямо напротив меня. – Ой, золотце, вот ты порадовала старого Мя! Да я все в лучшем виде сделаю, ты же знаешь меня! А пока-таки я готовлюсь, ты меня побалуй рассказом, как же ты умудрилось поймать «цветущее благословение» эльфийского правящего Дома.

Я поморщилась, но Тихонький Мя, помимо коллекционирования всевозможных чудес этого Мира, был большой любитель разных историй. Поскольку уж так получилось: Мя уродился с несуразно маленькими, неспособными к ходьбе ножками, и путешествия в дальние края совершал со слов своих посетителей. Это была частичная плата за оказываемые им услуги, которые и так стоили весьма недешево.

Взмахом руки Мя предложил мне устраиваться на том самом овальном столе. Я пробралась к тому и едва ли не с ногами влезла на гладкую, чуть теплую на ощупь столешницу, когда из-под стола высунулась пара суставчатых полосатых лап. Погрозив засевшему внизу ананси кулаком, устроилась поудобнее и некоторое время наблюдала, как быстро и умело перемещается по трапециям и веревкам Тихонький. Зависть брала при виде этой обезьяньей ловкости, заставляя забыть о его врожденном увечье. Кстати, сам Мя не очень-то сетовал на неспособность ходить, приучив пальцы ног действовать так же гибко, как и на руках. Тем более в деле, которое практиковал фир дарриг³³, чем больше рабочих конечностей, тем лучше.

– Деточка, снимай сапоги, повесь свой чудо-мечик вон там, в петельки – видишь, да? – и ложись, ты же знаешь, – откуда-то из недр комнаты крикнул Тихонький, чем-то громыхая и звеня. – И начинай меня радовать рассказом, таки удиви старика.

– Удивишь тебя – пробормотала я, высматривая среди гирлянд веревок над головой две затягивающиеся петли. Вздохнула и с некоторой неохотой пристроила в них свое оружие. Меч лег в петли, как будто всегда там висел. Я прикинула, что теперь он находится на одинаково безопасном расстоянии – и от пола, и от шустрых анансии. И от меня в том числе, когда я лягу. Повозившись еще немного на столешнице, стянула изрядно запыленные сапоги и огляделась, прикидывая, куда бы их пристроить. Из-под стола опять высунулись суставчатые паучьи лапы, и оставлять обувь на растерзание огромным паукам желания не возникло. Так что я углядела на одном из стеллажей пустующую полку, примерилась и швырнула сапоги туда. Именно в этот момент откуда-то сверху спустился Мя, в обнимку со стеклянным колпаком, и разразился громкой руганью на своем языке, чуть не получив каблуком в нос.

– Извини, дорогой друг! – смущенно хихикнула я, разводя руками.

– Ужо я тебе! – исчерпав запас брани, погрозил мне пальцем правой ножки Мя, кончиком цепкого хвоста подхватил что-то с пола и швырнул в меня.

Рука инстинктивно пошла вверх, к лицу на защиту, хотя в подсознании пронзительно зазвенел не просто предупреждающий колокольчик – здоровенный гонг. Его гулкий проникающий в каждую косточку и сосуд звон казалось выплеснулся прямо из моих ушей…

И сменился шелестом морского прибоя. Я опустила руку. И постаралась не сильно удивляться. Обширный галечный пляж, море цвета александрита, меняющего оттенки в зависимости от высоты волны и освещения. Небо мягкого, жемчужного цвета, без солнца или луны. Тишина. Только шептание воды, тихое перестукивание гальки в полосе прибоя. И никого.

Тихонький Мя наложил удивительно умиротворяющий пишог, настолько реалистичный, что я почувствовала мелкие брызги на лице и прохладные гладкие камушки под ногами. Стоило поблагодарить синеносого фир даррига: вместо одурного наркотика, который бы все равно на меня не подействовал, он подарил мне приятную иллюзию, которая полностью отвлечет моё сознание от того, что уже сейчас начал творить со мной Мя. Так что мне оставалось только сесть и смотреть на море, любуясь его плавными перекатами цвета и наслаждаясь мягким теплом, струящимся с жемчужных высей. И снова издалека прозвучал низкий голос: «Наслаждайся внутренней тишиной и умей держать её всегда рядом – так ты лучше услышишь Мир…»

Но вот такой внутренней тишины мне удавалось добиться весьма не часто. Так что я наслаждалась, пока длинные паучьи пальчики Тихонького Мя разбирались с чертовым магическим ирисом. Как там сказал Мя? «Цветущее благословение» -«Zarchalei Illar»? Ну-ну, драгоценный князь Агест, будут вам еще ягодки с этого куста!

Море стало наливаться свинцовой тяжестью, волны взбрыкивали все выше, украсившись пеной. Казалось, на берег вот-вот выхлестнется табун гиппокампов или буйных агисок³⁴, а может, судя по стремительно расползавшейся над водой штормовой черноте – и сам Зверь Апокалипсиса³⁵… Я моргнула, прищурилась, вглядываясь в бурлящий край туч. Нет, не померещилось: в стремительно меняющихся небесных валах стали мелькать бледные вспышки, на фоне которых возникали силуэты. Весьма напоминающие коней, пластающихся в бешеной скачке. Дикая Охота готовилась вот-вот вырваться из-под полога туч, подхлестываемая молниями.

Я вздохнула, понимая, что это означает – моя внутренняя система самозащиты активно и бурно ломала чары Тихонького Мя, комкая умиротворяющие образы, смешивая и лепя заново видениями грозными и воинственными. Пора просыпаться, а то, кто его знает, что может натворить моё бессознательное тело.

Я поднялась, поворачиваясь спиной к ревущему морю, но успела заметить краем глаза, что в кипящих грозой тучах вдруг вспыхнуло серебро, ярче молний. И что-то внутри пронзительно отозвалось на это сияние…