– Что он тебе в этот раз пришлёт, а? Как думаешь? – хихикнула Полин, заплетая волосы.
– Ничего, – Элен пожала плечами. – Если б ты видела, где он живёт… Скучно ему было, наверное, вот и всё. Лето ведь.
– А я не верю! Пришлёт что-нибудь обязательно. Хотя не объявляться несколько дней – это очень некрасиво с его сто…
– Мне пора, прости. А то опоздаю.
Полин удивлённо посмотрела на Элен, и та отвела взгляд: ей и без того было до ужаса стыдно, что она так прервала подругу, но и дальше слушать эти рассуждения – чересчур. Она торопливо завязала ленты на шляпке, натянула перчатки и вышла на лестницу.
С последнего презента прошло уже шесть дней. Прежде он напоминал о себе каждые два-три дня какой-нибудь безделицей: то сладостями, то цветами, то рисунком в рамочке. Сумочки Элен убрала в коробку, решив оставить их на случай праздничного выхода. А вот книгу прочла в следующий же день и написала записочку с благодарностями, но гамен¹ вернулся с известием, что хозяин квартиры уехал. Элен протянула мальчишке пять сантимов². Значит, нужно прекращать тешить себя надеждами и постараться как можно скорее забыть всё это. Была сказка – закончилась сказка.
К счастью была ещё и работа от рассвета до заката – как выяснилось сейчас, именно к счастью. А кроме неё подготовка к экзамену. По прошествии недели после курьера с книгой Элен окунулась в учёбу с ещё бо́льшим рвением. Так что времени едва оставалось на поддержание быта, еду и сон. Хорошо, что управляющий взял на себя почти всю работу с документами: как Элен ни пыталась, разобраться даже в азах бухгалтерского учёта не получалось.
Ключ с трудом провернулся, Элен открыла дверь магазина и пробежала взглядом по прилавку. С вечера остался неразложенный товар, о котором Элен совсем позабыла. Она оставила в кабинетике шляпку и перчатки и принялась раскладывать кружева и ткани как можно привлекательнее: в этом месяце так мало покупателей, что выйти в ноль поможет только чудо. По крайней мере именно так пару дней назад её известил управляющий с самым скорбным видом. Но что можно придумать в середине лета, когда почти все люди с некоторым достатком покинули Париж ещё в мае?
Днём, когда работы не было, Элен читала газеты и книжки, пытаясь отыскать советы, как лучше всего рекламировать товары. А перед сном горячо молилась помимо прочего и о том, чтобы это самое чудо случилось: с каждым днём оно становилось всё нужнее. Первое время после смерти папы дела шли почти так же, как и при нём. Но чем дальше… Она честно старалась делать, как он учил, но выходило неважно.
А ведь он действительно пытался её учить. Правда, недолго. Он до последнего не хотел верить, что это конец, что болезнь заберёт его. Он храбрился, хоть Элен могла поклясться на чём угодно, что слышала его приглушённые стоны из-за двери комнаты. Но в один момент он смирился. Элен так и не поняла почему. Не то из-за разговоров с матерью, не то из-за слов священника, не то из-за сказанного доктором. Элен много месяцев корила себя, что подслушала один разговор, когда папа таки вытребовал у доктора огласить ему срок.
– Полгода. Может, чуть больше, – сухо ответил тот.
Элен зажала тогда рот рукой, чувствуя слёзы на щеках, и бросилась в свою комнату. В коридоре встретила маму, но та и звука издать не успела – так быстро Элен скрылась за дверью. За ужином она пригляделась к маме и с неменьшим ужасом отметила, что её лицо совсем серое – как фасад их дома после дождя.
На следующий день папа позвал Элен к себе и с пару часов рассказывал про магазины. Она еле-еле умудрялась ухватить одну мысль, как отец перескакивал на другую. Он будто пытался рассказать обо всём и сразу, но только больше запутывал. В конце концов, стиснув зубы, он попросил подать ему лауданум³ и уйти.
Когда папа снова позвал её, Элен, набравшись смелости, попросила его рассказать о чём-нибудь одном, потому что она почти ничего не поняла вчера, и едва не расплакалась. Папа нервно рассмеялся, потом театрально хлопнул себя по лбу, отдышался… и заговорил вновь:
– Кто что нам возит, сама разберёшься – невелика наука, всё записано. А с кем как дела вести – вот это важнее. Там к каждому свой подход нужен… Вот который ленты возит, тесьму там – с ним никогда нельзя слабину показывать. Раздавит, сожрёт и не подавится.
После этого дело пошло на лад. Только вот папа таял буквально на глазах. Паузы между предложениями и словами становились длиннее, да и дышал он всё с большим трудом и так надолго прикрывал глаза, что можно было подумать, будто он уснул.
А месяца за два до того самого дня лауданума стало уходить слишком много, и папа почти всё время проводил в каком-то странном состоянии – почти как в опьянении. Мама пыталась поговорить с доктором, чтобы он запретил папе пить столько лауданума. Но доктор отвёл её в сторону и сказал что-то такое, что мама проплакала весь следующий день и больше эту тему не поднимала.
Когда всё закончилось и семья немного пришла в себя, то выяснилось, что заниматься делами некому. Мама понимала в этом ещё меньше и была совершенно не в том состоянии. А Патрику было всего двенадцать, и он мог разве что работать посыльным, но никак не управлять магазинами. Чуть ли не дрожа от ужаса грядущего, Элен сказала, что будет заниматься делами сама.
– Но милая, – мама схватилась за сердце, – ты не можешь!.. Боже правый, ты не можешь! Ты же погубишь себя! Подумай о своей репутации! И… и о всех нас! Что будет с твоим братом? А с Нати!..
– Я уже подумала. Мама, если никто не будет следить за работниками и счетами, мы окажемся на улице. – Элен глубоко вздохнула, прикрыв глаза, и добавила: – Я знаю, что опозорю себя этим. И что не смогу выйти замуж за достойного человека. Это не… не страшно. Сдам экзамен на учительницу и со временем, когда Пату⁴ повзрослеет, устроюсь в школу. Не волнуйся за меня.
Ничего, кроме как согласиться, матери не оставалось.
Первые пару дней в главном магазине Элен провела, обложившись записями. Благодаря объяснениям папы они выглядели немного понятнее. Но лишь немного. И всё же, как бы страшно ни было, придётся в этом разбираться. Раньше она и представить не могла, что это так сложно!
– Мадемуазель Бланшар, – в кабинет вошла продавщица, – там пришёл какой-то важный человек. Хочет видеть хозяина, говорит, что-то важное, – тихо добавила она.
Важный человек оказался представительным мужчиной в модном костюме, с тростью с рукоятью из слоновой кости и в узорчатом зелёном галстуке. Он назвался помощником некоего модельера Дидье Леруа, до недавнего времени работавшего вместе с месье Эдуардом Дусе⁵. Месье Прюно – как представился помощник – огляделся по сторонам и сказал, что ему очень понравилось качество и цена тканей.
– Я хотел бы сделать заказ. Два рулона белого в сиреневую полоску атласа, рулон белого муслина⁶, три рулона голубого муара⁶ и… пожалуй, рулон шёлкового батиста⁶. Сколько точно это будет стоить?
Элен зашла за прилавок и взглянула на подсчёты – без малого пять тысяч! Боже правый, если его это устроит, как это будет хорошо!
– Перепишите на чек, – шепнула Элен продавщице. Когда та закончила, Элен забрала чек и подала его месье Прюно: – Четыре тысячи восемьсот девя…
– Отлично! – он хлопнул в ладоши. – Доставьте заказ как можно скорее.
– Только месье… Нужно будет заплатить вперёд.
– Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем оплатить вперёд за весь заказ? Скажем… десять процентов достаточно?
– Да, месье, конечно. Мы доставим заказ завтра же!
– Что ж, тогда вот, пятьсот франков. А на остаток, – месье Прюно вытащил чековую книжку, что-то быстро написал и протянул бумажку: – вот чек. Вы сможете его обналичить не раньше, чем послезавтра. Чтобы мы успели проверить ткани. Вдруг будет брак или что-то ещё…
– Хорошо, месье, я всё понимаю, – дрожащим голосом ответила Элен, не веря удаче.
Месье Прюно, раскланявшись, ушёл, а Элен по стеночке вернулась в кабинет и почти залпом выпила чашку чая. Сердце колотилось так громко, что она не слышала больше ничего вокруг. Она заключила сделку! Выгодную сделку! И сделала всё по правилам, как учил папа! А как мама, наверное, обрадуется!
На следующий день упакованные рулоны отправили с курьером по адресу, который написал месье Прюно. А уже утром получили ответ, что ткани безупречны. Не чувствуя ног Элен направилась в банк. Но служащий недоуменно посмотрел на неё, когда прочитал чек.
– Что-нибудь не так, месье? – спросила она и почувствовала, как подкатила тошнота.
– Боюсь, мадемуазель, этот чек недействителен. Пожалуйста, назовите ещё раз полное имя вашего заказчика.
– Месье Дидье Леруа, он модельер… Он работал вместе с месье Эдуардом Дусе…
– Боюсь, мадемуазель, я не вижу среди наших клиентов человека с таким именем и фамилией. Скажите, вы встречались с ним лично?
– Н-нет, пришёл его помощник и сделал заказ. Почти на пять тысяч. Он даже заплатил часть вперёд. Мы отправили ткани, и вот…
– Мне очень жаль говорить это, мадемуазель, – с сочувствием произнёс служащий, – но вас обманули. Скорее всего никакого месье Дидье Леруа и в помине не существует. А ваш товар они продадут кому-то ещё. Впредь будьте осторожнее, а лучше – наймите кого-то, кто будет заключать сделки вместо вас.
Элен забрала чек и проковыляла на улицу. Она не помнила, как доехала домой, как поднялась к себе в комнату, как сняла шляпку и перчатки… По-настоящему она пришла в чувства лишь утром, когда в комнату вбежала перепуганная мама. Она бросилась к постели, расспрашивая о здоровье. И Элен что-то пробормотала о тяжёлом дне на работе.
Отчасти это было правдой, но всю правду она не расскажет никогда. Ей хотелось плакать, но казалось, будто слёз не осталось вовсе. До вечера она пролежала глядя в потолок и только на следующий день заставила себя встать, собраться, поесть и поехать в магазин.
– Ты последнее время очень уж устаёшь, дочка, – сказала мама в воскресенье на обратном пути из церкви. – Тебе нужен помощник.
А за обедом мама вспомнила, что ещё на похоронах кредитор шепнул ей, чтобы в случае надобности они обращались к нему. У папы, по её словам, были с ним приятельские отношения, так что она посоветовала дочери написать ему. Буквально через день принесли ответное письмецо. На счастье Элен он пообещал в кратчайшие сроки найти для неё управляющего, который возьмёт заботу о документах и счетах на себя.
Увы, к тому моменту, когда управляющий нашёлся, ради экономии пришлось уволить одну из продавщиц в самом дорогом магазине. Элен тогда пожала плечами и сказала, что сама займёт её место. Так и установилось. Всё одно теперь не до мыслей о замужестве.
В конце каждого месяца Элен сверялась с отчётами за прошлые года и расслабленно выдыхала, видя, что прибыль почти не упала. Конечно она не могла бы сразу вести дела так же успешно, как папа, даже с помощью управляющего, но всё же это не самые плохие результаты. В сентябре она даже обратилась в агентство за рекламой в «Le Moniteur»⁷. И хоть достичь папиных результатов не получилось, она была собой довольна.
Наступил октябрь, и лёгкие хлопки с цветочными рисунками и простенькую тесьму сменили шелка и широкие кружева, газ, вуали… Дамы готовились к грядущему Сезону. И Элен, раскладывая товар, думала о том, как резко изменилась её жизнь: ещё год назад, после её возвращения из пансиона, дома только и было разговоров, что о следующей осени, когда ей предстояло выйти в общество.
Впрочем, как оказалось, мама от этих планов не отказалась. Она твёрдо заявила, что на первый бал сезона Элен пойдёт и это не обсуждается. Та попыталась возразить, ведь прошло мало времени с того дня, когда папы не стало. Да и на наряды совершенно нет денег…
– Милая, ты ведь не хуже меня знаешь, что он бы не хотел, чтобы ты заперлась дома и закопала свою жизнь. Даже из-за этого, – прервала её мама. – Иди за мной.
В своей спальне она вытащила из шкафа большой свёрток, развернула бумагу и достала платье двадцатилетней давности. Короткая юбка выглядела смешно и пошло. Несуразно огромные рукава поникли, и Элен с ужасом представила, как они выглядят, если надеть подрукавники⁸.
– Конечно оно кажется тебе некрасивым, – с печальной улыбкой произнесла мама, – но тогда такие наряды считались самыми изысканными. – Она немного помолчала, а потом добавила: – Мы его перешьём. Тебе оно нужнее.
Подготовка к балу ненадолго оживила Элен, но едва с платьем закончили, как она вновь впала в безразличие к окружающему миру. Мама достала ещё два платья – на этот раз не белые, а нежно-розовое и бледно-голубое. Их Элен тоже переделала. Правда, пришлось пришить по низу оборку, чтобы пышный подъюбник не оголял лодыжки. С розового платья она отпорола верхнее тюлевое и перешила его тоже, а кроме того смастерила несколько берт⁹ и других украшений. Благодаря этому ухищрению ей удавалось всякий раз появляться в разных нарядах.
Рождество и Новый год Элен отметила с почти лёгким сердцем: прибыль, хоть и небольшую, всё же удалось получить.
Но вот закончился февраль, и настроение упало совершенно: впервые на счетах минус! Март закончился ещё хуже. Элен изо всех сил старалась не впасть в отчаяние, но всё-таки взяла себя в руки: изучала папины записи, заменила несколько тканей из заказа на новые, купила рекламу… И весна закончилась удачно.
Но июнь снова закончился минусом. Июль и август чудом закрыли в ноль. Появились первые долги… И, будто мало было неприятностей: посреди осени затопило один из магазинов. Шкафы и пол разбухли, на обоях остались огромные уродливые жёлтые пятна, часть товара оказалась безнадёжно испорчена. Элен проплакала тогда весь вечер, в тревожном полусне провела остаток ночи – а утром, припудрив лицо и пощипав щёки, чтобы скрыть бледность, пошла в банк. Пришлось обналичить все деньги, которые должны были стать её приданым, но другого выхода не было.
Вскоре начался новый сезон. Но Элен почти никуда не ездила, пытаясь разобраться в счетах, заказах… Снова купила рекламу – на какое-то время покупателей и правда стало больше. Однако часто заказывать объявления выходило слишком дорого, и Элен решила, что будет обращаться в агентство только в самом крайнем случае.
К июлю деньги на счёте почти закончились – осталось всего пять тысяч франков. Банкир сообщил об этом Элен, и она, едва осознав этот приговор и придя в себя, поехала к матери. Скрывать бедственное положение и дальше стало невозможно.
Комкая в руках юбку Элен рассказывала ей про обстоятельства, но мама прервала её на полуслове:
– К чему ты клонишь? Милая, пожалуйста, говори прямо, – она внимательно посмотрела на дочь.
– Нам… нужно продать этот дом.
– Где же мы будем жить? – в ужасе спросила мама и огляделась.
– Вы могли бы переехать за город.
– Нас ты хочешь выслать… – выговорила мама после долгой паузы. – А сама?
– Я сниму что-нибудь дешёвое с подругой. Прошу, мама, я… – Элен, всхлипнув, отвернулась. – У нас нет другого выхода…
Вдруг мама обняла её за плечи, и слёзы покатились пуще прежнего. Потом прижала её к себе и дрожащим голосом проговорила:
– Прости меня, прости!.. Я должна была позаботиться, но… Мы всё сделаем, как ты скажешь. Ты лучше меня в этом понимаешь. Если надо – продадим, что нам этот домик!..
Элен почувствовала, как на плечи упали несколько горячих капель, и подняла голову на маму. Та вытерла щёки и, схватившись за сердце, рухнула в кресло.
Выручить за дом получилось не так много, как Элен надеялась. Но этих денег хватило, чтобы купить совсем маленький дом в Аржантёе и оплатить счета. Правда, при первом же визите оказалось, что нужно срочно менять часть пола, обоев и… всю мебель. Это прилично поистрепало остатки денег, но какой ещё был выбор?
В середине августа мама и младшие перебрались в новое жильё. Неистраченные средства банкир посоветовал положить под проценты, и, немного поразмыслив, Элен так и поступила.
Наступления февраля Элен ждала с ужасом – пережить бы его да март… Отчёты прошлого года за эти месяцы даже вспоминать не хотелось. А ко всему прочему становилось противно от себя: неужто она и правда ни на что не годна? Может, правы священники и учёные, когда говорят, что женщина в умственном развитии уступает мужчине и по природе своей не в силах одолеть то, чем занимаются мужчины? Может, ей стоило набраться смелости и сказать папе, что она не справится? Он мог бы найти кого-то, кто заменил бы его, пока Пату не повзрослеет… Но потом она одёргивала себя: папа сознательно выбрал её на эту роль – значит, считал, что она сможет, вытянет. И она не имеет права подвести его.
Половину января она провела согнувшись над гроссбухом за прошлый год. Выяснить причину того провала оказалось не так-то просто, да и упомнить каждую мелочь было невозможно. Однако в конце концов кое-что выцепить удалось: они продолжали торговать нарядными тканями и дорогими кружевами. Но кому нужен белый атлас и тафта, когда на смену Сезону приходит Пост?
В этот раз Элен устроила распродажу в последнюю декаду февраля, и, кажется, только благодаря этому месяц удалось закончить с небольшим плюсом. Ещё и склад освободился под новые, более практичные ткани. А в середине марта даже пришлось заказать ещё воротничков и чёрной бархатной тесьмы. Но, увы, этого хватило только чтобы выйти в ноль. Впрочем, в сравнении с прошлым годом это уже стало победой.
Апрель начался неожиданно удачно, но через неделю старшая продавщица из другого магазина сказала, что там нужно сделать ремонт. По её словам в некоторых местах прогнил пол и даже поползла плесень, а кроме того пару раз они слышали мышиный писк.
Элен схватилась за край стола и сдавленно кивнула.
– Простите, мадемуазель, – продавщица опустила голову. – Мы знаем, что вам и так непросто… Мы пытались это поправить, но ничего не вышло… А если чёрная плесень дальше пойдёт или мыши погрызут что…
– Вы правильно сделали, что сказали мне, – ответила Элен, вновь овладев собой. – В следующий раз не бойтесь и говорите сразу, если что-то не так. Я пришлю вам завтра мастера.
Продавщица сделала книксен и, не поднимая глаз, заторопилась к выходу. И лишь когда за ней закрылась дверь, Элен осела на стул и закрыла лицо руками, тяжело дыша. Боже правый, ну почему неприятности всякий раз сваливаются в самое неподходящее время? Хотя… разве бывает для них подходящее время?.. Но ведь не когда денег совершенно в обрез!
Ремонт и издержки из-за закрытия магазина выкачали почти две тысячи франков. Выяснилось, что прогнившие доски пола и прогрызенные мышами дырки в стенах – это ещё не самое страшное. Прогнили и заржавели основные конструкции.
Мастер долго качал головой, а потом, зло сплюнув на землю, долго ругался на гадкую погоду и криворуких работников, которые настроили таких отвратительных зданий.
– Нужно всё менять! Всё прогнило! – проворчал он напоследок.
Работа в магазине, попытки разобраться в делах изматывали. Подготовку к экзамену Элен вовсе забросила и лишь изредка, когда выдавались свободные минуты, читала учебники. Но чаще всего вышивала сумочки или шила шляпки для мастерской. Денег это приносило не много, но иметь хоть сколько-нибудь в запасе не помешает: то окончательно ботинки сносятся, то тарелка разобьётся, то зонтик сломается…
Иной раз ей казалось, будто она барахтается в болоте. И, что бы она ни делала, лучше не становилось. Когда же ненадолго ситуация улучшалась, в скором времени жизнь вновь бросала на дно, словно давая понять, что все усилия напрасны. Но каждый раз, прорыдавшись, Элен напоминала себе, что кроме неё самой никто ей не поможет. Больше рассчитывать не на кого. Это немного придавало сил.
Впрочем сумма на счету становилась всё меньше и меньше вопреки всем усилиям. К июлю Элен с ужасом осознала, что денег на расходы не хватит, – даже если ещё сильнее затянуть пояса. Два дня Элен раздумывала над тем, что ей делать. Но продавать больше нечего. Трясясь от ужаса пуще листа на ветру, она отправилась к кредитору.
Выяснилось и то, что у папы давно был заключён с ним договор: когда открывали второй и третий магазин, папа брал у него деньги, чтобы покрыть часть затрат. Месье Кретьенн протянул Элен договор и сказал:
– Можете изучить дома и прийти потом… Но вы же понимаете, что больше вам никто денег не даст. Разве что ростовщики, но взять у них меньше чем за 100% годовых даже не расчитывайте, – презрительно хмыкнул он. И, помолчав, добавил: – Главное, что вам нужно знать, – если вы не вернёте деньги к указанному сроку, часть акций на занятую сумму плюс проценты переходят ко мне.
Он прав. Никто ей денег не даст. Да и он, наверное, делает это только из уважения к памяти её отца. Пришлось согласиться – и надеяться, что больше занимать не придётся. От матери она привычно скрыла новости о положении дел, но та, скорее всего, и так понимала, что они далеки от желаемого, по всё меньшей сумме на расходы.
До самого ноября дела шли в целом неплохо, и Элен воспряла духом. Она даже смогла откладывать нужную сумму, чтобы выплачивать заём. Но и с деньгами от кредитора к концу месяца в лучшем случае оставались сущие копейки, лишаться которых было попросту страшно.
В октябре она, отнеся последнее в ломбард, всё же наскребла на рекламу. Поток покупателей не иссякал, и вместе с этим росла надежда на скорую выплату долгов, а там, быть может, и прибыль увеличится. С этими мыслями Элен закрыла за собой дверь конторы месье Кретьенна. И, обернувшись, увидела возле окна незнакомца.
– Добрый день, мадемуазель Бланшар, – улыбнулся тот.
– Простите, мы знакомы? – Элен ещё раз осмотрела его, пытаясь вспомнить, не встречались ли они прежде.
– Нет. Но мне кое-что известно о вас. Например, что вы нуждаетесь в деньгах, – заявил незнакомец и пристально посмотрел ей в глаза. – И у меня есть для вас предложение.
– Боюсь, месье, мне это не интересно.
Элен уже двинулась к дороге, но, услышав голос незнакомца, остановилась:
– Хотите и дальше отдавать заработанное ему? – Она развернулась, и тот кивнул на дом. – А если я предложу вам что-то поинтереснее?
Воспоминание о фиаско трёхлетней давности вспыхнуло, как бенгальский огонь, и Элен покачала головой:
– Я… не могу, мне нужно идти…
– Я не требую от вас соглашаться прямо сейчас. Десять минут, чашка кофе – и всё.
В кафе через дорогу незнакомец, назвавшийся Альфонсом Лажуа, рассказал, что он представитель одной из железнодорожных компаний. Не очень большой, чтобы новости о ней печатали на первых страницах, но они быстро развиваются – первые полосы не за горами.
– Словом, мы ищем новых инвесторов. Сами понимаете, Ротшильдам мы не интересны, – хохотнул месье А. – Так что на крупные вложения мы не рассчитываем. В основном акции покупают на три-пять тысяч, кто-то на десять. И имеют 50% годовых.
– Для меня это большие деньги, – неловко улыбнулась Элен.
– Возьмите, это визитка и наши условия, – месье Лажуа вытащил из портфеля и протянул ей несколько печатных листков. – Там указан наш адрес. Приходите, когда надумаете.
Он оставил на столе несколько монеток, пожелал хорошего дня и испарился.
Предложение и правда выглядело привлекательным. Особенно в той части, где рассказывалось про доходность. Ненадолго цифры даже вскружили голову и Элен уже решила согласиться… Но уже вечером вновь вспомнила потерянные тысячи франков три года назад. Нет, с такими авантюрами больше спешить она не будет.
На следующий день она поделилась новостями с Полин, и та, пожав плечами, сказала, что знакомый её отца купил акции какой-то железной дороги и неплохо на этом заработал. Вторым человеком стал управляющий. Если в её окружении и есть кто-то смыслящий в деньгах, то это он.
– Если предприятие выгорит, оно может поправить ваши дела, – подытожил он. – Сходите, посмотрите. Но помните – мошенники часто выглядят достойными людьми.
Надолго откладывать визит в компанию Элен не стала. Контора, чей адрес был указан на визитной карточке, произвела приятное впечатление: аккуратные клерки за столами с пачками документов, карты с дорогами на стенах, спешащие курьеры… Один из служащих любезно ответил на вопросы и сказал, что покупать акции можно каждый день, кроме воскресенья, на бирже, что является ещё одним подтверждением надёжности.
В итоге Элен так и поступила. С биржи она ушла с лёгким сердцем и уверенностью в положительном исходе. Согласно условиям, получить первый доход она должна была уже через месяц. И именно этими деньгами планировала заплатить кредитору, но…
Вместо этого, к своему ужасу, пришлось идти к нему и занимать ещё.
Неуверенность и воспоминания о прошлом провале не давали спать спокойно. Однажды в конце ноября она всё-таки решила проверить, как идут дела компании. И в тот день вместо бурной деятельности в плотно набитых бумагами и людьми кабинетах Элен обнаружила лишь пустые столы да лениво метущего дворника, который знать не знал ни о какой железнодорожной компании.
Тогда она пообещала себе, что больше не будет влезать ни в какие авантюры. Довольно с неё. Теперь она будет ещё больше внимания уделять магазинам, подготовке к экзаменам и остальному. Пусть это будет долго, но больше она не подставит ни семью, ни работников.
Зима проходила не в пример успешнее предыдущей. Элен активно меняла заказы тканей, прежде проводя по несколько часов в книжных магазинах за рассматриванием модных картинок; взяла на себя часть отчётов, с которыми успела разобраться. И дело пошло на лад.
А в марте – пусть у неё и украли деньги, и весь апрель и май пришлось работать ещё больше – она познакомилась с Артуром. И, что совершенно превосходило все её мечты, он пригласил её на свидание. Конечно формально это не было свиданием, но готовилась она в тот день именно как для свидания. Она не могла себе позволить появиться перед ним в дешёвом платье или в старых потрескавшихся перчатках. Уже одно то, что такой господин обратил на неё внимание, обязывало выглядеть как можно изящнее.
Когда же он совершенно пропал – что показалось очень странным после обилия знаков внимания – она с болью напомнила себе: они из разных миров. Его наверняка принимают в обществе, может, даже в высшем. А её удел – в лучшем случае брак с таким же мелким буржуа или должность директора какой-нибудь школы или приюта лет через двадцать.
Весь остаток лета Элен каждый день боролась с надеждой, что она ошиблась, что Артур не забыл её, что он обязательно, вот-вот, пришлёт ей цветы или конфеты… Ведь он же был так внимателен, казался таким заинтересованным. Она не могла ошибиться! Но недели шли, а от него не поступало ни даже крошечной записочки. И, как шло к закату лето, так угасала и её надежда. В конце концов она даже решила, что вовсе забыла о нём, как и он забыл её.
____________________
¹ Гамен – уличный мальчишка в Париже.
² Сантим – номинал французских денежных знаков, равный 1⁄100 французского франка, выпускавшийся в 1797—2001 годах (с перерывами) только в виде монет.
³ Лауданум – опиумная настойка на спирту.
⁴ Пату – уменьшительная форма имени Патрик.
⁵ Эдуард Дусе – отец модельера Жака Дусе. Семья Дусе держала магазин на знаменитой модными домами улице де ла Пэ. С 1858 года Дом Дусе фигурировал в списке домов высокой моды Парижа.
⁶ муслин – очень тонкая ткань преимущественно из хлопка, а также шерсти, шёлка или льна.
муар – плотная шёлковая или полушёлковая ткань с волнообразными переливами разных цветовых оттенков.
батист – тонкая, полупрозрачная льняная или хлопчатобумажная ткань.
⁷ «Le Moniteur» – ведущая французская газета, основанная в Париже в 1789 году. В годы Второй империи Le Moniteur оставался официальным правительственным изданием.
⁸ В 1830-х для поддержания формы огромных рукавов носили пышные подрукавники, набитые пухом, или на каркасе из китового уса.
⁹ Берта – пышная отделка в виде накладной ленты, кружев или оборки декорированной ткани, обрамлявшая низкий вырез женского декольтированного платья.