Николай Смирнов
Журнал «Парус» №91, 2025 г.
Будь здоров! (Протру-ка спиртом ноги
муравьиным.) Не грусти, мой мальчик!
* * *
Бронзовый жук на ветке напоминает – лето.
Дескать, Земля – не глобус, бабочка – лучше бабы
(снежной). Спасибо, Павел, Вам и жуку за это!
Выну сандалий пару из платяного шкапа.
Выйду в пижаме синей, что по больничной части
прежде служила, сяду на чурбачок из липы.
Местная кошка Фуся скажет из травки: «Здрасьте…»
«Здравствуй», – отвечу, ноги свесив к земле без скрипа.
«Вот и эклога, Павел», – вспомню свою же фразу.
(Десять томов за печкой ждут своего Дедкова).
Жаль, я роман последний Вам не прочел ни разу.
(Там и о Вас замолвил я перед Богом слово.)
А мемуары, Павел… Кто их читает нонче?..
Зябликов Леша, может… Может, Истомин Федя
(мой однокашник)… Смехом я свой рассказ закончу,
где человек в пижаме думает о конфете.
Сладкой была. И фантик ярко блестел на солнце.
Там – в пятьдесят девятом. В Шахове-деревеньке.
…Бабушка Люба смотрит из своего оконца.
Кажется вкусной эта жизнь человеку-Женьке.
* * *
На той фотографии (по Кишиневу),
на той фотографии (по Еревану)
иду, и понятно мне каждое слово,
поскольку я – русский (евреем не стану).
Ни спеси во мне под рубашкой из хлопка
(узбекского – знаю), ни страха за душу…
Стреляют?.. Нет, это – шампанского пробка.
Не трусили предки. Я тоже не струшу
в Тбилиси, который спасали от хана
(забыто?..), и в Киеве (тоже – морока).
А может быть, то, что евреем не стану, —
ошибка судьбы?.. (Потерпи, синагога.)
Вон Галкин уехал. Уехал Назаров —
смотреть Назарет и другие красоты.
Зря вещий Олег повернулся к хазарам
с мечом. С фотографии юноша, кто ты
сегодня для Киева и Кишинева,
сегодня для Вильнюса и Еревана?..
Агрессор. Какое удобное слово!..
И даже в Берлине боятся Ивана.
Урока истории А. Шикльгрубер
когда-то не выучил в городе Линце.
Ему повезло – не повесили. Умер.
Как много желающих с ним застрелиться.
Игорь ЕЛИСЕЕВ
Неужто я не нужен небу?
Боль
И почему я жив ещё…
Неужто я не нужен небу?
Иль человеческому хлебу
В «замесе» места не нашлось…
Я думал: только бы сошлось —
Слова, как мысли и деянья,
Не напрягали бы сознанье,
Не уводили душу в ночь.
Как манит праздник оголтелый
Своей красивой пустотой.
Как сердцу хочется в запой,
Чтоб отпустить того, кто сгинул,
И улыбнуться через боль,
Не объясняя, сколько горя
В песчинках траурного моря
Сквозь пальцы ныне пронеслось.
2024
Миг
Романс
Справедливость на кончике совести.
Как решиться её не предать?
Рассказать без фантазии повесть вам?
Лишь ресницами другу солгать.
На рассвете морозная изморозь
Обжигает губами висок.
И бордовые капли безмолвия
На холодный стекают песок.
И летят в небо птицы, уставшие,
Рассекая свободу и страх.
А за ними святые и павшие
Оставляют следы в небесах.
Справедливость на кончике совести.
Он решился, не предал её.
Ни секунды о славе и доблести
И четыре – за сердце твоё.
2023
***
Растите Пастернаков не спеша:
Им Нобеля еще разок придется.
И зимней ночью, роем мельтеша,
Глас новых пастернаков отзовётся.
2024
Учитель мой
Учитель мой.
Я в гости заходил к тебе.
Лишь мимоходом, второпях.
Среди своих не нужных дел.
Я забежал увидеть прах.
Нет ни души…
И пустота вокруг.
Лишь солнце, сделав двести двадцать третий круг.
Ласкает лик и щурит глаз.
Как старый столяр на показ.
Как он шумит, латая стул.
И эхо в сводах запирает гул.
А рядом друг и мы вдвоём.
Есть я, есть Он и камертон.
2022
Любовь
Ты принесла
Цветов созвездие земное
На коже рук.
И утолила взор молитвой тела,
И жадность жажды
Сердце одолело,
Воздвигнув храм во славу КРАСОТЫ!
1989
***
Ты сегодня ко мне отнеслась, как ко всем,
Позволяя вчера сильно больше…
Просто изгнан без суетных, веских проблем,
В маске радости смысла нет дольше.
За флажки и запреты ходивший к тебе,
Подливая в надежду быть рядом.
И смешил, и кривлялся: «Бе-бе-бе-бе-бе-бе»!
Отравляя любовь дружбы ядом.
Вот и всё, ты со мною устала фолить.
Вновь знакомиться время приходит.
Не упустим же правду себе говорить:
Осторожней, почтовый отходит…
2024
Путь
Любовь покинула чертоги,
Лишь скорбь нам сковывает ноги.
Славян языческие боги
На смену движутся волхвам.
Явь превратилась в сновидения,
Восток и Запад в Откровение.
А мертвые хотят прощения,
Голгофы не найдя себе.
На перекрестках всех дорог
Они не видят направлений.
Их жизнь закончит некролог,
Оставив множество сомнений.
Быть может, где-то в глубине
Душа ещё живёт во мне.
Я не уверен в этом точно,
Шаг, замедляя, при луне.
2023
В поисках жемчужины
М.Н.
***
По небу полуночи Ангел летел
Все тот же, но горестный был.
О том, что грехи превышают предел,
Он скорбные вести трубил.
Не нужен такой мiр ни людям, ни Богу,
В котором правители ждут машиаха.
И стадо народов их боги не смогут
Спасти из пучины кромешного мрака.
Но "малый остаток" составят другие,
Их Ангел сзывает от края до края,
Для самой последней земной литургии
В преддверии чаемом вечного Рая.
То Стан всех Святых и Возлюбленный Град,
Он новым ковчегом для верных спасенный!
И к встрече его будет звёздный парад
И звуки небес зазвучат во Вселенной…
2025 ‒ К Году Змеи
Олег ЩАЛПЕГИН
***
Бабье лето закончилось резко —
На Воздвиженье Креста.
Может, это – вот так – неспроста?
Солнца нет: золотая подвеска
Не нарушила днесь поста.
От Креста Солнце Правды взойдёт —
Небо солнца иного не ждёт.
27.09.2024
Владислав БУДАРИН
***
Ночь и такая вокруг тишина,
Словно безмолвьем объяло планету.
Белая улица насквозь видна
В тихо мерцающем призрачном свете.
В белом наряде кусты и поля,
В белом наряде пушистые ели,
Словно невеста оделась земля,
Даже заборы – и те побелели.
Город, отвыкший уже от торжеств,
Стал вдруг парадным и празднично-светлым.
Тихо слетают снежинки с небес,
В белое белым ложась неприметно.
Будто бы праздник на землю пришёл,
Самый заветный и самый красивый.
Господи, как же вокруг хорошо!
Жаль не об этом мы Бога просили.
Судовой журнал «Паруса»
Николай СМИРНОВ
Запись 26
Товарищи люди!
В Ярославле на вокзале пришлось часа три дожидаться автобуса. Вокзал отремонтирован, облицовка новая; в зале, где продают билеты на поезда дальнего следования – буфет. Я перед входом в углу стоял и доедал хлеб с мясом, что жена положила мне в дорогу. Потом походил и снова вернулся в этот угол – переложить деньги, получку, из брючного кармана – в пальто. Только я украдкой это сделал, как из зала ожидания подошел молодой паренек и быстро сказал: «Извините, у вас нет куска хлебушка?» Это было так жалобно, просительно и неожиданно, что я даже смутился: «Нет – нет у меня!» – Не успел добавить, что я уже всё съел…
Он быстро так же отошел и сел на своё место. Черненький, худощавый, в черной куртке, похожий на петеушника, как до недавних пор называли учеников профессионально-технических училищ.
Потом я перешел на второй этаж, где иконный киоск и платный зал ожидания. Там у буфета стояла низенькая старуха с коляской для мешка и сумкой в другой руке. Перед ней за столиком закусывали два молоденьких парня в синтетических, телогреечного образца куртках. Старуха смотрела на них и вдруг громко, на народ, заговорила:
– Взяли у меня деньги… Ты ему деньги мои передаешь… Чего глаза-то лупишь? Взял у меня 920 рублей! – И она несколько раз, чтобы все слышали, повторила: «Отдайте мне деньги!»
Пареньки отворачивались, допили из пластмассовых стаканчиков и ушли, старуха продолжала громко повторять: «Взяли деньги!». Потащилась, должно быть, за ними вниз, по мраморной лестнице. На последнем пролете, опершись о перила, стоял молодой милиционер. Он уже давно глядел на нее. Старуха в черном, побелевшем от носки пальто, в валенках, в одной галоше, спускалась с лестницы: уцелевшая галоша вздыхала, как мех. Повязана она была в белую шерстяную старинную шаль, из-под которой со спины выглядывал красный платочек; лицо было изумленным, с фиолетовыми подглазьями. За ней со ступеньки на ступеньку перепадала тележка с мешком. Остановилась перед милиционером и громко сказала:
– Милиционер, они взяли у меня деньги! – и стала продолжать: голос был такой, будто в нем отдавался не этот день вокзальный и не эта обстановка, а давняя какая-то затравленность и обида. Милиционер ей грубо сказал: «Не ори!» – не шевелясь и не меняя позы, всё так же привалившись к перилам.
Старуха спустилась в шум, гомон каменного ящика, побрела за знаемыми ей похитителями своих денег. У дверей, где торговали книжками и мороженым, сумасшедшая еще раз попыталась обратиться к суетящейся толпе:
– Товарищи люди!.. Товарищи люди, они делят мои деньги… У меня взяли деньги!
Но никто не обернулся, и она побрела дальше, к выходу.
Видно, кто-то украл у неё, может, сын или внук, пьяница или жадный спекулянт, эти 920 рублей: «вычистил кошелек». Так вот и вся Россия, как сумасшедшая, с желтым изнуренным лицом старуха, у которой всё разворовал и прогулял тот, кому было давным-давно сказано: «Ты думаешь, что ты богат, а Я говорю тебе, что ты нищ и убог и мертв».
г. Мышкин