Ирина Муравская
Сводные. Поиграем в кошки-мышки?
Глава пятая. Стритрейсеры
POV КРЕСТОВСКИЙ
Облом. Боксеры велели оставить. Сказали: там нет ничего настолько интересного, чтобы с технической точки зрения тратить на это лишнее время.
Ауч.
Прозвучало это немного оскорбительно, конечно, однако с другой стороны ― оно и к лучшему. Девочки-то ладно, пускай наслаждаются, но чтоб еще и парни палили в открытую мой член… Ну такое себе это достижение в копилку, так что норм. Мне и в трусах неплохо.
Короче: раздели меня, усадили на стул в дальней части аудитории, поставили позади завешенную белой тканью ширму, присобачили к стремянке настольную лампу, направив свет, включили таймер и велели не шевелиться.
Чего уж. Не шевелюсь.
Сижу, оседлав стул спинкой вперед, сложив на спинке руки, и с трудом сдерживаю порыв почесать нос.
Как часто бывает: когда нельзя ― начинает зудеть буквально все. Но терпим, раз подвязался. Не скулить же как баба. Так что отвлекаю себя тем, что без зазрения совести таращусь на Скворцову.
Я ― на нее, она ― на меня.
Понятно, что помимо этого меня пристально разглядывают еще дохрена кого, однако вся эта затея ведь ради чего устроена? Позлить ее. Правда коварный план почти сразу дает сбой.
Да, первые минут десять Карина не разочаровывала, покрывая меня мысленно, судя по испепеляющему взору, отборнейшим матом, вот только ее недовольство удивительно быстро перетекло в не менее занимательную одухотворенность.
По разгладившимся складкам на лбу буквально можно проследить всю степень затягивания в творческий процесс. И, надо сказать, это пробивает до мурашек, которыми покрывается моя кожа от каждого брошенного ею на меня взгляда.
Сосредоточенного, внимательного, плавно скользящего по моему телу и впитывающему… Каждую мелочь, каждый изгиб, каждую черточку.
В альтернативной реальности, в мире, где не существует тактильности, это могли бы быть просто потрясные предварительные ласки. Несмотря на наличие посторонних, момент прямо-таки сугубо интимный. Находись мы сейчас в спальне, за закрытыми дверями, отвечаю, я бы не выдержал…
Но в данных обстоятельствах приходится. Выбора нет, потому что установившуюся между нами невидимую связующую ниточку так и норовят оборвать.
Ребята частенько подходят, чтобы сделать центровку глаз, рассмотреть поближе какие-то только им важные нюансы или же просто для того, чтобы убрать волосы, закрывающие мое ухо.
Охренеть. Меня трогают, разглядывают как экспонат, обходя кругом и с холодным отстраненным безразличием изучают… Причем, не как объект сексуального влечения, даже не как человека, имеющего хоть какую-то половую принадлежность.
Просто материал, который нужно оформить.
Очень странное, необычное и прикольное ощущение. Будто я участник какого-то чудаковатого перфоманса. А суетливая, вечно недовольная всем преподша, только добавляет ситуации сюра: ходит от одного студента к другому, подмечает ошибки и бубнит, бубнит, бубнит.
– Данилин, ты видишь, как падает свет на фигуру? Сверху. Вот и рисуй только то, что видишь сейчас. И не выдумывай лишнего.
– Не забывайте прорисовывать тени и блики.
– В древнем Египте во время занятий мимо учеников ходил человек с бамбуковым стволом и бил по спине за кривой рисунок. И заметьте, спустя столько веков мы до сих пор восхищаемся теми работами. Улавливаете, к чему я веду?
– Вы посмотрите, какие работы висят в коридоре, и что малюете вы, бестолочи мои. Застрелиться не хочется?
– Скворцова, что за скелет? Он здоровый парень в отличной физической форме. Зачем ты делаешь из него узника Освенцима?
– Ничего не знаю. Я художник, я так вижу, ― обиженно бурчит та. Кажется, кто-то не любит, когда его отчитывают.
– Видь по-другому! Подойди ближе, если зрение шалит, ― назидательно муштрует ее дамочка, заставляя Карину смущенно пунцоветь. От чего меня так и распирает на улыбку, которую едва удается удержать. Шевелиться же нельзя. И мимики это тоже касается.
А тело-то тем временем начинает сдавать позиции. Задеревеневшая спина ругается, отяжелевшие свисающие кисти сводит, а по нервным окончаниям растекается покалывающее онемение.
Когда писк таймера оповещает, что начинается перерыв и туловище снова ненадолго принадлежит мне, с трудом удается для начала хотя бы просто встать.
О, да-а… Как же приятно просто двигаться!
Приятнее этого только до хруста костей хорошенько размять мышцы и, без предупреждения сделав упор лежа, отжаться пару десятков раз на кулаках. Чтоб застоявшуюся кровь разогнать.
Капец. А ведь это только первые полчаса. Лишь одна четвертая от того, что запланировано на сегодня. Надеюсь, я выживу.
Выживу. Куда денусь. Вот кофейка бахну, который мне услужливо преподнесла симпатичная блондинка, и можно снова отправляться на экзекуцию.
Пока остаются последние минуты, пользуюсь возможностью, чтобы, наконец, и самому рассмотреть аляпистую творческую компашку. Не все же им одним.
Кого здесь, конечно, только нет: и обколотая недопацанка с каре; и недодевочка, который недомальчик с длинным хвостиком в зауженных джинсах; и толстушка-хохотушка с разноцветными прядями на тонких жидких волосенках, смотрящими жутко нелепо…
Но, кстати, имеются и нормальные. Я бы даже сказал: слишком нормальные, мало чем примечательные. Настолько, что попросту теряются на их фоне. Сразу видно: у кого все в порядке с менталочкой, а у кого эксцентричность настолько шкалит, что последствия этого выливаются не только во внешность, но и в повадки.
Карина, меланхолично помешивающая свой кофе карандашом, одна из таких. Все в ней: начиная с волос и яркого макияжа, вплоть до колготок в сетку и ботинок на шнуровке ― словно один сплошной вызов. Себе, обществу и… не знаю. Всему миру, наверное.
Дается сигнал продолжать, и таймер снова включается. Блондинка, что на протяжении последних минут всячески трется рядом, кокетничая напропалую, неохотно возвращается к мольберту, а я на пыточный стул. Отсчет следующего получаса пошел.
А затем еще полчаса. И еще…
Черт, не рассчитал я мальца силы воли. Шило к концу второго часа отчаянно рвет очко, требуя хоть какого-то движения. К тому же от монотонного шуршания бумаги, гудения потолочных ламп и пропитавшего мастерскую запаха красок меня начинает нехило рубить.
Правда уснуть как раз-таки сложно. Студенты продолжают то и дело подходить, вырывая своей суетливостью из сонного оцепенения. Одни, как блонди, с разрешения снимают на телефон какие-то части моего тела. Другие, как Скворцова, просто присаживаются рядом на корточки, делая быстрые наброски в блокнотах.
Невольно заглядываюсь на легкие штрихи, стремительно появляющиеся на белом листе. Изгиб кистей, наметки пальцев, которые настолько налились свинцом, что я давно их не чувствую. Контур ногтей. Даже грязный кант мизинца и порванный заусенец на безымянном не ускользает от ее зоркого взгляда.
Карандаш в женской руке порхает словно живой, играя в копирку: Ctrl C ― Ctrl V. Я бы так не смог. Чертить линии, вычислить радиус, угол наклона, разработать подробный план проекта и объемную форму с расчетом конструкции ― это запросто, а вот оживить неоживимое за считанные минуты… Признаю свою некомпетентность.
– Кирилл, не отвлекайтесь, ― напоминает преподша, последние четверть часа лениво ковыряющаяся за своим рабочим столом. Устала раздавать ц/у.
На самом деле, все уже устали. Некоторые ребята давно наушники нацепили. Заметно, что им становится скучно, ведь обычно так долго один сеанс у них не длился. Это сегодня было решено сделать исключение, чтобы наверстать потраченные ранее часы.
Забывшись, выпрямляюсь. Трынде-ец… По ощущениям на спину словно добрую тонну булыжников нагрузили. Завтра, наверное, не разогнусь.
– Я почти раздет. Ты передо мной на коленях… Чем не эротическая фантазия, а? ― тихо, практически одними губами шепчу, залипая на длинные ресницы и перламутровые тени на веках.
Так близко и, блин, ничего не сделать. Ни щелбана отвесить, ни куснуть за нос, ни… поцеловать. Почему нет? Я бы поцеловал.
– Каждый думает в меру своей испорченности, ― огрызается та, не поднимая головы.
– Лучше тебе не знать, о чем я думаю, глядя на то, как ты лихо управляешься со своим инструментом. Уверен, и с моим бы не подкача… ― со свистом втягиваю воздух сквозь зубы, когда меня сердито щипают за голень. Хорошо так щипают, с прокручиванием. Вырвав часть волос. Еле удержался, чтоб не заорать. ― Хулиганка. Любишь пожестче, да?
– Люблю делать больно. Другим, ― заверяет Скворцова, возвращаясь за место. Ненадолго. Голень еще печет, обещая в скорейшем времени синяк, когда пиликает очередной таймер. Последний на сегодня.
Все! Аллилуйя! Свобода! Следующий заход в среду, но всего на час. Больше не получится, потому что аудитория понадобится другой группе.
– Так вы, типа, встречаетесь или не встречаетесь? Если нет, то чего он вокруг тебя так вьется? А если да, то куда ты девала Славика? ― запрыгивая в джинсы и затягивая ремень, слышу болтовню блондинки, крутящейся около Карины.
– Что за Славик? Был же Василий, ― подключаюсь я, с трудом влезая без обувной ложки в кроссовки.
– Какой Василий? ― удивляется куколка. ― Еще и Василий? Скворец, ты гарем собираешь?
Ну какой же она скворец? Она… не знаю, Колибри. Маленькая, юркая и яркая. Хотя, кстати, скворцы вроде на самом деле фиолетовыми бывают.
– Да. Меня тоже это интересует. Я-то наивно верил, что у тебя единственный, ― саркастично хмыкаю, закидывая футболку на плечо и заглядывая птичке-невеличке в мольберт. ― Дай глянуть, чего ты там начирикала. А то вдруг рога мне пририсовала, ― нет. Рогов нет. Есть лишь наброски силуэта без лица, стоп и кистей, в полный рост и это… круто. Самого себя распознать пока, конечно, сложно, но все равно. ― Ля, а я и правда красавчик!
Карина раздраженно отпихивает меня локтем, убирая работу в папку, а ту ― в громоздкую сумку.
– Рога поищи у своей девушки, ― фыркает она с досадой. ― Они у нее настолько ветвистые, что олени от зависти перегрызутся.
– О-о, так у тебя есть девушка? ― огорчается блонди.
– Нету, ― отмахиваюсь.
– Есть, ― закатывает глаза Скворцова. ― Но такая мелочь его не заботит, так что совет да любовь. Развлекайтесь, детки. Помой, будь любезен, ― сует она мне пустую кружку и, попрощавшись с преподом, стремительным росчерком выскальзывает из аудитории.
Ловлю выжидательный взгляд блондинки, прожигающей всю мою правую половину лица. Ждет.
Чего ждет? Приглашения на свидание?
Ну да, она в целом ничего. Разок закутить можно было бы с… Епрст, а зовут-то ее как? Называли же имя, сто процентов.
Ай, ладно. Похрен.
– Помой, а. Будь товарищем, ― играя в «горячие пирожки» передаю эстафету с грязной тарой ей и лечу следом за Скворцовой. ― Принцесса-ебанесса, далеко собралась?
– Далеко, Кирилл-дебил.
Кирилл-дебил, как оригинально.
– Долго придумывала?
– Да не, само озарило. Пока любовалась на тебя битые два часа. Ты на кой фиг вписался? Тебе оно зачем?
– Как зачем? Чем чаще я у тебя на виду, тем скорее ты влюбишься в меня как кошка.
Карина тормозит, разворачиваясь вполоборота.
– Изначальная ставка была вроде просто секс. Когда условия поменялись?
– Приятный бонус никто не отменял.
– Крестовский, ты просто конченый… ― не договаривает. Пробует на вкус, перебирая, но подобрать нужного определения не может.
– Что такое? ― насмешливо ухмыляюсь. ― Запас оскорблений иссяк? Все, сдулась?
Издав усталое и протяжное «пф-ф», Карина попросту уходит. Обратно вниз, к проходной, а там к парковке. Молчит и когда я загружаюсь без спроса в машину, внутри которой стоит просто убийственная духота. Пока кондиционер набирает обороты, открываю окно. Иначе задохнемся.
– Где тебя высадить? ― сдавая задним ходом и ловко обтекая припаркованные на обочине тачки, интересуется она у меня. ― Советую выбрать место самому. Иначе скину, где сама пожелаю.
– В смысле, скину?
– В коромысле. Неужели ты думал, что я буду нянчиться с тобой весь день?
– А почему нет?
– Может, потому что у меня есть личная жизнь?
– Личная? Без меня? Это что-то новенькое.
Сарказма не оценивают.
– Повторяю вопрос: где тебя высадить?
Молчу. Вместо этого впитывая ее манеру вождения. Внешне расслабленную и даже будто бы легкомысленную, однако исходящая от нее концентрация затопляет салон какими-то новыми для моих рецепторов феромонами.
– Никогда бы не подумал, что девушка за рулем ― это настолько сексуально, ― чистосердечное признание как есть. Положа руку на сердце, до нашего знакомства я был непоколебимо уверен, что девушкам водить нельзя. Категорически.
Карина, не отрываясь от трассы, достает из бардачка пачку влажных салфеток, кидая ту мне на колени.
– Слюни подотри, ― виртуозно уходит она вправо, не снижая скорости. Потенциальный занос переходит в полноценный мини-дрифт. Точный и выверенный. Ювелирная работа. Вот уж точно впору слюни пустить.
Вообще, то, как Скворцова улавливает вибрации авто и чувствует габариты даже незнакомой тачки, я оценил еще в прошлый раз. И уже тогда, будем откровенны, знатно запал на это, потому что не каждый мужик-то справится с механикой с той грациозностью, с которой управлялась она с моим Мустангом.
Запал тогда и, кажись, сейчас история повторяется.
Догадывается ли Карина об этом или нет, но у нас с ней гораздо больше общего, чем она думает. Потому что я каждой клеткой чувствую ее нетерпение и безошибочно замечаю подрагивающее женское колено. Кое-кто страстно желает надавить на педаль и прибавить газку, но держится, чтобы не нарушать пдд.
– Ты никогда не гоняла? По-взрослому? ― спрашиваю я, озаренный шальной идейкой.
– По-взрослому, это как?
– Хочешь, покажу? Только для этого тебе придется освободить для меня всю ночь вторника.
POV СКВОРЦОВА
С брошенными ма напоследок словами: «В душе не чаю, куда меня везет этот маньяк, но, если что: где искать труп ― спрашивайте с него», гордо выходим в ночь. Правда одиннадцать вечера не просто так зовется вечером, поэтому вроде как и не ночь еще…
Ладно, не столь важно. Важнее, другое.
– Рискнешь? ― Крестовский протягивает мне ключ от машины.
Рискну ли я снова сесть за руль Мустанга?
– Как два пальца об асфальт.
Окей, не два пальца. Погорячилась. Хотя опыт уже есть. А вот в прошлый раз я немного себя переоценила, ведь на механике ездила исключительно в автошколе. Но ничего, вроде быстро сообразила: что к чему, обвыклась и не опозорилась.
Сейчас меня накатывает примерно тоже состояние: закипающий адреналин вперемешку с ссыкливым волнением накосячить. Сложно с щелчка переключиться, когда несколько лет водишь исключительно на автомате, поэтому первые минуты чувствую себя бараном на выпасе и жду насмешек.
Которых, вот же удивительно, нет. Кирилл молчит. Лишь внимательно следит за каждым моим движением, меланхолично играя зажатой в уголке губ зубочисткой.
Что только еще больше нервирует.
Блин, зря я, наверное, согласилась ехать с ним в одной тачке. Зря вообще согласилась куда-либо ехать, однако любопытство пересилило. А эта хитрюга еще и условия обозначила: чтоб колеса были общие. Это он так, как понимаю, предусмотрительно лишил меня возможности свалить, привязав к себе.
– Я на экзамене? ― включая поворотник, сворачиваю к выезду из коттеджного комплекса, который, как и все элитные районы, заканчивается кпп. Чтоб не шастали посторонние с пустыми ведрами и завистливо не плевали на наши газоны.
– Нет.
– Тогда чего таращимся?
– Я не таращусь, а наблюдаю. Где училась водить?
– Где и все. Инструктор толковый попался.
А еще безумно классный парень, ставший моим первым. Во всех смыслах, но… увы. Не срослось.
Разница в возрасте и на тот момент моя сильная неуверенность в самой себе на фоне брекетов и лишнего веса, все испортила, но расстались мы мирно. Без скандала.
Наверное, по-другому и не могло сложиться, ведь на тот момент мне было всего шестнадцать, а ему… хм, около двадцати вроде как. Может, чуть больше.
– Что ж, неплохо, ― признает Кирилл. ― Очень неплохо. Особенно для девчонки.
Вот спасибо, Ваше Величество. Одарил благословением. И как я без него раньше жила?
– Попахивает дискриминацией, не чувствуешь?
– Не. Я чувствую только свой одеколон.
О, да. В «Dior Sauvage» утопает весь салон. А заодно и я. Но аромат так-то реально классный, вот только знать ему об этом не обязательно.
– Не ты один. Можно было и поменьше на себя лить. Иначе девушки помрут от отравления раньше, чем успеешь их склеить.
– Ты это о себе?
– А я тут причем? Меня ты не клеишь. Меня ты просто бесишь навязчивостью.
– Не соглашусь. Смотри: ты сейчас со мной, по доброй воле, сидишь в моей тачке и едешь туда, куда я велю. Хочешь ты того или нет, но кое-кто все-таки склеился. Пусть и чисто из интереса.
Черт. А ведь он дело говорит!
– Как склеилась, так и расклеюсь обратно. Если мне не понравится то, что увижу. И только попробуй начать домогаться.
– Не планировал, но вот ты сказала и резко захотелось.
– Не советую.
– А иначе, что? Снова будешь кусаться?
– Зачем мне твои микробы? У меня и своих достаточно, Просто получишь коленкой по бубенчикам и на ближайшее время забудешь в о том, что их можно пускать в ход.
– Кощунство. Давай обойдемся без этого? Я своими бубенчиками очень дорожу.
– Тогда за что так нещадно их эксплуатируешь? Где милосердие? Даже портовые шлюхи, услышав количество твоих беспорядочных связей, выпали бы в осадок.
– Ты аж такого обо мне мнения? Лестно. Ну… Я не отрицаю, у меня было достаточно девушек, но все же не переоценивай мою аморальность. Все подряд я тоже не трахаю.
– Он еще и привереда, вы гляньте.
– Я бы предпочел определение: избирательный.
– Скорее зажравшийся. Зато дурнушки могут быть в безопасности. Твоя брезгливость спасет их.
– А кто сказал, что дурнушек я не беру? Знаешь, какие порой они оказываются страстные и благодарные? Особенно если где-нибудь в клубе выбираешь ее, а не стоящую рядом пустоголовую куклу.
Нормально так. Всем выделил нишу в своей пищевой цепочке, никого вниманием не оставил. Миссионер с великим предназначением, блин.
– И к какой категории у тебя отношусь я? Я вроде не уродка, но и иллюзий не тешу.
– Ты не уродка, ты ― чумичка. Дерзкая. Горячая. Сексуальная.
– Ммм, мягко стелишь. Смотри аккуратнее, а то сейчас еще растаю. Потом обивку не отмоешь.
Кирилл ничего на это не отвечает. Только смотрит с кривой ухмылкой. И задает вопрос совсем из другой оперы.
– Слышишь?
– Что?
– Что-то кряхтит в движке. Тормозни. Глянем, что там.
Не выдерживаю, разразившись хохотом.
– Ха, ну уж нет. Второй раз такой номер не прокатит.
Не он один помнит ночную безлюдную улицу Амстердама, его дебильнейший предлог и меня… верхом на нем.
– Жаль. Вдруг бы сработало, ― легкомысленно отзывается Крестовский, перекидывая зубочистку на другую сторону рта. ― А знаешь, что мне еще в тебе нравится? Ты не идешь в руки без боя. Поэтому заполучить тебя будет втройне приятно.
– Неужели правда думаешь, что у тебя получится?
– Получится. Ты не первая такая недотрога.
Очаровательно.
– И сколько продержались прошлые?
– Самая выносливая сдалась спустя пару лет.
– Вау. А ты настойчивый. Одобряю. Но спорим, я побью ее рекорд?
– Другой ответ меня бы разочаровал. Однако в этот раз все будет куда быстрее.
– Ты либо слишком самонадеян, либо попросту болван.
– Снова обзываешься?
– Ага. И ты мне ничего за это не сделаешь. Знаешь, почему? Потому что вряд ли хочешь получить свою красотку всмятку.
– Готов рискнуть, ― Мустанг начинает рыскать, когда рука Кирилла ложится… между моих ног, сжимая внутреннюю часть бедра.
Эй!
– Стряхни конечность, фетишист. Греть потные ладошки будешь в другом месте.
– Переубеди меня.
Да запросто!
Резко выкручиваю руль, вылетая на встречку, в последнюю секунду уходя от столкновения с одинокой легковушкой, ослепивший нас вспышкой фар.
Прости, мужик на жигулях! Честное слово, тебе ничего не угрожало, я все контролировала. И не надо бибикать, умоляю. Сама в шоке от собственной дури.
Зато добиваюсь желаемого. Лапать меня перестают.
– Ну точно чумичка! ― выдыхает Крестовский. Не поняла, он что… в восторге? Вот же конченый псих. Конченый, но… прикольный. Люблю тех, у кого не все дома. Главное, чтоб невменяемости было в меру.
– Еще какая. А знаешь, в чем самая прелесть? Письма счастья за превышение скорости прилетят не мне, ― коварно скалюсь, подбавляя газа.
Мы как раз выезжаем за черту города, в мало населенную ее часть, где кроме напичканных на каждом углу заводов нет ни души. Особенно в это время суток.
Мелькающие дорожные знаки то и дело просят не разгоняться до восьмидесяти, однако на спидометре быстро набирается за сотку. Правда перед подсвечивающимися пешеходными переходами все равно слегка сбавляю. Мало ли что.
Так и едем. Крестовский задает направление, я послушно следую указаниям, заезжая в такую глухомань, в которую одна по трезвому уму ни за что бы не сунулась. По-моему, тут даже сеть не ловит, потому что вышек на ближайшую округу раз-два и обчелся.
Зато есть огромный по площади пустырь. Земля неровная, в колдобинах, мало зелени, много поваленных деревьев и еще больше старых технических отходов, возвышающейся горой ― последствия сошедшего не так давно оползня, после которого бульдозеры сгребали сюда весь мусор.
До самого пустыря не доезжаем, тормозя на съезде мало популярной у жителей трассы. Обычно даже в дневное время здесь редко когда образовывается затор, а ночью так и вовсе максимум транзит раз в час проедет.
Но не сейчас.
Сейчас замечаю длинные колонны припаркованных по обе стороны четырехполосной дороги авто. Подсчитать сложно, однако навскидку точно больше сотни. С включенными аварийками и развивающимися на ветру флагами.
При приближении даже замечаю затесавшийся по центру, пересекая сплошную, эвакуатор, на котором под грохочущую музыку, как на сцене, танцуют… девочки?
Да, точно. Полуголые девочки гоу-гоу.
О, прям совсем полуголые. Топлес.
– Я вижу сиськи, ― хмыкаю, тормозя после повелительного жеста одного из парковщиков в светоотражающем жилете, выступившим нам наперерез. ― Зачетные, кстати.
– Твои лучше, ― опустив окно, Кирилл протягивает чуваку несколько скрученных купюр крупного номинала, тот записывает номер машины и разрешает проехать дальше, услужливо ориентируя: куда можно встать.
Комплимент сомнительный, но, так и быть, приму.
– Значит, ты привез меня на уличные гонки.
– Ты привезла. И насколько могу заметить, не особо этому удивлена.
– До меня доходили слухи о твоих увлечениях. Сложить два и два несложно. Это правда, что тебя едва не загребли за то, что ты кого-то убил на одном из таких мероприятий?
– Это был несчастный случай.
– С летальным исходом?
– И это тоже. Тогда четверо, включая меня, серьезно пострадали. Трое выкарабкалось, четвертому не повезло.
Ого. Мало того, что он не отрицает, так еще и невероятно буднично об этом сообщает.
– Миленько, ― медленно продвигаюсь вперед, жмурясь от развернувшегося впереди файер-шоу. А у них тут весело. И народу просто куча. Самой бы не тирануть кого ненароком, а то лезут прямо под колеса. ― А теперь ты решил попытать удачи со мной? Вдруг тоже откинусь? Типа, так не доставайся же ты никому?
– Глупости не говори. Тебе ничего не угрожает.
– Точно?
– Точно. Шмель отличный орг. У него редко когда случаются осечки.
– Шмель. Погоняло так себе для нарушителя закона, ― красиво запарковываюсь между старенькой Нивой и оттюнингованным под завязку Порше. Разброс в качестве тачек тут, конечно, мощный. ― Не поняла. Это сборище для вип-мажоров или сюда берут всех подряд, лишь бы мотор не глох?
– А ты чего ждала? Понтов и экшена? «Форсажа» пересмотрела? Сюда приезжают выпустить пар: неделя началась тяжело, босс – козел, подчиненные – идиоты… Народ приезжает за дозой адреналина, общается, курит кальян и разъезжается. Здесь неважно, на какой машине ты приехал. Главное, желание участвовать. Если хочешь сборище фриков без тормозов, тогда вперед и с песней к «Койотам». Вот там не удивляйся, если окажешься в реанимации. У них правил вообще никаких нет.
– Дай угадаю, именно там и случился инцидент с летальным исходом?
– Неважно, ― уходит от ответа Кирилл, отстегивая ремень безопасности.
Неважно. Ага. А чего тогда так напрягся? Но все же не настаиваю. Может, не так уж и наплевать ему на все, как мне показалось.
– Неважно так неважно, ― глушу мотор, бросая беглый взгляд на приборную панель, где, игнорируя специальную подставку, небрежно валяется последний айфон. Высвечивающий на беззвучном входящий. Без фотки, только имя. ― Тебе тут Эля звонит. Дай угадаю, твоя девушка? ― с тихим злорадством тянусь к зеленой кнопочке.
– Не трогай!
Поздно.
– Упс, я случайно. Сорянчик, ― наигранно виновато скалюсь.
Крестовский, скрипя зубами, вынужденно переключает на громкую связь.
– Да.
– Привет, Кирюш. Опять вне зоны доступа? Еле дозвонилась.
Какой приятный голос. Не противный так точно.
– Здесь ловит плохо.
– Здесь, это где?
– Здесь ― это здесь.
– У тебя там вечеринка?
Она, наверное, имеет в виду долбящую музыку, которую практически не глушит корпус Мустанга?
– Не совсем. Так, встретился со старыми знакомыми. У тебя что-то срочное? Давай я позже перезвоню.
– Позже перезванивать не обязательно. Лучше встречай меня в аэропорту послезавтра.
Кирилл давится зубочисткой, отгрызая кусок и проглатывая.
– В смысле? ― с трудом сдерживая кашель, хрипит он.
– В прямом. Я убедила папулю отпустить меня на свадьбу отца моего жениха.
Нет. Кашель удержать не получилось.
– Ж-жениха?
– Пришлось сказать ему, что ты сделал мне предложение. Иначе бы он не отпустил познакомиться с твоими родителями.
– Эля, ты охренела? Что за самоуправство?
– Не злись, Кирюш. Я же не просто так: у меня для тебя есть важная новость, которую не рассказывают по телефону. Плюс, я ужасно соскучилась. А ты разве нет?
– Кхм… Соскучился, ага. Слушай, давай я все-таки позже перезвоню? Въезжаю в туннель, ― Крестовский отключается поспешно, тихо цедя сквозь зубы: «мля-я».
– Какой туннель, бестолочь? ― хихикаю. ― Сам себе противоречишь. Она ж не настолько дура.
– О, да. Она не дура, ― зарывая пальцы в волосы, присвистывает тот. ― Поэтому и приезжает. Почуяла опасность и едет территорию помечать.
Какие у них, однако, крепкие и доверительные отношения. И зачем это все?
– Надо же, ― меня снова уносит в хохот. ― Оказывается, на свете существует та, что держит твои фаберже в ежовых рукавицах. А она мне уже нравится.
– Заткнись. Просто заткнись.
Затыкаюсь. Но про себя все равно тихо ржу. Просто его физиономия… О, эта секундная гримаса паники стоила того, чтобы приехать. Жаль только, что она очень быстро уступает место привычной беспечности.
– Херня. Разрулим. Вылезай из машины, здороваться пойдем. Ну и в заезд впишемся, если еще есть место.
В заезд? Ого, это сильно. Я пусть и люблю иногда полихачить, но в гонках прежде еще не участвовала. Не доводилось. Ма, если узнает, весь корвалол в аптеке скупит. Она и так не очень рада тому факту, что я вожу. Вернее, как вожу.
Выходим на улицу, утопая в коктейле ароматов. Паленая резина, кострище от огненного шоу и любимый запах бензина моментально отправляют на второй план поселившийся в ноздрях привкус одеколона.
А тачки, ка-акие тут тачки…
И я, разумеется, не о стандартном ширпотребе, а о красавцах спорткарах. Голубой Ягуар F-Type, серебристый Шевроле Камаро, и… мамочки, держите меня семеро, король дорог ― Bugatti Veyron Super Sport.
Возле каждой торможу, обтекая ванильной лужицей. Крестовскому приходится ревниво подталкивать меня в лопатки, ворчливо приговаривая:
– Ветреная женщина. Как быстро ты предала мою крошку, стоило только фарами поманить. А еще меня осуждаешь.
– Я не виновата. Оно само-о-о… ― застываю как вкопанная возле Харлея. Вот это мотоцикл, вот это агрегатище. Какие формы, какая брутальность, какая…
Настолько впечатляюсь байком, что не замечаю его хозяина: высокого, широкоплечего блондина. Стоявшего к нам спиной и с кем-то разговаривающего, но при виде Кирилла моментом переключающегося.
– Дарова, ― парни обмениваются рукопожатиями, а я… А я словно вьетнамские флешбэки ловлю, вглядываясь в знакомые черты. Он изменился. Стал уже не просто симпатяжкой, а прямо-таки обалденно красивым мужиком. ― Когда Борзый сказал, что ты снова в городе, я даже не поверил сперва. Надолго?
– Пока не знаю, как карта ляжет. Давно сменил Хаммер на Харлей?
– Чередую.
– Смотрю, гонки приносят куда больше прибыли, чем раньше.
– Ты многое пропустил.
– Догадываюсь, ― Крестовский замечает мой взгляд. И блондин, наконец, тоже. ― Это…
– Карина Скворцова, ― улыбается Шмель.
И я тоже не могу сдержать улыбки. Это ж надо, только-только ведь вспоминала его!
– Даниил Шмелев. Как тесен мир. Ну, привет… Шмель.
– Привет, ― смеется тот. ― И правда, что еще можно сказать в таких случаях, да? А ты похорошела. И теперь… с Крестом? Засада. Кажется, зря я тебя упустил.
– Так. Стопэ, ― напрягается Кирилл. ― Не понял. Вы что, знакомы?
Шмелев не торопится отвечать. Лишь продолжает лукаво улыбаться, оставляя право ответа за мной.
– Конечно, знакомы, ― хмыкаю. ― Сложно забыть того, кто лишил тебя девственности.