Irina Sherry
До встречи с собой
Я очнулась, едва устояв на ногах у забора собственного дома: одетая и ничего не воспринимающая. Казалось, что всё произошедшее было не со мной. А омерзительное, мерзкое действие со стороны осталось где-то там… в кошмарном сне.
Я думала об этом той ночью, когда обнимала взволнованную Ба. Когда укрыв её одеялом, отходила за шторку, раздевалась до трусов и, оглядывая своё тело в мутном отражении зеркала, принялась намыливать кожу, стоя в тазу с прохладной водой. Я водила по нему то медленно, то быстро, с остервенением натирая предположительно обляпанные чужими руками места. Обмакнув себя потрепанным полотенцем с лебедями, я отбросила его в сторону, так чтобы в слабом свете лампы было видно чуточку больше, чем когда бы то ни было. Я оглядывала своё тело с головы до ног, акцентируя внимание на деталях, которые до настоящего момента отказывалась подмечать. Моя грудь, пусть и была маленькой, но уже сильно выделялась на фоне хрупкого тела. Едва я к ней прикоснулась, как она заныла в моих ладонях. Отпрянув, я вновь прижалась к ней ладонью и принялась выписывать по всему телу круги, то и дело касаясь себя в определенных местах. Я пыталась толи вспомнить, толи запомнить детали, которых в общем-то и не было. Мне так отчаянно хотелось думать о сне, что я не заметила, как мои пальцы принялись очерчивать зону между ног. Там всё щипало, гудело и болело. Я прижала пальцы туда сильнее, чтобы унять боль, но это не спасало, какая-то жидкость стремительно покрывала пальцы. Подняв их на уровень глаз, я едва не закричала. Тёмная вязкая жидкость стекала по моей ладони. И тогда сон окончательно перестал быть таковым.
– Тебя слишком занимает то, что было и что будет. Прошедшее – забыто. Грядущее – закрыто. Настоящее – даровано. Поэтому его и зовут настоящим! – произносит черепаха из мультфильма, который мы с Аланом, как оказалось, смотрим уже полчаса. Я даже не заметила очередной отлет в собственные мысли. И как неслучайно именно эта фраза престарелого мастера Угвэя, как сообщил Алан, завидев моё замешательство он тут же нажал на паузу и прояснил момент, тригернула меня из прошлого сюда, в настоящее.
– Как ты, – спрашивает Руслан, когда мультфильм заканчивается. За это время мы успели пригубить домашнее вино из запасов его семьи, а также отведать сэндвичи, которые он собирал тайком от меня. – Кать?
Я поднимаю взгляд на мужчину, но вижу лишь его едва очерченный силуэт. Наполненные слезами глаза не дают возможности увидеть реальную картинку, поэтому мне приходится вытереть соленые капли рукавом спортивной кофты. Получается коряво и неряшливо, поэтому Алан протягивает пальцы к щеке, убирая оставшиеся капли жидкости с опухшего лица.
– Как ты? – повторяет вопрос, убирая выпотрошенную из куцего хвоста прядь волос за ухо. Сакральное и слегка интимное действие производит на меня странный эффект. Сердце, привыкшее автоматически качать кровь, в какой-то момент забывает о своей миссии и застывает, чтобы после перерыва забиться с утроенной силой, норовя выпрыгнуть из груди.
– Хорошо! – киваю в подтверждении собственных слов, а в груди впервые за долгие бессознательные месяцы начинает разгораться огонь. Печет так мощно, будто меня вымазали звездочкой во всех местах.
– Я рад! – искренне улыбнувшись, Алан слегка приобнимает меня, после чего поднимает высоко руку. Я отрываюсь от мужского тела и поворачиваюсь в нужную сторону.
– Когда засыпает солнце, просыпаются звезды,– взяв меня за руку, Алан поднимается и тянет следом за собой. На пустынный пляж. Вдоль берегов которого гуляет прохладный ветер. Накинув на продрогшие от потока воздуха плечи одну из своих кофт, Руслан обнимает меня со спины, скрестив руки у на груди, и прижимает к себе, отогревая своим теплом. Превратившись в кошку, изгибаюсь в спине, прижимаясь чуточку ближе. В плотную не подхожу, чтобы не поддаваться иллюзии безопасности.
Алан вновь вытягивает руку к небу,
– Видишь звезды? – в ответ я киваю, ударяясь головой о мужскую челюсть. Потерев ушибленное место костяшками правой руки, он покрепче прижимает меня к себе, укрывая от ветра, и продолжает, – Звезды – как люди. Несмотря на то, что их бесконечно много, они, как и мы, бывают одинокими.
– А как они лечат своё одиночество? – интересуюсь я, поворачиваясь к рассказчику лицом.
– Разве одиночество может стать помехой для того, кто прошел огромный путь, чтобы однажды проявиться на этом небе? – произносит Алан, устремляя взгляд на горизонт. Лишь спустя время, когда выдаю очередную глупость, он смещает свой взгляд на меня. Я опускаю голову и прикрываю веки от близкого зрительного контакта и произношу то, что давно хочет выйти из меня:
– Но одиночество никого еще не делало счастливым. – Его рука касается моего подбородка и тянет обратно наверх, к себе.
– А ты никогда не думала, что если звезда горит, то она уже счастлива? – произносит Алан, фокусируясь на моих глазах.
– В твоих глазах горит луна, – шепчу еле дыша.
– И что это может значить? – мужские губы почти касаются моих, обдавая меня дурманящим ароматом сладкого винограда.
– Что ты много выпил? – хихикаю, поджимая губы и прикрывая ладонью от глупой улыбки рот.
– Что я вижу счастье.
Люди так сильно привыкли к формальностям, что совершенно забыли об эссенциальности и глубине. Гораздо реже мы интересуемся о делах других, сводя общение к привычному «привет, как дела, пока», не вдаваясь в смысловую нагрузку и чужие проблемы. Мы беспокоимся лишь о своих. И как же ценно отыскать среди бесконечного потока людей тех, кому важно услышать ответ на вопрос «как ты».
Маковое поле
«…Были бы крылья, а небо найдется и кто-то научит летать.
В Жизни ни раз еще перевернется, всё повторится опять…»
Мераб Амзоев
Я повинуюсь подсознательному желанию в который раз убежать подальше, но впервые концентрируюсь на том, что хочу сделать полный оборот, повернув рано или поздно назад. Поэтому налепив на себя маску въедливой, озорной и проворной Кейт, вручаю Нику свой портфель и, отбросив любые, даже самые крошечные, сомнения, стремглав несусь в самый низ утеса. Вдоль дурманящих красных дорожек из маков. Они то и дело путаются в моей сетчатой юбке, оставляя свой след на ней. Поэтому к концу пути я почти с ног до головы улеплена алыми цветами и помечена желтыми отметинами на коже.
– Неужели я это сделала? – шепчу себе под нос, когда не нахожу силуэт Ника вдалеке.
– Неужели. Я. Это. Сделала! – смотрю на встречу самой огромной звезде, поддаваясь её ласковым теплым лучам. В груди всё трепещет от восторга, когда взгляд ловит уплывающий вдаль горизонт в тени полуденного солнца. Словно птица, раскрывающая свои крылья, я развожу руки в стороны и, запрокинув голову к небу, вычерчиваю в пространстве бесконечные круги, прикрыв глаза от слепящихся лучей.
– Кейт, стой, – запыхавшийся Ник, не без труда сжимает мое плечо, останавливая тем самым меня от падения вниз. – Мы, конечно, собираемся летать как в небе птицы, но не так, чтобы разбиться, – подмечает с лукавством. В свете высоко взобравшегося солнца мужские волосы блестят так ярко, что кажется, будто лицо окрашивает священный ореол.
– А как мы полетим? – спрашиваю, продолжая качаться из стороны в сторону, подчиняясь безрассудным порывам. Весеннее, еще не уверенное небесное светило гоняется за моими щеками, словно ребенок за солнечным зайчиком, и пытается их прогреть от затяжной зимы. Медленно стекая по рукам, теплые лучи плавно прогревают увядающие в неистовом вихре маковые самоцветы. Красные лепестки лавиной поднимаются выше и вереницей вплетаются в головокружительный поток ветра. Кружа и маяча между нами, алые лепестки задирают наши с Ником вещи так высоко, что мы видим друг друга лишь через легкие ткани своей одежды. Синхронно выставив ладони вперед мы начинаем вальсировать в неспешном ритме танцующих цветов, становясь с ним единым целым. Завораживающее представление заканчивается как и началось неожиданным столкновением стопы Ника с каменным булыжником, спрятанным за высокой травой и моим громким криком.
– Всё в порядке? – путаясь в подоле юбке, пытаюсь потянуться к своему партнеру по танцам, но меня жестом прерывают.
– Никогда не думала, что меня смогут переплюнуть в танцах, – вспомнив о случае со школьной дискотеке, после которого я долго и упорно отказывалась танцевать, делюсь с Ником своим наблюдением.– Оставь беспокойство на потом, – подмечает с улыбкой и, подхватив наши рюкзаки, ведет меня в сторону.
– Ты так хорошо танцуешь? – с теплотой интересуется Баритон, останавливая движение.
– Профессионально наступаю на ноги, – закусываю губу, пряча улыбку. Руки теребят подол юбки, который так и норовит снова подняться в самый неподходящий момент. Я нашла её в подсобке ресторана Алана, куда отправилась, чтобы найти образ на один из музыкальных вечеров. Не скажу, что была в восторге вновь оказаться на сцене, но пальцы помнили расположение клавиш и будто завороженные исполняли сонет за сонетом. Для чистоты эксперимента Ник превратил моё выступление в шоу теней, поэтому зрители видели лишь мой силуэт. Тремор в руках был не так силен, но всё также ощущался. Это не пугало, но и радости не приносило. Несмотря на шквал бурных аплодисментов, мне казалось, что я делаю всё по-прежнему не так. И как раньше уже не будет. Самобичевание сжирало меня до выхода и после. Оно не давала спокойно вдохнуть до тех самых пор, пока голова не коснется подушки. И так бы продолжилось дальше, если бы в один из дней парни не сделали бы это…
– Ну, как видишь, я и сам горазд ноги ломать, – продолжает шутить, – кстати, мы пришли.
– Ник, Боже мой, куда ты меня привёл! – восклицаю я, оглянувшись по сторонам. – Ты определенно сошёл с ума, если думаешь, что я соглашусь на твою авантюру.
– Ты определено скажешь мне «Да», – нагло заявляет Баритон, помещая руки в карманы своих джинсовых шорт.
– Нет. И еще раз нет, – продолжаю причитать я, – ты этого не сделаешь!
Ник начинает стремительно приближаться, заставляя меня шагать к краю пропасти.
– Ты так в этом уверена? – произносит, возводя светлые брови высоко к небу. Без них он еще больше похож на ангела. Наблюдая за частой сменой эмоций на чужом лице, не замечаю, как оказываюсь замкнутой в обруче рук. Пытаясь обхватить меня покрепче, Ник ослабляет внимание, а я, пользуясь секундным промедлением, успеваю вынырнуть из ослабевающего захвата и побежать в сторону белой долины. Моё воздушное светлое одеяние развивается во все стороны, путаясь время от времени в ногах. Поднимаю подол, и бегу, что есть мочи вдоль бескрайнего поля полевых цветов. Сейчас оно всё усыпано алыми маками, которые колышутся от малейшего движения. Пробираясь сквозь алые сердца, ловлю себя на мысли о счастье.
Запыхавшись окончательно, разворачиваюсь спиной к небольшой белоснежной скале и, скрывая улыбку, поглядываю за приближающимся мужчиной. Жду, когда он подойдет ко мне вплотную. Так его дыхание опалит мою кожу долгожданным холодом.
– Когда ты научилась так быстро бегать? – прерываясь между словами, произносит Ник.
– Может Бель таки заразила меня бешенством, – отвечаю, ловя смешинки в голубых глазах в обрамлении густых светлых ресниц. Мне нравится, как последние переливаются на солнце. Это становится особенно заметно, когда Ник часто моргает, щурясь на солнце, как сейчас.
– Ты всё равно сделаешь это, – подходит в плотную так резко, что я теряю равновесие и приземляюсь аккурат в дикие цветы, попутно захватив ногой чужую коленку. Оказавшись лицом к лицу, шепчу:
– Я на это не подписывалась.
– Это был в твоём бэкет-листе, – парирует Ник, глядя на меня. Под его пристальным взглядом не могу сосредоточиться ни на чём.
– Я была не в себе в тот момент, – для пущей убедительности кручу пальцами у виска.
– Мы проехали сотню километров, чтобы попасть сюда, – проводит руками, раскинувшись на алом поле. – Неужели ты готова отказаться прямо сейчас от своего желания? – поворачиваясь обратно, располагает голову на согнутом локте и вдыхает яркий маковый аромат.
– Не все мечты должны сбываться, – кусаю от досады губы.
– А что отделяет желание от мечты? А мечту от цели? – повышает голос Ник, со всего маху ударяя по одному из бутонов. Желтая пыльца тут же оседает на его светлых штанах, напоминая о взрыве на лучистой фабрике. Прежде мне никогда не приходилось видеть его в таком взвинченном состоянии. Что же изменилось?
– Наверное отношение к ней, – произношу, думая совершенно о другом.
– Как давно люди стали вешать ярлыки на то, что им подвластно, пусть и не сразу? – задает вопрос Ник, обращаясь не ко мне, а к бескрайнему небу под нашими ногами. Сейчас, когда мы лежим на покатом склоне, ведущему в пропасть, вид на безобидные облака уже не кажется таким спокойным. Особенно когда Ник полыхает из ниоткуда взявшейся злостью, распыляя её как рой пчёл от цветка к цветку.
– Лучше попробовать и жалеть, чем за всю жизнь свою не решиться сделать хотя один шаг в нужном направлении, – сорванный колосок зеленого цвета в его руке оживает, впуская в организм Баритона живительную силу стебля. Кстати, в самом начале пути он сообщил, что грызёт траву не просто так. А то я грешным делом подумала, не с наркоманом ли связала меня несчастная.
– Мне страшно, – прячу лицо в руках, что пропахли дикими маками, и не жалея себя, растираю кожу.
– Я рядом, – проводит несколькими стебельками по моим ладоням, вызывая в теле приятный трепет и дрожь. Вся сила в слабости, шепчу я себе, впервые заметив собственную реакцию на лёгкость. Она не в первый раз замедляет любое силовое движение.
– Ты тоже прыгнешь? – интересуюсь, медленно убирая руки со лба. Чешу их, пытаясь остановить зуд от мелких пушистых волосков.
– А кто сказал, что мы будем прыгать? – подмигивает и тут же встаёт. Мобилизация и решительность в действии. Я неторопливо поднимаюсь, поправляя помятый подол алой юбки.
– Я думала, что, … – начинаю было откровенничать в удаляющуюся спину, но потом пресекаю себя за мысль, так и не успевшую сорваться с моих уст.
– Вот именно, ты снова много думала и передумала, – повернувшись ко мне лицом, Ник указывает пальцем на мозг. Несколько раз стучит им по голове, постепенно опускаясь ниже, к середине груди, – почувствуй сердце, – замолкает, пытаясь настроится на только ему слышное звучание. – Что оно говорит тебе? – шепчет, держа глаза закрытыми. Я следую его совету, но не могу добраться до места, где звук и прикосновения соединяются воедино.
– Молчит, – поднимаю плечи в полной растерянности. Наклоняю голову на бок, подглядывая за тем, как размеренно и неспешно поднимается чужая грудная клетка. Неожиданно для себя начинаю перенимать ритм его дыхания. Вместе с Баритоном учусь вдыхать и выдыхать воздух размеренно и спокойно. Познаю азы того как не торопиться и поглощать ровно столько, сколько необходимо. Учусь слышать своё тело, передавая с каждым новым вздохом ему информацию в том, что в случае необходимости, смогу обеспечить его кислородом как прежде. Объясняю себе, что не завишу от мира, способного в одно мгновение прекратить подачу кислорода. Я дышу в наслаждении: легко и свободно. Здесь и сейчас. Продолжая размышлять и лености и свободе, которую ощутила пару мгновений назад.
– Прислушайся, – доносится до меня тихий голос. Мои глаза закрыты, а сердце, наоборот, открывает всё шире свои двери, впуская меня внутрь. Я становлюсь метроном, перенимающим сторонний темп.
– А это не страшно? – спрашиваю, когда удаётся словить контакт с сердцем, что тут же заходится в бешеном ритме, усиливая свой напор. И я воспринимаю это как знак: несмотря ни на что, оно хочет осуществить свою мечту.
– Это незабываемо, – я слышу как улыбается Баритон и следом за ним открываю глаза, наблюдая как за одно мгновение он возвращает себе привычное выражение лица, вызывающее во мне одно первобытное желание – поддаться искушению. – Пойдём, – подзывает рукой, устремляясь к горизонту. Осознавая всю безуспешность своего положения, спешу за ним.
Довольно долго рука об руку бредём по протоптанной тропинке вдоль макового поля. Временами я останавливаюсь, чтобы полюбоваться алыми дикими цветами и ощутить еще ближе их необыкновенный аромат. В это время Ник смотрит вдаль.
– В своём дневнике ты недавно писала, что мечтаешь «летать как в небе птицы».Когда наша конечная цель оказывается в нескольких метров от нас, Баритон останавливает меня фразой:
– Неподалёку разбито несколько шатров. Твой шатёр оранжевый. Это территория специалистов, которые помогут тебе подготовиться к полёту.– И, – протягиваю, борясь с волной непонимания и внезапно поднявшейся волны тревоги.
– Ппподготовиться? Мы, что, в космос полетим?
– Коснуться звёзд – не обещаю, но смогу помочь с тем, чтобы стать к ним ближе.
Спустя несколько часов инструктажа и заполнения листов безопасности, наконец-то иду переодеваться. Через десять минут выхожу из очередного шатра. На мне довольно плотная спортивная экипировка, напоминающая термобельё. Несмотря на то, что ткань дышит, находиться в этой форме тяжело. Тело будто сковали в тиски.
– Всё в порядке? – спрашивает Баритон, подходя ближе. Всё то время, что я проходила обучение, он отсутствовал поблизости. Казалось, что он не пропал, а растворился среди сгустка людей. А теперь, когда нас никто не видит, появился вновь.
– Да, – отвечаю, дрожа от волнения.
– Не похоже, – смущенная улыбка Ника как еще один солнечный луч, который попадает прямиком в сердце.
– Почему же? – ощетиниваюсь, закусывая губу, чтобы не выдать своих же эмоций. Эйфория пугает, но я готова ей поддаться как маленький ребенок, увидевший блестящую вещицу и тут же решившего во чтобы то ни стало до неё добраться. Неуклюже и неуверенно я рассматриваю новые чувства с разных сторон и перекатываю их на языке, пробуя на вкус. Вязкий и горький гнев на Бель сменился сладкой и местами липкой нежностью, а страх… как кислый мармелад, искажает реальность и вызывает трепетное предвкушение. Страх как и желание съесть нечто содержащее витамин С вызывает обильное слюноотделение и повышает адреналин в крови в стадии, отделяющий предвкушение от реализации.
– Ты ерзаешь в этой форме как стрекоза с того самого момента, когда только вышла из раздевалки, – смеется Ник, хватая по-дружески за плечо.
– Это определенно не лучшая одежда из того, что я когда-либо носила, – оттягиваю вниз штаны, шов которых врезается мне по самое ни хочу.
– Может переоденешься? – с заботой предлагает Ник, на что я порывисто мотаю головой.
– Если я еще раз зайду в шатер, то из него больше не выйду.
Смеясь над последней фразой, Ник ведет меня по еще одной протоптанной дорожке к высокому утесу, с которой открывается панорамный вид на весь полуостров. Скалистые горы разрезают бескрайние небесные просторы, разделяя их с землей напополам. Десятки, а может даже сотни разноцветных парашютов парят над морем словно запущенные кем-то летающие змеи. В искрящем весенним ярким солнцем небе зрелище завораживающее.
– Тебе нужно лишь довериться мне, – то ли просит, то ли утверждает Ник и тянет меня к пункту экипировки.
– Готова? – спрашивает шепотом Ник, от чего по моему телу разлетаются сотни мурашек.Проверив все подвесные системы и запасной парашют, Ник повторно описывает правила поведения во время старта, собственно полета и приземления, надевает на меня шлем, неторопливо застегивает его у основания шеи и усаживает внутрь мешка. Еще раз подтянув необходимые ремни, приходит за спину и располагается прямо подо мной.
– Угу, – киваю, хватаясь за ручки. На какие-то доли секунд наши пальцы соприкасаются, и тогда Ник вместе со мной шаг за шагом начинает набирать скорость.
Мы шагаем по спуску неторопливо, но в какой-то момент неожиданно сливаемся с ветром воедино, и он подхватывает нас и слегка приподнимает параплан, от чего нас слегка оттягивает назад. Не сбавляя скорости мы продолжаем с Ником бежать, пока параплан не подлетает выше и не отрывает нас от земли. Я проваливаюсь в сумку ниже и опираюсь спиной на Ника, продолжая изо всех сил держаться за некое подобие поручней.
Я цепляюсь в них так крепко, насколько могу сжать кулаки, что в какой-то момент руку сводит судорогой и мне приходится ослабить нажим.
– Отпускай! – кричит Ник, но ветер перебивает его слова, стремительно унося их за спину.
– Что? – кричу я ветру наперерез. Приходится изогнуться в грудном отделе, чтобы обернуться к Нику и переспросить.
– Отпускай! – Баритон указывает пальцами на веревки, в которые я с силой вцепилась.
– Нет! – мотаю головой и ногами из стороны в сторону, что нас в какой-то момент начинает изрядно потряхивать.
– Кейт, давай! – продолжает свою шарманку Ник, не скрывая предвкушения. Даже спиной я ощущаю как его рот расплывается в лучезарной улыбке. Такой, что даже птицы останавливаются, чтобы вновь поймать «спутниковый сигнал».
– Ни за что! – верещу, когда Ник берет одну руку в свою ладонь.
– Я…я…, – когда и вторая рука оказывается в емком захвате мужчины, я теряю дар речи и не закрывая рта продолжаю немое путешествие дальше. Смысл любых слов теряется от ощущения невесомости, в которой я пребываю, когда Ник расправляет мои руки, будто ангельские крылья, и устремляет их вверх. Мир под моими ногами застывает, а небо, напротив, движется с гораздо большей скоростью, чем казалось на земле. Реки и озера кажутся на высоте такими незначительными, как и деревья, несмотря на суммарный объем остаются совсем не заметны в количественном пересчете.
В какой-то момент огромный и необъятный мир под ногами превращается в нечто маленькое и обрядное, что можно сжать в ладошке и унести с собой. Прицелившись левым глазом, даже пробую зачерпнуть ладошкой озеро, чем вызываю в Нике шквал эмоций.
Его заразительный, звонкий смех поднимает со дна моей брюшины зажатую диафрагму, и я, поддавшись потоку ветра, хохочу как в не себя в ответ. В груди разливается тепло и воздуха становится будто бы больше. В самой высшей точке, в которой мы останавливаемся, лавируя на восходящем потоке из стороны в сторону, не падая и не поднимаясь дальше, создается впечатление, что всё по плечу. И всё возможно. Даже прикоснуться к солнцу, что я и делаю, заботливо пряча один из его лучей в кармане куртки.
Как только в моей голове проскальзывает мимолетная мысль о закончившихся сюрпризах, Ник вновь сражает меня наповал, буквально, когда мы приземляемся на одном из скалистых утёсов, на который я то и дело глазела, пока мы валялись в маках. Остановка вышла не сказать, что жесткой, но и плавной её ни разу не назовешь.
Как только Ник освободил меня от тяжести своего веса, я приподнялась, чтобы отряхнуться, но застыла, завидев на фоне заходящего солнца фортепьяно. Точно такое же, что было у меня в детстве, когда я только-только начинала постигать нотную грамоту и игру.
Сердце застывает от щемящего восторга и слез, что нескончаемым потоком вырываются из глубин израненной души.
– Сыграешь? – собрав параплан в рюкзак, Ник бесшумно продвигается ко мне со спины и шепотом задает вопрос, на который ожидает получить утвердительный ответ. Я была бы абсолютной дурой, если бы ответила «нет».
– Когда придет время, ты поймешь, – неспешно Баритон подводит меня к белому фортепьяно, не известно откуда взявшемуся здесь. Лишь потом, прокрутив в памяти моменты, я пойму, что эту авантюру они провернули с Аланом вдвоем в один из вечеров, когда сославшись на усталость, решила удрать от компании и провести остаток дня в одиночестве в своей комнате. Вдали от посторонних людей и звуков. Сжимая коленки на кровати и глядя волком на луну.– А что играть? – срывается с губ мимолетная мысль, которая должна была скользнуть в глубины памяти, а не вылететь в мир.
– Закрой глаза! – Ник касается моего плеча, передавая волны уверенности, которые я хватаю одна за одной, будто ловлю снежинки с неба. Они тают, растворяясь во мне целительной силой.
Я подчиняюсь и прикрываю веки. Гулко бьющееся сердце постепенно успокаивается, вспоминая свой привычный ритм под воздействием свежего воздуха. Я вдыхаю глоток за глотком, раскрывая полноценно ребра, и через трубочку медленно выдыхаю, наполняя жидкую соединительную ткань алого цвета кислородом. И когда чувствую, что пора, мои пальцы прикасаются к клавишам и скользят по ним, издавая только им известную мелодию.
Сначала она тихая и прерывистая, будто кто-то использует фортепьяно, чтобы сообщить о бедствии азбукой Морзе. Затем плавная, словно шпилевое море, чьи бесконечные щупальца в виде волн ласкают прибрежные камни. Вскоре суматошная и волнующая, будто вот-вот будет шторм. И вновь медленная и тягучая. Взрывная и колючая. Злющая и зовущая. Беспощадная и жалкая. Победоносная как война и первозданная как пустота.
Лишь когда вся боль пронесется вдоль клавиш и схлынет с потоком вьющегося вокруг ветра, а тело устанет от переизбытка эмоций двигаться как умалишенное, я начну перебирать то и дело по клавишам, пока не родится это:
Куплет 1:
А я осколки собирала
Своей разломанной души.
И тосковала поначалу
И не знала как мне жить.
Но ты разрушил мои стены
И показал мне, как мечтать.
Ты убедил, что дни бесценны
И научил меня летать.
Привев:
Летать, как в небе птицы.
И так, чтоб не разбиться.
Стирая все границы,
Стать собою вновь.
Летая в небе птицей,
От счастья заискриться,
Поймав за хвост жар-птицу,
Найти свою любовь.
Куплет 2:
И начала я всё сначала,
Скрывая прошлого листы.
Я от него за жизнь устала,
Оно страшнее темноты.
Но ты помог мне разобраться,
А я сумела осознать.
Ты научил с небес спускаться
И показал мне, как летать.
Привет:
Летать, как в небе птицы.
И так, чтоб не разбиться.
Стирая все границы,
Стать собою вновь.
Летая в небе птицей,
От счастья заискриться,
Поймав за хвост жар-птицу,
Найти свою любовь.
И вновь, и нас спасёт любовь.
Я допишу песню в эту же ночь, сидя в живописном саду Алана в окружении сияющих ветвей чужеродного плюща. И уже на следующий день впервые исполню её при всех, подыгрывая себе на фортепьяно.
P.S. прикоснуться к черновому варианту песни в исполнении известной джаз-фолковой вокалистки, моего тренера по пению, заслуженной артистики Республики Башкортостан при поддержке и непосредственной реализации её мужем Вадимом соответствующей мелодии, можно в моём телеграм.
P.S.2. Я помню как сейчас, когда мне пришли эти строки. Магистратура. Второй курс. На дворе поздняя весна. Майское солнце, сжигая листья деревьев на кладбище, то и дело попадает в окно кухни, на которой я неспешно готовлю в полнейшем одиночестве свой завтрак. Я кручусь из стороны в сторону словно в танце, пока в один момент моё движение не повторяет силуэт парящей птицы. Летать. Летать как кто? Как в небе птицы? И тогда рождается тот самый куплет. Эта песня гимн. Сердечный и душевный. Прислушайтесь к нему, возможно он поможет вам.
P.S.3. Вновь выкладываю в потоке, поэтому прошу понять и простить.
