Ирина Смирнова
Троллья поганка
Часть 1. Глава 6 (первый вечер в пути)
Ка-арис:
Я, кажется, начала потихоньку привыкать к виду своего чудовища. Когда смотрела на его лицо, уже не гипнотизировала странные клыки. А его голос, если отвернуться и, главное, не прислушиваться, звучал даже красиво. С таким голосом героические баллады бы петь, а не на меня брюзжать, словно старая дуэнья.
– Куда тебя лешак потащил, зачем ты с тропы сошла, чучело прозрачное? А если б утопла, дурында обормотная? Кикиморы бы утащили, если б я не подбежал! Сказал же, на тропе стой, пока я в кусты отлучусь!
– Да ты сам провалился в тех кустах!..
Зла на него не хватает!.. Тупой он, а не страшный… Тупой, наглый, самоуверенный, и его зеленая клыкастая рожа вызывает не отвращение, а раздражение. Причем какое-то странное.
Обычно я просто ставила в известность: «Ваше общество мне неприятно», и все, больше никогда не видела, не слышала, не вспоминала. А тут…
Приятно его общество или нет, а одной мне до ближайшего города добираться будет сложно. Придется терпеть, тем более привыкла уже. Но в том-то и дело, что раздражение у меня на него какое-то непривычное. Вот скажу я ему: «Мне неприятно твое общество», и он убежит довольный, потому что не ценит, какую я ему честь своим обществом оказываю. Наоборот, обрадуется только!
То есть я могу ему, конечно, заявить, что я дракон-оборотень из рода Асэншейн, но вот есть у меня предчувствие – не проникнется. Даже самого факта, что я дракон, не осознает, потому что бездоказательное заявление получается. Они тут вообще считают, что драконы вымерли! И имя рода отца для него – пустой звук.
Я сразу решила не представляться ему полностью, едва он попытался мое имя сократить!.. Тупой же…
Ка-арис ему не запомнить, он меня до Арис сократить попробовал, потому что Карис ему не понравилось, а двойное «а» выговаривать сложно и смысла нет. Так бы и… стукнула чем-нибудь!
За все свои двести лет я физически выражала недовольство раза три или четыре, потому что большинство окружающих меня людей понимали слова, а драконы – мысли.
Когда я в первый раз по щеке ударила слишком уверенного в себе придворного, мать отвела меня в сторону и объяснила, что цивилизованным созданиям дана речь, а силу надо применять только после того, как разочаровался в своем собеседнике и его цивилизованности. Я запомнила.
Особенно после состоявшегося вечером того же дня разговора с отцом:
– Нельзя поднимать руку на того, кто не сможет тебе ответить. Ты – женщина и высшая, дважды неприкасаемая. Если ты считаешь себя оскорбленной, ты можешь приказать казнить оскорбившего или попросить равного ему по статусу вызвать его на дуэль. Можешь выразить свое неудовольствие и изгнать грубияна, лишив его нашей поддержки. Но пачкать руки самой – значит опускаться до уровня того, кого ты ударила.
И я училась выражать свое неудовольствие, пользуясь словами, только словами. Прямо, честно, спокойно, глядя в глаза. Предупреждение, дуэль, казнь, изгнание…
Но этот… дикарь… он совершенно не понимал слов! И как еще мне донести мое неудовольствие? Только опустившись до его уровня или… подняв его до моего!
– Да куда ты опять прешь, чахла, чтоб тебя кикиморы унесли! Все, давай привал делать.
– Прямо здесь? – Я обвела рукой… болото! Ледяные грани, вот как он место для привала выбирал? Впереди тропа, позади тропа… И там, где мы стоим, – тоже тропа!
– А где еще? Поляны специально для тебя поблизости нет. До нее еще минут двадцать мне бежать и часа два тебе плестись.
– Я не хочу спать прямо… на дороге! – У меня от возмущения внутри снова начал зарождаться фонтан магии, поэтому я закрыла глаза, сосредоточилась и попыталась успокоиться.
Если обернуться не получится, магия не сможет выплеснуться и мне будет очень плохо. Больно.
Тха-арис долго учился обороту, очень долго. Я уже была в сознательном возрасте, когда у него стало все получаться с первого раза. И я очень хорошо помню, как ему было больно… ведь он был драконом нашего клана, а мы все чувствуем друг друга, порой даже на расстоянии. Конечно, основную боль забирал отец, потом мать, сестра… и какой же огромной она была, раз доставалось даже мне?!
– А я не хочу бродить несколько часов в ночи – заплутаем, век не выберемся.
– Сам же сказал, двадцать минут! – Я уставилась на дикаря в упор, а он даже не поежился, так же в упор уставившись на меня. И только спустя вечность, когда я уже готова была сдаться и отвести взгляд, махнул рукой:
– Ну что, чахла с гонором, сейчас повеселимся…
И… перекинул меня через плечо, сверху на мешок! Головой вниз! А потом побежал… Дикарь! Тупица! Чудовище зеленое!
– Придурок! Как ты посмел?! Как?..
– Сама хотела на поляне спать. Спи!
– Прямо на траве? А костер? А…
– Кровать? Матрас? Спальный мешок есть, но он один.
– Спальный мешок меня устроит, – облегченно выдохнула я. – И костер разведи. Холодно.
Костер этот зеленый придурок развел довольно быстро и даже где-то нашел воды, в которую насыпал травы и чего-то сушеного… главное, чтобы не мух!..
Стараясь не задумываться о компонентах, быстро выпила горячий бульон из миски и вопросительно посмотрела на чудовище. Он медленно – уверена, что нарочно медленно, – съел все, что оставалось в котелке, снял широкий пояс, сразу вместе с висящим на нем в чехле топором, пробубнил о том, что завтра надо будет поохотиться. Затем достал из рюкзака большую, сшитую пополам мехом внутрь шкуру и… залез в этот мешок сам!
– Давай, поганка, тут еще три таких, как ты, влезет!
– Да как ты… Как… Как тебе в голову только… Уф-ф-ф-ф!
– Не пыхти ты, как напуганный ежик, залезай. Кикиморы никому не расскажут, не переживай.
– Да при чем тут кикиморы! Главное, что я сама буду знать, что лежала рядом с… Уф-ф-ф-ф!
Ледяные грани, нет слов… нет сил… нет желания… и очень хочется спать.
Внезапно я осознала, что сейчас не принцесса, не дракон, а просто слабая беззащитная девушка. И мне действительно холодно, сыро, темно… страшно. Мне – страшно?!
Я огляделась вокруг, вслушалась в странные ночные звуки лежащего впереди леса и оставшегося позади болота. У костра было более-менее тепло, но… Да и ладно! Это ради моего личного удобства!.. Вынужденная необходимость.
Я быстро-быстро, чтобы не передумать, втиснулась в спальный мешок, прижалась спиной к дикарю и чуть не застонала от удовольствия. Тепло-о-о!
– Спи, поганка, – сонно проворчало мне в ухо чудовище, обхватило своей лапищей, прижимая к себе поплотнее, и… я уснула.
Может быть, отвар подействовал, может быть, усталость, но мне ничего не снилось. Ничего плохого… Проснулась я отдохнувшая, поерзала, попытавшись освободиться из крепкого захвата, но ничего не вышло. Страшилище вцепилось в меня намертво. Но едва я повернулась, чтобы его разбудить, он сам открыл глаза, и мы застыли, неотрывно глядя друг на друга.
Если забыть про цвет кожи и не опускать взгляд чуть ниже, на клыки, то… дикаря можно было бы даже назвать… симпатичным. То есть… ну… ресницы у него были красивые! Длинные, пушистые, черные. Волосы густые, жесткие… и клыки на самом деле не такие уж страшные.
– Чахла, ты давай дуй по своим делам, а потом я пойду поймаю нам кого-нибудь на завтрак. А то на одном бульоне я скоро сам похудею. Будем с тобой как две немощи – ты бледная, я зеленая.
Вот кто его за язык тянул, а? Такой милый был… пока молчал!
Часть 1. Глава 7
Синдр:
Я иногда от ее наглости просто теряюсь! Ну была б орчанка сильная или как мать моя – юркая и вездесущая, а так… Немощь чахлая, быстро идти не может, без костра мерзнет, готовить явно не умеет, а то б помогать кинулась. Ну не сможет умеющая готовить баба спокойно смотреть, как я в кипящую воду все без разбора кидаю. А она даже не дернулась и потом все что вышло еще и съела. Даже не поморщилась.
Но ведет себя так, словно в любой момент встанет и одна пойдет. Может, она дурная? Может, головой об валун стукнулась? Там выступов подходящих хватало… Ну вот куда она без меня дойдет? Лешаки уже себе животы от смеха надорвали, наблюдая за этой путешественницей. А трясинницы устали облизываться и, по-моему, уже сами ее на тропу обратно запихивали, потому как позорно ж такую беспомощную утаскивать.
А пигалица эта бледная вместо того, чтоб вцепиться в меня и радоваться, что я ее провожать вызвался, командовать еще пытается. Поганка белобрысая!
Ночью совсем насмешила, когда еще раздумывать у костра уселась – влезать ко мне в спальник или нет. Вот можно подумать, выбор у нее прям на все четыре стороны. Но долго капризничать не стала, залезла, прижалась ко мне и уснула, сладко так. Ну я ее так пристроил рядышком, чтобы волосами мне лицо не щекотала, и тоже задремал. А потом и совсем заснул, убедившись, что вроде бы все хорошо.
Утром резко проснулся и глазами с поганкой встретился. Она меня так пристально изучала, словно диво какое-то чудное, впервые увиденное. Даже не по себе как-то стало. Потерпел немного, а потом вспомнил, что поохотиться хотел. Да и… в кусты уже пора, а она тут к клыкам руками потянулась. Нет, я помню, что в прошлый раз после этого такой поцелуй последовал, от которого сразу про всю ее чахлость из головы выдувает. И не то чтобы этого поцелуя не хотелось, но у меня на продолжение же потом планы появятся, а оно мне не светит.
Вот чую – не настроена поганка на продолжение.
Она меня как-то странно изучала, не для таких целей, а словно удивлялась чему-то обнаруженному на моем лице. Уж не знаю, что ее так поразило… но я себя прямо богомолом в банке ощутил. Мать вот так же их разглядывает, обдумывая, подходит ли он для запекания или слишком маленький еще.
Поэтому быстренько отправил чахлу по утренним делам. Она при этом на меня так посмотрела, словно я сказал что-то не то или обидел ее чем-то. В общем, подобрал я поганку с придурью, а что делать? Не выбросишь уже… Быстро до города доведу, сдам с рук на руки тому, кто за деньги ее потом дальше проводит…
Но тут я вспомнил! Тьфу ты, чтоб этих баб кикимора сварила… Шкура же! Без шкуры зверя, который у нас не водится, возвращаться нельзя. Келда задразнит, и сам со стыда сгорю.
Значит, придется тогда уж до самого дома ее отвести, не на середине же пути бросать? Глупо как-то… Пообещал, опять же и одной, и второй. Вот кто меня, обалдуя, за язык тянул?!
Едва поганка моя вернулась, я ее на пенечек усадил и строго велел на одном месте сидеть, а сам побрел свои дела делать.
Ну а потом еды нормальной добыл, чтобы позавтракать как орк, а не как троллиха перед первой зимней спячкой. Сразу целое гнездо с яйцами взять было бы удобнее, но я прогулялся по округе и из нескольких гнезд по яйцу взял. А потом заметил дупло, в котором пряталась молодая белка, и сам притаился, выжидая, когда мой будущий бульон нос высунет. Но потом передумал и свернул шею курлыкающему неподалеку тетереву.
Беличью шкурку на коленке обрабатывать было лень, а выбрасывать – жалко. С птицей проще.
К счастью, пока я делами занимался, пигалица никуда не ускакала и даже спальный мешок попыталась свернуть. Посуду ополоснуть, правда, не догадалась, но и это – к счастью. Пусть она и не весит ничегошеньки, но все равно с котелком в руках могла и в трясинку провалиться.
– Яичницу сделать сможешь?
Я сразу понял, что глупость спросил. Не знаю уж, чем это чудо бледнолицое раньше питалось и кто о ней заботился, но подпускать ее к костру, да еще и с запасами, которых не так уж много, кикиморам на смех.
Так что взял крышку от котелка, смазал жиром, перебил в нее все яйца и пристроил на углях, а сам побрел посуду мыть. Вот ведь возложил обузу себе на шею – и мучаться с ней теперь до самого Фрайдера. Именно так, судя по карте, назывался ближайший городок.
Только я насчет двух дней пути разогнался. Это я бы один за два дня дошел, а с чахлой попутчицей хорошо если не седьмицу брести будем.
Вчера мы где-то часа за три прошагали столько же, сколько я в одиночку за час преодолел бы прогулочным шагом, насвистывая и по сторонам поглядывая, да еще и с лосиной какой-нибудь свежезаваленной на плечах. А тут, считай, налегке шел, пяткой сам себе на пальцы наступал, чтобы шаги большие не делать… Устал от этого сильнее, чем если бы всю дорогу с поганкой на руках бежал.
Конечно, время я очень условно высчитывал. Солнечные часы с собой таскать тяжко, а на глазок по солнцу все очень приблизительно выходит.
Вот считать-то до ста я умел хорошо, не дикарь какой-нибудь. Мать моя читать-писать умела. И бабка рецепты свои записывала, а прапрабабкины записи иногда листала. И папаша грамоте обучен был с детства.
А уж без умения считать оркам вообще тяжко. Надо ж и за числом жен следить, и сколько детей в шатре отслеживать, и добычу правильно поделить…
И тому, что если быстро считать до шестидесяти – минута как раз и пройдет, нас с детства учили. «Скоро приду» – оно ж у каждого свое. А вот когда «через десять минут», «через тридцать минут», «через два часа» – это уже понятнее. Так что чувство времени со временем становится встроенным.
А названия делений времени и пути все наши предки от эльфов переняли. Вроде бы от эльфов…
И вот мое встроенное чувство вместе с другим, тоже встроенным, оптимистично так объявило, что до Фрайдера мы будем плестись дня четыре, если не пять.
Не седьмица, конечно.
Только от Фрайдера до Эйридского озера, рядом с которым следующий город стоит, Фригда, таких расстояний почти три получается. Выходит, что мы будем четыре по три, то есть, считай, двенадцать, дней в пути, а если еще и запасик на всякое непредвиденное накинуть, то как раз две седьмицы до Фригды…
А от Фригды до Тайриды где-то… два с половиной таких расстояния, если на глазок. То есть еще десяток дней в пути.
Нет, потом, если верить карте, – горы.
Но эдак я до зимы в путешествии, сначала в одну сторону, потом обратно. Может, правильнее чахле лошадь купить? Интересно, сколько лошадь монеток стоит и смогу ли я на нее заработать?
Часть 1. Глава 8 (второй день в пути)
Ка-арис:
Сегодня чудовище не брюзжало, просто молча шло рядом и иногда поглядывало на меня, очень задумчиво. Я сначала тоже молчала. Мне было о чем… помолчать.
Убить моего отца мог кто-то очень сильный. Кто-то, кому не смог противостоять высший дракон или… не захотел противостоять. Вот о последнем думать было еще страшнее. Только бежать и прятаться было не к кому, а в никуда – не вышло. То есть вышло, но результат мне очень не понравился.
Я, конечно, старалась не паниковать и утешала себя тем, что отдохну и смогу обернуться обратно в драконицу. Но что… что я буду делать, если не смогу?! Если уже никогда-никогда?.. Потому что трусливо сбежала в никуда, оставив свой народ, не выполнив свой долг, не разобравшись со смертью отца?
У меня же словно умопомрачение какое-то случилось! А ведь могла просто сказать Тха-арису, что пока не готова стать его женой, и все. Все! Траур у меня, вполне уважительная причина, почему я о ней не подумала? Почему помчалась неизвестно куда, словно за мной гнались…
А может, за мной и гнались?!
Я даже затормозила, и бредущий за мной зеленый страшила чуть не врезался мне в спину. Конечно, он тут же сообщил мне об этом:
– Чахла, ты что, змею увидела? Или собственный яд наконец-то подействовал и тебя обездвижило? Ты на отдых еще не нашагала и ужин не заработала. Чего там у тебя случилось, немощь бесполезная?!
– Думаю! – рыкнула я на дикаря, но от его слов стало очень обидно.
Вместо попыток вспомнить, почему я решила сбежать, начал вспоминаться сегодняшний обед. Именно после него к моим прозвищам и добавилось слово «бесполезная».
Как будто я двести лет только и делала, что птиц ощипывала! Да я на настоящую охоту летала всего раз десять в жизни. Никакие инстинкты не могли меня заставить вцепиться когтями в беззащитное животное и уж тем более разорвать его на части и съесть! Сырым! Фу, гадость какая!
Нет, есть я предпочитала в человеческом облике и мясо любила с гарниром или в супе. Уже приготовленным, не мной, естественно!
А тут мне сунули в руки труп какой-то птицы и сказали, чтобы я его ощипала. А когда я вернула тушку обратно, совершенно честно заявив, что делать ничего подобного не умею и учиться не намерена, меня и обозвали «бесполезной». Я так обиделась, что даже обедать сначала отказалась! Хотя пахла птица, после того как над ней поколдовал этот зеленый хам, очень вкусно.
Сначала он ее прямо в перьях несколько раз макал в кипящую воду, держа за лапки, затем ловко так принялся выдергивать из нее пух и перья, раскидывая их в разные стороны. Потом подержал тушку над огнем, затем снова макнул в кипяток и после этого – в миску с холодной водой. И уже после разрезал ей туловище напополам, кинул внутренности в котелок, а остальное проткнул веткой и пристроил жариться на костре.
Пахло это все умопомрачительно. Так что я передумала обижаться. Даже проигнорировала приглашение в стиле чудовища:
– Иди лопай, пигалица. Может, хоть после нормальной еды быстрее шагать станешь, а то я себя проводником улитки чувствую.
Просто… есть очень хотелось. И домой. А значит, шагать и правда надо быстрее.
Вот только сразу после обеда на меня навалилась такая усталость! Я решила на полминутки закрыть глаза, а когда открыла их снова – оказалось, что лежу рядом с костром, под головой у меня какая-то чистая скомканная тряпка вроде накидки, а сверху я накрыта нашим спальным мешком.
И только я привстала и огляделась, чтобы поблагодарить чудовище за заботу, как он снова все испортил:
– О, проснулась, немощь бледная? Ночью не выспалась? Давай, поднимай свою тощую задницу и пошли уже… Я даже посуду помыл, пока ты дрыхла как сурок.
Вот и как ему спасибо после такого говорить?!
Я встала, отряхнулась и пошла к тропинке, а потом по ней пошагала. Прямо и прямо… Молча. И хам зеленый за мной следом шагал тоже молча.
Пока я не задумалась, а он в мою спину чуть не врезался.
Смотреть надо, куда идешь, а не по сторонам головой крутить!
– Думает она! – разбрюжался он в ответ на мои слова. – Думать вечером будешь, перед сном. А пока давай ноги переставляй. Мы на таких скоростях до гор только к зиме доберемся!
– А ты куда-то торопишься? – огрызнулась я. – Тебя без шкуры редкого зверя все равно дома не ждут.
– За шкурой я и без тебя сходить смогу, – пробурчало чудовище. – Седьмица туда, седьмица обратно. И горы повидал, и шкуру добыл.
– Ну и…
Вот слов приличных нет, чтобы этому хаму объяснить, кто он есть на самом деле. Можно подумать, я специально медленно иду! Да я… Я вообще ходить не привыкла! У меня ноги уже ноют так, что плакать хочется. А я все равно иду же!.. Потому что надо. Потому что там мой народ!.. И… мой дом. Моя семья. Сестры. Жены отца. Тха-арис.
– Ладно, давай тут привал сделаем. Место удобное. До следующего еще час плестись, – страшилище внезапно решило проявить доброту, но я, упрямо шмыгнув носом и гордо задрав вверх подбородок, даже не стала поворачиваться, чтобы посмотреть на предложенное для привала место. До заката еще часа два точно. Вместо болота и зыбкой почвы уже какое-то время вокруг высокие ели, прямо как дома. И успокаивающий запах хвои.
Нельзя себя жалеть и сдаваться, если впереди есть цель. Надо двигаться вперед, пока есть силы. А силы у меня пока еще были, если не расслабляться и не отвлекаться на грустные мысли. У меня же есть хорошие, оптимистичные, мотивирующие… Есть же?! Например… Вот обернусь драконом и оболью это чудовище, чтобы научился себя вести и руки перестал распускать!
– Отпусти! Отпусти меня немедленно! Отпусти, я сказала!
– Сказала она… И так тащимся еле-еле, так она еще хромать вздумала! Ногу натерла, что ли? Виси и помалкивай, немощь непутевая. На бегу пререкаться трудно…
Синдр:
Не выдержал я, нервы сдали. Схватил эту дурынду упертую в охапку и, вместо того чтобы на присмотренную мною полянку закинуть, пробежал с нею до другой, тоже подходящей. Немощь до нее как раз за часик бы дохромала, а завтра бы вообще идти не смогла.
Сегодня мы прошли примерно в два раза больше, чем вчера. Точно-то никак в лесу не поймешь – тропа и тропа, бредем и бредем. Так что только на свое ощущение времени рассчитывать приходится. Ну и пытаться как-то это ощущение с наглазковым измерителем расстояния соединять. Вот на глазок выходило, что хорошо так прошагали, для чахлы. И если в таком темпе идти будем, то еще через три дня – Фрайдер.
И там я ужом извернусь, а добуду лошадь. Хоть одну – для поганки. Потому что иначе я к концу нашего путешествия озверею, даже на болотной жиже гадать не надо! Сам чувствую, как зверею.
– С чего ты решил, что можешь так со мной обращаться?! Кто тебе позволил?!..
– Сиди уже… Никто не позволил! Давай ногу твою посмотрим, – пробурчал я, отмахиваясь от возмущенной малолетки.
Вот понаблюдал я за ней внимательно, и меня как обухом по голове. Девчонка она еще совсем. Избалованная кем-то девчонка. Может, совсем мелкая, я в людях не очень разбираюсь. Правда, она что-то там про детей гор и неба говорила, но, может, это такой вид людей? Типа как гномы, только тощие и бледные? Очень тощие…
Ножка у поганки была маленькая, целиком в мою ладонь помещалась. Я сапожок с нее стянул и от души помянул всю троллеву родню по матери до пятого колена.
То ли надела изначально утром криво, то ли пока шла – нога вспотела и вывернулась. Но стерла она себе кожу на трех пальцах чуть ли не до мяса. А все туда же…
Первым делом развел костер, сбегал с котелком за водой, потом пошел нужные цветы искать и с лешими пререкаться. Один, старенький, сжалился, притащил из своих запасов ромашку с календулой. Так что запихнул я поганку больной ногой в миску с отваром, строго-настрого велев сидеть как прибитая, а сам пошел подорожник искать и яйцо сырое.
Вернулся – сидит. Лицо недовольное, словно не она себе сама все до мяса стерла, а неведома кикимора. Вынул, вытер, подорожник приложил, травинкой обмотал, из собранных яиц и остатков мяса тетерева мешанину яичную сварганил, пленку из-под яичной скорлупы на стертое место поганке приклеил, а засохший подорожник выбросил… Уф!
С братьями-сестрами младшими никогда столько не возился! А тут прямо нянька. Непонятно только, за что мне это счастье на голову свалилось. Вот чего меня на тех квакш смотреть понесло? Нашел бы ее кто-то другой…
И тут чахла эта таким странным, хрипловатым голоском выдала:
– Спасибо. Только ты молчи и не говори ничего. Ты такой милый, когда молчишь и обо мне заботишься.
Я чуть не подавился! Закашлялся… Но говорить ничего не стал – не мог потому что. Вот сидел такой у ее ног, любовался на тот беспредел, что она за один день пути устроила, обдумывал, надо ли на ночь чем-то заматывать или так сойдет… и надо же! Милый… когда молчу. Вот хорошо не умер, пока кашлял!
Ну а потом побрел дальше «ухаживать», потому что это хромое же еще и кормить надо! Правда, ела она как птенчик, по сравнению со мной, так что кормить в первую очередь надо было меня.
Вот я и отправился добывать нам пищу. И только уже возвращаясь обратно, с заячьей тушкой в руках, осознал, что улыбаюсь. Забавная она. Страшненькая, бледненькая, но забавная. И гонор этот ее меня уже не раздражает, а веселит. И вообще… привык я к ней за сутки.
А когда она в спальном мешке ко мне прижалась и опять что-то про «милого и совсем не страшного» мне прямо в грудь щекотно так профырчала, я совсем растаял. Погладил поганку по ее пушистым волосам и от щедроты души даже имя ее вспомнил:
– Спи… Каарис.
***
Утром нога у чахлы выглядела гораздо лучше, чем вчера, но все равно надевать на нее сапог я бы не рискнул. Снова все сотрет, или просто болеть будет. Кожа у этой пигалицы нежная больно. Не знаю даже, как такое в горах могло вырасти! И ручки нежные, и вся она хрупкая. Каждый раз, когда ветер чуть сильнее делается, я нервничать начинаю, что ее унесет. И ведь нет чтобы радоваться!..
Может, ее к нам тоже ветром принесло? Иначе ж непонятно, как она до нас добралась. Босиком. Ничего себе не стерев при этом.
Но только я приготовился устроить поганке допрос, как она опять меня огорошила. Я ж ее вчера, считай, в младшие сестры записал, а она вдруг ногой своей у меня перед носом так крутанула… и большим пальцем мне от плеча и по груди провела, нежно так, щекотно… совсем не по-сестрински оно вышло! А я еще про поцелуй внезапно вспомнил зачем-то. Ну и в лицо этой бледной немощи посмотрел, и прям внутри все полыхнуло!
Взгляд у нее такой был, что сразу все глупости про маленькую сестренку ветром выдуло. Нет, сестренки так уверенно-оценивающе не смотрят! Да так не каждая орчанка-то поглядеть умудрится. Ух, у меня сердце сжалось и потом застучало, словно не на поганку мелкую смотрю, а на Келду, например. Хорошо, что уже утро и нам дальше идти надо. Потому как, если б сейчас вот с таким настроем да вдвоем в спальный мешок, я б не выдержал!
Пока пигалицу на себе таскал и ночами к себе прижимал, выяснил, что грудь у нее все же есть. Небольшая такая, в пол моей ладони. И попа имеется, а не сразу из туловища тощие ножки-спиченки торчат. Только маленькое все, но и сама немощь не крупная же. Хотя у троллих грудь и попа наливные! Про орчанок вообще лучше не думать… Здесь же взгляд… и гонор!
В общем, после завтрака посмотрел я на это чудо бледное, вздохнул тяжко и посадил ее себе на шею. Все равно, считай, уже и так там сидит, зато денек нормально прогуляемся. К завтрашнему утру нога у нее пройдет уже, тогда сама поплетется. Мешок под ее ноги просунул, хотя она сначала отбивалась, потом хихикала, потом принялась меня душить – это она так держаться за меня решила, за шею. Чтобы мы точно никуда не дошли, так тут и померли оба. И еще толпу кикимор с лешими погубили – те от смеха бы лопнули.
– Сиди ровно, тогда не упадешь! Я мешок держать буду, ну и тебя заодно.
Ну и пошагал вперед, нормально, а не нога за ногу. И чего я раньше до такого не додумался? Чахла ж не весит почти ничего, мешок и тот тяжелее, по-моему. Сидит тихо, только иногда попискивает что-то восторженно. Красота ж!
