Синдр:
Чахла уснула прямо у меня на руках. Она не проснулась, даже когда я ее в спальный мешок запихивал! Хорошо, белобрысый немного помог…
Пуганулись мы с ним мощно так! И ведь видел же лешего у поляны, головой мог бы подумать, что просто так он от нас не отвяжется. Скучно ему… Только у меня тогда думательное место ныло и думать не хотело.
Зато когда пушистое облако вдруг перестало мелькать поблизости, я сразу сообразил, что беда может случиться. Рванул на поиски, а шибко умная вторая немощь за мною увязалась, подскочив, словно и не спал вовсе.
Сначала-то я даже порадовался за чахлу – лешего поймать не каждый сможет. Когда она застонала и упала на землю, я решил, что это лохматый весельчак что-то ей сделал. Но сразу его прибить не успел – не до него было, а потом белобрысый выдал, что это у поганки магия внутри застряла. Вот мало того, что она пигалица нежизнеспособная, так в ней еще магия водится, которая такая же непутевая, как и сама чахла. Потерялась и выйти не может, поэтому моя поганка тут валяется, стонет и страдает!..
– И как эту магию к кикиморам изгнать?
Раз белобрысый такой умный, может, и об этом знает. И точно…
– Ее нужно положить в воду, – объявил этот мозговитый.
Я после этих слов на лешего так посмотрел, что он сразу проникся и быстренько по тропинке побежал, дорогу к воде показывать.
К трясинницам, да еще и по частям, никто не хочет. А я за чахлу распереживался так, что все мое миролюбие сбежало как раз туда, куда даже леший путников не заводил. Берегов совсем не видит, веселушка обросшая… С людьми развлечься не вышло, так он ребенка беспомощного запутать решил.
– Совести у тебя нет, лохудра бестолковая! – это было самое приличное, что я выдал, и то после того, как выдохся уже совсем. А так весь запас ругательств разгневанной бабушки ему огласил, чтобы в следующий раз думалку свою под лохмами напрягал.
Про совесть лешак побухтел немного, но все же понимал, что виноват, и лез помогать как мог. Так что обратно, с чахлой на руках, я с его помощью быстро дошагал – он все заветные тропинки открыл, чтобы мы почти напрямую шли.
Потом эльф одежду поганки аккуратно по бревну разложил, возле костра, но так, чтобы не вспыхнуло. А я ему плащ вернул, после того как мы совместно чахлу в мешок запихали.
Она рядом со мной не замерзнет, а этот хилятик нежный вдруг простудится?
Про вампира, который у нас тут на поляне где-то ужинает или завтракает, я как-то и позабыл. А вот он о нас – нет! Объявился под утро, кровосос, чтоб его русалки на дно утащили!..
Я поганку под себя подгреб и сплю себе сладко… но чутко. Это в шатре у отца расслабиться можно, и то иногда мелочь подкрадется или жена его какая-нибудь решит пошутить. Крепче всего я у мамы спал, пока в их шалашик хоть как-то втиснуться мог. Вот уж там в уши мне кричи – не разбудишь.
А когда кругом то лешие, то эльфы, то люди, то… вампиры бродят, спать крепко опасно! Так что, как только этот комар-переросток прижужжал к нам, я тут же взбодрился и весь обратился в слух.
– Зачем вы вчера к реке ходили? – это он так сразу, вместо «здрасти», на белобрысого накинулся.
– Ты меня взглядом своим не сверли, знаешь же, что у эльфов иммунитет.
Во, немощь всезнающая, дает! С такой интонацией выдал, словно это он – вампир неубиваемый, а к нему какая-то пакость назойливая прицепилась.
Иммунитет от взгляда вампира, значит… А у меня, похоже, нет его. Или есть? Или лучше не проверять?
– Драконице плохо стало?
Напряжение в голосе неправильно клыкастого мне не понравилось. Какое ему дело, что там с чахлой случилось?!
– Девушке захотелось вечером искупаться…
А вот эльф ответил с непередаваемым безразличием, словно ничего странного в желании поганки поздним вечером занырнуть в холодную реку не было.
– Искупаться, значит?.. Что ж… Девушки – они такие… ветреные, верно? Никогда не угадаешь, что им через полчаса в голову взбредет.
Вот не нравился мне кровосос, сильно не нравился. Но про девушек верно завернул. Никогда не угадаешь, что у них там в голове крутится и как оно потом обернется.
– Ты мне только на свою несчастную любовь жаловаться не начинай, красавчик. Из меня плохой слушатель, сочувствия не дождешься.
– Когда самого предали, сложно сочувствовать другим, верно?
Я уже приготовился выскочить из мешка и шмякнуть этого говорливого обухом топора по темечку, чтобы не приставал к моей второй немощи, но тут эльф меня снова удивил.
Быстрая возня меньше минуты – и потом смех вампира, уважительный такой:
– Надо же, а я думал, что все навыки уже пропил. А ты по-прежнему опасен, Эслентейн.
– А ты все такая же заноза в заднице, Алран. И лезешь туда, куда не надо.
– За последние три сотни лет ничего не изменилось. Мне по-прежнему скучно. – Вампир снова рассмеялся. – А у девчушки явно какие-то проблемы. Это же интересно, причем настолько, что даже ты выполз из своей алкогольной спячки. Только не пытайся меня обмануть! В то, что тебя, даже сейчас, смог завалить обычный человек, – не поверю. И дивный эльф, опутанный магическими веревками, – отличная сказочка для наивной драконицы.
У меня прямо уши на голове зашевелились. Едва сдержался, чтобы зубами не заскрежетать от злости. Это что ж выходит? Белобрысый тоже враг? Хотя и так ясно было, что эта немощь не так проста, как кажется. Но зачем он чахлу обманывает?
– Драконица в Иостриуме, без денег и охраны, путешествующая в сопровождении одного орка. Согласись, это повод на время отвлечься, – эльф произнес это все так, словно малому ребенку открывал простые истины. А потом снова вернулся к своему прежнему тону разухабистого придурка: – Я ее ручного зелененького спасти собирался, как случай подвернется. Но подвернулся ты, и мне даже напрягаться не пришлось.
– Да, повезло тебе со мной… – ехидно отреагировал вампир.
– Иногда ты появляешься очень даже вовремя, – точно так же насмешливо ответил ему эльф. – И исчезаешь тоже…
А спустя еще полминуты белобрысый, не повышая голоса, спокойно так выдал:
– Тебе мама не говорила, что подслушивать нехорошо? Вылезай, зелененький, выскажись, пока на части не разорвало!
Ка-арис:
Проснувшись, я где-то минуту пыталась сообразить, почему лежу в мешке голая. Но потом резко вспомнила… все! И лешего, и как я чуть не умерла. И то, что эльф знал, как меня спасти, а я сама – нет.
Зато я поняла, как Тха-арис выжил, осваивая смену ипостаси. Конечно, он научился сдерживать свои эмоции настолько, что иногда казался бездушной каменной статуей. Но теперь мне стало ясно, почему отец так любил заниматься с ним на берегу озера.
И ведь ни слова мне никто не сказал!
– О, проснулась, крошка? Держи! – Эслентейн положил рядом со спальным мешком всю мою одежду.
– А где Синдр? – поинтересовалась я, заодно натягивая на себя короткие штанишки, не доходящие даже до колен. Потом пришла очередь платья, а сапожки я натянула уже после того, как вылезла из мешка и уселась на бревнышко рядом с эльфом.
– Пошел проветриться, – ухмыльнулся в ответ на мой вопрос Эслентейн. – Завтрак в постель? – с непередаваемым галантным ехидством уточнил он, пока я еще возилась с платьем. Но вручил мне тарелку с жареным мясом только после того, как я закончила обуваться. – Кушай, крошка. Скоро уже поедем дальше.
– А вы? – уточнила я, оглядываясь вокруг. Ни котла, ни других тарелок не было.
– А мы уже поели. Зелененький как раз пошел посуду мыть. Раз нам леший теперь за нервный стресс задолжал, надо пользоваться, – подмигнул мне мужчина.
Я сначала полюбовалась, потому что пока его лицо не было скрыто капюшоном, а потом задумалась. Да, Эслентейн, конечно, безумно красивый и выглядит почти ровесником, но в том-то и дело, что на самом деле он, скорее всего, старше, сильно старше.
Ведь он не полукровка, а истинный древний.
Драконы прекрасно чувствуют внутреннюю суть, природную. Поэтому нас никакими иллюзиями не обманешь. А раз Эслентейн – истинный, значит, родиться он должен был еще до исхода эльфов…
Или… его семья зачем-то осталась? Такое ведь тоже возможно. И тогда он действительно мой ровесник. Его страсть к странному ядовитому напитку легко объясняется как раз тем, что он рос среди людей. А плащ и кинжал перешли к нему от отца…
– Крошка, ты о чем задумалась?
Пока я размышляла о том, кто же он, навязавшийся мне в спутники странный мужчина, Эслентейн успел загасить костер и даже свернуть наш спальный мешок.
– Думаю, сколько тебе лет, – призналась я. Иногда, чтобы получить честный ответ, лучше всего задать прямой вопрос.
– Во время великого исхода эльфов я был примерно таким же наивным ребенком, как ты. – В этот раз усмешка у Эслентейна вышла не очень веселой.
Значит… Ледяные грани! Ему примерно лет пятьсот? Интересно, сколько это по меркам эльфов? Для высшего дракона это взрослый зрелый мужчина, готовый к тому, чтобы продлить свой род.
Тха-арису еще далеко до зрелости, он совсем недавно перешагнул за черту юности. Ра-аброн – муж На-арис – с натягом может считаться зрелым. Но с продлением рода у них с сестрой что-то не складывается, а может, они вообще пытались создать видимость попыток исключительно ради моего отца.
Для детей высших, не получивших вторую ипостась, пятьсот лет – это много. Обычный дракон живет от силы тысячу, человеческие потомки и того меньше. То есть для двух моих старших сестер, рожденных после На-арис, пять сотен – это дряхлая старость. Они и так уже… не очень молоды.
Для вампиров пять сотен – тоже большой срок. Но они сами не умирают, так что среди них есть и те, кто старше моего отца. Но есть и «не выдержавшие скуки бессмертия» – так у них принято оправдывать своих собратьев, спаливших самих себя на солнце, например.
Интересно, сколько пять сотен лет для эльфа… и… Может быть, ему во время исхода было не двести, а двадцать?!
– Детка, будь ты эльфийкой, я бы сказал, что гожусь тебе в отцы. Если бы у моего поколения не было проблем с продолжением рода.
Эслентейн устал любоваться на мое задумчивое лицо и сжалился. Я благодарно кивнула и улыбнулась, давая понять, что оценила некоторый намек на юмор.
Значит, у эльфов возраст определяется примерно так же, как и у высших драконов. И… проблемы у нас схожие.
– Сначала мы развиваемся почти как люди, так что на момент великого исхода мне не было и сотни. Я был еще мальчишкой, который наивно считает себя уже взрослым. А вот достигнув зрелости, мы перестаем меняться внешне до самой смерти.
– А сколько живут эльфы?
Если бы я могла втянуть сказанную фразу обратно, обязательно так бы и сделала, но она уже вылетела на волю. И мне было ужасно за нее стыдно…
– Думаю, где-то еще лет через пятьсот-шестьсот я начну постепенно стареть, а через тысячу стану дряхлым эльфийским стариком, – рассмеялся Эслентейн.
Только я чувствовала, что ему почему-то невесело.
– Магия уходит из этого мира, а эльфы, как и драконы, очень от нее зависят. Так что, возможно, все закончится гораздо раньше и мне не придется ждать так долго.
После этих слов у меня не осталось никаких сомнений: тему про возраст и длительность жизни лучше больше не поднимать.
И тут к нам очень поспешно подбежал Синдр, глаза у него странно сверкали, воинственным азартом.
– Лешак сказал, что по дороге из Фрайдера скачет группа всадников. Быстро скачет. И леший уверен, что они собираются напасть на обоз.
– Как далеко? – Эслентейн резко встал, оглядел поляну, явно что-то взвешивая и обдумывая.
– Приготовиться к нападению успеем, а сбежать от них – нет. – У чудовища даже выражение лица изменилось, и из добродушного или брюзжащего придурка он стал похож на готовившегося к битве воина.
– Хорошо, что не в ночи нагнали. Хотя жаль, что Алран не сможет с нами повеселиться. Он любит драки.
Этих нескольких фраз мне хватило, чтобы понять две вещи. Эслентейн знает, как зовут вампира, который нас спас. И уже успел выяснить, что тому нравится. Только… Ледяные грани! Когда?
Синдр:
Леший понуро мялся рядом, пока я ополаскивал котел и тарелки. Лицо у него было настолько задумчивое, что даже сквозь висящие космы мысль светилась. Я пару раз покосился на него с сочувствием, а потом сжалился над бедолагой.
– Сказать чего хочешь или попросить? Давай, скромняху не строй, а то кикиморы засмеют.
– Дык… Это… люди скачут. Той дорогой, что и вы приехали. Шишак над ними пошутил, а они его того…
Я чуть помытую посуду из рук не выпустил, так хотелось у виска покрутить и одновременно пригорюнившегося косматого лесовика по плечу похлопать. Убить лешего в лесу – это равносильно самоубийству. Только все не так уж плохо оказалось.
– Головой в моховую кочку воткнули. – Горемыка лохматый хихикнул, глядя на меня, но предусмотрительно в сторону отпрыгнул. А то бы вымытым котлом по своему немытому котелку с размаху получил, я на моховые кочки не размениваюсь. Стою тут, ему сочувствую, а он надо мной шутить удумал.
– Но разговоры он подслушал. За вами они скачут. Обидел их кто-то из вас очень, большие деньги они из-за вас потеряли. И огромный зеленый орк в разговоре несколько раз упоминался! – Тут пакостная образина снова захихикала. Правда, не удрал, вернул меня до поляны быстрой тропой, как договаривались.
Первым делом я добежал до нашего костровища и предупредил эльфа:
– По дороге из Фрайдера скачет группа всадников. Они собираются напасть на обоз.
– Как далеко?
Белобрысый, уже заранее смурной, обошелся без своих шуточек про «зелененького» и сразу начал задавать правильные вопросы, а не метаться в панике.
Чахла тоже смотрела на меня напряженно-внимательно и паниковать явно не собиралась.
Это хорошо, потому что я уже решил спрятать ее на время заварушки у лешего. А истерящую поганку он под свою опеку брать не станет. Не настолько сильно он нам задолжал.
– Приготовиться к нападению успеем, а сбежать от них – нет.
Мы обменялись с эльфом понимающими взглядами, и я направился к главе обоза, сообщить ему о погоне. Если среди преследователей те, от кого поганка с вампиром меня спасала, значит, и нужен им я. Так что организую тут засаду по всем орочьим правилам и троллий опыт позаимствую. Бабка у меня не только зелья варить умеет, но и про победы своих подгорных предков сказки знает. Так что у меня лишь настоящего боевого опыта нет, но мы сейчас это исправим.
Глава обоза меня внимательно выслушал и ушел со своими совещаться. А я – засаду организовывать. Эльф почти сразу ко мне присоединился, только уже успев добыть откуда-то огромный моток крепкой веревки. Меня такая вряд ли выдержит, а вот его – запросто.
Покрутившись со мной возле дороги, белобрысый опять сбегал к быстро собирающимся обозникам и вернулся не с очередной бутылкой, а с луком и стрелами. Рожа у него при этом была очень выразительная. С таким лицом у меня папаша какую-нибудь калеченную зверушку отлавливает. Гордиться нечем, но все же мясо, а значит – чего зря добру пропадать.
– Не эльфийский, – прокомментировал он свое недовольство. – Но лучший из того, что тут нашлось.
Потом я помог ему опутать веревкой пару деревьев с одной и с другой стороны дороги и протянуть ее в двух местах по земле, поперек пути. Причем провернули мы все так, чтобы я мог легко, одним ударом топора, заставить лежащие веревки подняться вверх, на уровень груди лошади. Эту шутку, как выяснилось, использовали для успешных засад не только тролли, но и эльфы.
Ну а потом мы еще порыскали немного, собирая подходящие камушки. Метать их в лесу во время охоты дело почти бесполезное, если ты не меткий эльфийский стрелок. Отдача от деревьев может и в лоб прилететь.
Но праща мешок не тянет, а пользоваться ею каждого орчонка обучают еще в раннем детстве. Никогда не знаешь, когда вдруг приспичит чем-нибудь в кого-нибудь швырнуть.
Так что моего умения вполне хватало, чтобы крутить пращу над головой, не долбанув при этом самого себя по затылку. И попадать при этом примерно в цель, особенно когда целей много и они крупные.
Уговорить чахлу отсидеться с лешим у меня не получилось – не доверяла она ему, и все тут! А упрямиться поганка умела. Настырная, как моя мать прямо. Натуральная троллиха.
Зато нам удалось соблазнить ее свалить вместе с обозниками. Мы пообещали, что как разберемся – их догоним. Делов-то, вдвоем с десятком конников справиться!
Зрение у меня, конечно, не эльфийское, но хозяина той забегаловки, в которой мы заночевать хотели, я узнал еще издали. Крупный он больно, и запоминающийся.
Вот ему-то мой первый камень и достался. Вышел я на середину дороги, раскрутил пращу и метнул… попал, правда, не в голову, как хотел, а в грудь. Но не беда. С коня скинул – это главное.
Я успел свалить троих, прежде чем они сообразили, что происходит, достали свои луки и принялись в меня стрелять, на всем скаку. Большая часть стрел не то что не в меня, а вообще рядом с ржущими в кустах кикиморами попадала.
Но обидно, сил нет! Оказался среди них меткий гад, успевший попасть мне в ногу до того, как я в зарослях спрятался.
Чтоб этого зоркоглазого те самые кикиморы поймали и сварили!
Ходить быстро – больно, стоять неприятно, бегать невозможно! Я древко сразу отломал, чтобы не мешалось, а наконечник в ноге оставил. Будет время раной заняться – выдерну, а пока не до таких пустяков.
Но первую часть плана я отыграл, а дальше дело было за белобрысым. И несмотря на свои несколько сотен лет, этот эльфийский шаман все выданные ему пять стрел отправил точнехонько по целям.
Так что натянутыми веревками мы притормозили всего двоих оставшихся. Понаблюдали, как они со свистом через головы коней перелетели, и я обухом топорика аккуратно, по очереди, каждого приложил. Для надежности. А потом мы их еще и привязали друг к другу. Чтобы хорошо лежали, спокойно.
После этого пошли собирать подбитых стрелами и камнями. Но там все и без моего топорика уже лежали хорошо и спокойно. Так что свалили тела в кучку, приготовились облегченно выдохнуть, и тут я понял, что одного не хватает. Главный заводила пропал.
Сначала мы по лесу просто так побегали, чуть ли не «Ау!» при этом выкрикивая. Но потом пришлось на помощь лешего звать.
Тот вылез, похихикал надо мной и обрадовал нас, что громилу к Шишаку вывел. Уж очень тому хотелось за моховую кочку отыграться. И успокоил, чтобы мы не переживали: живым обидчик леших из лесу не выйдет.
И за двумя выжившими обещал приглядеть. Может, ему самому в хозяйстве пригодятся, или кикиморам пристроит, чтобы девки не скучали.
Я не то чтобы переживал сильно. Мне уже почти все равно было, так нога болела. Но до дороги я еще сам кое-как дохромал, а потом присел под деревом и вырубился…
Даже расстроиться как следует не успел. Первый боевой опыт, вроде бы удачный, а концовочка какая-то так себе вышла. Кикиморам на смех… Позволил какому-то гаду себе ногу стрелой проткнуть. Папаня бы насмехался потом год, если не больше. Хорошо, что он не узнает… То по голове стукнут, то в ногу ранят. Не сын вождя, а позорище!..
Ка-арис:
Ледяные грани! Как же мне не хотелось оставлять свое чудовище… Но я прекрасно понимала – сейчас от меня пользы никакой. Если бы я могла обращаться… Но я не могу. Мало того, если вдруг разозлюсь настолько, что захочу обернуться, и опять начну задыхаться, то вместо простой обузы стану отвлекающим фактором. Не хочу переживать весь этот позор по новой!
Так что я пожелала Синдру и Эслентейну удачи, уселась в ту же телегу, в которой ехала вчера, и постаралась не думать о плохом. Отвлечься. Каждый час пути приближает меня к дому, скоро я увижу На-арис, Гармиру, Панширу…
Да я даже по Тха-арису немного соскучилась! И по Ра-аброну…
Про мать с отцом лучше не думать, иначе разревусь.
Надо побыстрее научиться снова обращаться в дракона, а то человеческая ипостась начинает меня раздражать и физической слабостью, и повышенной эмоциональностью. Я – высший дракон, магическое создание, надежда и опора своего народа, наследница своего отца… Уф!
Почему же мне все сложнее сдерживаться? У меня такое чувство, что я теряю часть себя!
Сколько я уже не обращалась? Так… на четвертые сутки ко мне вернулась память, в пути мы уже пятый день, то есть я уже восемь дней только человек?! А до этого… сколько я металась в небе драконицей?!
Ледяные грани, как же я хочу домой…
Телеги двигались заметно быстрее, чем вчера. Очевидно, глава обоза очень не хотел, чтобы преследователи его догнали. Даже дневной привал вышел какой-то скомканный, только чтобы дать лошадям передохнуть, а людям быстро поесть. И несмотря на отсутствие чудовища, я не осталась голодной. Возница той телеги, на которой я ехала, подвел к одному из костров, где мне протянули и миску с супом, и палку с шашлыком. И кружку с водой.
Поблагодарив, я уселась рядышком с возницей и постаралась не привлекать к себе внимания. Мало чего понимая в разговорах этих людей, я не хотела выглядеть глупо, спрашивать у них было нечего, а на не очень умную шутку про меня и Синдра я спокойно ответила, что каждый видит происходящее вокруг него через призму собственного жизненного опыта. На этом ехидные подколки про меня и чудовище закончились. Мне очень не хотелось ссориться с этими людьми, но и позволять оскорблять меня саму или моих сопровождающих я не собиралась.
Когда я уже почти доела, к костру подошел глава обоза. Перекинувшись парой слов с одним, парой слов с другим, он поулыбался и мне. Подмигнул, а потом посмотрел как-то странно, нахмурившись, как в первый наш разговор. Но тут же вновь улыбнулся и подлил мне в кружку воды из своей бутылки…
Сильное снотворное, очень сильное, настолько, что я даже зевнула пару раз. А потом организм распознал еще какой-то дурман или яд… Нет, все же дурман, обездвиживающий.
Как интересно! И с дозой ведь почти угадал, потому что меня и в сон клонить стало, и тело почти на минуту стало каким-то вялым. Дурманы на меня, оказывается, действуют… обидно. А я ведь была уверена, что неуязвима.
Хотя кто-то же убил моего отца! И любая нормальная дочь должна была желать мести. Я же трусливо сбежала…
Да, как раз вот в таком странном полуодурманенном состоянии я четко вспомнила все свои страхи и осознала, что сбежала не от Тха-ариса. Мне было просто дико страшно, что по моему родному замку бродит убийца. Тот, кто смог уничтожить гораздо более сильного, чем я. Моего отца. Тот, кто…
Да, мамин прощальный танец и смерть – это тоже странно, очень странно. Страшно и странно. Ведь она любила меня. Как же она могла оставить меня одну? Зачем вспомнила про эту древнюю традицию?! Я подозревала, что происходит что-то ужасное, необъяснимое, и… сбежала. Трусливо сбежала.
Что ж, даже от человека, зачем-то пожелавшего меня одурманить, может быть польза. Хотя я пообещала ему благодарность детей гор и неба, а он пренебрег моим предложением. Но благодаря ему я теперь помню совершенно все, кроме тех нескольких дней, которые металась в небе паникующей драконицей.
Никто меня не преследовал, я сама все выдумала. Сама… Сама струсила, сама сбежала, сама теперь вернусь.
– Устала? Давай я провожу тебя. – Усыпляющее и обездвиживающее действие напитка уже почти закончилось, но я продолжала отчаянно зевать и делать вид, что руки и ноги меня совсем не слушаются. Просто потому, что не смогла придумать, как еще выведать у главы обоза, зачем он так поступил со мной, и решила подыграть ему. Пусть верит, что все идет по плану…
Ледяные грани! Мое чудовище! Надо его как-то предупредить…
Я покачнулась, буквально вцепившись в поддерживающего меня заботливого мужчину. Мы уже отошли от костров, но еще не спустились с дороги. Я старательно изобразила, что меня мутит… Комедиантка из меня никудышная, к тому же я не очень хорошо представляла, как именно это должно происходить, – ни разу в жизни меня не тошнило. Но я знала, что такое бывает иногда при отравлении. Мужчина ожидаемо отшатнулся, на его лице отразилось брезгливое сочувствие. Он буквально переставил меня с тропинки к кустам, а сам отшагнул подальше и даже отвернулся.
Я внимательно оглядела заросли и с облегчением заметила блестящие в зеленой листве глаза какого-то существа. Уж не знаю, кто это был – леший, кикимора или кто-то еще, но я быстро прошептала:
– Где-то недалеко большой зеленый орк. Он друг одного из вас. Скажи ему, что нас предали.
Уф! С другом я, конечно, соврала, но зато это помогло ускорить то странное, лохматое и мелкое, которое быстро-быстро помчалось прочь в глубь леса. Какая я молодец…
А теперь – в телегу и делаем вид, что спим. Крепко-крепко, дыша при этом замедленно и ровно. О, я спец в умении изображать спящую девочку! Это очень полезно, когда ты уже несколько часов должна спать, а вместо этого читала книжку.
Человек тоже мне поверил и ушел прочь. Странно, зачем ему надо было меня усыплять? Я бы и так вернулась обратно и спокойно поехала дальше…
Минут через десять я устала лежать просто так и начала всерьез обдумывать, а не сбежать ли мне снова, так и не узнав, зачем меня собирались одурманить. Правда, вокруг телег постоянно кто-то крутился, так что незаметно исчезнуть было бы сложно. Но когда я уже готова была просто встать и уйти, даже если это привлечет излишнее внимание, по тропинке спустились глава обоза и возница моей телеги. Милый старичок, развлекающий меня с самого утра различными историями и часто упоминающий о внучке примерно моего возраста.
– Ты уверен? Хорошая ж девочка, жалко… – шепотом уточнил этот милый старичок у не менее милого, улыбчивого и заботливого главы обоза.
– Даже если бы она не была похожа на портрет как две капли воды, я все равно был бы уверен, потому что она сама говорила о детях гор и неба. Так что даже не сомневайся.
Ледяные грани! О каком портрете идет речь? Кто мог ему показывать мой портрет?!
А глава обоза продолжил:
– По половине от обещанных за нее денег нам хватит, чтобы безбедно прожить несколько лет! Уж не знаю, кому там этот ребенок в горах дорогу перешел, но если даже гномы засуетились – значит, дело не чисто.
– Гномы, готовые заплатить вознаграждение, – это почти сказка, – недоверчиво и очень жадно выдохнул милый старичок. – Когда они за ней придут?
– Я отправил сигнал на гномий амулет связи. Думаю, они быстро появятся, это ж гномы! У меня такое чувство, что они иногда выкапываются прямо из-под земли.
Мужчины тихо посмеялись шутке, а меня прямо подмывало им сказать, что конкретно тут гномы вряд ли выкопаются. Они живут в горах и ползают по туннелям, прорубленным в камне. Так что появятся они, лишь когда мы будем проезжать каменистую местность, а в лесу такие – редкость.
Но раз я теперь знаю, кто именно за мной охотится, мне нет смысла здесь оставаться. Правда, гномов много, но дожидаться, пока я точно выясню, кто именно во всем замешан, что-то не хочется.
– Если девчонка начнет очухиваться, залей в нее еще. Пусть спит – так надежнее. За ней могут явиться в любой момент…
Я почему-то даже не удивилась, когда милый старичок легко согласился подпаивать меня одурманивающим отваром. Странно, а ведь оба выглядели такими хорошими, улыбались мне… Как же это страшно, когда никому нельзя верить!