Ирина Вадимовна Лазаренко
Дракон среди нас
Та мотнула головой.
– Не пойду. Я её боюсь.
С хитрой улыбкой стреляла глазками в Йеруша, теребила перекинутую через плечо длинную чёрную косу. Складывалось впечатление, что от Йеруша ожидаются каких-то действия по этому поводу, но он слабо представлял, какие конкретно. Не думает же эта девица, что Йеруш Найло планирует поувиваться за незнакомыми женщинами на поселковой гулянке?
Видя, что народ зашевелился, подала голос ворожея:
– Ну всё, всё! Закудахтали, кудахки! Давайте, кажите: кому научение?
Вперевалку подошла старуха. Ворожея накинула на миску платок и стала вдруг напевать:
– Виляй-виляй, заинька, виляй, побигаинька, не отвиляешься! Кому вынется, тому сбудется, не минуется…
Йеруш, не сводя глаз с собравшихся у стола людей, попятился в тень. Подумать только, совсем недавно он искренне считал, что Илидор его раздражает! Теперь же неистово хотелось немедленно найти дракона и вцепиться в него покрепче, как в островок нормальности среди решительно свихнутого мира.
***
Маленький фокусник Олава-Кот совершенно очаровал публику – пару десятков людей и одного золотого дракона. Много раз фокусник доставал из воздуха монетки и кусочки смолы, сгибал ложки, разрезал ножичком платок, а потом тот снова оказывался целым. А под конец заставил утиное яйцо прыгать по столу.
Потом Олава-Кот попросил передышки, чтобы выпить пива и перевести дух, а подошедший к нему мужик стал довольно громким шёпотом интересоваться, можно ли позвать фокусника выступить в соседней деревне, где живёт свояк этого самого мужика, но только провернуть бы всё так, чтоб заплатить напрямую фокуснику, а не владыне цирка.
Вопрос отсёк звонкий удар хлыста и заунывное «Тын-дын-дын» шарманки. Рядом стояла Тай Сум.
Дракон вместе со всеми обернулся к ней и вздрогнул. Лицо женщины перекашивал длинный шрам, брошенный от левого угла глаза к подбородку, и ещё один небольшой шрам почти надвое делил нижнюю губу, в двух верхних прорезях блестели узкие чёрные глаза, а в ротовой, почти сокрытый тенями, едва был виден маленький рот с тонкими губами.
Прорези? С трудом переведя дыхание, дракон понял наконец, что смотрит на маску.
«Тын-дын-дын», – глухо брякала шарманка.
– Тай Сум, ты мне поворожишь? – раздался откуда-то звонкий девичий голос.
Тай Сум стала оборачиваться на этот голос, но запнулась, замедлилась, как будто споткнулась, хотя стояла недвижимо. Застыла, словно опорный столб, а её уродливая маска была обращена прямо к Илидору.
И дракон смотрел на маску, хотел и пытался отвернуться, но не мог. Как повторяющийся сон, как неизбежность, Илидор вписывал в свою память все эти линии, рытвины, большие растянутые поры, шрамы, узкий разрез глаз, плоский лоб и скулы. Дракон размывался в отвратительном очаровании этого образа, его взгляд тащило, волокло по рытвинам и шрамам, тянуло, влекло к масочным прорезям, где блестели узкие черные глаза.
Словно по тесному и безысходному коридору приволокся он к этим глазам и влился в них, и пространство перевернулось, зашаталось, в ушах Илидора неестественно громко взорвалось восклицание, а потом явился хрип, бросающий мурашки на шею.
Узкие глаза в прорезях блестели, лихорадились, тоже бессильно и бессмысленно хотели перестать смотреть в золотые глаза дракона. Хрип выливался из-под маски стоном, и чадным дымом полился из прорези рта голос – не понять даже, женский или мужской, монотонный, низкий, чуть искажённый одновременно горловой сдавленностью и певучим акцентом:
– За далёкими лугами, за высокими стенами льётся-полнится скрежет зубовный, тихий, долгий, страшный, продрогший…
Перед глазами Илидора всё расплылось и пошло хороводом, как во время полёта в сильный ветер или… в грозу. Как в ту жуткую грозу, которая накрыла Донкернас в день его побега. Когда молнии резали небо, несли с собой драконий мор и погибель, а Илидор стоял на крыше замка и орал на Йеруша Найло под обалделыми взглядами стражих эльфов.
– Кровь, кровь нельзя разлить как воду, забыть как воду, кровь зовёт за дальние луга, за высокие стены!.. Одной дорогой лететь тебе за дальние луга, к стенам, за которыми стоит скрежет зубовный.
Боль прострелила оба уха сразу, Илидор зашипел и зажал их ладонями. Перед глазами медленно плыли круги, из них появлялись накрытые к празднику столы, цветные ленты, люди в ярких нарядах, не обращающие никакого внимания на Илидора. Прямо перед драконом, такая маленькая, росточком разве что чуть повыше гномки, почти слитая с тенями, качалась-расплывалась женщина Тай Сум с сокрытым за маской лицом и говорила низким, монотонным голосом с певучим акцентом:
– В краю подземных нор стоит звон металла, льются реки огня, поджидают, дремлют, дни считают, зовом полнят твою сонную песнь… Второй дорогой сойти тебе в край подземных нор и горящих рек.
Тихий голос грохотал, как камнепад в подземьях, лез в зажатые ладонями уши, как рудный бур пробирается сквозь толщу породы, ломая сопротивление. Вокруг истерили дудки, гармоники и трещотки, тараторили люди, что-то деревянно стучало и плюхало, пахло жареным мясом шестиногов, вечерней свежестью и горячей лавой.
– Третьей дорогой…
– Хватит! – грохотнул раскатистый гремучий голос.
Замерли с открытым ртами селяне, оборвала весёлый распев дудка, кувыркнулась в воздухе пролетавшая по своим делам галка, умолкла Тай Сум. Все смотрели на них с Илидором, не понимая, из чьей груди вырвался громоподобный наказ. Тай Сум выпрямилась, огляделась вокруг, будто в недоумении – что тут такое происходило? – и, словно очнувшись, выскользнула из окружившего её удивлённого внимания, мотнула блестящими волосами, затерялась в толпе. Селяне провожали Тай Сум взглядами, видимо, задаваясь вопросом, стоило ли подпускать циркачей к свадебному гульбищу, или ну бы их куда подальше.
Дракон стоял, согнувшись, прерывисто дышал, перехватывая воздух ртом.
– Ух ты, – выкрутился откуда-то из толпы Йеруш Найло. – Что это было?
Илидор не отвечал, одурело моргал, впившись пальцами в виски. Сделал один за другим несколько рваных вдохов, сплюнул – рот наполнялся слюной так, словно в дракона влили ковш отвара из листьев кислянки.
– Илидор, ответь!
– Отцепись! – просипел он, выпрямился с явственным трудом и пошёл, пошатываясь, к ближайшему столу.
Йеруш дёрнулся подставить плечо, Илидор дёрнулся опереться на него, но тут же прянул назад, пошёл сам. Шаг, другой, пятый – и дракон почти свалился на лавку. Подташнивало, немного кружилась голова.
– Это было пророчество, Илидор? Настоящее?
– Отстань, – едва ли не жалобно попросил дракон.
– Не отстану.
Илидор застонал и принялся наливать в чашку какое-то варево из широкогорлого глиняного кувшина. Руки его дрожали.
– Ты веришь в пророчества? – допытывался Найло с несвойственной ему озабоченностью. – Они бывают настоящими, как думаешь?
Илидор уткнулся в чашку. Варево оказалось грушево-сливовым узваром, и дракон цедил его долго, с наслаждением, мелкими глотками. Йеруш ждал.
– Ты учёный, не я, – выдохнул наконец Илидор, отставляя чашку. – Вот ты мне и скажи: пророчества бывают настоящими?
Йеруш топнул ногой под столом.
– Я гидролог, а не предсказолог! Я нихрена не понимаю в магии!
– Ладно. Предсказания – чушь, – отрезал дракон.
Глаза его пояснели, всё только что пережитое вдруг растеряло краски, словно изрядная его часть исчезла вместе с головокружением. Только что голос Тай Сум бурился дракону в уши, как рудный бур, а теперь отзвучавшие слова сделались чем-то вроде тревожного, странного и полузабытого сна. Илидор вдруг понял, что страшно голоден, и цапнул пирожок с подноса пробегавшего мимо паренька. Пора бы уже гостям рассаживаться за столы, но пока поселяне лишь подъедали закуски, пили из больших кожаных кружек, сбивались в кучки, оживлённо переговариваясь.
Обычно на всех праздниках, какие Илидору доводилось наблюдать, гости только и делали, что жрали, пили да плясали без передыху.
Найло продолжал выжидающе глядеть на дракона. Заглотив пирожок с капустой, Илидор пояснил то ли Йерушу, то ли себе:
– Если ты услыхал предсказание и принял его всерьёз, то либо хочешь, либо не хочешь его осуществленья. Пытаешься обрести предсказанное или увернуться от него. Но как ты сможешь понять: предсказание сбылось, потому что так было предначертано, или ты это ты его сбыл? А если оно не сбылось, то это потому что предсказание было чушью или потому что ты увернулся? Или ты так старался его сбыть, что нарушил ход вещей, и предсказанное стало неосуществимым? Но тогда какое это, в кочергу, предсказание, если оно не определено? В общем, всё это чушь, вот что я думаю.
– А в твоей голове порою можно отыскать удивительные вещи. Например, зачатки мышления, – одобрительно отметил Йеруш и тут же получил беззлобный тычок в живот. – Просто, знаешь, когда эта тётка тебя увидела, всё выглядело так, будто её по-настоящему накрыло. И это было, ну я не знаю, убедительно? Убедительно, да, тебе нравится это слово, Илидор?
– Нет, – дракон мотнул головой. – Мне не нравится, потому что меня тоже накрыло. Верно, какая-то заморская человеческая магия, о которой я ничего не знаю. Циркачи же должны уметь всякие такие штуки? А в предсказания я не верю. Вся суть жизни – в неопределённости, иначе какой смысл её жить?
Найло кивнул с явственным облегчением.
***
– Я вам всё отдаю! – мать новоявленного мужа прижимала к груди стиснутые ладони. – Всё как есть! И корову отдаю! И теля! И свинью! И курят!..
Лицо молодой жены с каждым словом вытягивалось всё жалобнее. С ледника торжественно несли огромное блюдо с мясным желе.
Йеруш потянулся к стоящему на столе горшку, пошуровал в нём черпаком, плюхнул в свою миску густого варева из перловой крупы, моркови, светлого птичьего мяса. Из крупяного месива торчала обломанная косточка и хвостик горчичного листа, пахло сытно и пряно.
– О! – обрадовалась сидящая через стол женщина с лоснящимся лицом. – Горчичный лист! Письмо получишь, значит – примета такая есть!
Йеруш, уже занёсший было над варевом деревянную ложку, так и застыл с открытым ртом, остекленел глазами.
– Письмо. Ну да, конечно.
Аппетит пропал мгновенно. Найло воткнул ложку в крупяную гущу, ложка медленно накренилась, упала черенком на борт, вытолкнула повыше горчичный лист.
Йеруш уставился на Илидора, который бодро трескал рыбёшек, обвалянных в крупно молотых зёрнах и зажаренных над углями. Дракон брал рыбку одной рукой за голову, другой за хвост, сгрызал мясо вместе с мелкими косточками, откладывал в сторонку обглоданный рыбий хребет, увенчанный скорбно выпуклившей глаза головой, и брал следующую рыбку. На столе рядом с ним высился уже целый курган из рыбьих хребтов и голов.
Почувствовав взгляд Йеруша, Илидор покосился на эльфа, оценил насупленную решительность найловских бровей и быстренько заглотил ещё одну рыбёшку, пока не началось.
Стараясь держаться как можно более естественно и не привлекать к себе внимания, они выбрались из-за стола (Илидор, разворачиваясь на лавке, чувствительно впечатался в столешницу коленом) и очень непринуждённо стали обходить танцующее коло.
На них почти не обратили внимания, поскольку отец жениха как раз принялся толкать речь о будущих детях молодожёнов, о том, как хорошо когда в семье детей много и есть кому работать в огороде и за скотом следить, а также за стариками-родителями ходить, «вот как за моим батьком невестки говно выносили, пока он влёжку лежал и всё не помирал».
Бочком, бочком Илидор и Йеруш Найло отступали в кусты за пределами столового гульбища, за что удостоились нескольких удивлённых взглядов: по кустам уже разбежались несколько молодых пар. Ни Йеруш, ни Илидор, к счастью, этих взглядов не поняли.
Не сразу сумели протиснуться к калитке мимо кола, танцующего под задорную дудочную игру, и дракон засмотрелся на энергичную деревенскую пляску: взявшись за руки, люди ведут хоровод, два приставных шага вправо, два влево, руки размыкаются и каждый второй танцор, кружась вправо, меняется местами с переследующим, становится в круг – и сразу же тут же кружатся-меняются местами оставленные на местах танцоры – и вот уже все оказываются в исходном порядке. Тогда дудка начинает играть быстрее, и подняв руки, танцующие делают три быстрых шага внутрь кола… Йеруш дергает дракона за руку – ненадолго сошедшееся коло даёт возможность проскользнуть к выходу. Илидор следует за Найло, оглядываясь на хоровод – в узком коле каждый кружится дважды, звонко хлопая над головой ладонями, затем руки снова соединяется и танцующие делают три шага назад, расходясь в большой круг, а потом дудка ещё ускоряет темп и всё начинается сначала: два приставных шага влево, два вправо…
На удалении от места гуляния было звеняще-тихо, посёлок даже казался просторнее без людей. Только во дворах звенели цепями собаки, квохтали куры, где-то хрюкала свинья, да у одного дома в отдалении сидела на поваленном бревне старуха, качала плетёную уличную люльку.
– Ну, – объявил Найло, – пошагали.
Илидор кивнул и первым направился к панской усадьбе.
***
Крепко подозревая, что давешняя бравая четвёрка может следить за ними или подкараулить где-нибудь на пути, Илидор и Йеруш пришли к усадьбе через огороды, пустырь и ещё один каменистый холм по соседству. Получилось, конечно, дольше, зато тише.
А взять с собой фонарь никому в голову не пришло и совершенно напрасно.
В усадьбу попали через сад, не с той стороны, с которой пытались зайти вчера, а с противоположной. Илидор, не мудрствуя, перелез кованую решетку с торчащими поверху пиками, а Йеруш сняв куртку, умудрился просочиться между прутьев, хотя, казалось, на это способна разве что не очень крупная кошка.
– Я думал, хотя бы голова застрянет, – подначил его дракон.
Найло фыркнул и полез обратно в куртку.
Через сад шли едва ли не ощупью: сумерки уже основательно сгустились. Ветки вишен и яблонь цеплялись за волосы мёртвыми сухими пальцами, под ногами хрустели нападавшие ветки и, кажется, ореховая скорлупа. С другой стороны сад тоже оказался огорожен.
Дальше шли, ориентируясь в основном на источник воды, который чувствовал Илидор. Дракон ворчал, что вода будто то и дело пропадает. Йеруш вертел головой, осматривал окрестности. Усадьба оказалась, с одной стороны, совсем небольшой – именно что летний домик, в который знаткий человек мог заезжать разве что по пути куда-нибудь на день-ночь. С другой стороны, места более чем достаточно, чтобы умаяться здесь выискивать то, не знаю что.
С третьей стороны – предельно странно, что усадьба пустует. Как это может быть, чтоб на месте не осталось никого совсем?
Но, судя по всему, никого не осталось. Несколько заброшенных крестьянских домиков, пустые загоны для скота, убранные огороды, закованный в каменную ограду панский дом в три этажа. На узкой стороне прилеплена нелепая, кургузая какая-то башня.
От домиков донёсся шорох. Йеруш дёрнул Илидора за рукав, но тот отмахнулся и ускорил шаг. Дракон заметил какую-то крытую постройку под холмом, где слышался голос странной воды, и шёл к ней, всё ускоряя шаг. Йеруш бросил: «А я там посмотрю» и, тоже ускоряя шаг, пошёл к домикам, подле которых ему почудилось движение.
Не почудилось, понял Найло, когда вошёл во двор. Пустой, покинутый, с давно небеленой мазанкой, следами срубленного вишневого сада и засыпанным колодцем, но…
В середине двора, подле собачьего кубла, стоял зверь. Палево-седая шерсть, вздыбленный загривок, оскаленная морда в шрамах. Янтарные глаза, умные почти по-человечески и полные почти человеческой злобы, смотрели на Йеруша.
Жёлтый взгляд пригвоздил его к месту, ноги словно влились в землю, и только порывистый ветерок панически вздрогнул сухими листьями у башмаков.
Какого лешего это животное делает в пустом селении? Так же не должно быть, он бы не выжил тут без людей, он бы давно ушёл, его не должно тут быть, неужели его кто-то подкармливает, или же он питается непрошенными гостями, или всё это какое-то недоразу…
Зверь гыркнул горлом, показал в оскале злые чёрные дёсны и пошёл на Йеруша, пригнув голову. Их разделяло шагов тридцать, и очень отчётливо, отстранённо Йеруш осознал, что бежать некуда, а орать бессмысленно.
Да, бежать было некуда, а орать бессмысленно, но когда зверь перешёл на рысь, Найло побежал и заорал во всё горло:
– Илидо-о-ор!
Успел потянуть на голову капюшон и вжать шею в плечи за миг до того, как в спину ударили могучие лапы, и под весом разогнавшейся груды мышц Найло срубленным деревцем рухнул в прелую траву. Зверь ахнулся ему на спину, выбив дух, когтистые лапы больно впились через куртку под лопатками, Йеруш брыкнулся, хватанул воздуха вместе с землей и травой, вцепился в капюшон у лица, но даже через плотную стёганую ткань затылок, казалось, обожгло горячим дыханием и тут же обледенило болью. Капюшон вместе с кожей стало рывками сдёргивать с затылка.
А потом время на миг застыло, сделалось тягучим и тяжким, где-то впереди вспыхнул невозможно яркий свет и залил отражённым сиянием янтарные звериные глаза.
За рыком зверя и бубухами собственного сердца Йеруш едва расслышал хлопанье крыльев. Зверь рявкнул, взвизгнул, скатился со спины Найло, а тот никак мог себя заставить открыть зажмуренные глаза, поднять впечатанное в траву лицо, разжать вцепившиеся в капюшон пальцы. Он слышал, как дракон приземлился в нескольких шагах, слышал ещё один грозный рявк зверя и его визг, рычание Илидора и хруст, и влажное хрупанье, и шум крови в ушах, и собственное хриплое дыхание. Лежал лицом в траве, вцепившись в капюшон, и не мог пошевелиться.
Пока наконец его не взяли за руки тёплыми ладонями и силой не разогнули оцепеневшие пальцы.
– Живой?
Илидор сидел перед ним на корточках, одним коленом упираясь в землю. Лицо его было безмятежным, разрумянившимся и даже, пожалуй, весёлым. Как будто здесь произошло нечто удивительно забавное, о чём так приятно будет вспомнить скучным зимним вечером.
Йерушу очень хотелось сейчас повести себя достойно и мужественно, однако руки-ноги тряслись, как в приступе лихорадки. Он попытался придумать какую-нибудь шутку, которая бы показала, что вовсе он не испугался до полусмерти, но все слова куда-то убежали из головы и не желали в неё возвращаться.
Дракон протянул ему руку, помог встать, легко поднялся сам и бодро отметил:
– Кажется, он с тебя сорвал кусок кожи. Есть какая-нибудь тряпка?
Тряпка у Йеруша была – мягкий толстый мешочек для пробирок. Илидор вывернул мешочек наизнанку, прижал к затылку Найло, который тут же прострелила остро-жгущая боль.
«А если придётся шить? – мысль как будто наползла из тумана, вильнула хвостом и тут же уплыла обратно. – А если куртка в кровище, чем я её отстираю?».
Дракон уже тащил его куда-то, блестя золотыми глазами в сумерках:
– Пойдём, пойдём, я тебе сейчас та-акое покажу!
Как во сне, деревянно переставляя ноги, Йеруш дотащился с драконом до холма. В нём оказалась явно рукотворная каменная пещера, а перед ней стояло…
– Охренеть!
Перед пещерой на постаменте стояло чучелизированное существо размером с собаку, только у него не было не шерсти, ни лап, а была гладко-мягкая голова и восемь длинных щупальцев с присосками. Некоторые свисали с постамента, словно изящные пальцы знаткого человека.
– Ох-ре-неть, – повторил Йеруш.
– Знаешь, что это?
– Спрут. Морской хищник. А! Да! Он откладывал яйца?
Не дожидаясь ответа, Йеруш шагнул к пещерке. По её потолку сочилась вода, поблескивала в умирающем дневном свете и гулко капала откуда-то. На дальних стенах Найло углядел что-то вроде развороченных и очень крупных сот, агакнул, довольный своей догадкой.
– Выходит, они где-то здесь!
Голос Йеруша укатился в пещерку гулким эхо: «Есь, есь!».
– Кто? – уточнил дракон, понизив голос.
– Спруты же! – Одной рукой Найло прижимал к затылку тряпицу и взмахнул второй. – Такие же, как эта штука! Как чучело! Тут его дети!
Илидор сделал шаг назад от пещерки.
– То есть таких ещё много и они сейчас с нами, в этой усадьбе?
Поморщившись от резкой пульсации в затылке, Найло указал на пещеру:
– Они там. Прячутся! Их нечего бояться, они мелкие, трусливые и не могут сожрать ничего крупнее карася. Наверное, выходили в реку через подводные течения, я лишь не понимаю, какой кочергени они всё ещё шевелятся в такую холодень! О-о, выходит, знатных дел наворотил тот дегенерат, что резвился здесь летом!
– Владелец усадьбы?
– Ну не конюший же! Зуб даю, привозил сюда магов и… А! Он, наверное, учёный! Может, рыболог или даже гидролог вроде меня, но только ненормальный!
Илидор изогнул бровь, но Йеруш не увидел этого в сумерках и продолжал трещать:
– Или никакой он не учёный, а разводил спрутов на продажу, к примеру! Они же вкусные, да, ты ел спрутов? Нет? Правда? Ну, может, ты хотя бы слыхал, что спруты вкусные, если их не переварить и подавать с уксусом…
Илидор отошёл подальше от пещеры и от Найло, стоял и рассматривал выставленное на постаменте чучело. Оно выглядело каким угодно, но не вкусным. Впрочем, под всеми слоями смолы и таксидермистских составов от него едва заметно пахло рыбой, так что всё могло быть.
– Ну и что нам с этим делать?
Йеруш, сопя, прижал покрепче к затылку тряпицу.
– Вот знаешь, честно говоря, мне уже совершенно наплевать, что именно местный народец будет со всем этим делать. Я предлагаю просто настучать Якари по башке и забрать моё письмо.
– Стучи, – легко согласился дракон.
Пока Йеруш искал подходящие к случаю слова, Илидор шкодно хмыкнул, вскарабкался на постамент и стащил с него чучелизированного спрута.
– Ну что, пойдём?
***
В праздничном коле перепились уже все, включая маленького фокусника, который хохотал, смешно таращил узкие глаза и обещал всех научить своему любимому трюку с платком и арбалетом.
Два амбала, горбоносый и черноусый, тоже очень навеселе, рыскали туда-сюда, натыкаясь на столы, гостей и лавки, в тревоге всматривались в лица и, судя по всему, плохо понимали, кого именно потеряли в толпе.
Когда в коле появился Илидор, волочащий за щупальце чучело спрута, разговоры и хохот быстро стихли. Никто даже не заметил Йеруша, прижимающего к затылку тряпку, пока он не заговорил:
– Мы тут гуляли и случайно узнали, что в поместье какой-то дегенерат порезвился летом не в меру. Устроил котлован с морской водой. Наверняка магов натащил в обход всех разрешений и правил, поскольку грунтовые воды и река ему точно не принадлежат. Хорошая новость в том, что магия постепенно истощится и морская вода перестанет поступать в реку. Плохая новость в том, что он там натворил ещё каких-то дел и перепугался так, что бросил всё и забрал из поместья всех.
Поморщившись, Найло нашёл взглядом четверых очень побледневших людей и добавил язвительно:
– Подробности может знать кто-то из ваших соседей, и я очень советую списаться по этому поводу с владетелем земель. А мы так, мимо проходили.
Силы закончились разом, как это обычно бывает после мощных переживаний и большого умственного напряжения. Йеруш стёк за ближайший стол и стал с отсутствующим видом цедить слабенький фруктовый эль. Поселяне, галдя, клубились вокруг чучела спрута, бравая четвёрка отступала за пределы праздничного кола, Илидор сидел на ближайшем столе, болтал ногами, уминал пирог с рыбой.
К Йерушу подошла черноволосая девица, которая хитро ему улыбалась возле стола ворожеи. Она и теперь улыбалась, только не хитро, а сочувственно, и вела за собой хромого расхристанного мужичка. Мужичок предложил осмотреть рану на голове Йеруша и зашить её, если имеется нужда.
Пастух, понял Найло и после короткого раздумья убрал от головы пропитанную кровью тряпицу. Сразу заболело и захолодило. Пастух просил черноволосую девушку подсветить так и тут, осторожно трогал съехавший с черепа лоскуток кожи и наконец заключил, что шить его не обязательно, требуется лишь срезать волосы и хорошенько заклеить рану смолистым воском. Такового воска у него в достатке, вот: на вишнёвой смоле, на сливовой…
Йеруш дал пастуху две монетки, и у того немедленно нашлась наицелебнейшая мазь на свежайшей облепиховой смоле и с перетертой травой чистотелки. Пастух вился вокруг взволнованно, но без суеты, рану обработал уверенно, велел ближайшие пять дней ей не тревожить и не спать на спине. А девушка прыснула и сказала, что затылок Йеруша теперь выглядит, словно лишайный, «А уши торчат даж мило». Йеруш на это вяло пожал плечами, и девушка ушла вместе с пастухом.
Найло поймал взгляд Илидора. Тот быстренько дожевал очередной рыбный пирог, кивнул и уверенным движением выдернул Якари из толпы поселян, всё шумевших вокруг спрута.
Втроём они быстро шагали в спальному дому и отошли за пределы слышимости кола молча. А потом Илидор остановился и обернулся таким текучим, кошачье-змейским движением, что Якари почудился звук трещотки на змеином хвосте. Хотя он никогда и не видал змей с трещотками на хвостах, а лишь слыхал о них от путников из сам-южных краёв. Якари застыл и ослабел коленями, увидев, как глаза Илидора наливаются недобрым оранжевым светом, точно разгораются в очаге едва теплившие угли.
– Ты, конечно, знал.
Якари сделал полшага назад, но в спину ему тут же упёрлись пальцы Йеруша – пускай Найло и не был сколько-нибудь угрожающей боевой единицей, да такого эльфа Якари мог бы просто пополам переломать, словно сухую ветку, – но когда тебе в спину втыкаются твёрдые, злобные, цепкие пальцы, словно готовые сей миг вырвать твой хребет, поневоле передумаешь совершать резкие движения.
– Ты знал, что ваша лихота лезет из панс-ской усадьбы, – прошипел Илидор.
Голос его тоже сделался змейским, и вечер вдруг перестал быть прохладным, а лоб Якари покрылся испариной. Мелькнула глупая и стыдная мыслишка, что сейчас эти двое чужаков разорвут его пополам, сожрут и остатки закопают, и никто в Большом Душеве не узнает, куда подевался добрый владелец спального дома Якари, никогда никому зла не чини…
Отступать было некуда, в спину втыкались пальцы Йеруша, едва не пробивая насквозь кафтан, рубашку и кожу.
– Ты знал, кто из жителей бывал в этой усадьбе, – Илидор почти навис над скукожившимся Якари, и крылья плаща вдруг захлопали сами собою, чисто колдовские, и лицо Илидора заострилось, сделавшись будто не совсем человечьим, а… – Да вы все знали! Но вам духа не хватало пойти в усадьбу самим – вы что, всем поселком одной псины боялись? Или боялись прижучить этих увальней, хотели чужими руками угли загрести?
– Так ну ж его! – Возопил Якари. – Тут же кажный у кажного на ладони! Всю жизнь плетнями трёмся! Думаешь, можно взять да такой разговор повести с соседями? За такое красного петуха в хату пустят, або ж здороваться бросят, жизни ж не станет, ну! Или земельным владетелям писать? Так они сами с паном усадебным дружкуюся! И чего? От одних и других достанется разом да поочерёдно!
Крылья Илидора чуть опустились, пальцы Йеруша перестали давить в хребет Якари, и мужчина встряхнулся виновато, как пристыжённый пёс. Добавил жалобно:
– Вы люди пришлые. С вас какой спрос? Шли мимо, увидели непотребство да написали кому след! И дальше двинулись по своим делам, и кто вас в чём завиноватит, кто вам чего сделает?
– Кто нам чего сделает? – вскричал Найло, вскинул руку к свежезаклеенной ране на затылке.
Рана пульсировала тянущей болью, холодный воздух пробирался под кожу, сквозь выстриженный клок волос, выстуживал череп до самых мозговых складок.
– Я уже всем сказал, – бормотал примирительно Якари, – уже сказал: ну чего ж, так вот вышло: делишки панские вскрыли пришлые люди, ну не удержалось шило в мешке, чего ж ты делать будешь, коли явились до нас такие любопырные путники, да ещё по воде учёные? Ровно ничего не можна было поделать: всё сами разведали, до всего докопались, все ж это видели! Все видели, как вы ходили по селу бестолково, а вовсе не сразу к усадьбе пошли. А я сказал соседям, дескать, вы уж и владетелю земель послание отправили… От вашего имени я его с циркачам дал ишшо засветло, штоб они вручили в городе поштарю. Уж не серчайте, а тока никак было иначе-то. Тока так и можна, штоб пришлые всё грязищу раскопали и разведали, штоб всё было по-правдашнему. А я чего, с меня спроса никакого, я тока поселил вас в спальном доме, бо где ж ещё вам было жить?
Йеруш взглядом попросил Илидора вколотить Якари в землю по пояс. Какого, спрашивается, жварного шпыня позволяет себе этот захухрый владелец ёрпыльного спального дома в бзырном поселке? Найло даже не понимал, что разозлило его сильнее – та ловкость, с которой его использовали, или что его, гениального Йеруша Найло, привыкшего смотреть на селян вроде Якари очень сильно сверху, этот самый Якари мгновенно и безошибочно раскусил, лишь только увидев на пороге спального дома. Ведь Якари сразу понял: Йеруш не станет болтать лишнего, не расскажет местным, что шатается по посёлку не от скуки, что владелец спального дома скотски не отдаёт ему важное послание…
Тьфу!
– А я говорил: нужно было сразу его треснуть и забрать твоё письмо, – Илидор отвернулся от Якари, хлопнул крыльями. – Не смотри так на меня, Найло, ты хотел изучить аномалию – ты получил ровно то, чего хотел. Теперь давай ты получишь второе что хотел и пойдём дальше. Я хочу покинуть это прекрасное селение, пока держу себя в руках. И пока местные держат себя в руках, а не мчатся сюда передать нам своё спасибо через почесание граблями и тяпками – надо думать, нам такое это в кочергу не упёрлось?
Якари, сообразив, что осерчавшие соседи всё ещё могут сжечь его спальный дом вместе с «любопырными» не в меру пришлыми людьми, засуетился, замахал одной рукой, отёр другую о полу кафтана и первым поспешил к спальному дому.
***
Йеруш заглотил глазами письмо, не прожёвывая смыслов и быстро перелистывая страницы, после чего поскрёб щёку, оставив яркие полосы на тонкой коже, и перечитал снова, внимательнее.
Якари едва слышно сопел и аккуратно тёр тряпкой невидимое пятно на опализированной стойке. Все усиленно делали вид, что между ними никогда не случалось недоразумений, однако друг на друга не смотрели: Якари было неловко, а дракону и эльфу – раздражительно. Потому Якари изучал пятна на стойке, а Илидор – нависшего над письмом Йеруша.
Тот некоторое время смотрел на сшитые листы бумаги остекленевшим взглядом, потом протянул письмо Илидору – так медленно, словно Илидор мог укусить его руку.
Дракон дрогнул бровями в удивлении, но письмо взял и принялся читать, едва заметно шевеля губами.
– Кого это там кутали? – почти сразу спросил он.
– Куталиʾ, – ноздри Найло трепетнули. – Ученик, значит.
– А.
Илидор снова уткнулся в письмо.
«Йерушу Найло, лично в руки, от Ллейнета Элло, декана кафедры гидрологии.
Надеюсь, ты пребываешь в добром здравии, кутали, хотя доходящие до меня вести внушают некоторую тревогу. По правде, я надеялся, что ты, завершив свои дела в Донкернасе, вернёшься в Университет хотя бы временно, но на днях до нас докатились быстроногие слухи о том, что из Донкернаса ты направился на северо-восток, к горам Такарона. Впрочем, быть может, это и к лучшему, что ты не возвращаешься в Университет сейчас, кутали, поскольку маг, способный создать предмет, о котором я хочу тебе поведать, находится ближе к Такарону, чем к Ортагенаю… Хотя, по правде сказать, в любом случае он довольно далеко».
