Ирина Владимирова
Таинственное лето, я слежу за тобой
Он помнит задания командира партизанского отряда, в котором требовалось уточнить расположение и количество врага в селе Никитское. В селе он появился в ветхой одежонке, лаптях, опираясь на костыль, подволакивая ногу и сгорбившись. Здесь он не впервые. В руке – корзина с грибами. Как и в прошлые разы, молодой мордатый полицай с громким глумливым гоготом схватил его за воротник старенькой рубахи и поддал ногой сначала в спину, затем по корзине. Рубаха порвалась, а штаны приобрели дополнительные пятна. И по какому— то совершенно поразительному стечению обстоятельств каждый раз корзинка отлетала не только в сторону бывшего помещичьего двора, но и в сторону новых военных объектов, которые интересовали партизан. Туда же отлетал и юноша, и костыль, и грибы. С этого места было видно всё: и склады, и штаб, и жилые казармы. И даже замаскированная вражеская техника.
– Ой! Дядька! Не трогай меня! Я больной! – плаксиво кричал юноша тонким голосом. И на четвереньках двигался вглубь охраняемой территории, подбирая костыль, корзину, складывая в неё грибы. По лицу он размазывал слёзы, сопли, мешая их с дворовой грязью и, становясь совсем неузнаваемым. У будки охраны появлялся старший полицай и бубнил:
– Опять с убогим связался! С ума сошёл! У него бабка колдовка! Напустит порчу – будешь знать!
– А я – атеист, – гоготал мордатый.
Солдаты охраны смотрели на эти дела кто с усмешкой, кто просто отворачивался.
И ни один из присутствующих не догадывался, что этот убогий маленький человечек имеет уникальную фотографическую память и отлично владеет немецким языком. Ему достаточно одного взгляда и – любая информация считана.
Этого он видел и раньше, и в разных местах. Чаще всего в городе, бывшем областном центре. Мужчина вертелся у здания бывшего краеведческого музея и даже руководил какими-то людьми. Неоднократно наблюдал этого мужика и в деревнях. А несколько раз отмечал у дома местной ведуньи. Той самой, которую окружающие считала его родной бабкой. Почему тот вертелся рядом с избой старухи? Что вынюхивал? Партизанский связной сообщал об этих фактах партизанам. Но какие действия в отношении того принимались или планировались не знал. Не его дело. Его дело взял в нужном месте шифровку, в нужное место отнёс. Знал, что кличку этому присвоили “бухгалтер”.
В городе партизанский связной наблюдал как в помещениях бывшего дома культуры и музея размещали ящики, мешки. Юноша появлялся рядом с метлой, изображал, что старательно метёт двор. “Бухгалтер” отдавал какие-то распоряжения, частенько выходил из помещений и подолгу отсутствовал, возвращался, зажав подмышкой картонные папки на завязочках, вносил папки в здание, потом опять удалялся, но уже без папок. И бесконечно вытирал лицо платком. То ли потел, то ли скрывал личность от сторонних взглядов. Юноша снимал с клоками обстриженной головы заношенный картуз, сильно хромая подходил к “бухгалтеру” и гнусаво просил заплатить.
Один раз молодой человек даже просочился за этим приспешником в трактир. Забившись за огромный шкаф совсем рядом с этим, он увидел как тот самый сидел за столом и кого-то ждал, барабаня пальцами по столешнице, потом к нему подсел какой-то мутный мужик. Они обменялись свёртками не произнеся ни звука. И разошлись.
И снова голоса из совхозного правления. И снова воспоминания разрозненными событиями.
В тот последний раз пребывая в Никитском, он в очередной раз увидел этого самого. Последний вышел из фашистского штаба. Остановился на крыльце, вынул из кармана носовой платок, промокнул лоб.
Следом из штаба вышел немец – офицер, ткнул в спину этого самого стеком и на плохом русском языке потребовал какую— то старую карту.
– Послушайте, – заявил немец, – должен быть дневник, а в нём карта. Нарисована рукой. Мне досталась копия. Ищите место!
– Господин Кёслер, я обязательно это найду. Всё будет готово вовремя. Я оправдаю ваше доверие! – заявил тот самый и направился к казарме.
– Впрочем, вернёмся! – Приказал немец.
Маленький инвалид собирал свои манатки и прислушивался к разговору в помещении штаба. Говорили по-немецки, но связной прекрасно понимал язык.
Разговаривали “бухгалтер” и тот самый Кёслер. Разговор по мнению связного был совсем пустяшный. И зачем оба вернулись в помещение он не понял. А обсуждали какие-то записи в дневнике то ли дальнего родственника немца. Автор записей размышлял о своём увлечении спиритизмом, о том как вызвали дух некого дворянина, который и поведал о чём-то очень ценном спрятанном в здешних краях. Кёслер даже предложил “бухгалтеру” ознакомиться с картой и даже перерисовать её.
