В зале погасили свет. Только сцена сияла обрамлением. Атласные шторы красиво переливались в полусвете, словно вода по изумрудным трубам стекала с потолка на пол. Гости заполняли ряды из деревянных, связанных между собой, сидений. За кулисами тоже копошились. Специалист вынес стоячий микрофон на край сцены. Ведущая, та самая женщина-бамбук в розовом, выглядывала из-за штор.
Карина вычитала в темноте номера ряда и мест и, схватив Зайкина за запястье, потащила вглубь зала. Родители шептались, когда они пришли, и заткнулись оба, как только их увидели. Карина села рядом с мамой, Зайкин – следом. Отец впивался в него глазами. На губах играла усмешка. Мама тоже его разглядывала. Карина старалась не обращать на них внимания и следить только за сценой. Зайкин взял ее за руку, когда они сели. Карий взгляд стрельнул укоризной, но, наткнувшись на влюбленные синие глаза, растерял всю боевую мощь мгновенно. Простой жест оказался кстати. Полина не могла его видеть, а Карину он успокаивал.
На сцену один за другим по приглашению ведущей выходили конкурсанты и демонстрировали таланты. Одиночные номера сменялись групповыми. У кого-то получалось не очень от волнения, даже глухая к музыке Карина подмечала фальшь, но некоторых она невольно заслушивалась. Талант или, скорее, хорошая подготовка, всегда бросался в глаза. Дети увлеченно играли на разных инструментах. Карина им завидовала, тому кайфу, который они получали от собственного умения. Она и сестренке всегда завидовала, по-белому, но душу эта зависть тоже отравляла. У нее не было таких увлечений, которые бы приносили удовольствие от самого процесса. А Полина всегда могла абстрагироваться от ругани и боли скрипкой.
Когда сестренка вышла на сцену, все: и родители, и Карина с Зайкиным, затаили дыхание. Полина выискала их глазами и улыбнулась. В зале все молчали в ожидании. Только одежда шуршала да сиденья поскрипывали. В углу тихо кашляли.
Тишину разбил тонкий звук, затем их быстрый поток. Смычок запрыгал по струнам, локоть Полины, казалось, за ним не поспевал. Мелодия быстро меняла лады с мажорного на минорный и обратно, не давая привыкнуть и расслабиться ни исполнителю, ни слушателям. Высокие ноты разгоняли все мысли и чувства. Карине нравилось. Глаза завороженно следили за быстрыми пальцами сестренки, за резкими рывками руки, легкими покачиваниями корпуса. Пока мама не отвлекла шепотом.
– Специально самый сложный каприс выбрала. Сутками учила. Заявила такая, пока не сыграю, я не скрипачка.
Горделивое хихиканье она прикрыла платком. Карина поддакнула.
– Вот был бы у тебя какой-нибудь талант, меньше бы о парнях думала, – тонкий вздох поставил точку.
Мама шептала, но отец это услышал и хмыкнул громко. Зайкин тоже слышал, потому что крепко сжал Каринину руку.
Задетая обида зашевелилась, пока медленно, в полудреме, но боль из-под нее быстро заполняла грудную клетку. Карина решила не обращать ни на что внимания, следить только за Полиной и слушать мелодию, которую она воспроизводила. Композиция оказалась неровной, то легкой, то грузной, волнами быстрой и медленной, действительно, сложной для исполнения, потому что требовала постоянного перестроения и скорости. Но сестренка справлялась на ура. Аура тщеславия горела вокруг синим пламенем в представлении Карины.
Остальная часть концерта казалась скучной. Конкурсанты выступали не всегда хорошо. Многие волновались и даже сбивались. Зрители поддерживали таких аплодисментами, Карина за всеми повторяла, а сама желала, чтобы все поскорее закончилось.
После конкурсантов выступал уже взрослый коллектив с народными танцами под современную музыку, пока жюри выбирали лауреатов. Победителей объявили торжественно. Полина заняла первое место и спецноминацию среди струнных. Родители ликовали.
Наконец можно было выйти из душного зала. Зайкин по-прежнему держал Карину за руку, но она, только встав, выцепила ее, чтобы не попасться сестренке на глаза. Та бы не поняла такой жест.
В холле они встали поближе к выходу в ожидании Полины. Опять неловкость заставляла ежиться. Карина разглядывала трещины и царапины на белой плитке под ногами, пытаясь найти в этом логику. Зайкин держал руки за спиной и переминался с носков на пятки. Родители вертели головами, наблюдали за прохожими, искали глазами Полину. Она всегда после конкурса подолгу обсуждала все с преподавателем, поэтому ожидаемо задерживалась.
– Кирилл, а чем вы занимаетесь? – внезапно для всех спросила мама и сама как будто удивилась, округлив глаза.
Зайкин расплылся в улыбке и засиял, обожал, когда к нему проявляли внимание, даже если оно было фальшивым.
– Я… айтишник. У меня небольшой бизнес. Мы одну прогу делаем. Для коммуникации внутри компании.
Отец прислушался. Мама кивнула, хотя в глазах читалось непонимание.
– Не беспокойтесь, ваша дочь будет обеспечена, – добавил Зайкин, глянув на отца пугливо, – если вы… поэтому… спрашиваете…
Тот хмыкнул и перевел недовольный взгляд на Карину. Она опять закатила глаза, делала это уже по расписанию. Зайкин все равно выбешивал ее с четкой периодичностью – раз в пять минут.
– Уж в этом мы не сомневались, – пробурчал отец.
Мама вздохнула и захлопала глазами.
– Вы не волнуйтесь так, Кирилл. Наверное, нам стоит познакомиться поближе. Жаль, здесь это толком не получится.
– Отличная идея, – подхватил Зайкин, выпятив худую грудь. – Можем отпраздновать победу Полины в ресторане напротив. Я вас всех приглашаю.
Карина еще никогда так сильно его не ненавидела и хотела треснуть в затылок чем-нибудь тяжелым, чтобы память напрочь отбило, а заодно умение говорить, но руки оказались пустыми. И ничего весомого рядом не валялось. Она только взглядом могла высверлить ему язык сбоку и то лишь в фантазии.
Полина прибежала вовремя, чтобы уничтожить спокойный вечер Карины до основания.
– В ресторан? Класс, я за!
Зайкин потускнел, взглянув на Полину, как будто только теперь вспомнил о ее существовании. Зеленые глаза скользнули по нему с раздутым равнодушием и остановились на отце.
– Позвольте вас угостить, просто очень хочу вам понравиться, – пожал угловатыми плечами Зайкин.
Мама на это улыбнулась. Отец чуть приподнял брови и быстро глянул на Карину, потом на Полину. Та хихикнула.
– Раз так, – скепсис все еще звучал в его голосе, но издевка куда-то подевалась, это даже резало Карине слух.
Искренности Зайкина было трудно сопротивляться, даже такому злыдню, как отец.
Они перешли дорогу и оказались в приятном зале с панорамными окнами, теплым светом и мягкими креслами. Здесь все располагало к расслаблению: от лаундж музыки до успокоительного аромата мелиссы, которым пахли полотенца для рук.
Карина чувствовала неловкость родителей. Они никак не могли поудобней сесть, не знали, что делать с полотенцами и куда девать верхнюю одежду. Меню разглядывали осторожно, удивляясь ценам. Зато Полина чувствовала себя вольготно. На цифры не обращала внимания вовсе, а блюда выбирала исключительно по экзотичности названия.
– Классное выступление, очень энергично вышло, – заметил Зайкин, когда заказ уже был принят, но напитки еще не принесли, а минутная пауза всех напрягала.
Карина даже в мягком кресле сидела, как на гвоздях. «Сама все это затеяла, терпи», – приказывал внутренний голос.
– У тебя, действительно, круто получается, видно, что ты увлечена полностью, – добавил Зайкин с улыбкой.
Все взгляды переметнулись на Полину, которая разглядывала диплом в рамке с каллиграфической золотой надписью «Лауреат».
– Да, мне нравится, – она ничуть не оробела, наоборот, горделиво улыбнулась и посмотрела Кириллу в глаза смело с искринкой. – Но оно не само собой получается, разумеется. Я просто много занимаюсь. Любой, если будет заниматься, сможет.
– Ну, не любой. Некоторым, хоть об стенку убейся, ничего не дано, – подхватил отец и с гордостью посмотрел на сестренку. – Вон с тобой же учится девочка, у которой вся семья – скрипачи в третьем поколении, а на ней природа решила отдохнуть. Ее даже на конкурс не пригласили.
– Мда, жалко ее, – Полина опустила взгляд и задумалась на пару секунд.
– А у нас, наоборот, на всех до тебя природа отдыхала, а потом вдруг решила постараться, – отец рассмеялся от собственной шутки так весело, что даже заразительно.
Мама и Полина подцепили его веселость. Даже Карина улыбнулась. Зайкин лыбился, как обычно, с легким любопытством в глазах или недоумением. Синий взгляд обегал всю семью.
– Я думаю, эту девочку просто другое увлекает, – сказал он, поняв, что после смеха продолжать никто не собирается. – Жалеть тут не о чем. Каждому свое.
– Она ни в чем особо не сильна. Мы с ней в одном классе учимся, – Полина всегда легко втягивалась в спор.
Карина предупредительно посмотрела на нее, но не смогла привлечь внимание. Улыбчивое лицо Кирилла захватывало его полностью.
– Могут же у человека быть увлечения помимо школы, – Зайкин тоже расходился. – Мне, например, говорят, что я неплохо готовлю. Я этим горжусь.
– Правда? – удивилась Полина и подалась сильно вперед, но тут же осеклась, опустила взгляд и откинулась в кресле.
– Или у человека может просто не быть увлечений, – вставила Карина, чтобы погасить спор.
– Или он просто свое еще не попробовал, – Зайкин добродушно улыбнулся.
Официант удачно подгадал время и занял паузу расстановкой напитков перед каждым. Полина пила лимонад. А всем остальным Зайкин заказал глинтвейн на белом вине, потому что родители никак не могли выбрать, а Карина хотела чего-нибудь горячего и расслабляющего.
– Кара в детстве танцевать любила, – мамин голос звучал почти ласково или тоскливо.
Зайкин с Полиной резко повернули к ней лица. Карина смутилась. Не любила она такие посиделки, где вся ее подноготная выходила наружу. Она предвкушала, что дурацкий ужин к этому приведет. Знакомство с родителями хоть и получилось внезапным, но развивалось по стандартному сценарию.
– Танцевать, – отец выдавил смешок и запил глинтвейном. – Кривлялась только перед зеркалом в старых тряпках. Дальше дело не пошло.
Карина вспомнила разговор родителей, когда она объявила, что ее пригласили в танцевальный кружок – учительница ритмики набирала коллектив для детского балета. Отец ворчал, что эти «танцульки» будут постоянно требовать новых костюмов, профессиональной обуви, поездок, что у них и раньше не было лишних денег, а теперь и подавно, ведь он лишился постоянной работы. Мама пыталась возражать, но все аргументы звучали неубедительно. Карина решила не ставить родителей перед выбором, сама отказалась от заманчивого предложения, а им сказала, что ее не взяли, предпочли другую девочку, более способную. Мама расстроилась. Отец с облегчением выдохнул.
– Забавная такая была, пухленькая, на коротких ножках, в моих платьях запиналась, все равно танцевала, – хихикнула мама и расплылась в нежной улыбке.
Карина почувствовала исходящее от нее тепло, которое редко ощущала. Хотелось продлить эту волну, поэтому она слушала дальше, чуть щурясь.
– Даже без музыки танцевала под столом на кухне.
– А помнишь, как она на твоих каблуках нам танец какой-то показать хотела и свалилась прям на елку? – Полина громко рассмеялась, спугнув официанта, который принес блюда. – А папа ее в наказание поставил вместо. Она так новый год и встречала со звездой на голове.
Карина почти забыла об этом эпизоде, потому удивилась, как сестренка, которой тогда всего лет пять было, так хорошо все запомнила. Хотя она еще долго дразнила ее «елкой». Маленькой Поле тогда было смешно и только, а Карине очень обидно. Семья встречала новый год за столом, все ели наготовленные вкусности, любовались соседскими фейерверками из окна, а она стояла в углу и смотрела на их веселье, ушибленная, голодная, обиженная, будто взаправду превратилась в срубленное дерево, которое через пару дней выбросят на помойку.
Не думала Карина, что вечер принесет столько боли. Синие глаза сбоку поглощали ее сожалением, но только добавляли стыда. Отец с мамой тупили глаза в циновки перед собой.
– Давайте уже сменим тему, – не выдержала Карина и повернулась к сестре.
Официант в красной рубашке поставил последнее блюдо. Перед Полиной появилась чугунная сковородка с непонятными тонкими кусками мяса в жирном соусе. Карине сначала показалось, что из мяса торчат короткие волоски, а потом она в этом убедилась, приглядевшись.
– Что ты взяла? – не сумела она скрыть отвращение.
– Свиные ушки. Никогда не ела, – зеленые глаза предвкушали изысканный вкус.
Карина глянула вниз и успокоилась – в ее пиале плавал сливочный суп, привычный на вкус и без странных примесей. Зайкин усмехнулся и вонзил вилку в кусок говядины, обильно политый красным соусом. Родители взяли одинаковые салаты.
Остаток вечера прошел легче. Полина перетянула все внимание на себя. Рассказывала о предстоящих конкурсах, одноклассниках и учителях. Зайкин, на удивление, вел себя тихо, никого не перебивал, внимательно слушал, о себе не стремился рассказывать, даже дурацкие истории не припоминал. Мама изредка задавала ему вопросы в контексте, на которые он отвечал сдержанно и лаконично. Карина благодарила его за понятливость. Ужин даже стал казаться ей приятным.
– Пап, я с Карой и Кириллом еще ненадолго останусь, – молила Полина, когда они вышли из ресторана.
– Зачем? Завтра в школу, – мама схватила ее за руку. – И ты все равно здесь… третья лишняя.
Пока родители не видели, Полина повернулась к Карине и Зайкину и подмигнула последнему кокетливо. Он ответил тем же.
– Автобус подъезжает, скорее, – ворчал отец.
С Зайкиным он не попрощался, сразу перебежал дорогу, ни на что не обращая внимания. Мама только кивнула и побежала следом, таща Полину за собой. Та махала рукой задом наперед.
Когда автобус увез семью, Карина начала дышать свободно, но все еще боялась смотреть в синие глаза. Зайкин выглядел бодрым.
– Че лыбишься?
– По-моему, могло пройти хуже, – он пожал плечами.
Карина с ним согласилась и выдохнула тяжесть, будто марафон пробежала. Вечер высосал все силы. Страх, что отец выкинет что-нибудь, что будет слишком даже для Зайкина, не давал ей расслабиться ни на секунду.
– Почему трое? – вспомнила она его среднесрочные планы на будущее, которые он озвучил родителям.
Зайкин сразу догадался, о чем речь.
– Я всегда хотел, чтобы у меня и брат, и сестра были сразу.
Ветер подул. Он поежился и стянул борта пальто к центру. Шарф свисал бесполезной тряпкой с шеи на грудь.
– А если все трое будут мальчики?
– Будет обидно, – уголки персиковых губ опустились, нос шмыгнул. – Но строгать десяток детей до нужного пола я тоже не намерен. Удочерим, если что.
Зайкин подмигнул. Карина засмеялась. Все так легко только звучало. Она до этого вечера о таких вещах и не задумывалась и сомневалась, что он говорил всерьез. Он в целом к жизни относился игриво. По крайней мере, создавал такое впечатление.
Они остановились на парковке у ресторана, не решаясь ни уйти, ни продолжить разговор. Карина смотрела в бетонную плитку, которая выпирала толстыми углами через раз, словно специально так и задумывалось. Зайкин смотрел ввысь. Вечернее небо казалось черным из-за туч и низким. Спокойная музыка доносилась из приоткрытого окна служебной зоны ресторана. Стекла были заклеены фольгой, но за ними гремела посуда. Карина прислушивалась для отвлечения внимания.
– Ты такси ждешь? Или подвезти тебя?
Зайкин снова ласково улыбался.
– Жду такси, – ответила она молниеносно, хотя еще даже приложение не открывала.
Возможность провести с ним чуть больше времени соблазняла, и именно это пугало. А глупое сердце уже обижалось за внутренний отказ.
– Тогда пока, – он обнял ее крепко, положив вытянутый подбородок на круглую макушку. – Нравится мне наш уговор. Обнимаю тебя, когда хочу, а ты даже глаза не закатываешь.
Он хихикнул. Карина не удержалась и закатила глаза, а губы улыбались. Он чмокнул ее в висок и отпустил. Не оборачиваясь, направился к хэтчбеку, который просигналил пару раз в ряду молчаливых автомобилей. Она отправилась на остановку заказывать такси.
Ветер подбирался под пальто и залетал за шарф, заставляя ежиться от холодных мурашек. Пока ждала, Карина грелась мыслями о Зайкине. Пыталась за него думать о собственных родителях. Хотелось знать, какое впечатление у него сложилось и повлияло ли на отношение к ней. Его добродушный взгляд успокаивал – все осталось, как прежде. Все равно она переживала, ведь впервые знакомила семью с кем-то извне. Даже школьные подруги знали ее маму только как повара в столовой. Трунов и не спрашивал о родителях, и теперь она его благодарила за это.
Придя домой, Карина принялась за работу. Неудовлетворенные мемберы ждали ее игр с вибратором.
В пятницу пришлось покупать кофе самой. Зайкин только понедельники считал кофейными. А Карина работала полночи, потому опять не выспалась. Количество рабочих часов выросло вдвое, а зарплата, наоборот, сократилась. На несвежую голову анализировать она давно перестала пытаться, хотя фоном постоянно думала о рейтинге на «Лавкэм». Его слабые колебания внизу не придавали надежды. Отпускать на произвол судьбы такое было нельзя. Доучиться она все-таки хотела, чтобы не быть как родители – без высшего образования и без возможности найти квалифицированную работу, хоть и не видела себя в офисе никаким образом.
В аудитории все, как обычно, слушали очередную историю Зайкина, который, увидев Карину, остановился и выкрикнул приветствие. Остальным пришлось повернуть к ней головы. Она махнула слабой рукой, не взглянув на толпу. История продолжилась.
Настена прибежала после Губкина. Тот уже дошел до кафедры, но, сжалившись, впустил студентку. Она пробежала к последней парте и плюхнулась рядом с зевающей Кариной.
– Поедем вместе сегодня на вечеринку? – спросила подруга шепотом.
Карина не сразу вспомнила, что приглашена на день рождения Варданяна.
– Да, конечно. Приходи ко мне.
– Не дай мне там напиться, – Настена схватила ее за руку и посмотрела в глаза решительно.
– Оу-кей.
Карина не смогла сдержать улыбку, хотя момент должен был получиться драматическим. В последнее время она часто наблюдала в круглых глазах подруги острое отчаяние. Так и порывало упрекнуть: «А я ведь говорила», но она сама себя останавливала. Настена была заложником ситуации: обо всем узнала, когда уже влюбилась всерьез и надолго. Карина теперь понимала, как тяжело отказываться от любви. Взгляд против воли зацепил Зайкина в кадре. Душа улыбалась так же по-идиотски, как он.
На перемене они говорили ни о чем. Настена без аппетита ела бутерброд с авокадо, который часто брала из дома на перекус. Со стандартным меню университетской столовой на диете усидеть было невозможно. Карина под ее влиянием тоже перестала брать жирные салаты и обычно обходилась чаем, хотя желудок часто требовал отдаться чревоугодию без оглядки. Зато и фигура не портилась, и голодное недовольство убивало бабочек, которые разлетались по животу при виде Зайкина. Это спасало от безумств.
– Настен, поделишься учебником? – выловил ее Варданян в коридоре. – Мне кажется, я свой уже не найду.
Они обернулись на веселый голос. Как раз дошли до лестницы, где предстояло прощаться. Французский проходил на первом этаже, а китайский – на пятом.
– Конечно, – улыбнулась Настена ртом, а глаза оставались грустными.
– Отлично, спасибо, – Варданян оскалился по-Зайкински.
Карина всегда удивлялась, как быстро повадки переходили от одного к другому. Или она настолько спятила, что ей всюду мерещился Зайкин.
– Ладно, до вечера, – махнула она и отправилась в аудиторию.
Только там вспомнила, на какой ноте они с Жераром попрощались. Он писал всю неделю, а она отказывалась от встреч. Оттягивала неизбежное. Сердце заколотилось у двери, предвкушало страшное, но преподаватель вел себя как ни в чем не бывало. Со всеми громко поздоровался, в ее сторону взглянул мельком, больше внимания задержал на Зайкине, а потом сразу перешел к теме.
– Сегодня обсуждаем литературу, – объявил он, стирая старые записи с доски. – Кто-нибудь читал хоть одну книгу из списка в первом упражнении?
Жерар обвел взглядом аудиторию, но их с Зайкиным парту проигнорировал. Самые активные студентки тянули руки. Преподаватель спросил Соломину в розовой толстовке. Карина отвернулась к окну. Ее французская классика мало интересовала. Она только Жюля Верна читала в детстве, да парочку книг, что у всех на слуху, наподобие «Отверженных» или «Маленького принца». Зайкин внимательно слушал однокурсницу, но сам тоже не стремился участвовать в дискуссии, к которой постепенно подключались остальные в группе.
– Я ведь тебе еще не говорил, что дочитал «Священную книгу оборотня»1? – шепнул он.
Карина обернулась с интересом в глазах.
– Чем она тебе нравится? – он сдвинул брови.
Переведя взгляд на доску, она надеялась там обнаружить подсказки. Жерар стер все надписи. Только чернильные разводы украшали белую плоскость. Пришлось генерировать мысли самостоятельно.
– Ну… способность у героини прикольная, – открытые плечи поднялись и опустились со смешком.
– Какая именно?
Она посмотрела на него с легким раздражением, потому что не могла говорить об этом вслух и надеялась на его понимание, но Зайкин лишь вопросительно хмурился. Прильнув к нему плотно – губы почти касались уха, Карина прошептала:
– Внушение хвостом эротических фантазий, – глаза бегали по кругу, выискивали подслушивателей, но большая часть группы ничем вообще не интересовалась, а заинтересованные увлеклись официальной дискуссией об «Отверженных». – Прикинь, как мне бы пригодилось в работе.
Зайкин усмехнулся и чуть отодвинулся под взглядом преподавателя. Жерар отвернулся, прежде чем Карина на него посмотрела.
– Я бы вообще жила припеваючи, – она поиграла плечами и просипела заговорщически. – Это ж любого извращугу удовлетворить можно, а самой остаться чистенькой. Лавэ2 бы рубила тоннами.
Карие глаза блестели вдохновением. В голове расцвела яркими красками картина, как бешеными темпами растет ее рейтинг на сайте, а программа не успевает считать токены, падающие на счет. Мемберы в восторге, она – в топе, все счастливы – в уме это выглядело как кадр из голливудского мюзикла. Зайкин, прикусив большой палец, улыбался.
– Честно, ожидал чего-то более высокого.
Карина посмотрела ему в глаза. Почему-то боялась озвучить то, что ее на самом деле зацепило в книге. То, какими разными были герои, она – лиса, он – волк, они казались несовместимыми. Но под разными шкурами скрывалась одинаковая сущность. Карина и себе в этом никогда не признавалась, а в глубине души искала такого же оборотня, с которым через любовь можно обрести себя.
Зайкин увел взгляд в сторону и хмыкнул:
– Но, действительно, полезная способность. Я бы тоже не отказался.
– Тебе-то зачем так изгаляться? За тебя мама уже постаралась.
– Зависть – вредное чувство, – он мягко ущипнул ее за щеку.
Она демонстративно закатила глаза, сложив руки на парте. Только спустя пару секунд ответила на внимательный взгляд Жерара. Смуглое лицо казалось напряженным. Глаза смотрели сурово, рот сжался, руки скрестились на груди. Недовольная гримаса вменяла в вину, которую Карина не хотела принимать. С таким же упреком смотрел Трунов. Это сковывало невидимой леской, остро впиваясь в кожу. А ей хотелось свободы. Чтобы без ограничений общаться с Зайкиным, не боясь напороться на чью-нибудь злость или издевку. И чтобы не стесняться себя при нем, глупой и влюбленной. И не прятаться за маской мнимого равнодушия днем, а ночью за фиктивным удовольствием не скрывать истинного безразличия.
Пришлось потерпеть еще две секунды неловкости, и преподаватель снова вернулся к спору студенток о том, насколько необходимо читать классику.
– Не бойся, нам французский всего лишь до конца третьего курса учить. Осталось терпеть полтора года, – иронизировал Зайкин, уловив печаль на лице Карины. – Время быстро летит.
– Не беси меня, – она отвернулась к окну и накрыла руками плечи – нагота стала смущать, хотя утром специально выбирала свитер с открытым верхом. Зайкин как-то сделал комплимент ее декольте. С тех пор Карина стремилась чаще его демонстрировать.
– Кажется, ты хочешь поделиться с нами мнением? – спросил вдруг Жерар.
Одногруппники перебросили внимание на их парту. Карина съежилась, обернувшись на голос преподавателя. Тот глядел на Зайкина, который ответил по-французски:
– Спасибо, что спросили. Давно ищу возможность высказаться о «Тошноте» Сартра. Три года как прочитал.
Девчонки улыбались. Карина удивлялась, как у него получалось следить за дискуссией. Но группа, действительно, дошла до обсуждения французской классики двадцатого века. Теперь и ей пришлось следить за ходом общего разговора. Мысли Зайкина ее увлекали, даже если она не до конца их понимала.
– Название хорошо передает ощущение, которое меня не покидало при чтении, – а говорил вполне легко, даже с веселостью. – Я так и не понял, как можно настолько не любить себя и мир, а, главное, почему. Герой находит множество оправданий бессмысленности своего существования, а ведь может с такой же легкостью все это обратить во вполне резонные причины быть. Иногда можно жить только ради того, чтобы жить. И любить себя только потому, что ты есть. Зачем выбирать сложный путь страданий, когда можно выбрать простой путь любви?
Карина слушала и не соглашалась. Жерар поддержал ее резкой вставкой.
– Люди обычно такое не выбирают, а живут с тем, что есть.
– Но Рокантен именно что выбирает. Он же сам… – Зайкин задумался на секунду, искал подходящее слово, пару раз щелкнул пальцами, будто переключал в памяти страницы словаря, – …отстраняется от всех. Сам от этого страдает, но продолжает настойчиво мусолить больные думы и ограждаться от мира. Все ведь только в его голове.
Карине нравилось наблюдать, как умные мысли кривят его красивое лицо. Брови то разводились, то сходились над переносицей. Синие глаза то округлялись, то принимали форму щели. Щеки надувались и сдувались. Кончик носа он то и дело утирал пальцем, отчего тот краснел.
– Психология – сложный предмет, – улыбнулся Жерар. – И не наш. Мы изучаем французский. Поэтому не будем вдаваться в эти дебри.
– Я как раз все сказал, – пожал плечами Зайкин и улыбнулся.
Преподаватель этим завершил дискуссию и попросил всех перейти ко второму упражнению. Активисты вызвались его выполнять, а Зайкина отвлекло сообщение от Полины. Карина успела прочитать часть переписки.
«Предки всю неделю обсуждают твое недержание», – смеялась сестренка множеством смайликов со слезами из глаз.
«Забавно получилось», – он улыбался в ответ скобочками.
«Ты, действительно, хочешь троих детей? Может, хотя бы двумя обойдемся?» – смайлик подмигивал.
Карина удивилась тому, как легко Полина перескакивала на такую серьезную тему. Зайкин поймал ее ошеломленный взгляд. Она сразу переключилась на доску, которая по-прежнему оставалась пустой. Жерар ходил взад-вперед, украдкой поглядывая в их сторону. Карина не знала, куда себя деть. Сбоку смущали синие глаза, спереди – черные.
«Договоримся ;)», – напечатал Зайкин.
– Если она захочет замуж, ищи ей другого жениха, – шепнул Карине. – На такое ты меня точно не уломаешь.
– Не парься. Закон на твоей стороне. У тебя как минимум два года в запасе, – съязвила она.
– Это у тебя в запасе два месяца, – в тоне скрипел лед – слишком серьезно это звучало. – Время быстро летит. Что ты будешь делать, когда наш договор истечет?
Рука отмахнулась от вопроса, как от паутины. Но мысли навязывались. Страх оплетал душу белой сетью, заматывая ее в кокон, из которого все сложнее становилось выпутаться. Поэтому она не хотела об этом думать.
– Буду решать проблемы по мере их поступления.