Ирина Воробей
Проклятый/Счастливый Валентинов день
Юля все сама сделала, он ей только деньги перекинул. Сверху докинул еще на цветы, платье и побаловать себя любимую. Давность отношений позволяла им не церемониться.
Мужчина остановился у бара, хотел выпить, но осекся. Был ведь за рулем, да и скрашивать мероприятие и потенциальную претендентку на Юлино место не хотел. Красивее все равно не было женщин. Просто не встречались.
Чтобы глаза такие же оливковые с черными крапинками, и ресницы рыжеватые, длинные и чуть загнутые, которые покрывали веки сплошной чащей. Это придавало ей мультяшности. И носика ни у кого такого не было, тонкого, но с горбинкой и родинкой на правом крыле, которую все принимали за пирсинг. Ему нравилось целовать ее в эту точку – сама природа велела. И губы морковного цвета притягивали своим изяществом. Верхняя была раза в два тоньше нижней, и девушка ее постоянно подкрашивала двойным слоем помады поверх кожи, чтобы привести к нужной пропорции. Но его манила эта разность. И не нравилась искусственность, которую все равно было видно вблизи. А он любил приближаться к ее губам и разглядывать их внимательно. Особенно потому что Юля редко это позволяла. Краснела и отпихивала его грубо ладонью в лицо.
Сухощавая женщина в водолазке, из которой хорошо выпирала аппетитная грудь, на квадратных каблуках и в мини, улыбнулась ему, словив случайный взгляд. Мужчина не сразу разглядел ее за пеленой собственных мыслей. Придя в себя, испугался инстинктивно, что вот она, его судьба, будущая соседка по дивану на сеансе и спутница по жизни. Раньше бы уложил в постель, не особо разглядывая, а теперь решил сбежать, даже если обещал Юле.
Только он отошел на сто метров от здания, как зазвонил телефон. Улыбнулся, потому что соскучился, две недели ее не видел, и с радостью взял трубку. Тонкий голос проговорил кокетливо:
– Гена, я слежу за тобой, только попробуй сбежать.
«Вот зачем она трекер моего положения запросила», – вспомнил мужчина. Настолько ей доверял, что всякую глупую просьбу выполнял без вопросов. С утра в делах и подумать не успел. Впрочем, она никогда не просила ни о чем ему в ущерб. Оттого и доверял.
– Блин, Юль, не издевайся надо мной. Ну, ты серьезно? – говорил шутливо, но не шутил. – Это как в фильме «Лобстер»[1], помнишь? Лучше сразу меня в пса преврати.
– Больше чем на хомячка не рассчитывай, – она хихикнула.
Приятный звон пролился в душу теплом. Геннадий остановился. Город шумел вокруг. Автомобили гудели в пробке. Музыканты играли на перекрестке. Светофор верещал для незрячих. Все мешало наслаждаться любимым голосом. В трубке слышался похожий фон. И ее частое дыхание – девушка шагала куда-то.
– А ты где? К задохлику своему торопишься? – спросил с ревностью, хотя мысленно лупил себя.
Обещал относиться к нему с уважением, но не мог. Он всех ее ухажеров на дух не переваривал. На общих встречах ходил как по иголкам. Не знал, как переживет свадьбу. Оставалось всего полтора месяца. И она навсегда станет чужой – Семеновой. Проще фамилии было и не придумать. В далеком детстве она его примеряла – Горновская Юлия. Тогда это звучало смешно, а теперь мечтательно.
– Хватит его так называть. У него имя есть. Будьте знакомы, Николай, мой будущий муж.
Геннадий прошипел от досады, не стал продолжать, хотя придумал ему множество прозвищ похлеще «задохлика».