Ирина Ярич
Впечатления
Лучше бы я на послеобеденную прогулку не ходила… Обед чуть не выскочил под впечатлением от увиденного.
Та смена, видимо, стала испытанием моей нервной системы, которая на протяжении рабочих суток пребывала в ошеломлённом, почти в шоковом состоянии.
После обеда я принялась отделять живых от мёртвых. Нехорошо, по моему мнению, когда живые и мёртвые цыплята лежат не только в одном загончике, но и друг на друге. Стала выбирать мёртвых и класть на бумажные упаковки, в которых обычно продаются яйца. Упаковки принесли, чтобы использовать как дополнительные кормушки. Упаковки мы клали по четыре штуки в каждый загончик и насыпали на них комбикорм. Так малышкам удобнее клевать, они забираются на них, усаживаются отдыхать, засыпают. Кроме того, в загончиках стоят и большие переносные кормушки.
На пять бумажных упаковок уложила по десять остывающих цыплят.
В ту смену опилок рассыпать не надо было, потому что весь пол заранее покрыли ими. Мы мыли поилки и сливали грязную воду. Досыпали дополнительные кормушки, для этого черпали из ёмкости комбикорм, куда он поступал с помощью автоматики, насыпали в вёдра и разносили.
Цыплята не столько съедали, сколько рассыпали вокруг и из поилок воду расплёскивали. Вечером пришлось опилки ворошить, перемещать внутри загончиков, досыпать вёдрами под поилки.
Спина ныла, уже хоть плачь, и хоть ползай, чтобы не наклоняться. Ещё до того, как мы с Аней начали мыть поилки, она сказала:
– Говорят, ты, стоя поилки моешь.
– У меня спина болит.
– А как же ты будешь работать одна?
– Что-нибудь придумаю, придётся дольше находиться среди цыплят.
– Надо идти между ними быстро и не обращать на них внимания.
– Хочется посмотреть на цыплят, на их реакцию.
– Не надо смотреть и останавливаться, а то они будут вокруг тебя.
– Они и так вокруг меня.
– Александра говорила, что они тебя любят, как входишь, все за тобой несутся.
– Ну, почему, за ней тоже ходят.
Время шло, слабых и умирающих прибавлялось, и мы вынимали их из загончиков и переносили в последние два перед выходом из птичника.
– Первые три дня, – сказала Аня, – падёж считается браком инкубатора. То есть, сколько подохнет, спрос не с нас, а вина инкубатора. С четвёртого по седьмой день (жизни цыплят) убыток делится пятьдесят на пятьдесят между «двором» и инкубатором. С восьмого дня весь падёж списывают со «двора», точнее с нас птицеводов.
– И что за это штрафы?
– Нет, но выговаривают, на нервы капают. А, если партия здоровая и падёж маленький, то могут выписать премию.
И я вспомнила, что говорила Александра в минуту словоохотливости, мол, чтобы кто не так сделал, чья бы ни случилась ошибка: слесаря ли, ветврачей, электрика или ещё кого, спрашивают «с нас», то есть с птицеводов.
Ближе к ночи Аня побросала в ведро мёртвых, их надо выставлять наутро в коридорчик (не отапливаемый), откуда их заберут и, конечно, количество надо записать. Но Аня в ведро положила ещё и живых. Когда она выходила за пределы «двора» покурить, то живых я вытащила и положила обратно в загончик. Но перед тем, как укладываться на ночной отдых Аня опять достала «доходяг» и переложила в то же ведро.
Остальные цыплята наелись, устали и отдыхали. Кричали в основном те, которые через несколько часов умрут, в том числе и из ведра.
– Аня, им же больно, они лежат, придавливая друг друга!
– Они всё равно сдохнут. Я их вынесу, а то остальным не дают спать.
Аня принесла ведро с цыплятами в «холл». Оттуда доносились истошные крики.
– Давай, отделим и оставим в птичнике живых, – предложила я.
Аня, поняла, что птичьи крики не дадут спать, со словами «так они быстрее околеют и не будут долго мучатся» вынесла ведро в коридорчик, где была минусовая температура. Цыплята так кричали от боли и холода, что было слышно через металлическую дверь.
В журнале, в графе «падёж» Аня записала цифру сто двадцать.
Я там всего лишь стажёр и не могла сделать по-своему. Даже если бы я ведро принесла обратно в птичник, то Аня его бы снова вынесла в коридор.
Эта смена стала для меня последней. Когда через двое суток я пришла на работу, то в первую очередь написала заявление об уходе и отдала спецодежду, которую мне выдали.
Заплатили намного меньше, чем постоянным птицеводам за те же смены, и по сути окупила лишь затраты за платную медицинскую комиссию при поступлении на птицефабрику, которую обязали пройти и уверяли, что всё оплатят. Но оказалось, что оплачивают только по истечении проработанных трёх месяцев и то на пятьдесят процентов.
В продовольственных магазинах часто попадаются упаковки вышеописанной птицефабрики с мясом индейки, но я не покупаю.
Февраля 2017 г.
Пофигизм или …
Зимняя красота уже в прошлом, хотя ещё конец января, но резкая оттепель серая и сырая погрузила округу, будто под свинцово-пепельный мглистый колпак и для солнечных лучей непроницаемый. Блистательные на морозе снежные сугробы заплакали. Их слёзы на ещё холодной земле покрывались коркой льда. Но талая вода прибывала, скапливаясь в низинках огромными лужами.
По улицам шли угрюмые люди, шлёпая по беловато-сероватой водянисто-снежной кашице, тёмной воде, скользя с унылыми лицами по бугристому льду. Ненастная погода не способствовала улучшению настроения, напротив.
То ли из-за погоды, то ли из-за самочувствия Елизавета Петровна ощутила нелады со зрением. Вроде бы всё видит в очках и в то же время что-то не то и не так. Словно что-то мешает, но что и где не поймёт. И как-то резко случилось, второй день такие ощущения. Нерадостно подумала, что надо идти опять заказывать очки. И сетовать бесполезно, окулист скажет, что это возрастное. Хотя ведь не семьдесят же лет, всего-то пятьдесят восьмой. «Конечно, – в который раз говорила себе Елизавета Петровна, – это всё от компьютера, вернее от экрана монитора. Как стала работать с компьютером так пошло ухудшаться». А ведь в молодости знакомые даже удивлялись, как она хорошо видит дальше других и вблизи самый мелкий текст. И всё ушло, причём стремительно. Практически каждый год приходиться заказывать новые очки, вот и прошлым летом, всего полгода назад также проверяла зрение и приобрела опять очки. И снова придётся обращаться.
Вероника Семёновна, ухоженная дама средних лет в белом халате с недовольной миной пролистывала глянцевый журнал в маленьком кабинетике одной из городских «оптик». Пациентов, то бишь, клиентов маловато, следовательно, владелец «Оптики» может её ставку сократить, мол, из-за неоправданных затрат. Вероника Семёновна насторожилась, прислушалась, кажется и она понадобилась.
В кабинет прошла Елизавета Петровна, чтобы проверить зрение и заказать очередные очки. Вероника Семёновна включила проектор, на стене появились буквы, выстроенные в строчки, на самой нижней маленькие, чем выше, тем крупнее. Врач выслушала клиентку, её жалобы совпадали с некоторыми симптомами. Для верности осмотрела глаза с помощью щелевой лампы. «Так и есть, быстро прогрессирующая катаракта, субкапсулярная на правом и ядерная на левом глазе», – подумала она, но об этом не сказала. Спросила:
– У вас сахарный диабет?
– Нет, – ответила недоумевающая Елизавета Петровна.
– Вы курите?
– Нет.
– Работаете с компьютером?
– Да.
– Рекомендую обратиться в медицинский центр к офтальмологу.
– Обязательно?
– Желательно.
Вероника Семёновна работала на полную ставку в Медицинском центре офтальмологом, и что касается лечения пациентов, консультировала только там. Здесь же, в «Оптике» несколько часов в неделю она не считала нужным выходить за рамки своих обязанностей, то есть определяла степень зрения для того, чтобы только выписать рецепт на заказ определённых стёкол для очков и тем самым проинформировать клиента.
– Но там, говорят очень дорого, а у меня сейчас не совсем густо с деньгами, впрочем, так частенько.
– Решайте сами, – Вероника Семёновна заполнила бланк рецепта и подала клиентке, при этом подумала: «От этих очков будет проку мало, зато ещё один заказ…»
Прошло несколько недель, снова морозная погода сменилась оттепелью, ну теперь уж сетовать не приходиться, весна на подходе. Тёплый ветер Атлантики не прогрел промёрзшую землю и опять по заледенелым тротуарам скользят настороженные прохожие.
Невидимое солнце село где-то за плотным серо-дымчатым пологом неба и, вскорости, улицы погрузились по мрак пронзённые жёлтыми кнопками-бликами фонарей и светлыми прямоугольниками витрин и окон.
Елизавета Петровна еле ступала по скользким и мокрым неровностям тротуара, а вокруг, будто на всё опустилась серовато белёсая пелена. Зрение ещё ухудшилось, и она лишь утешала себя, что скоро выяснится, что же происходит с её глазами, приближается очередь и через два дня она попадёт к окулисту в районной поликлинике.
Елизавете Петровне надо было перейти дорогу, она шагнула на «зебру». Справа по проезжей части мчалась гудящая мгла, по бокам которой светились туманные светлые расплывчатые небольшие пятна. Тёмный автомобиль развернулся на повороте, но зебру и фигуру на ней водитель не заметил или не обратил внимания…
Родственники Елизаветы Петровны получили заключение: «Травмы не совместимые с жизнью…»
2-3 февраля 2016 г.
Промолчавшая
Зине сказали, чтобы она уволилась. Не начальство, нет. Коллеги. Они прослышали о возможном сокращении, и кое-кто из них решил опередить руководство, мол, пусть кто-нибудь уйдёт, а их тогда не затронет.
– Почему увольняться должна я? – удивилась Зина.
– А, кто тогда? – с немалой долей иронии в ответ спросила Ольга.
– Откуда мне знать?
– Увольняться надо тебе! Наделала косяков, – Лена подтвердила мнение приятельницы.
– Можно подумать, что косяков у других нет, в том числе и у вас обеих.
– Чтобы ты не говорила, а увольняться тебе придётся, – подытожила Ольга.
Зина несла пакет с продуктами, а руки подрагивали и, чтобы его не уронить обхватила его, сцепив пальцы в надежде унять дрожь. Ветерок холодил щёки, мокрые от слёз. Зина опустила голову, чтобы соседи не стали расспрашивать, иначе она разрыдается в голос. Паническое чувство безысходности завладевало всё больше и больше.
Войдя в прихожую Зина чуть не уронила продукты и плюхнулась на пуфик, дала волю своим эмоциям.
Вскоре из комнаты почти выбежала женщина, запахивая халат.
– Это что такое дочка?! Что случилось?!
– Ой, мам, ты уже дома! – вытирая слёзы и всхлипывая, Зина встала, сняла куртку и шапку, повесила на крючки вешалки.
– У заведующей сегодня день рождения, вот она нас и отпустила. А я хотела вам пироги испечь.
– Спасибо, – вздохнула Зина.
– Да, что такое? – мать взяла пакет, направилась на кухню.
Зина подобрала выпавший куль с морковью и пошла за матерью. Разбирая продукты и раскладывая по полочкам в холодильник, Зина рассказала, что её заставляют увольняться. Мать присела, услышав такую наглость от коллег дочери.
– Все так говорят?
– Нет, только две, самые бойкие.
– А остальные?
Остальные молчат и даже делают вид, что не слышат.
На следующий день Зина по совету матери поехала в головной офис их организации к руководству. Рассказала ситуацию и просила её не увольнять.
– У меня двое детей, а алименты маленькие, ежемесячная сумма такая, что даже на брюки мальчику не хватает. Сами знаете, как мальчишки быстро занашивают одежду. Девочке сама шью платьица, юбочки… И, если останусь без работы, то жить будет не на что. Мама моя работает, но большая часть зарплаты уходит на оплату кредита за холодильник… Говорят косяки есть, а у кого их нет?
– Вы напрасно расстраиваетесь и переживаете, Зина. Никто не собирается вас увольнять. Не обращайте внимание, всё это женские сплетни.
Сплетни, ни сплетни, всё ж таки уволили. Не Зину, а одну из тех пятерых, что делали вид, будто не слышат несправедливых нападок.
28 ноября 2017 г.
