Заехал Филип и в те городки, на которые мистеру Алистеру указали некоторые словоохотливые люди, как на возможные места проживания родни мисс Мэрил. Заехал, убедился, что Алистер там побывал, и уехал оттуда ни с чем, также как и он.
В качестве вердикта Филип сказал:
– То, что мистер Алистер делал для тебя, чтобы защитить, то, как он себя вёл, когда ты уехала, то, сколько писем тебе написал, пытаясь укрепить связь между вами, будет делать только тот мужчина, кто искренне и глубоко любит женщину, поверь мне!
Эти слова почти точь-в-точь повторяли те, которыми Валери пыталась убедить Мэрил. Но тогда она им поверила только наполовину. А сейчас, произнесённые, по сути, чужим человеком, почему-то убедили окончательно и бесповоротно. Убедили и так зарядили энергией, что Мэрил решила немедленно вернуться на ранчо.
24 – суть раннего фотографического процесса – амбротипии (описан в начале 1850-х годов), заключается в получении позитивного изображения непосредственно из стеклянного негатива, который рассматривается на тёмном фоне. Для создания амбротипа одну из сторон пластины закрывали чёрной бумагой или закрашивали чёрным лаком. Фотослой покрывали лаком и накрывали сверху вторым стеклом. Т.о. полностью предотвращался доступ кислорода внутрь, что способствовало длительной сохранности изображения. Технология завоевала популярность и довольно долго применялась при изготовлении портретов, пока не была вытеснена фотоплёнкой.
А вообще история фотографии началась в конце XVII века. В 1694г немецкий химик, медик и естествоиспытатель Вильгельм Хомберг описал фотохимические реакции, когда вещества изменяют окраску под действием света. Он же обратил внимание на чувствительность к свету нитрата серебра. Первым человеком, доказавшим, что свет, а не тепло делает серебряную соль тёмной, был немецкий физик Иоганн Генрих Шульце в 1725г (из Википедии)
17
Дома, ожидаемо, Алистера не было. Конечно, он был на плантациях. Была миссис Карэн и слуги. Матушка встретила Мэрил с распростёртыми объятиями. Ни словом, ни взглядом не попрекнула невестку за то, что та на целых два года покинула её сына. Всплакнула только.
У Мэрил не хватило терпения дождаться мужа дома. Она велела оседлать коня и в сопровождении Коди поскакала к мужу на плантацию.
* * *
Оцепенев, Алистер смотрел на стремительно приближающуюся к нему всадницу, сердцем узнавая в ней жену. Прошло уже две недели, как он отправил Мэрил письмо, полное отчаяния, но ответа так и не получил. И сейчас застыл изваянием, боясь поверить, что её появление это и есть её ответ. Ответ, на который он даже не смел надеяться. Ведь что может означать её приезд, как не то, что она отвечает на его чувства?!?
Мэрил резко остановила коня перед лошадью Алистера и выпалила фразу, которую составила ещё в Мемфисе, и которая звучала в её голове ударами по барабану под стук копыт:
– Я решила, что лучший способ дать тебе знать, где я нахожусь в «данную минуту», это жить с тобой по одному и тому же адресу, – и, всё же, добавила, – Если ты не против, конечно…
Алистер столь молниеносно соскочил с коня, что Мэрил и глазом моргнуть не успела, как уже стояла на земле в его крепких надёжных объятиях и была застигнута врасплох его страстным поцелуем. Первым за два с половиной года их супружеской жизни. (Нельзя же, в самом деле, считать поцелуем скромные прикосновения губ Алистера к щеке Мэрил во время свадебной церемонии?!)
А потом Алистера накрыла волна радости. Бурлящей, безграничной. Он приподнял Мэрил и закружил.
– Я люблю тебя! Ты выйдешь за меня замуж?
– Дурачок! – рассмеялась Мэрил, – Я же уже за тобой замужем! Я тоже тебя люблю!
18
Безмятежное счастье супругов Симпл было нарушено приходом в их дом Рассела Симпла…
Внутри Рассела будто что-то сломалось после того, как он остался в полном одиночестве. И дело было не только в том, вся семья переехала на другое ранчо. Даже всех домашних слуг он лишился. Теперь его окружали новые лица. Их надо было натаскать, чтобы они обеспечивали тот уровень комфорта, к которому он привык. Их надо было вышколить, чтобы слушались беспрекословно. К ним надо было привыкнуть, в конце концов.
Первое время он ещё хорохорился. Как только смог подняться с постели, отправился в город. Искать узду на сына. На доктора Фёрста полагаться не приходилось, он ясно дал понять, что свидетельствовать против Алистера не будет. Но Рассел был уверен, что шерифу, с которым было выпито немало галлонов пива, будет достаточно одного его слова.
Биглоу выслушал Симпла-старшего со всем уважением, но помочь отказался. Показал ему стопку жалоб на него, открыто сказав, что это только за последний год. Фамилии жалобщиков скрывать не стал. И Рассел понял, что за поддержкой он может обратиться едва ли только к половине своих знакомых.
В банке, в Имущественном и Земельном комитетах только развели руками, и, сославшись на подписанные им документы, посоветовали обратиться в суд. Симптоматично, что с ним разговаривали не главы этих уважаемых учреждений, а их заместители, чего раньше никогда не было. И вообще, от всех этих разговоров у Рассела осталось стойкое ощущение, что над ним насмехались. Где-то глубоко внутри он у них вызывал усмешку…
Ещё больше унижения он испытал, попытавшись найти поддержку среди тех, кто прежде лебезил перед ним, с кем когда-то он пил ночи напролёт и чьих фамилий не значилось среди жалобщиков у шерифа. Они перестали уважать его! Они перестали его бояться! Они общались с ним свысока, кто меньше, кто больше, но все. Разделив имущество с сыном, он перестал быть самым крупным плантатором Луизианы и скатился в их глазах с вершины своего положения. Теперь они все ощущали себя выше него и с удовольствием топтались на его самолюбии.
Окончательно сломил дух Рассела первый сезон на плантациях без сына. Вот, когда он почувствовал себя старым и больным, понял, сколько всего тащил на своих плечах Алистер.
Осенью у Рассела резко ухудшилось здоровье. В моче появилась кровь. Но ещё целый год понадобилось ему на осознание и смирение со словами доктора Фёрста, что ему надо помириться с семьёй, покаяться перед женой, сыном и невесткой, чтобы было кому, условно говоря, подать ему стакан воды с лекарством на закате его дней, кои уже просматриваются в недалёком будущем. Неумеренные возлияния, разгульная жизнь сделали своё дело. И сын добавил.
Впрочем, как ни странно, Рассел не чувствовал ненависти к сыну. Наоборот, ощущал что-то типа… гордости. За его бунт, за его силу воли, за его ум, за его решительность. За его смелость пойти против него, отца, который всю жизнь доминировал над ним, издевался и унижал («учил уму-разуму» по предыдущей версии)…
* * *
Алистер рано утром уехал из дома. Уборочная страда была закончена, и накопилось много дел в городе. Так что, когда на ранчо заявился Рассел Симпл, дома были только женщины и слуги.
Слуги не задержали своего бывшего господина во дворе. Побоялись. Или в них сработала вколоченная плёткой с самого раннего детства привычка раба к подобострастию. Два года слишком мало, чтобы стать свободным человеком. Единственное, на что они решились, это схватить первые попавшиеся под руку предметы – вилы, топоры, молотки, метлы, зайти в дом вслед за Расселом и встать полукругом вокруг миссис Карэн и молодой хозяйки.
У Мэрил сердце ушло в пятки, когда она увидела свёкра, но она встала, заслоняя собой матушку, и приказным тоном произнесла:
– Мистер Симпл! Остановитесь! Или я прикажу слугам напасть на Вас.
Рассел оглядел лица вокруг. Все они были ему знакомы. Но выражения их лиц… оно было какое-то другое, не то, что раньше. Он понял – если им дадут команду, они без жалости забьют его до смерти.
– Не бойся, – скривил губы в усмешке Рассел, – Я пришёл только поговорить.
– Вы выбрали для разговоров удачный момент, – саркастически заметила Мэрил, – Алистера нет дома. А нам с Вами говорить не о чем. Я передам мужу Ваше пожелание встретиться с ним. А сейчас прошу Вас покинуть наш дом и впредь без приглашения к нам не являться.
– Я… – начал говорить Рассел и сделал шаг вперёд, но его остановил окрик сзади.
– Стоять! Ещё шаг и я стреляю!
Рассел остановился и осторожно повернул голову. В дверях стоял Алистер. В его руках была винтовка, а палец лежал на спусковом крючке.
Алистер не доехал до города, встретив возвращавшегося оттуда соседа, весело проведшего ночь в салуне, отмечая успешное окончание уборочной страды. Сосед сказал Алистеру, что банк сегодня работать не будет, и тот решил вернуться домой. Болтаться по городу с кучей денег за пазухой было опасно, а документы могут подождать и до завтра. Увидев пустой двор, Алистер понял, что что-то случилось, и, прихватив винтовку, поспешил зайти в дом. Оказалось, вовремя.
– Что тебе надо? – грубо спросил отца Алистер, – Как ты посмел явиться ко мне в дом?
– Сын, ты до сих пор меня боишься? Старого, больного человека? Я шел пешком семь миль, ты не предложишь мне присесть, не подашь воды своему отцу?
– Нет, – жестко отказал Алистер, – Мы с тобой решили все дела два года назад. Предупреждаю, если ты сделаешь ещё хоть шаг, я выстрелю в тебя и не промахнусь!
– Ты убьёшь своего отца? – усмехнулся Рассел и сделал попытку развернуться к сыну лицом.
Алистер опустил дуло винтовки вниз и выстрелил отцу в ногу. Рассел упал на четвереньки, а потом приподнялся и встал на колени.
– Следующий выстрел будет в голову, – предупредил Алистер.
– Сынок, не надо, – подала голос матушка.
– Зря стрелял! – усмехнулся Рассел, – Я и так встал бы на колени. Я пришёл просить прощения.
– Ты меня не обманешь и не разжалобишь! Убирайся! Ты мне никто! И никто ни моей матери, ни моей жене! Вставай и уходи! – жёстко сказал Алистер и вскинул винтовку на уровень головы отца.
Мэрил испугалась, что сейчас случится непоправимое и кинулась к мужу. Прижалась к нему, почувствовала, как он дрожит всем телом, отвела дуло винтовки в сторону, обняла за шею. Тихим, успокаивающим тоном попросила:
– Дорогой, прошу, не убивай его!
– Ты его простила?! – воскликнул Алистер.
– Нет! Не забыла и не простила. Просто не хочу, чтобы ты сломал свою жизнь из-за него.
Алистер посмотрел на мать и спросил:
– Мама?
Миссис Карэн ничего не ответила на неозвученный вслух, но такой понятный вопрос сына, опустила голову и смотрела в пол, а её руки нервно теребили подол платья.
– Сын, а ты? – с тоской спросил отец.
– Видишь, тебе здесь никто не верит! И никто не простит! Убирайся из моего дома и больше не появляйся здесь! Видеть тебя не могу! Больше предупреждать не буду. Убью!
Рассел, кряхтя, встал с колен и пошёл прочь, волоча ногу и оставляя на полу кровавый след.
Матушка подошла к Алистеру, обняла его с другой стороны, заглянула в глаза:
– Сынок, распорядись отвезти отца домой на повозке.
– Мама, так ты, всё же, простила его?
– Нет! Но я не хочу, чтобы его смерть от раны была на твоей совести. Мэрил права, не стоит ломать свою жизнь из-за такого, как он.
Алистер выразительно посмотрел на Коди и едва заметно махнул головой. Верный слуга понял молодого хозяина без слов.
– И вызови к нему доктора Фёрста, – крикнул вслед Коди Алистер.
– Слушаюсь, господин!
19
Наконец-то Мэрил увидела озеро BlackLake осенью. Это было, действительно, божественно красиво. На фоне желто-зеленой листвы деревьев, сплошным ковром покрывающих горы, золотисто-багряные кипарисы с бутылочной формы стволами, будто свитыми из корабельных канатов, на молочно-бежевом берегу темно-синего до черноты озера.
Алистер впервые повёз Мэрил на озеро весной. Тогда тоже было красиво и ярко, но из красок преобладал зеленый цвет. Она ещё тогда загадала желание попасть на озеро осенью. Но в тот год поездки не случилось. Они расстались на долгие два года.
Потом желание видоизменилось. Хотелось увидеть озеро осенью, и там, под кипарисами, Мэрил мечтала услышать признание в любви и признаться самой. Но признание в любви получилось спонтанным. В поле с горками срезанной кукурузы между двумя взмыленными конями. От этого оно не стало менее значимым, поскольку шло из самого сердца.
Но в третий раз озеро не подвело. Здесь, среди этой завораживающей красоты, Мэрил сообщила Алистеру, что у них будет ребенок. Эта новость сделала мужа таким счастливым! А её ещё более счастливой от того, что счастлив он.
3 февраля – 29 октября 2024