Иван Бочарников
Год гражданской войны
Глава 1: Дзержинск
Сегодня мне 30 лет, у меня двое детей, и живу я в Дзержинске Нижегородской области. Я еду на электричке из Нижнего Новгорода, чтобы принять участие в митинге, который образовался вокруг сноса здания старого детского сада для строительства часовни. Рядом со мной сидит мужчина в старом костюме советской эпохи, в очках с толстой оправой и с потёртым коричневым портфелем на коленях. Спустя пару станций, он достаёт из портфеля журнал и начинает его листать. Буквально против своей воли я смотрю на название журнала.
– Что это за журнал такой у вас?
– А, это мой журнал. Я его издатель.
– Да, вы редактор?
– И редактор тоже, и издатель.
– А что это за журнал?
– Этот журнал называется «Охота на цыган». Это исключительно юмористический, фантазийный журнал об охоте на цыган. Вот, посмотрите.
Он дает мне полистать журнал, который отпечатан в цвете на недорогой бумаге. В нём примерно 20 страниц, включая рекламу.
– Материалы туда присылают сами читатели, это как форум, только на бумаге. Они в воображаемой форме делятся своими наблюдениями о том, как лучше охотится на цыган. Обсуждают, где они водятся, как их приманить, какие виды цыган есть, обсуждают оружие, капканы, снаряжение, спорят о методах и снастях.
– И хорошо продается?
– Чисто по подписке, тираж две тысячи экземпляров.
– Круто, а вы из Нижнего?
– Да, я еду в типографию. Хочу издавать второй журнал.
– Дайте угадаю, «Охота на хохлов»?
– Нет, ответил он и через секунду засмеялся. – Вот вы знаете, есть журналы об интимной жизни. Так? Я сам их не читаю, но у меня жена увлекается. Там всякие материалы вроде «10 способов эффективной контрацепции», «Как узнать, что парень тебе изменяет», «Секс на пляже как повод для знакомства». И там все эти статьи… как бы это сказать… они не подкреплены никакими исследованиями. Я вот почитал, но мне не интересно. То есть там многие статьи сделаны по личному опыту журналистов, читателей, да просто из интернета понатаскано. Понятно, что личный опыт не может вместить все вопросы интимной сферы – не каждый журналист участвовал в оргиях и не каждый будет про это писать, поэтому там многое берется из других источников. Но я бы хотел выпускать журнал, который рассказывал бы об интимной жизни профессионально. Что-то типа «Prof-Интим» с ударением на «проф». Ведь исследованиями сексуальности ученые и психологи занимаются давно, уже более полувека, так что материала много. И вот все эти статьи – «Как долго не кончать», «5 лучший поз для тех, кому за 40» и так далее – будут сопровождаться, как курсовые у студентов, сносками на исследования профессоров со всего мира. Такая звездочка, а внизу – ссылка.
– Любопытно. А туда тоже читатели будут писать?
– Ну там будет рубрика от читателей, но здесь уже придется работать с журналистами. Мы выходим на конечной станции и расходимся в разные стороны.
Теперь в сумке у меня лежит свежий номер «Охоты на цыган», чтобы было чем заняться на обратном пути.
Я стал работать в массовке пару лет назад, когда лишился работы в аэропорту. Я пришел в службу занятости населения и получил несколько предложений, сменил несколько работ, но никак не мог найти что-то мне подходящее. Однажды, мой консультант – Ирина Сергеевна – узнала от меня, что я брал уроки актёрского мастерства в студенческие годы. Мы с ней за время моих посещёний много общались и пили чай. Я заметил, что люди меньшего или даже среднего звена всегда более открыты и осведомлены. Да, они же наиболее угнетаемые, но это уже другой вопрос. Скажу только, что после работы на государство она ушла в частный сектор.
Как-то раз Ирина Сергеевна позвала меня на патриотический митинг против другого митинга, который прошел в другой стране год назад. Это было странное приглашение. И при чем тут мои актёрские курсы? Короче, им не хватало людей, а платили прилично – пятьсот рублей за два часа. Я согласился.
Помню тогда как вышел из метро на Горького и присоединился к толпе. В едином порыве мы пошли по Покровке. Мне дали плакат с надписью. Там было что-то про оранжевые революции. Я прошелся с ним по всей улице, затем постоял на площади, пообщался с такими же как я «наемными» людьми, а также с «идейными» – теми, кто пришел сюда сам по своему желанию. У них у всех были георгиевские ленточки: на груди, в виде флажка, в волосах, на руках – короче, везде. Всё это было как во сне, очень торжественно, громко и масштабно. В конце «смены», у входа в метро я получил свои деньги, которые мы официально называли «компенсацией проезда». Так я и втянулся.
Сегодняшний митинг в Дзержинске, кажется, уже в самом разгаре. Он организован перед синим строительным забором. Собралось человек тридцать, есть палатка для сбора подписей. Сегодня у меня задание – дать интервью местному телеканалу на фоне старого здания детского сада. Меня подводят к журналистке лет двадцати пяти, кудрявой и не слишком заинтересованной в нашем общем деле.
Тут главное не перестараться, напоминаю я себе, а то может занести. У меня такое было: отвечая на вопрос о патриотическом воспитании, я как-то увлекся и стал нести такую чушь, что на меня косо смотрели даже свои. Слава богу, это видео нигде не засветилось. Кого за все это время я только не играл, зато опыта набрался!
– Я живу в этом районе, гуляю тут с детьми. Этот садик уже давно заброшен, тут сплошные наркоманы обитают, да слоняется кто-то. Уж лучше пусть будет часовня, как по мне. А детский сад администрация обещала построить, так что я бы так сильно не переживал.
Отчитал я отлично. На всякий случай даже придумал имена и биографии своим детям: мальчику Максиму 6, девочке Лиде 4 года. Жена – Люда, воспитатель. Я – Дмитрий, рабочий. Они, конечно, не пригодились, но так уж я работаю. Журналистка с георгиевской ленточкой на микрофоне сворачивает деятельность, пока оператор занят крупными планами сбора подписей.
И тут в числе прохожих я увидел свою бывшую одноклассницу. И как это всегда бывает при встрече с бывшими одноклассницами, она шла с ребенком. Мы встретились с ней взглядами, и она меня даже узнала. Мы стояли возле забора.
– А ты чего не подписываешь? – спросил я.
– Я как-то против этого всего. Нам тут и часовня не нужна, опять тут всякие нищие шататься будут. Лучше бы скамейки поставили, да парк сделали. Вот я бы подписалась, а то гулять негде.
Я сел на обратную электричку, прикупив в ларьке сосиску в тесте, и по-настоящему задумался над вопросом моей одноклассницы Марины, который она задала мне полчаса назад – «как у тебя дела?». Я тогда ей сразу ответил, что нормально, но правда ли это? Я не нашел быстрого ответа на этот вопрос, поэтому доел сосиску, достал из сумки журнал и открыл его на статье некоего Олега из Череповца, который описывал и иллюстрировал в фотографиях приемы восточных единоборств, наиболее эффективных при внезапной встрече с цыганами.
Глава 2: Челябинск
Я помню время, когда мне было 32, я был из Екатеринбурга и приехал на форум в поддержку материнства и детства в Челябинске поздним рейсом Нижний Новгород – Москва – Челябинск. Я как раз тогда купил себе мой первый и единственный пиджак,
который мне потом много раз пригодился. В актовом зале, находясь под яркими
огромными люстрами, я ощутил себя важным, но в то же время очень маленьким. После
пленарного заседания и круглого стола на тему запрета абортов, мы отправились на
кофе-брейк.
Надо ли говорить, как я люблю перерывы на кофе во время официальных мероприятий!? Моя б воля, так официальные мероприятия проводились бы только ради перерывов на кофе. Есть в этом что-то одухотворенное: пойти вместе со всеми в общем потоке к столу с термопотами, взять пластиковый стаканчик, насыпать туда растворимый кофе и залить его кипятком. И обязательно добавить пару кусочков сахара! Говорят, что в аду есть специальное место для тех, кто пьёт кофе без сахара. Мне там оказаться не светит. Потом можно взять пирожок или печенье, в зависимости от того, что дают, и завязать с кем-нибудь разговор.
– Возьмите на тарелку, – подсказывает мне низкорослый лысый мужчина в сером костюме. – Так удобнее. И вон там бутерброд передайте.
Я передаю ему маленький бутерброд с колбасой. Он представляется.
– Борис Иванович, полковник в отставке. Из Москвы.
– Петр, Екатеринбург. А вы здесь сами по себе или от кого-то?
– Я как бы помогаю организаторам в части патриотического воспитания молодежи, – рассказывает он и причмокивает. – У нас небольшой клуб для детей и юношества. Мы там учимся метать ножи, ставить палатки, капканы, копать окопы. А вы чем занимаетесь?
– Вот сейчас выступаем за введение в детских садах курсов ведения домашнего хозяйства для девочек. Чтобы смолоду приучать их к русской кухне и традициям.
– Доброе дело, доброе.
Я не выдерживаю и беру ещё одну булочку с маком. С одной стороны, мне уже хватит, а с другой – день предстоит долгий. Впереди меня ждет небольшое интервью для местного телеканала, на федеральных я стараюсь не светиться, чтобы не примелькаться. А то одна актриса из провинциального театра так спалилась, когда играла слишком много ролей на разных мероприятиях и лезла в федеральный эфир, что теперь с ней никто не работает.
Когда ко мне подходят телевизионщики, я вежливо предлагаю им записать ещё и полковника. Он расплывается в благодарной улыбке и всегда готов поговорить. Корреспондент не против – ему чем больше, тем лучше.
– Мы занимаемся патриотическим воспитанием, – гордо начинает полковник. – Наша задача – приучить ребят к пистолету, к ножу, к гранате с малых лет. Чтобы они в будущем могли повторить подвиг панфиловцев, чтобы встали на защиту отечества.
Корреспондент молча кивает и терпит минут пять, пока разговор не заходит о том, был ли подвиг панфиловцев в действительности (по версии полковника – абсолютно), а затем говорит полковнику «Спасибо» и поворачивается ко мне.
Здесь конечно полковника занесло, не спорю. Я отчитываю свою роль неплохо, хотя бывало и лучше. Надо было готовится серьезнее, говорю я себе, когда сижу на очередном круглом столе и думаю о своем. Наверное, полковник меня с ритма сбил. Или бутерброды.
Во время «круглого стола» лысеватый мужчина с усами зачитывает обращение к участникам съезда от имени своего руководителя. Там много слов о детстве. «Детство – это самая чудесная пора», – заявляет он с ходу. Затем цитирует нескольких церковных деятелей, которые высказывались на тему воспитания детей и заканчивает своё выступление оригинальной мыслью о том, что дети – это цветы жизни, а взрослые – это деревья. Они могут расти, только если деревья не бросают на них тень. Поэтому если мы хотим воспитать здоровое молодое поколение, мы должны нести им свет. И тогда они вырастут больше нас.
В зале звучат аплодисменты. Операторы телеканалов снимают только первые ряды. На обратном пути выясняется, что меня не берут в такси. Мест нет, потому что надо срочно забрать кого-то по дороге в аэропорт. Видимо, этот кто-то важнее меня. Ладно, говорю я, хотя и немного обижаюсь. В последнее время мне кажется, что все важнее меня. Я решаю доехать до аэропорта самостоятельно. Я выясняю у местных, как с пересадкой доехать до аэропорта. Минут двадцать я еду на одном автобусе, а когда выхожу из него, то понимаю, что уехал за город вообще, и аэропортом тут не пахнет. Мне снова объясняют, как добраться до аэропорта, но сделать это оттуда, где я сейчас нахожусь – а вокруг меня только какие-то рельсы и ветхий сельский магазин – проблематично, лучше брать такси.
В итоге я вызываю такси, плачу за него сам и прибываю в аэропорт вовремя. В зале ожидания уже сидят мои коллеги, которые смотрят на меня, как на незнакомца. Да, форум завершился, мы снова друг другу чужие люди. Тем более, что большинство из них из Москвы.
Глава 3: Москва
В какой-то момент я решил перебраться в Москву, потому что там больше мероприятий. Да там каждые выходные что-то происходит! Кажется, что за месяц там происходит больше всего, что у нас за год.
Первые недели в столице прошли незаметно. Я нашёл работу в информационном центре, который располагался в небольшом старом доме под эстакадой, поселился в здании бывшей гостиницы, а ныне общежития возле станции метро Орехово. До работы было всего три остановки. Я жил в небольшой комнате. С порога можно было попасть в маленький туалет. Когда я сидел на унитазе, мои колени упирались в дверь, поэтому через некоторое время я просто перестал ее закрывать, ведь я все равно живу здесь один.
Пройдя два шага вперед, я попадал в комнату, где была одноместная кровать, небольшая тумбочка, меленький стол и небольшой шкаф. Больше в комнату ничего не помещалось, зато вид из окна был на парк. Удивительно, как много в Москве мест, где можно гулять, даже если ты живешь не в центре. Всегда найдется какая-нибудь улочка или аллея, по которой ты ещё не ходил. Этим, конечно, город не мог не восхищать.
Рядом со мной жила женщина из Воронежа по имени Светлана. Она переехала сюда, чтобы быть поближе к сыну, который поступил в МГИМО. Когда мальчик сказал родителям, что хочет учится в Москве, те схватились за голову, но все же нашли деньги на обучение. Также он упросил родителей купить ему недорогую машину, чтобы передвигаться по городу. На данном этапе родители уже не спорили, а просто соглашались. Вот только через месяц парень врезался на своей «девятке» в Лексус. Ребята в Лексусе сидели опытные, так что сын быстро влетел на деньги, которых у его родителей не было. В итоге им пришлось продать квартиру матери мужа, чтобы выплатить долги. Бабушку перевезли к себе, а Светлана перебралась в Москву, чтобы быть поближе к сыну. Здесь же она нашла две работы и теперь старается думать о хорошем.
Я же устроился, как уже говорил, в информационный центр. В основном там работала молодежь. На собеседовании меня спрашивали про политические предпочтения. Я честно ответил на все вопросы, рассказав даже о том, что однажды на каком-то собрании я пожимал руку лидеру коммунистической партии, за что на новой работе я получил кличку «Коммунист».
У каждого из нас был рабочий стол с компьютером, а также десяток аккаунтов в социальных сетях и блогах. Поначалу я занимался тем, что комментировал записи старших товарищей, а иногда комментировал свои же комментарии с другого профиля. Работа была несложная, но увлекательная, а местами даже творческая. Например, однажды я целый день убеждал нескольких человек с какого-то форума, что плохие дороги – это нормально, потому что водители на них ведут себя осторожнее, чтобы не попасть в ямы, поэтому там меньше аварий.
Тем не менее, в какую-то пятницу ко мне подошел мой начальник – молодой такой парень по имени Артем – и предложил подработку. Он рассказал, что в работе пригодятся мои актёрские навыки.
Задача была непростая – напротив одной гостиницы есть кафе, в котором завтракает иностранец. Нужно было придумать предлог и подсесть к нему за столик. Затем к нам подошла бы моя девушка, посидела бы с нами минуту, а затем мы с ней вместе ушли бы. Вот и все. Я согласился, мне обещали полторы тысячи рублей.
В назначенный день я действительно увидел этого иностранца и спросил его, откуда он приехал, когда мы стояли в очереди за едой. Он, с явным акцентом, ответил, что из Великобритании. Я завязал непринужденную беседу на смеси русского с британским, а он был вежлив и не отказал мне в просьбе сесть напротив него за столик. Затем к нам подошла актриса, которая изображала мою девушку – это была невысокая худая блондинка с пирсингом в носу и мешковатой одежде. Она посидела рядом со мной буквально минуту, а затем сказала, что нам надо идти. Мы ушли.
На следующий день я обнаружил во всем нашем интернете статью о том, что британский журналист приехал в Москву вербовать скинхедов для подрывной деятельности. Все бы ничего, но на фотографии к этому материалу был я, моя девушка и тот иностранец. Как мне и обещали, мое лицо затерли, на глаза поставили черную полосу, зато лица девушки и британца были четко видны. Этот материал мои коллеги раскручивали по просмотрам и репостам весь день, пока он не дошел до федеральных каналов.
Оказалось, что «моя девушка» – это известная московская последовательница нацистской идеологии, многим знакомая по прозвищу Лена СС или Лена SSex. Ее страницы в социальных сетях увешаны фотографиями фашистской свастики, ее фотографиями со вскинутой вверх рукой и другими подобными вещами. А иностранец оказался британским журналистом, пишущем о коррупции в российской армии.
После публикации данной статьи я несколько дней не мог спать. Мне казалось, что за мной следят. Меня использовали. Эта паранойя не давала мне спокойно работать, поэтому я всё бросил и через неделю уехал обратно в Нижний. Британец слушал нападки на себя и угрозы меньше недели, после чего вернулся домой в Англию. На самом деле, душевное спокойствие – это очень важно.
Глава 4: Сон
Я помню, как столкнулся с одной женщиной на каком-то круглом столе. Она была очень худенькая и суетная. Все время кого-то искала своими глазками-бусинками. У нее были
светлые, крашенные волосы и тонкие длинные пальцы. Она таскала за собой какой-то пакет, из которого торчала какая-то тряпка. Мы с ней столкнулись в коридоре.
– Вы кого-то ищете? – спросил я.
– Мне нужен организатор, – издалека начала она. – Мне нужно передать ему наше предложение и официальные требования.
– Да, какие? Вы кого-то представляете? – спросил я и решил, что на террориста она не похожа.
– Я представляю Союз Матерей за Жизнь и Против Абортов. Мы выступаем против демографии, против убиения детей. А вы знаете организаторов?
– Я знаю только Наталью, она где-то тут была.
– У меня есть официальное письмо от нашей организации. Мы хотим, чтобы губернатор больше внимания уделял проблемам жизни невинно-убиенных младенцев. Поэтому я принесла специально для него наш флаг.
Она развернула ту синюю тряпку, которую носила в сумке. Это действительно оказался флаг с изображением зародыша в желтом круге.
– Мы официально просим губернатора брать этот флаг с собой на официальные мероприятия. Чтобы был флаг России, флаг Региона и наш флаг, потому что мы за будущее России.
Это было ещё не страшно. Страшно мне стало, когда я узнал, что она пытается этого добиться уже пять лет. Она навязчиво преследует губернаторов, министров и мэров, чтобы они брали этот флаг. Её навязчивое поведение напомнило мне меня. Мне начало казаться, что я так же, как и она, ношусь с невыполнимым или заранее неудачным планом. Чего я достиг в жизни? Ничего. Но я не могу отказаться от идеи, которую когда-то считал хорошей. Это как не спрыгнуть вовремя с взлетающего воздушного шара. Ты либо спрыгиваешь недалеко от земли, либо уже летишь. Потом будет больнее падать, но иногда это необходимо.
Несколько ночей подряд я плохо спал. Я тратил уйму времени, чтобы просто уснуть, а затем просыпался в туалет и снова не мог уснуть. А когда мне все удавалось заснуть, мне снились странные сны.
Однажды, Ирина Сергеевна предложила мне пройти психологический тест. Я в это время был чем-то занят, я работал за столом в каком-то офисе, и ответил на тест почти не глядя. Затем, когда стали известны результаты, она подошла ко мне из-за спины и положила на мой стол листок. Я снял наушники, потому что слушал музыку, и впервые обратил внимание на то, что там написал.
В тесте было пять предложений. В каждом предложении было пропущено слово, которое нужно было вставить на свое усмотрение. По этому слову выносился результат. Всех пяти предложений я не помню, но помню два – это как раз те предложения, в которых я как бы допустил ошибки. По версии теста, разумеется.
В первом предложении, в котором я допустил ошибку (по счету оно было вторым), вместо пустого места я написал «человеческая». Это определение шло перед словами «жизнь бесценна». Я написал «человеческая», и по версии теста был неправ. Не только человеческая жизнь бесценна, но и любая жизнь бесценна. Тест упрекнул меня за такую узколобость.
Другое предложение, в котором я допустил ошибку, предлагало ситуацию. На переходе загорелся зелёный свет, и все должны были перейти дорогу. Вопрос был в следующем: «Когда дорогу должен перейти полицейский?» (на картинке в числе прочих была женщина в форме). Я написал «последним». По тесту это означало, что я ставлю всех государственных служащих – полицию, чиновников, врачей и т. д. – ниже себя как гражданина. Я воспринимаю их как обслуживающий персонал, особенно чиновников и полицию. Их работа – служить людям, а значит и мне. Я воспринимаю их как слуг общества. Но ситуация в тесте показала мою неправоту. Не потому, что они не слуги, а потому что загорелся зелёный свет, а значит они могли перейти дорогу так же, как все остальные. Я же допустил мысль, что полицейский должен был пройти последним, хотя свет горел для всех одинаково. Кажется, я был к ним слишком строг. Опять же, по версии теста.
Затем сон продолжился другой картиной. Я был ребенком, которого другой ребенок позвал к себе в комнату. Неожиданно свет потускнел, словно наступила ночь. Мы сели на пол около высокого шкафа, словно мы были внутри него. Свет падал на моего товарища сверху вниз, создавая пугающие тени под глазами и ртом.
Мы с товарищем жили в мире, где обитали люди-жуки. Это всё оставалось за кадром, так сказать, во сне же были только я и мой друг, но ситуация в мире была такая. Эти люди-жуки осуждались обществом, которое их побаивалось. Не каждый мог найти в себе смелость, чтобы взять, отбросить прежнюю оболочку и взлететь в воздух на глазах у других.
Мой друг признался мне там, в этой тихой комнате, где кроме нас двоих больше никого не было, что он хочет взлететь. Он сказал мне, что он жук. В этот момент я посмотрел на его лицо и оно потеряло человеческий облик. На меня из темноты смотрели большие жучиные зеленые глаза, а рот расплылся. Я испугался лишь на секунду, но затем успокоился. Я понял, что эти глаза смотрят на меня не со злобой, а с надеждой и мечтой. Они добры ко мне и хотят от меня понимания, потому что я тоже ребенок.
А затем он посмотрел на потолок, словно там было бескрайнее, зовущее его небо, и сказал, что однажды он полетит. Полетит так, как рождён летать.
Глава 5: Как бы Томск
После очередного приступа самобичевания, моя жизнь снова пошла по накатанной. Правда, осадок все же остался, потому что в последнее время таких приступов становилось всё больше.
В середине марта мне позвонил мой старый приятель, с которым мы когда-то работали и спросил: «Ты ведь актёр?». Я так устал, что даже не поинтересовался, что ему надо или каким образом он обо мне вспомнил. Мне было всё равно. «Да», – ответил я. Он позвал меня на съемку и велел одеться попроще.
– Это как?
– Хотя бы без шляпы.
Мы встретились на окраине города, у каких-то гаражей. Моего приятеля звали Юра, а его оператора Костя. Они показали мне место съемки – какая-то деревянная постройка. Пока они готовились, я учил сценарий. По сюжету мы были в Томске, я был фермером, который взял кредит под выгодный процент, получил от государства субсидию и землю, и теперь у меня и моей жены успешная маленькая ферма с коровами и свинками.
– Почему мы снимаем Томск в Нижнем? – спросил я.
Да я просто заказ получил из Москвы. Они там целое информационное агентство новое под этот проект открыли. Я и новости пишу тоже, мне присылают релизы, а я переписываю. Вот теперь видео снимаем. Остальное они доснимут, там кадры с коровами, все такое.
Я встал на отметку и отчитал то, что для меня написали. Я получил за работу пятьсот рублей и поехал домой. На обратном пути я так хорошо сел в маршрутке, что мне не хотелось вставать. Каждый раз когда автобус делал крутой поворот, и мое тело невольно накрывало волной, я представлял себя собакой, которая хочет высунуться в окно, чтобы почувствовать ветер на лице.
Но перед своей остановкой мне все же пришлось подняться. Мне впервые захотелось сказать человеку, который сел на мое место: «Позаботьтесь о нём. Мы были очень близки. Надеюсь, вам вместе будет хорошо».
Дома я открыл сайт этого самого информационного агентства и стал искать там статьи и новости, но архив дальше двух недель не открывался. Это было нормально для нового проекта, но вот только это была московская контора, которая писала новости Томска и всего федерального округа.
Однажды в какой-то столовой ко мне со спины подошел пожилой мужчина. Он стоял и
смотрел, как я ем, а затем спросил:
– Какой суп дают?
– Грибной, – ответил я и сразу же продолжил есть, чтобы меня не беспокоили.
– Вкусный?
– Да, хороший суп.
Он ещё немного постоял за моей спиной, видимо, ожидая, что я предложу ему суп или
что-то ещё.
– Сильно горячий? – спросил он.
– Нет, нормальный.
Я даже толком не смотрел на него, чтобы завершить нашу неловкую беседу как можно скорей, но чувствовал на себе его взгляд. Он был в серой куртке и теребил в руках кепку.
– А на второе что? Макароны?
– Да, с подливой.
После этого он ещё немного постоял и ушел. Мне было неловко, потому что интуитивно я догадывался, что ему что-то от меня надо, но у меня не было настроения с ним общаться или вникать в его проблемы. Я быстро доел суп и макароны, периодически оглядываясь по сторонам, не смотрит ли он на меня.
А ещё я начал несознательно лгать без всякой на то причины. Иногда я включаю «роль» даже тогда, когда в этом нет необходимости. Например, недавно я ехал в автобусе на заднем ряду, где четыре места. И рядом со мной сел мужчина постарше меня, который очень хотел поговорить. У него было такое настроение. Он поговорил бы с кем угодно, кто встанет у него на пути, а тут попался я. Он был в хорошем расположении духа, но почему-то был удивлен количеству машин на дорогах. Он сказал, что они как будто все повылезали сегодня из гаражей. Я зачем-то сказал ему, что мой отец водитель фуры и сейчас в дороге, чтобы успеть к майским праздникам. Я не знаю, зачем я это сказал, так само получилось.
Чтобы не сидеть без работы, я снова позвонил Юре.
– Слушай, сейчас ничего предложить не могу, я улетаю сегодня в ночь.
– Куда?
– В Томск, представь себе. Спецбортом МЧС! Прикинь!
Я не стал спрашивать, зачем он туда летит, это было очевидно – по работе. Видимо, снимать Томск в Нижнем Новгороде все же было не очень хорошей идеей, и его командируют в Сибирь. Хотя почему бы не найти там режиссёра на местном телеканале? Загадка. Но я никогда не разбирался в логике властей, у них свои порядки, а денег они никогда не экономят, это уж точно. Однажды я в качестве массовки присутствовал на телемосте, на который организаторы из РЖД потратили 5 миллионов рублей, а старший оператор мне сказал, что этих денег никто не видел, потому что все организовано за 500 тысяч.
Юра сказал, что вернется через месяц и дал мне телефон некоего Матвея, который может подкинуть мне работу.
– Слушай, а можно мне видео с нашим сюжетом в хорошем качестве? А то на сайте все в пикселях, – я давно веду архив сюжетов со своим участием, разделяя его по месяцам и поводам. Обычно я просто скачиваю сюжет с доступных сервисов или сайтов телекомпаний, но на сайте этого информационного агентства сюжет был в плохом качестве, возможно, чтобы никто не узнал, что это не Томск.
– Ой, брат, тут не получился. У нас все материалы сразу в архив уходят, и мы их не распространяем, политика такая. Можно, конечно, запрос написать, но я не уверен.
– Хорошо, какой есть.
– Ладно, я уже вещи собрал, выезжаю на рейс, велели не опаздывать. Там ещё артисты какие-то едут, хер поймешь. Может, у них концерт для местного МЧС, не знаю. Я побежал.
Мы попрощались. Я решил, что позвоню этому Матвею завтра, потому что сейчас уже поздно, да и не готов я к разговорам о работе.
Глава 6: Война
Сегодня мне примерно 25, может быть, чуть меньше. Я – обычный деревенский парень, которого настигло беспощадное жерло Великой Отечественной войны. У меня даже нет имени. Согласно вводной, а я не читал весь сценарий, мою семью – жену, пятерых детей и родителей – изнасиловали бандеровцы, которые работают на Вермахт, кажется. Затем они их убили, снова надругались над телами и сожгли заживо (не уверен, что в такой последовательности). То же самое проделали и со скотиной, только потом ещё и съели. Одному мальчику из села они даже переломали ноги и руки и прибили к избе в виде свастики.
У моих друзей-партизан в семье такая же ситуация. Мы – массовка. Играем роль ушедших в лес крестьян, которые борются с карательными отрядами с Украины. Помощник режиссёра нового отечественного блокбастера «Родина помнит» объясняет мне и моим товарищам, куда бежать, когда прозвучит команда «мотор!», как двигаться, что делать.
Я мог бы быть сейчас в другом месте. Матвей предложил мне поработать на выборах «наблюдателем». Я сначала его не понял, а потом понял – мне и ещё паре парней нужно было приезжать на места встречи оппозиционеров с избирателями и устраивать провокации. Платили тысячу на нос, но я отказался, памятуя историю с англичанином. Странно, что в Москве мне предлагали только такую работу. Впору задуматься.
Тогда Матвей сказал, что его друг-продюсер снимает фильм в Подмосковье. У режиссёра там свой дом, поэтому они решили далеко не уезжать. Замечу, что слово «дом» было преуменьшением. Это была настоящая вилла или даже усадьба с домом привратника и несколькими хозяйственными постройками, а также причалом у озера, конюшней и двумя бассейнами. Хороший, видимо, режиссёр.
Я как-то работал на выборах. Мы с напарником Юрой стояли возле Канавинского рынка, раздавая листовки одной из партий. На нас были специальные жилеты, а контингент был в основном пенсионерский. Потом к нам на джипе подъехал Леонид Борисович, который устраивал нас на работу, и сказал, что вечером надо будет походить по городу, срывать плакаты других партий и кандидатов. В тот вечер мы шли вдоль дороги и сдирали плакаты, как вдруг к нам подрулила целая бригада конкурентов. Дело закончилось небольшой потасовкой, но всё могло быть хуже. С тех пор я не люблю выборы, а при виде агитационных плакатов меня передергивает.
Когда старшина крикнул «За Родину! За Сталина!», мы с ребятами ринулись в атаку и перебили бандеровцев. Насиловать их трупы мы не стали, но за близких отомстили. Правда потом я узнал, что по сюжету нас всех сослали в лагеря и расстреляли, но это уже детали. В фильме этих сцен не будет, они как бы за кадром произошли. Родина помнит.
Знал бы я тогда, что через пару недель я окажусь на реальной войне, попросил бы товарищей выстрелить мне в ногу. Мне вдруг вспомнилось моё первое задержание. Я тогда работал в «бригаде свинчивания» – мы с товарищами помогали демонтировать ненужные конструкции или устанавливали нужные. Самый дикий случай у нас был, когда после выборов нас вызвали свинтить фонарь на детской площадке.