Николай Федорович Иванов
Чистильщики
Тогда он получил всего пару рассечек и сумел вырваться из круга. А победить пару-тройку монголов труда уже не составило.
Вечером дядюшка Ли вырезал скальпелем мягкие ткани вокруг его ран и тем самым спас от долгих мучений. Но итог экзамена порадовал: несмотря на полное пренебрежение к новичку, экзаменаторы не изменили уважения к мастерству и мужеству и сразу присвоили ему третью ступень. Третью из семи существующих в Монголии. А она и позволяет при поклоне держать правую руку не как юнец – ладонью кверху, что означает готовность к восприятию материального, то есть учебы, а сжатой в кулак – я уже достиг определенного уровня мастерства и гармонии с природой, поэтому прошу уважать меня. Левая рука – да, эта открыта всегда, и ни один человек в мире не может ее сжать, потому что она означает гармонию духовную, а здесь предела совершенствованию нет. Но чтобы русский сжал даже правую ладонь…
Потому цокали языками в Шаолине китайцы и мечтали о наказании…
– Тебя постараются покалечить, – не пугал, но готовил к последствиям дядюшка Ли. – И тот, кто это сделает, войдет в легенду. Потому что победит тебя, белого, вздумавшего стать сильнее китайца.
– Я готов к бою, – упрямо проговорил Трофимов.
Единственное, что смущало на самом деле, – это бледный, особенно в сравнении с хозяевами, цвет кожи. В России загореть так рано невозможно.
– Знаю. И ты победишь. Но придется тебе трудно.
Трудно – не то слово. Когда за Максимом закрылись ворота, в огороженном каменной стеной дворе оказалось около двухсот человек. Настоятель храма, как и положено, восседал на небольшом постаменте. Вокруг него полукругом располагались эксперты по различным видам и стилям борьбы. Их мнение – весомо, но не окончательно: последнее слово остается за старейшинами, хранителями родовых стилей.
Им в первую очередь и кланялся Максим.
Зрители сидели вдоль стены, готовые по приказу настоятеля схватиться с Белой Звездой. А он сам, в серой рубахе с широкими рукавами, темно-зеленых шароварах и мягких тапках из буйловой кожи, стоял перед двенадцатью разложенными на земле пергаментными полосками, заменяющими экзаменационные билеты. И теперь лишь от него зависело, сможет ли он переместить узел пояса с правого бока на середину, что считалось в Китае равносильным сжатому кулаку монголов. Сумеет ли вообще выйти из шаолиньского двора, или его бездыханным или в лучшем случае покалеченным выбросят за стены настоящие бойцы у-шу.
Иероглифы первого билета означали стиль «Северной школы богомола». И нужно было видеть, как приосанился старейшина «богомола», как гордо оглядел остальных. Всего один раз в пять, семь или девять лет собираются вместе архаты, праведники древнейших видов борьбы, даже в эти короткие дни сдачи экзаменов не признающие преимуществ любого другого стиля. Воспитано в роду с младых ногтей: самые лучшие воины – только и исключительно они, а смотреть и оценивать остальное – вынужденная, но пустая трата времени. Единственная утеха – появление в Шаолине русского, который вроде бы держится смело и независимо.
Старейшина «Северной школы богомола» снисходительно кивал, пока Белая Звезда выполнял таолу – своеобразный бой с тенью, танец из комплекса упражнений, где демонстрируется умение управлять телом, дыханием, совершать подсечки, прыжки. Схватка еще не началась, и достаточно архату сказать, что движение руки пошло слишком быстро или замедлилось, как русскому просто укажут на ворота. При этом, правда, можно разрешить: тебе позволяется говорить, что сдавал экзамен. А это тоже считается высшей похвалой.
Однако Сирой Хоси двигался уверенно и отточенно. И тогда настоятель щелкнул пальцами и указал на круг сразу двоим рвущимся в бой парням.
Наверное, впервые Максим запретил себе жалеть противника. Бился яростно, зло, но не теряя головы. И смог обоих отбросить обратно к стенам.
Следующим выпал билет на стиль «Длинный кулак». Снова – сначала танец, и снова теперь уже три щелчка настоятеля.
… В это же самое время в небольшом поселке близ «Первого монастыря Поднебесной» – полуразрушенного временем Шаолиня – умирал старик. Время прорубило на его лице столько морщин и шрамов, что их с лихвой хватило бы на всех, собравшихся у его циновки.
– Как тот парень, русский? – негромко поинтересовался он.
Вперед выступил седой старик, стоявший у изголовья:
– Он победил. Победил красиво и мужественно, и ему присвоили сразу пятую ступень. Настоятель даже сказал: «Мне более чем обидно, что у нас на родине перевелись бойцы. Они теперь – за ее пределами».
Чувствовалось: умирающему приятно слышать эти слова о русском. Собственно, и борода не могла скрыть, что черты его лица больше похожи на людей с севера, а не обступивших его соседей.
– Где он сейчас?
– Наставник спрятал его, увез в неизвестном направлении. Вероятно, боится, что проигравшие воины отравят или убьют Сирой Хоси из-за угла.
– Я хотел бы его увидеть.
Воля умирающего – святой закон для остающихся жить.
– Я попробую его разыскать.
Старик поклонился и бесшумно вышел, дав знак остальным следовать за ним. Умирающий с усилием повернул голову к стене, на которой висела единственная фотография – группа белогвардейских офицеров среди монахов. Себя, стоявшего в центре, уже не различил. Прикрыл уставшие глаза: вот и подошло время покидать эту землю последнему офицеру Белой гвардии. И сами небеса послали к его дому соотечественника.
Ожидая гостя, дотянулся до небольшого комода, нащупал на нем ножницы. Отдохнув, с усилием принялся отрезать ими свою потную косичку с красной ленточкой. Кто был на Востоке, тот знает, что именно в них вплетают старцы свои тайны…
Глава 5
Не успели на договоре о роспуске СССР высохнуть чернила, а на просторах бывшего Союза потребовались в первую очередь телохранители. Для новых хозяев жизни, плюнувших на совесть и хапнувших оставшиеся на миг бесхозными жирные куски от некогда общего пирога.
У одних в охрану демонстративно шли «качки» – хотя и в клубных пиджаках, но с оловянными глазами. Другие предпочитали иметь под рукой откровенно военизированные подразделения в пятнистой униформе. Юрию Викторовичу Богдановичу друзья почти на полном серьезе посоветовали заиметь для защиты собственного тела женщину.
– И обязательно молодую, красивую. Пусть даже она ничего не умеет. Но ты последи, последи за психологией киллера, – убеждали его. – Как правило, они – молодые ребята. Глаз, конечно же, невольно ляжет на девушку рядом с тобой. А рука непроизвольно пойдет за глазами, пальцы судорожно дернутся от зависти, и… ты – жив, что и требовалось доказать. Женщина в гробу? Значит, ей не повезло. Не родись красивой…
Шутки шутками, но «янтарному королю» Калининграда не иметь профессиональной охраны было бы неприличным. Вроде как бы ты и не имеешь ничего за душой, ежели не боишься, что тебя «закажут». Быть «новым русским» без угроз и парней за спиной – так же неавторитетно, как разъезжать на дешевых японских автомобилях и носить корейско-турецкие вещи. Калининград – окно в Европу, а не задний выход в Азию…
– Я сам ухлопаю любого, кто станет на дороге, – посмеивался Богданович на все эти разговоры.
Но однажды в конце совещания Григорий Григорьевич, вице-президент по должности и главный прораб на карьере по сути, пригласил из приемной худощавого, на первый взгляд флегматичного парня.
– Посмотрите кандидата, Юрий Викторович. Максим Трофимов, в бойцовских кругах имел кличку Белая Звезда. Служил в спецназе Главного разведуправления.
– Что он умеет? – словно кандидат не стоял рядом и не слышал вопросов, устало спросил Богданович своего подсуетившегося зама.
Сам помассировал подбородок, щеки. Нечаянно задел поцарапанный нос, поморщился от боли. Ранка появилась три дня назад, после чего, собственно, и возник в офисе разговор об охране. Но не признаваться же было каждому, что на нос покушались не конкуренты и даже не женщины. Все обстояло намного банальнее. Исполнился год любимому коту Балтике, и Богданович решил отметить юбилей друга по-королевски. Выпил в ресторане свои двести граммов под свежих улиточек с лимоном, потом заказал рижский торт. Дома воткнул в него зажженную свечу, посадил Балтику напротив и стал учить задувать огонь. Или хотя бы гасить пламя лапой. Вместо свечи под когти ошарашенного именинника и попал нос хозяина…
– Что ты умеешь? – словно переводчик или ретранслятор, переадресовал Григорий Григорьевич вопрос телохранителю, спокойно оглядывавшему офис.
– Все, – пожал тот плечами.
Присутствующие в кабинете сдержанно улыбнулись. Они-то знали, как набивают себе цену те, кто не имеет мозгов делать деньги самостоятельно.
– Все, – спокойно повторил кандидат.
Раздумывая над испытанием для самоуверенного новичка, Богданович взял с вазы яблоко. Но поднести его ко рту не успел: Трофимов в стремительном вихре взвился в воздухе, ногой выбил из рук зеленый кругляш. Сам, оттолкнувшись руками от стола, сделал сальто и не только успел встать на ноги, но и поймал падающее яблоко. Посмотрел на него, как Лисица на Колобка, принялся молча сжимать в кулаке. Брызнул сок, сквозь пальцы, словно через мясорубку, полезли зеленые ошметки.
Богданович как замер от неожиданности, так и остался сидеть с открытым ртом. Остальные машинально спрятали руки за спину, словно боясь повторения чего-либо подобного с ними.
Заполняя паузу и давая время экзаменаторам прийти в себя, Белая Звезда вытащил из кармана носовой платок. Вытер руки. Не дождавшись решения за это время, достал нож. Поискал глазами цель. Собравшиеся невольно последовали взглядами за ним и уставились на плечо шефа, на котором новичок, по всей видимости, узрел пушинку и собрался проткнуть ее насквозь.
– Не надо, – остановил «чистку» костюма и даже на всякий случай прикрыл собой начальника кругленький Григорий Григорьевич: он привел охранника, он и отвечает за последствия. А рекомендованный ему Трофимов оказался еще более резвым, чем ему рассказывали…
Богданович отодвинул своего вице, спокойно посмотрел на спецназовца:
– Сколько хочешь получать?
– Я бы хотел, чтобы вначале вы проехались со мной по городу, – выставил свои условия Трофимов, словно в кабинете решалась не его судьба, а зарплата шефа.
Присутствующие замерли в ожидании реакции. А больше всего Григорий Григорьевич, который мог оказаться вышвырнутым вслед за наглецом. Быстро, безумно быстро новая Россия переплюнула социализм в вопросах подобострастия перед начальством. А тут какой-то реликт из тех, прежних времен, качает права…
Но ничего, нормальная оказалась реакция у президента. Даже заинтересованная, давшая перевести дух заместителю и успокоившая остальных:
– Давай проедем…
Трофимов привез кавалькаду с будущим подзащитным… на кладбище. Мимо надгробий из останков самолетов и морских катеров провел всех на современную, недавно открывшуюся аллею, где под роскошными мраморными плитами нашли упокоение самые «крутые» городские авторитеты, «братки» и бизнесмены, убранные конкурентами. С фотографий на пришедших смотрели молодые, все как один улыбающиеся и некогда наверняка довольные жизнью парни.
– Я понял, – отреагировал Богданович. Провел взглядом по фамилиям многих знакомых ему людей, которых не смогли защитить ни миллионы, ни слава и авторитет в уголовном мире. До некоторых плит даже дотронулся рукой. – Увеличиваю ставку вдвое против того, что намеревался дать вначале.
… Первую неделю Юрий Викторович откровенно любовался профессиональной работой телохранителя. Не забывая подхваливать и себя за дальновидность и сдержанность.
Начал Трофимов с секретарши, пересадив ее не так, как ей удобно – вдали у окошка, – а чтобы находилась рядом с дверью начальника. Не защита, конечно, но дополнительное препятствие в случае чего. Затем проверил чердак здания, вылез на крышу. Сбил с нее скобы, зацепившись за которые можно было спуститься к окну шефа на лагах. Лично забрался в канализационный люк, расположенный во дворе офиса, вычертил схему подземных коммуникаций. Закрыл и опломбировал его.
Уж неизвестно под каким предлогом, но посетил в доме напротив все квартиры, из окон которых могли дотянуться до офиса взгляд или выстрел. Установил камеру наблюдения у входа в здание и вывел экран в приемную, обязав секретаршу следить и за ним. Та взвыла, но негромко: благосклонность шефа к новичку пугала, но заставляла подчиняться.
А Трофимов шел все дальше и дальше, вплоть до того, что уговорил Юрия Викторовича купить вторую личную машину с затемненными стеклами. И теперь с работы, деловых переговоров или дружеских вечеринок автомобили выезжали одновременно, разъезжаясь в разные стороны на первом же перекрестке. А когда телохранитель составил списки самых «крутых» в городе, а затем съездил в милицию и представился начальнику отделения, – это вначале удивило, но потом понравилось Богдановичу.
– Откуда навык? – не смог он скрыть своего удовлетворения.
– Иду от обратного: что и как делал бы сам, задумав или получив заказ убрать вас.
– Не глубоко ли берем? Не такая уж я персона, – подразумевая обратное, попытался покрасоваться Богданович.
– Опасность желательно прогнозировать и по возможности отдавать ее милиции, а не подставляться героически под нее самим, – мягко возразил Максим.
– Разумно.
– А теперь я хотел бы услышать от вас о всех возможных недоброжелателях – по коммерции и в личной жизни.
– Таких вроде не осталось. Кто был – тот сплыл, – несколько туманно и загадочно усмехнулся президент.
– Есть! – без доли сомнения и на этот раз жестко, категорически не согласился Трофимов. – Вас опять свозить на кладбище?
Были они одногодки, и, не попади в зависимость друг от друга, при определенных обстоятельствах могли бы и дружить, крутить общие дела, ездить в одни сауны и вызывать одних девочек. Но взаимных интересов, кроме защиты тела, пока не находилось. Да и не испытывали в том особой нужды, потому и старались держать ту дистанцию, которая установилась в самом начале: один платит другому до тех пор, пока жив. Поэтому безопасность охраняемого выгодна обоим.
Подобный расклад проверился достаточно скоро. Заподозрив что-то неладное после одной из вечеринок, Трофимов пустую машину отправил по домашнему адресу шефа, а тому предложил переночевать у себя.
– На товарища Сталина тоже покушались, – в задумчивости произнес подвыпивший, расслабившийся Богданович. Поездка на кладбище все же подзабылась, вокруг его персоны не происходило ничего опасного, что оправдывало бы высочайший гонорар телохранителю, а в офисе шептались о вышедшем на первые роли новичке все громче и нелицеприятнее. – Правда, потом выяснилось, что это были инсценировки товарища Берии, желавшего поддержать свой авторитет.
Сказал и посмотрел в зеркальце, где в узкой блестящей полоске отражались глядящие вперед глаза охранника. После этих слов они сузились, но, верный себе, Трофимов от комментариев воздержался, лишь посмотрел на часы:
– Извините, моя служба у вас на этом закончилась. Остановитесь, пожалуйста, – вежливый на словах, тем не менее сжал колено водителю так, что тот, если бы и хотел двигаться дальше, не смог бы пошевелить ногой. – А вам счастливо добраться, – в зеркальце, не обернувшись, пожелал Богдановичу.
Тот дернулся на заднем сиденье – что за выпендреж, но потом усмехнулся и даже прикрыл глаза: скатертью дорога. Тот, кто платит, не должен никому.
– Больно уж самоуверен, – осторожно внес свои пять копеек в общее недовольство телохранителем водитель, растирая затекшую ногу.
Но первый и пожалел, что взялся подыграть общественному мнению, когда буквально на следующем светофоре их взяли в «коробочку» две «БМВ». Их водители через приоткрытые окна показали ему и Богдановичу – съезжаем на обочину и останавливаемся. И без шуток.
– Остановись, – согласился вмиг протрезвевший Богданович.
Он еще надеялся на свое имя или, в крайнем случае, на недоразумение. Но пистолет перезарядил и о Трофимове тоже вспомнил: слишком открытым оказываешься, когда никто не сидит на переднем сиденье!
– Хорошая ночь, – начали издалека вышедшие из машин водители. Ясно, центровые-основные остались пока в машине. – А еще лучше беседы при ясной луне. Как насчет поговорить по душам?
Ответить Богданович не успел, хотя, если откровенно, еще не придумал, как вести себя: открывать стрельбу на поражение первому, уходить на скорости или все же выяснить, кто и чего от него хочет. Чуть сзади затормозила «Волга»-такси, из нее вылез… Трофимов. Оценив ситуацию, скрестил руки на груди и остался стоять поодаль.
– Вы что-то о погоде? – смог теперь со вздохом облегчения переспросить Богданович.
Водители уловили перемену в настроении жертвы, безошибочно оглянулись на того, кто придал ей уверенность. Максим чуть покачивался, но не от скуки или нервности, а на всякий случай разминая ноги. Уловить смысл в этом движении телохранителя, а тем более понять и оценить его налетчики не смогли. Традиционно пригрозили:
– Езжай, куда ехал.
– Езжайте, куда ехали, – эхом повторил Трофимов. – И вам ничего не будет.
Если самоуверенные испытывают наслаждение от страха противника, то вывести их из себя можно только наглостью. В другой раз Максим наверняка бы не стал накалять обстановку, а тем более доводить дело до угроз. Но стоявшие перед ним были совершенно незнакомы ему, а их вид и намерения не сулили дружеского пикника на лужайке. Поэтому, чтобы узнать врага, и нужно было идти на сближение – курс молодого бойца в спецназе. Засада всегда опаснее открытого боя, а в капкане и медведь становится не страшнее мышонка.
Но пристальнее всех за развитием событий наблюдал из машины Богданович. За себя почему-то в этот миг он особо не волновался – наверное, потому, что и в самом деле еще ни разу его вот так не останавливали и не угрожали, а «Макаров» с патроном в стволе уверенно тяжелил руку. Зато пришло время проверить в действии свой живой «бронежилет» – Трофимова. Хотя, даже если сейчас выяснится, что в каратистских трюках Белой Звезды содержатся лишь крики «дзя» и его отделают как котлету, – Максим останется в телохранителях. За интуицию. И что не бросил, оказался в нужное время в нужном месте.
– Мы ждем, – не тронулись с места водители, хотя и посмотрели непроизвольно на свои машины, где сидели заказчики встречи, вместо беседы вынужденные теперь наблюдать за перепалкой.
Но снова повторилось эхо, и снова в единственном числе:
– Я жду.
– Что?
Руки в карманы, где наверняка таились более весомые аргументы в споре, опуститься не успели, хотя водители и вознамерились это сделать. Не белой звездой, но черным метеоритом Трофимов пролетел через крышу одной из «БМВ». Сделал в воздухе шпагат – но не ради красоты и цирковых аплодисментов, а чтобы одновременно ударить в челюсти обоих собеседников. Получилось все равно изящно и красиво, а потому неправдоподобно. Даже для Богдановича, который что-то подобное видел в самый первый день знакомства. Но тогда нога телохранителя просвистела у носа, а сейчас водители, мотая головами, пытались встать с обочины. Единственное – теперь ничто не мешало противнику добраться до оружия. И они вновь потянулись за ним в карманы.
– В машину, – приказал своему водителю Максим.
Когда жизни угрожает опасность, станешь молиться и на холопа.
– Ко мне домой, – продолжал распоряжаться жизнями Трофимов, командуя водителем и не думая спрашивать совета у президента.
В убогонькой однокомнатной квартирке с разнокалиберной мебелью вначале плотно задернул шторы, потом лишь поставил на пол ночник и включил его. Водителю, поглядывавшему на часы и телефон, предложил отдельный вариант:
– Если хочешь, можешь добираться домой. Но без машины.
Тот задумался, но пока вскипал чайник, запросился в собственную кровать. Проводив его взглядом в окно и дождавшись затем телефонного звонка о благополучном прибытии, Трофимов немного расслабился. Даже вытащил бутылку коньяка:
– Первый раз в моей хибаре, нельзя не отметить.
– Снимаешь? – Президент решил, что после случившегося у них появились все основания перейти на «ты», и первым дал сигнал к этому.
– Авось с вашей помощью куплю когда-нибудь собственную, – не заметил или не принял «подарка» телохранитель, больше занимаясь сервировкой побитого по углам журнального столика, чем отношениями с шефом.
– Купишь. Завтра же, – расчувствовался Богданович.
– Спасибо. Только я люблю зарабатывать деньги, а не брать их в долг. Как заработаю – так куплю.
– Слушай, что ты такой гордый? Не мешает в жизни?
– Зато гордые могут оставаться свободными и независимыми. А это для меня важнее.
– Но я ведь от чистого сердца, в знак признательности, а не…
– У нас нормальные деловые отношения, – продолжал упрямствовать Трофимов. Впрочем, усилий для отказа ему прилагать не приходилось: крутился себе и крутился у стола. – И пусть они остаются такими же.
Если Богдановича в голосе телохранителя поразила убежденность в своей незыблемой правоте, то в себе он снова отметил неприятные штрихи: охранник продолжает ставить условия, и он вынужден в который раз подчиниться им…
– Выпьем, – сминая раздражение, потянулся он к бутылке. – Только смотри, чтобы успел заработать. А то вот возьму и махну жить в Австралию. Почему-то захотелось туда.
После первой, без тоста и обязательств, рюмки Богданович тут же наполнил по второй. Придерживая свою стопку за разлапистое донышко – прием из фуршетной практики, когда в одной руке нужно удержать и тарелку, и бокал, – прошелся по комнате. Остановился у серванта, заполненного в большинстве своем книгами по Востоку. Перед ними лежала косичка с вплетенной красной лентой, и Богданович даже потрогал ее пальцами – настоящая. Повернулся к телохранителю.
– Если верить легенде, красная нить ведет к золоту Колчака, – пояснил тот.
– Куда?
– К монастырскому тайнику, где в двадцатых годах последними белогвардейцами спрятаны остатки царского золота.
– А почему ты тогда здесь, а не там?
– Не особо верю. Да и не так все просто, как кажется на первый взгляд.
– Не-ет, расскажи, – Богданович вернулся в кресло, обновил в рюмках спиртное.
– Было бы что, – махнул рукой Максим.
– Не-ет, я здесь гость, а гостю нельзя отказывать, – продолжал настаивать Богданович.
Скорее для того, чтобы завершить неожиданно возникшую тему, Трофимов быстро проговорил:
– Где-то между Владивостоком и Хабаровском действовал в свое время мужской монастырь, через подземные ходы которого колчаковцы уносили остатки золота своего атамана. Чтобы оторваться от красных, пришлось несколько ящиков со слитками замуровать под землей.
– Откуда знаешь? – Богданович и не пытался скрыть волнение и заинтересованность. Осторожно проверил: – Наверное, сказки.
Телохранитель пожал плечами: может, и сказки.
– Говори-говори, – не желал расставаться с тайной гость.
Максим опять пожал плечами, потом как о ненужном лично ему рассказал:
– Человек, который прятал золото, отдал мне перед смертью свою косичку с обозначением тропы.
– Слушай, едем в Хабару! – Богданович перевел взгляд на сервант. Даже вновь встал, чтобы убедиться в наличии косички.
– А как же Австралия? – Трофимов отпил глоток, дотянулся до апельсинной дольки. Издали с прищуром посмотрел на президента. Как легко взять богатого в руки…
– Успеем, – уже начал распоряжаться будущим Юрий Викторович. – Уезжать нужно с деньгами, нищих нигде не любят.
– Спасибо, но… Я люблю и признаю реальности. Тем более, что вместо монастыря там сейчас военный санаторий и что-то сверхсекретное противовоздушное. Я уже узнавал. Не подпустят и близко.
– Жаль, – Богданович на этот раз даже приподнял косичку за замасленную ленточку. – А то бы в один присест… Ладно, где спать уложишь, начальник?
– Вам – на диване.
– А ты, конечно, как гордый и деликатный, – на полу?
– Не привыкать. На этот случай у меня спальный мешок имеется. Извините за неудобства, но… лучше проснуться живым на помойке, чем навеки уснуть в шикарном гробу. Так говорил один мой знакомый в спецназе, простите за натурализм.
– Ничего, я полностью согласен с вашим другом. – До президента наконец дошло, что Трофимов так и не принял сближения, и он вернулся к традиционной форме общения. – Да, и насчет списка потенциальных врагов и конкурентов. Вы правы, его обязательно нужно составить. Утром займемся.
Перед сном Богданович еще раз, но теперь уже тайно, когда Максим умывался в ванной, внимательно осмотрел косичку. Даже провел пальцем по красной ленточке, то подныривавшей под пучки-реки, то тянущейся по одному краю, то перехватывающей сразу всю косичку. И долго потом ворочался.
– Непривычно? – почти угадал Максим.
Юрий Викторович чистосердечно соврал, тут же поверив в придуманное:
– Кот дома один. Не впервой, конечно, ему, но каждый раз жаль. Надо кому-то отдать, что мучить живность. Возьмешь? – Он продолжал чувствовать и считать себя хозяином и потому путался в обращениях.
– Нет. У меня за спиной только то, что могу защитить и сберечь.
– Счастливый. А здесь…
Богданович не стал развивать тему, поворочался еще немного и наконец притих. Услышав его мерное дыхание, позволил себе закрыть глаза и Максим.
