Иви Тару
Железная роза, рябиновый гребень. Дар водяницы
Глава 1. Недосказанные сказы
Хорошо бежать по траве, когда мягко стелется та под ноги, сверху солнышко пригревает, а от нагретой солнцем земли пахнет свежими всходами. Но не до красоты той, что бежит не чуя себя. Дальше, дальше… убежать от зла, предательства, от лиходея. Да куда тут убежишь?
Куда денешься, если самый родной и близкий человек, такое с тобой сотворить затеял, что и врагу злейшему не пожелаешь?
Пот заливал лицо, ветки растрепали косу, уж давно сбросила беглянка плат, что голову покрывал, только и успевала лицо рукой прикрывать, чтоб ветки глаза не выбили. Да и пусть изуродуют, все равно недолгий век ей коротать осталось, так какая разница?
Усталость взяла свое, девушка остановилась, тяжело дыша. Оперлась рукой о березку. Посмотрела наверх. Вот сук, удобный такой, наверное, крепкий. Рука ее потянулась к поясу. Пояс крепкий, тканый, родными руками сделан, пусть сослужит последнюю службу. Рыдания разорвали горло. Меж макушками деревьев проглядывало небо, голубое сегодня, безоблачное. И солнышко ласково осушало слезы. Нет, еще есть время, еще можно пожить, подышать, пусть сердце и бьется внутри испуганной птахой.
Да, дышать, дышать и… бежать. Она услышала или ей показалось, что слышит, слышит конский топот позади. Далеко ли близко ли? Не видно ничего сквозь деревья, но страх уже толкнул в спину, увлек дальше, дальше. Туда, к реке. Пусть примет ее прохладная волна, убаюкает, утешит.
***
Стольный град Вольск, княжество Вольское
Плохой день выдался у князя Вышемысла. Новости гонцы привозили одну хуже другой. Великий Князь Буйтурского княжества Боремир опять походом на соседей пошел. В этот раз Черновское княжество разорил, селения пожог, полон богатый взял. Сам князь Черновский Умил погиб, семья его в бега подалась.
Княгиня Заслава от таких вестей побледнела, прижала тонкие пальцы к вискам.
– Скоро и наш черед придет.
Хороша была княгиня, хоть и родила князю двоих сыновей и дочку, а все лицом бела и щеками румяна. Дочь в нее пошла. Краса ненаглядная. Глаза как озерца лесные, брови соболиные, коса – пшеница спелая. Князь тихо застонал. Заслава тревожно оглянулась, дала знак челядинцам, те вышли, затворив за собой двери.
Знала княгиня планы мужа, знала, да перечить не смела. Ведь не для себя решение страшное муж принял – для народа, иначе гибель и разорение всему княжеству. Вышемыслу престол богами даден не только для того, чтобы лебедей жареных вкушать, а еще и простому люду отцом и защитником быть.
Вольское княжество недаром Вольским называлось. Люди тут жили в ладу с собой и богами. Предки их место для поселения хорошее выбрали: в долине меж двух полноводных рек. Так что с востока и запада вода рубежи защищала, а с юга пологие холмы в горы переходили. Оттуда прибывали южане, но все больше по делам торговым, чем военным, особенно после того, как получили несколько раз достойный отпор.
С севера же постоянно подвоха жди. Там Великий князь Боремир все вотчину свою расширить мечтает, чтоб все окрестные князья не просто его главенство признавали, как сейчас, но и дань большую платили. Рать у Боремира большая, обученная, хорошо вооруженная. Трудно с ней тягаться будет, а что день этот придет Вышемысл не сомневался.
Давно он лелеял мысль собрать свое войско. Та небольшая дружина, что сейчас есть, это лишь в полюдье1 ходить, да по рубежам дозоры держать. Хотелось же ему, чтоб крепости у него по всем сторонам света стояли, чтоб ратники там денно и нощно сидели, и никто на его земли просто так пройти не мог.
Крепости-то настроить недолго, и людей хватает, кто на службу княжью с радостью пойдет. Вот где оружия столько взять? Оно из воздуха не берется. Кузнецы есть, умельцы всякие, что кольчуги, бармицы, наручи, мечи, луки и сулицы делают. Мастера-то найдутся – вот с железом беда.
Кончалась в Вольском княжестве руда болотная. Вроде и много их, болот в округе, а вычерпали все за века. Новое когда нарастет? В прежние времена железной руды в горах, что на юге, много добывали. Оно и проще и железо из нее прочнее выходит. Но прошли те добрые времена. Время от времени ходили рудознатцы на поиски, но все возвращались ни с чем. Один из них, Бойко, так рассказывал:
– Будто водит кто. Вот явно тут оно, чую прям, – при этом он шмыгал мясистым обветренным носом, – а раз, и нету ничего. Будто хозяин горный не дает.
Вышеслав ничего на это не сказал. Знал, знал, что прав Бойко. Есть у горы хозяин. Он и не дает. Еще прадед князя с хозяином этим, а может, с родичем его, поссорился на века. Было дело. Повадился крылатый змей, что в горе живет, девку ежегодно себе в жены требовать. И куда ему столько? Или ел он их, как наскучат? Взамен давал руду железную, золотые жилы открывал, камней самоцветных позволял искать. Но потом пришла очередь княжны Красимилы в жены змею идти, и тогда богатырь Светозар взял, да и сразился с супостатом, срубил ему поганую башку, княжну домой воротил, сам на ней женился, князем стал.
Вышеслав посмотрел в окно на знамя, реющее на угловой башне: змей, пронзенный мечом под ногами всадника. Да, прадед Вышеслава храбрым витязем был, только подвигом своим княжество изрядных богатств лишил. Не сразу, но погодя, стали оскудевать земли Вольские. Хорошо хоть реки кормили, белорыбицу из Корзы во всех княжествах охотно покупали, жемчуг, что в реке Весе добывали, тоже доход приносил. Ну, а железо да злато с серебром у соседей купить можно. Только сейчас этого железа столько надобно, что сразу вопросы у тех же соседей возникнут – зачем да на какие цели.
Если ж не покупать, не вооружаться, на милость богов надеяться, то и жди, что того и гляди запылают избы от вражеских огненных стрел.
Выход из этого был, но такой, от которого Вышеслав по ночам спать не мог, а как решение принял, так и есть почти перестал. Но раз слово княжеское дал, то держать должен.
Двери распахнулись, вбежал окольничий Нелюд. По тому как он сразу кинулся ему под ноги, князь понял, что плохие новости на сегодня еще не закончились.
***
Деревня Корза, княжество Вольское
Глаза у Вольши слипались, но так хотелось дослушать кощуну бабки Ненилы, что пришлось откусить заусенец, что с утра не давал покоя. Помогло. Посасывая ноющий палец, Вольша подпер второй рукой голову.
–… а и говорит ему девица-водяница, ай, не губи ты меня добрый молодец, любое твое желание выполню. Хошь злата дам, хошь девку, княжью дочь, в жены…
Вольша не удержался и фыркнул. На него зашикали – не мешай слушать. Ненила подняла глаза, туда, где с полатей торчали лохматые головы.
– Что, Вольшенька, не люба тебе моя сказка? – усмехнулась Ненила. Руки ее при этом продолжали тянуть тонкую нить кудели, мотать на веретенце.
– Нравится, – подал голос Вольша, – ловко он ту девицу поймал! Только вот желания глупые у него.
– Откель знаешь глупые они или нет?
– Кто ж княжью дочку замуж-то пожелает по доброй воле? Она ни прясть, ни хлеба испечь не сумеет. Возись с ней потом, – Вольша снова фыркнул.
Ненила всплеснула руками, остановив работу.
– Вот же умный какой! Раз так, сам сказку сказывай, а я спать. Завтра с рассветом на покос вставать.
Погасила лучину и протопала к себе в чуланчик за печкой. Парни на полатях завозились, Вольше больно прелетело в бок.
– У-у-у… не дал сказку дослушать, – буркнул Ждан. В этой печной ватаге он был старшим. Первый сын отцова брата, стрыя, стрыйчич стало быть Вольшин.
Вольша отполз подальше. Связываться со Жданом не хотелось. Кулаки у того здоровые, а ум маленький. У Вольши кулаки, пожалуй, не меньше, но не дело потасовку с детьми хозяина дома зачинать.
Вот с Радимом, вторым стрыйчичем, своим одногодком, Вольша дружил. В летнюю пору, когда семье брата требовалась помощь в покосе, отец приезжал на несколько дней, хоть и работы в кузне всегда невпроворот. Но кузнец Годим родственные связи свято чтил и Вольшу с собой всегда брал, как сам говорил, чтоб тот не только молотом махать умел. На самом же деле опасался единственного отпрыска дома одного оставлять, с его-то неугомонным нравом
– Дурак ты, Вольша, – смеялся Ждан, устраиваясь на самом удобном месте, – Еремей-то на княжне женится, да сам князем станет. То-то хорошо: лежи себе и лежи, ничо делать не надо, за тебя слуги работают. Уж я бы…
Пока Ждан мечтал о княжеской беззаботной жизни, Радим потянул Вольшу за рукав.
– А ты чего б пожелал?
– Ясно чего. Самым лучшим ковалем на свете стать. Чтоб все тайны железа открыть…
– Ну, для этого не надо водяницу просить.
– А кто мне секреты железа откроет, кто залежи руды покажет? Отец давеча сетовал, что все меньше и меньше болотной руды добывают, а в горах есть, но как найти-то? Вот и думаю я…
Вольша задумался, а когда хотел продолжить, понял, что Радим уже спит крепким сном. Он и сам подложил под щеку ладонь, шершавую, с крепкими мозолями от молота и клещей. Ничего, уж он найдет способ до руды добраться. Пусть хоть и водяницу поймать придется.
***
Стольный град Вольск
Сенные девки носились по светлице, как оглашенные. Княгиня не обращала на суету внимания, сидела с каменным лицом.
– Зеркало подай, – велела негромко.
Селишка, одна из девок, тут же подбежала, принесла блестящую пластину в оправе из драгоценных камней.
Из зеркала на княгиню глянуло бескровное лицо с запавшими темными глазами.
– Румяна принеси.
Селишка метнулась за шкатулкой с притирками, белилами и румянами, что женской красоте всегда в помощь.
Княгина прикрыла глаза, пока румянили щеки, сурьмили брови, причесывали, потом оттолкнула девок, встала.
– У себя ли князь?
– У себя, у себя, – поклонилась Селишка, прибирая шкатулку, – весь день гонцы к нему так и снуют, так и снуют…
Княгиня стиснула платок руками. Одинокая слеза скатилась по нарумяненой щеке. Княгина вытерлась платком, оставляя на нем красные разводы.
– Умыться дай!
Новый приказ заставил Селишку подпрыгнуть. Заслава тщательно умылась, стерла румяна, белила, сурьму, сняла кику в самоцветах и жемчуге, подвязалась шелковым платом поверх волосника, по-бабьи. Осенила себя занком Макоши.
– Ты прости, помоги, Макошь-матушка, – прошептала она. – Это нам в наказание, что кровинушку родную не сберегли.
Потом повела плечами, вздохнула глубоко и пошла по переходу из женской половины в княжьи хоромы.
Вышемысл сидел на лавке, крытой медвежьей полостью. По обе стороны от него стояли сыновья, почтительно склонив головы и внимательно слушая.
Оба вскинулись на скрип открываемой двери.
– Ты прости, княже, что без спроса вхожу, от важных дел отвлекаю. – Заслава поклонилась князю, слабо улыбнулась сыновьям. Те бросились к ней, подхватили под руки, кресло с удобной спинкой подвинули.
– Здорова ли, матушка? – в голосе младшенького сыночка Хотимира, Хотьши,звучала тревога.
– Нам утром доложили, что занемогла ты, – пробасил Мечислав.
Старшой. Наследник. Если будет, конечно, что наследовать.
– Не время болеть, – Заслава погладила Хотьшу по волосам. – Князь, что слышно? Сердце мое болит, беду чует…
Вышеслав шумно втянул носом воздух. Молчание его послужило ответом.
– Все отряды вернулись ни с чем, – сказал Хотьша. – Шли по следам, шли, а потом, как в воду те канули…
– Теперь мы поедем, – Мечислав встал.
Ему в случае неудачи больше всего потерять придется. Отец с матерью-то пожили, повластовали, а ему и вовсе не доведется, если так дело повернулось.
– Да, матушка, – Хотьша поклонился матери, потом отцу, – батюшка, не вернемся, пока не разыщем супостата, что сестру нашу схитил.
Заслава ничего не сказала, обняла каждого, осенила обережным знаком. Дверь за ними закрылась. Вышеслав на нее не смотрел. Да, всей правды он сыновьям не сказал, но может, то и к лучшему.
Глава 2. Не всем девицам нравятся розы
Деревня Корза, княжество Вольское
– Эй, селяне, кончай работу!
Крик старосты послужил сигналом, работники потянулись к шалашам, где стряпухи кашеварили возле костров. Полуденное солнце уже давно нещадно кусало косарей за щеки и носы.
Вольша заканчивал окашивать край поля, когда отец с дядькой уже расположились в тени под деревьями и вовсю орудовали ложками.
– Хорошего ты парня вырастил, брат, – сказал Дубыня. – И все ж зря второй раз жену не взял. Без бабы в доме ладу нет.
Годим усмехнулся в усы. Что ж, поделать, коль больше ему по нраву никто не пришелся, а ради каши да пирогов с немилой жить, это уж увольте. Ничего, справились же. Парень-то и правда на загляденье, но хвалить – лишь портить, да всякую нечисть привлекать. Поэтому он насупился, вздохнул.
– Хороший, дурной только. – Годим посмотрел туда, где Вольша размеренно махал косой. Вжих-вжих, вжих-вжих!
– Да ладно тебе на парня наговаривать, вон, смотри, косая сажень в плечах. Мы упахались, а ему всё неймётся.
– Да сила дана, а ума не нажил. Скоро князь приезжает. Хочет на мечи и сулицы посмотреть, что по его заказу делаю. Этот же олух вместо того, чтобы мне помогать, дурью мается. Знаешь, что сотворил на днях?
– Вольша, а Вольша, ну-ка подь сюда! – голос Годима прокатился над лугом.
Вольша поднял косу, пучком травы отер лезвие и двинулся к родичам.
– Ну-ка, покажи дядьке-то, что учудил вчера. Да давай, давай, не стесняйся. Я же знаю, что при тебе оно.
Дубыня смотрел с любопытством, ему тоже хотелось посмотреть, чем таким занимается братанич2.
Вольша нахмурился, но руку за пазуху сунул, покопался там и вытащил нечто замотанное в тряпицу. Развернул.
Дядька коротко присвистнул:
– Это что ж такое-то у тебя? Ну-ка, дай посмотреть.
На ладони у Вальши лежала роза с тонкими лепестками на стебельке с небольшими шипами и двумя листочками с зазубринками, всё как у настоящей, только была та роза железной.
– Вот видишь, я же говорю, дурью мается. Железа на мечи не хватает, а он цветочки тут делает. Князь приедет, что ему скажу? Извини, князь батюшка, на мечи не хватило, всё на розы ушло?
Дубыня взялся за стебелек, повертел перед глазами, потрогал пальцем лепестки, листики и протянул обратно Вольше.
– Ты, парень, как умудрился такое сотворить? Это же не каждому дано. Тут работа тонкая, тут понимать надо.
Отец с неудовольствием скривился, зыркнул на Вольшу, который уже прятал розу за пазуху
– Так, ты мне парня не порти, не для того я его кузнечному делу обучал. Приемником он мне должен стать, а коли хочет ерундовиной заниматься, пусть тогда доброе железо не портит.
– Бать, ну что ты завёлся из-за куска железа? Ржавая то была коса, я и взял-то осколочек.
– Ты мне тут поговори!
Нрав у Годима, несмотря на имя, означающее «примиритель», был крутенький, вспыльчивый, а плечи такие, что он в дверной проём не во всякий войти мог, если боком только. Вольша примолк, насупился и сел на траву, взял краюху хлеба, кружку с квасом и начал прихлёбывать, неторопливо жуя.
– Жениться тебе парень пора, вон вымахал дылда какая. Тебе годков-то сколько уже?
– Девятнадцатый идет, – ответил за него отец. – Рано не рано, а пусть сначала ремесло освоит. Женитьба дело нехитрое.
Дубыня промолчал только посмотрел на Вольшу со значением. Брат, конечно, в своём праве, но парень удался действительно на славу, и коваль он был хороший уже сейчас. Многие его изделиями пользовались и не уставали нахваливать. Но всё же мысль женить братанича засела в голове. По другую сторону от шалаша слышался женский смех. Густой и сильный девичий голос выводил песню. «Ой, косонька-коса, ты коси пока роса…»
– Слышь-ка, то Купава наша поёт, видишь, голосина какой! А работница какая! Да ты же помнишь её наверняка, Вольша? – Дубыня сунул кусок кулебяки в рот и запил квасом. Купава, как доподлинно знал, давно по парню сохла.
Годим план брата угадал, посмотрел с усмешкой, утер намоченные квасом усы, отряхнул бороду от крошек, взъерошил пятерней волосы.
– Так Купава-то нам не подойдёт. Она же чья там дочь?
Дубыня почесал затылок, что-то прикинул про себя.
– Так это к Зимавцу надо, он всё знает, кто кому родня и в каком колене. Но близкого родства нет, это я тебе точно скажу. Ну, ежели Купава не подойдёт, так другую подберём. У нас девок красивенных… – дядька проглотил скабрезное слово, которое уже готово было вырваться из его рта.
Вольша встал, отряхнул порты, поправил кушак и пошёл в сторону рощицы.
– Эй, ты куда?
– До ветру схожу, – буркнул парень.
– А, ну давай. Смотри только, чтобы водяница тебя там за зад не схватила. У нас тут видишь завелась одна.
Вольша вернулся. Засунул руки за пояс, посмотрел с недоверием, что за сказки дядька рассказывает, не бабка Ненила же.
– Что, Вольшенька, испугался? Да я ж правду говорю, уж какое-то время замечают на реке девицу. Сидит на камне, волосы расчесывает и песню поёт. И такая песня, что не оторваться, так бы слушал и слушал. Спыня с месяц назад еле живой ушёл, говорит, что уж по шею в воду забрёл. Каким-то чудом на берег выбрался.
Отец нахмурился, не любил он сказки, что от работы лишний раз отвлекают.
– И что, откуда взялась?
– Да говорят, с Верхней Корзы пришла. Омелела там река, что ли, вот она к нам и приплыла. Да и у нас в этом году воды не густо, в иных местах и вброд перейти можно.
– Так, а с чего речка обмелела?
– Кто ж его знает? Никто с верховьев к нам не приходил. Да и нам к ним идти пока незачем, а просто так ходить да вопросы задавать, времени ни у кого нет, сам знаешь.То вспашка, то посев, то зажинки.
Вольша хмыкнул, повернулся и пошёл в берёзовую рощицу. Пройдя её, вышел на берег Малой Корзы. Ополоснул руки, умыл лицо, пригладил волосы. Вода за день прогрелась и томно плескалась. Вольша развязал кушак, стянул рубаху, быстро огляделся, – нет ли кого в кустах, – и скинул порты. Расправил плечи, потянулся. Натруженное за день тело приятно ныло. Ступил ногами в речную воду, от его ступней прыснула в стороны стайка мальков. Пальцы погрузились в речной песок, он пошевелил ими, взбаламутил воду и побежал, ухая от приятной прохлады.
Плавать Вольша умел. Его, ещё трёхлетнего, отец вывез на лодке на середину реки и как щенка кинул за борт. Вытащил потом нахлебавшегося воды, испуганного и в то же время счастливого, потому что вода, которая грозила гибелью, внезапно вытолкнула его на поверхность к солнцу и всё время, что он отчаянно молотил руками, поддерживала под живот, не давая опуститься в глубину. Отец тогда сказал, что вода его любит, и это хорошо.
Вольша нырнул, поплыл под водой с открытыми глазами, разводя руками длинные тонкие стебли донной травы. Мимо проплыла рыба, посмотрела на него огромными выпуклыми глазами, махнула хвостом и юркнула в заросли. Парень вынырнул, откинул со лба прилипшие волосы, перевернулся на спину и раскинул руки, покоясь на воде. Наплескавшись и нанырявшись, поплыл широкими саженками к берегу, но, когда ноги уже крепко стояли на дне, замер.
На камне, где он оставил одежду, сидела девица, поджав одну ногу к груди и опершись об нее подбородком. Вольша замер. Вот принесло её, как на берег-то выходить, голышом? Девица смотрела на воду, склонив голову и свесив набок длинные спутанные волосы. Лицо её казалось грустным, глаза печальными, да и вся она была какая-то тоненькая, как тростиночка.
– Эй, – окликнул её Вольша. —Ты кто?
Девица подняла голову и словно только сейчас увидела парня. Глаза её округлились, она смотрела на него, а потом губы тронула слабая улыбка.
– Здравствуй молодец, – голос у неё был довольно слабенький, тоненький, совсем не такой, как у Купавы. – А ты кто такой будешь? Не из наших, наших я всех знаю.
– Я с отцом на покос приехал дядьке помочь. С Верхних Бродов мы. А ты чья же дочь? Я тебя вон на покосе утром не видел.
– На покосе? – Девушка рассмеялась, словно ручеек зажурчал. – Я на покос не хожу, – вздохнула и откинула с лица волосы.
Вольша посмотрел и решил про себя что да, много ли такая наработает, ей, поди, и косу то не поднять.
– Ну что ты застрял там? Давай, выходи. Садись на камешек, он тёплый, солнышко его нагрело, то-то хорошо.
Вольша замялся. Девица нахмурилась.
– Да что ты, боишься меня, что ли?
Вольша дёрнул плечами.
– Тебя? Вот дурная. Ты это… Отвернись-ка. Ненадолго.
Девица посмотрела на него ещё раз внимательно и улыбнулась с пониманием.
– Ой, какие мы стеснительные. Ты ещё и не целованный, поди?
– Иди ты, – Вольшу кинуло в жар, и он скорее опустился в воду по самые уши.
Помогло плохо, лицо всё ещё горело. Но девица встала с камня, оправила длинную белёную рубаху, простую, без всяких вышивок и даже без пояса, отошла на два шага, отвернулась, перекинула волосы на грудь, принялась пальцами разбирать спутанные пряди. Вольша быстро выскочил на берег, отряхнулся по-собачьи, разбрасывая ворох брызг. Попрыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину, и чуть не шлёпнулся. Не успел порты натянуть, девица вдруг обернулась, окинула его придирчивым взглядом, словно оценивая, и, видимо, осталось довольна.
– Ай, красив же ты, молодец! Как же зовут тебя?
– Вольша. А тебя как звать-величать?
– А как тебе нравится, так и зови.
Она сделала шаг, а потом еще и еще. Розовый язык облизнул тонкие бледные губы. Вольша невольно попятился.
– Да что ж ты робкий такой? Не бойся, не обижу.
Прохладная рука легла на его обнаженную грудь, и голова у него сразу закружилась. Он и опомниться не успел, как девица уже прижалась, шею руками обвила, на цыпочки приподнялась и впилась в его губы поцелуем.
Целоваться Вольше доводилось, и что после поцелуев между девкой и парнем бывает тоже знал. На Купальскую ночь и не такое видал, да и сам за девками меж костров гонялся. Но этот поцелуй вывернул его нутро наизнанку, он задохнулся, с трудом оторвался от нее, глотнул воздуха.
– Как все ж зовут тебя? – выдавил он, увлекаемый ею на землю.
Она нависла над ним, смотрела в лицо жадно и с какой-то тайной надеждой. Глаза ее, странно менялись, из ярко-зеленых стали болотного цвета, а потом и вовсе пожелтели.
– Крижана, – шепнула она и потянулась к нему губами, а руки ее потянулись вовсе в другое место.
Ее волосы накрыли его с головой, и он почувствовал слабый запах тины. Он обхватил ее за плечи, чуть приподнял и внимательно вгляделся в лицо.
– Крижана, говоришь? Ягодка, то есть?
– Она самая, она самая, – девица все наваливалась и наваливалась, и ему стало трудно дышать. Он еще успел подумать, что весу в ней на вид не больше трех пудов, а тяжела, как бочонок с медовухой.
– Пойдем купаться, – задыхаясь, предложил он, почти теряя сознание.
– Что? – удивление ее было так велико, что вес куда-то вдруг делся, и Вольша ужом вывернулся из-под нее.
– Куда? – взвизгнула Крижана. – Не-е-ет! Ты мой!
Вольша вскочил было, но порты, гашник которых он так и не успел завязать, свалились с его бедер, он не удержался на ногах и грохнулся на землю спиной. А девица уже ползла к нему на четвереньках, облизывая губы, которые на глазах темнели, приобретали бурый цвет, и сама она из беленькой, гладенькой становилась все зеленее и зеленее. Чистая кожа покрывалась бородавкам и наростами, густая слизь текла по шее и капала на землю.
– Сгинь! Сгинь, тварь! – орал Вольша, отпихивая ее ногой, но куда там…
Словно цеплючий вьюн, Крижана ползла по его телу, перебирая руками, все выше и выше, и выше.
«Матушка, родненькая, хоть ты и покинула меня маленьким, помоги, защити!», – взмолился Вольша, зашарил по земле руками, в попытке нашарить камень или хоть палку.
Пальцы ухватили что-то небольшое, мягкое, но ему уже было все равно, лишь бы чем отгородиться от раззявленного черного рта, что надвигался на него, и он сунул это в открытую пасть чудовища. Кривые зубы схватили кусок тряпки, сомкнулись…
– Уи-и-и-и! – визжала тварь, катаясь по земле и отплевываясь от того, что попало ей в рот.
Вольша вскочил, не обращая внимания, на сползшие штаны. Схватил тварюгу, накрутил волосы на руку, нагнулся, поднял то, что выпало из свертка.
– Стой! Пощади! – взвыла Крижана, дергаясь будто ее лупили палками.
Вольша посмотрел на железную розу в руке и тряхнул тварь.
– Что, не понраву тебе железо, красавица? Ну-ка, отвечай, кто такая, пошто тут добрых людей пугаешь?
– Кри-жа-а-на я, – прохныкала зеленая тварь, – водяница. Не губи меня. Отпусти. Клянусь, не трону тебя никогда больше.
– Меня нет, а других? А подвешу-ка я тебя вот сюда, на солнышко, на сучок, пусть тебя, зеленую, посушит.
– Ай, нет! – крутилась и вырывалась водяница, но Вольша тыкал ее розой то в плечо, то в грудь, и она постепенно присмирела, перестала дергаться, опустила руки и повесила голову. – Твоя взяла. Проси, что хочешь. Выполню любое желание.
