Иви Тару
Железная роза, рябиновый гребень. Дар водяницы
Глава 3. Уговор дороже денег
Водяница хныкала, Вольша продолжал удерживать её за волосы и одновременно натягивал порты. Завязать гашник3 одной рукой оказалось несподручно, а отпустить водяницу страшно – а ну как деру даст. Крижана повернула голову, посмотрела выпученными рыбьими глазами, зелёные губы растянулись в улыбке.
– Дай помогу, Вольшенька. – Её рука потянулась к гашнику.
Вольша отпрянул, отклячив зад.
– Эй-эй, ну-ка, не балуй.
– Вот ты какой недоверчивый, думаешь, обману?
Именно этого парень и опасался. Эх, жаль бабкину сказку вчера не дослушал, чем там дело у них кончилось. Водяница дернула плечиком.
– Может, отпустишь, посидим рядком, да поговорим ладком?
– Не отпущу, пока не поклянёшься, что желание моё выполнишь.
Крижана посмотрела с укором.
– Вот ты какой… И чем же тебе поклясться? Отцом с матерью? Так нет их у меня, детушками малыми? И тех нет.
– Клянись светом белым, да водицей чистой. Чтоб не плавать тебе в речке и на свет белый не глядеть, ежели обманешь.
Вздохнула водяница, утерла кулачком глаза.
– Эх, твоя взяла. Клянусь светом белым, водицей чистой. Не видать мне ни света белого, ни водицы чистой, если кузнецу Вольше желание не исполню. Ну, что? – плаксиво проныла она, – Доволен, теперь отпустишь?
Вольша разжал руку и сделал шаг назад, торопливо завязал гашник, нагнулся за рубахой. Крижана сидела на корточках и убегать вроде не собиралась.
– А ты не могла бы… ну, это… – вернуть как было, – он провёл рукой по лицу.
– А что, не нравится? – Крижана поднялась на ноги и пошла ему навстречу, по дороге меняясь, возвращая человеческий облик. – Ладно, ладно, я ж не со зла, у кого хочешь в деревне спроси, ни одного до смерти не утопила. Что пугала, то верно. Одиноко мне тут одной, вот и маюсь. Ну давай, какое у тебя желание? Хочешь жениться на самой распрекрасной деве? Дочку княжью тебе сосватаю: так влюбится в тебя, что свет не мил ей станет.
Вольша молчал, медленно с расстановкой прилаживал пояс, оправлял рубаху, рукава, ворот, потом принялся наматывать портянки да сапоги надевать – кожаные, со столичной ярмарки привезенные, сносу им нет, если торговцу верить.
– Ой вижу, не нужно тебе. Тогда богатым тебя сделаю. Думаешь, не смогу? А знаешь ли ты, кузнец, сколько на дне речном всяких сокровищ спрятано? Да-да, как потонет купец какой, так всё его богатство на дно и ложится, а собирать некому. Всё тебе принесу, богаче князя станешь. – Крижана вгляделась в лицо парня и растерялась: – Так что тебе надобно, не пойму?
Вольша, наконец, закончил с одеждой, присел на камень, Розу свою железную в руках держал, смотрел на неё словно и не видел раньше.
– Вот, – показал он цветок водянице, – хочу я таким ковалем стать, чтобы лучше всех, чтобы такие вещи уметь делать, чтоб дух захватывало.
Водяница хихикнула и всплеснула руками.
– Ай, глупости говоришь какие. Ты ли не мастер? Железный цветок, как живой, сделал и ещё каких-то умений просит. Хоть бы не гневил богов! – Крижана помолчала, потом снова вгляделась в его лицо. – Вижу, вижу, есть у тебя желание. Самое заветное. Вот его и говори.
Вольша тяжко вздохнул, положил руки на колени, ещё раз посмотрел на розу
– Права ты, Крижана-ягодка, есть у меня желание, истинное, не знаю, как и подступиться к нему. Хочу я все тайны железа узнать: где лежит, как добыть, как выплавить, чтоб из железа того мечи харалужные получались не хуже, чем буйтурские, чтоб гнулись, не ломались, не тупились. Крижана посмотрела на него с уважением.
– Вот это желание, вот это я понимаю. Только и выполнить его не смогу, уж не обессудь.
– Значит, клятвы твои не стоят ничего? Так и думал.
– Стоят, – Крижана снова принялась перебирать волосы, – стоят. Видишь, как косоньки мои спутались? Нет у меня гребня частого, волосы расчесать, в порядок привести. Могу я желание твоё исполнить, но для этого надо мне волосы каждый день у воды чесать. Такова уж сила моя, в воде да волосах. Только ты, Вольша, эту тайну никому не открывай. Я тебе как родному доверилась.
Вольша почесал затылок, хмыкнул.
– Что, правда, гребень нужен? Ну так я тебе из деревни любой принесу. Скажи, какой хочешь?
– Какой хочешь, не нужен, нужен мой, из дерева, что ни живо, ни мёртво. Силой тот волшебной обладает, волосы мои бережёт, а в них и сила моя волшебная живёт.
– Ну и где я тебе этот гребень добуду? Сама потеряла, а меня на поиски отправляешь?
– А что делать прикажешь, сама-то не могу. Гребень мой царь водяной забрал. Была я ему женой, любимой, между прочим. Привечал он меня, гребень вот подарил, чтоб краса моя девичья не вяла, а сила волшебная пребывала. Только ослушалась я его, без спросу из речки своей сюда перебежала, он и осерчал. А что мне делать прикажешь, если заводь моя заболотилась? Лягушек в ней развелось, не протолкнуться. Вот я и ушла сюда, и так мне тут нравится… Люди тут хорошие, а какие песни поют? Я давеча на берёзке сидела да слушала, то-то хорошо. Только вот без гребня плохо мне. Краса моя вянет, сам видел.
Вольша невольно вздрогнул, а водяница тихонько рассмеялась.
– Так что сходи, Вольша, к царю водяному, попроси у него гребень мне вернуть.
– И как я с царём водяным разговаривать буду? Так он меня и послушает! Прогонит, а ещё лучше в воду утащит. Думаю, что специально меня на смерть посылаешь. Ведь помри я, тебе и клятву держать не надо. Хитра ты, смотрю.
Водяница закручинилась, даже слёзки побежали у неё по щекам. Если б Вольша не видел Крижану в истинном обличье, никогда бы не подумал, что девка не настоящая.
– Я ведь не всегда такая была, когда-то и я по лугам ходила да песни пела, веночки плела, на Купалу по реке пускала, на суженого гадала. Только плохо нагадала. Суженый мой другую полюбил и с ней под венец пошёл. Ну, а я с горя вот, – Крижана кивнула на воду. – Знаешь, что царь водяной всех непросватаных девиц себе в жёны берёт? Их у него много, нас то есть. Но меня он любил, даже баловал, гребень вот подарил.
– Да слышал уже, слышал, – отмахнулся Вольша. – Скажи лучше, как мне с ним договориться, чтобы гребень отдал, а самого не утопил.
– Вот это ты сам понять должен, тут я тебе не помощница. И рада бы, да не знаю как.
– Так ты, может, и с железом не знаешь, как помочь? Голову мне только дуришь?
– Что ты, что ты, – Крижана замахала руками, – всё исполню, всё сделаю, будет у тебя железа столько, что не знать будешь куда девать. И все секреты его тебе открою, вот гребешком своим причешу кудри твои буйные, так сразу всё и узнаешь, поймёшь и никогда не забудешь.
– Что ж, – Вольша поднялся, завернул розу в лоскут, сунул за пазуху, – рассказывай, как водяного царя найти, где его логово.
Глаза Крижаны засветились от радости.
– Вверх по течению иди, пока не дойдёшь до Улебского омута. Слышал про него наверняка?
Вольша кивнул, про сей омут слухи разные ходили, лишний раз туда не совались. Вон оно что, значит, вот где водяной поселился. И вовсе это не сказки бабки Ненилы, а самая что ни на есть правда. Он посмотрел туда, откуда доносились голоса мужиков и баб, смех и песни. Сейчас переждут самую жару и к вечеру опять косить начнут. Отец, конечно, никуда не пустит, да и не поймет, если Вольша ему все честно расскажет. Значит, прямо сейчас отправляться надо. Ничего, ножик за голенищем есть, в кошеле на поясе кресало и моток бечевы, как-то да выручат. Да идти тут недалече совсем, к вечеру воротится должен. Кузнец топнул ногой, одной да второй, проверяя, как обувка на ноге держится, не трет ли где, поклонился Крижане и отправился по тропке, что вела вдоль берега.
Водяница смотрела ему вслед, накручивала прядь волос на палец и мурлыкала песенку, и вдруг на берег из рощицы выскочила девушка, впилась глазами в воду, завертелась на месте.
– Ай! – вскрикнула она, заметив водяницу. – Напужала-то как!
– А ты не пужайся. Чего потеряла? Аль кого? Парня никак? Молодого, пригожего…
– Видела его тут, да? Дядька Дубыня сказывал, на речку он пошел, да что-то не вижу. Никак утоп?
Девушка всплеснула руками и раскрыла рот, намереваясь закричать, на помощь звать. Водяница быстро подбежала и рот ее ладошкой прикрыла.
– Не утоп он, не боись. По делам ушел. Так что скоро не жди, Купавушка.
– Как ушел? – растерялась девушка. – А покос? А батька его как? А я, я-то как? Куда пошел? За ним побегу, догоню, ворочу!
Она двинулась было по тропке, но водяница раскинула руки, путь преградила.
– Ишь, шустрая какая. Не тебе, красавица, его догнать.
Девушка нахмурилась.
– Ты кто ж такая? Не из наших ты, не из Коржинских. Про Вольшу откуда знаешь? И имя мое тебе известно. Ой… ты что, ты с ним тут миловалась, что ли? Вон распустеха какая, бесстыдница…
– Ты, Купавушка, язычок придержи. Не про твою честь кузнец тот.
Из глаз Купавы брызнули слезы.
– Про твою, что ли?
– И не про мою. У меня своя судьба, а у тебя своя. Подари-ка мне то, что дорого, всю правду скажу.
Девушка вытерла лицо, посмотрела на водяницу еще внимательней.
– Так обманешь же. Откуда тебе про меня знать можно?
Водяница рассмеялась дробным смехом.
– Не тебя ли в Купальскую ночь двое молодцов завлекали? Один луну и звезды с неба сулил, второй колечко дарил. А ты?
– Откуда знаешь? – бледная Купава готова была бежать прочь, но любопытство страх пересилило.
– Мне вода поведала, она же все знает, все помнит. Хочешь, скажу, где счастье найдешь?
Водяница протянула руку. Купава медленно, как завороженная, сняла с шеи бусы цветного стекла из земель заморских и протянула водянице.
Та тут же нацепила их на шею, улыбнулась Купаве так, что рот ее растянулся аж до самых ушей, обнажив острые зубки.
– Счастье твое не здесь, – прошептала она. – Быть тебе невестой во чужих краях. Долго-скоро ли, позже скажу. Если прийти в другорядь не побоишься.
Купава ахнула, видя, как девка, что бусы у нее выманила, встала на камешек, да бултыхнулась в воду. Нырнула и пропала, как и не было, даже пузырьков на воде не показалось. Она прикрыла рот руками. Водяница! Вот же с кем она беседу вела, вот кому бусы отдала, и вот кто любого ее, Вольшу ненаглядного, извел. Утопила нечисть поганая!
Купава развернулась и с громким плачем помчалась по рощице, к своим, к людям, что и ведать не ведали, какая беда приключилась.
Глава 4. Улебский омут
Река Корза и окрестности
Тропка вела вдоль реки, потом свернула в лесок. Вольша постоял, подумал. По утоптанной дорожке идти легче, но дольше, крюк придется сделать, пока тропка опять, как он помнил, к реке вывернет. Уж так ему скорее хотелось до места добраться, что махнул рукой, да пошел прямо, по нехоженой траве, что вдоль берега росла. Камыши шумели, шептали что-то, парень лишь лыбился, мысленно уже воротясь обратно и получив от водяницы обещанное. Ему б подумать, как с водяным царем договориться, но так уж было хорошо вдоль реки идти, что мыслить о сложном не хотелось. Хотелось идти, сшибать палкой коричневые маковки рогоза, срывать сочные стебли сурепки, да посасывать их кисловатую мякоть.
Корза в этом месте бежала неспешно, тихо плескалась у берегов. Немного ему оставалось до Улебского омута, когда решил он сделать привал. Купаться не стал, а вот к воде подошел, лицо, руки ополоснул. Похлопал себя по шее, которую за день солнцем напекло. За густыми зарослями камышей послышался плеск. Вольша прислушался. Если рыба, то уж сильно большая. Может, сом под корягой сидит да хвостом плещет? Вот бы домой притащить, за такую добычу отец не так сильно ругать небось станет. Вольша приподнялся и вытянул шею, всматриваясь в просветы среди стеблей. Ну, где там пузырики пойдут?
Пузырики были и очень даже крупные. Ага. Парень стащил сапоги, остальное снимать некогда, и вошел в воду, стараясь не потерять место, где только что пузырилась вода. Нырнул. Дно оказалось илистое, разглядеть в мутной воде получалось плохо, но все же он углядел какую-то тень, метнулся к ней, обхватил обеими руками, оттолкнулся от дна ногами и вынырнул на поверхность.
– Е-мое! – крикнул он, увидев, какая рыбка попалась ему в руки.
Девка! Глаза закрыты, бледна, как свежий снег. Утопленница! Вот везет ему сегодня. То водяница, то это вот. Девица дернулась всем телом, рот открыла, из него вода полилась, а следом и глаза открылись. Мгновение она смотрела на Вольшу, потом рваться из его рук начала.
– Пусти! Зачем вытащил? Пусти! Не хочу! Не буду! Не вернусь!
– Да иди, – Вольша разжал руки, девица в воду так и плюхнулась. – Думал сома поймать, а попалась ты. Иди, топись дальше. Разве я мешаю? Ты девка красивая, водяному такие по нраву. Ты ж не просватана еще?
– Твое какое дело?
– Да такое, что надо мне с водяным царем поговорить, вот на тебя и выманю.
Пока девица соображала, о чем это он толкует, Вольша руки ко рту трубочкой приложил и гаркнул:
– Эй! Царь водяной, смотри, какая невеста тебя тут ждет. Бела, румяна, стройна как березка!
Девица ахнула и от Вольши попятилась, но он ее за рукав рубахи схватил.
– Нет уж, стой. Сама ж хотела с белым светом проститься, вот и простишься, только сперва мне поможешь.
Девица рвалась, но напрасно: держал Вольша крепко. Еще ни разу у него из клещей ничего не выпало, а тут не болванка раскаленная, всего лишь плечо девичье – ерунда. Кричать он при этом не переставал. Звал водяного на все лады, все блага сулил. Лишь бы показался хозяин вод.
Он и показался.
Сперва посеред реки вспучился пузырь – большой, с овцу или даже с телка размером. Подержался и лопнул. Девица в руках Вольши дёргаться перестала, а назад подалась, лопатками ему в грудь упёрлась. Вольша и сам уж готов отступить был. Затем на поверхности показалась, нет не голова, а будто кочка болотная, вся в тине да мху. Приподнялась и на Вольшу уставились глаза, круглые, сомячьи.
Голова поднялась выше, вот уж и нос показался, ноздри широкие, а под ними рот, лягушачий. Девица тонко вскрикнула, забилась.
– Пусти, пусти меня, добрый человек!
Не успел Вольша ничего ответить, как водяной царь голос подал.
– Ты, что ли, звал? Чего надобно? А, подарок, вижу, принёс. Это правильно
– Нет! – закричала девица. – Ай! Не давай ему меня! Не хочу! Да отцепись ты!
Ей удалось вывернуться и зубами вцепиться Вольше в руку. Теперь уж он закричал, от боли:
– Ах ты, рыбий корм! Куда?
Но девица уже спешила к берегу, поднимая тучу брызг. Вольша кинулся следом и почти у самого берега поймал за косу. Девица схватилась руками за волосы, завизжала. Сзади раздался громкий плеск. Вольша обернулся. Водяной исчез, как и не было.
Девицу кузнец на берег вытащил, та упала на четвереньки, потом и вовсе легла, на спину перевернулась. Грудь её вздымалась и опускалась, мокрая ткань облепила её полностью, так что каждую выпуклость на теле видно.
– Чего уставился? – Его внимание не укрылось от неё, и она руками прикрылась. Села.
– Да нужна ты мне! Водяного из-за тебя упустил. Нет, чтоб утонуть как собиралась.
Девица от него чуть отползла, за косу мокрую обеими руками держалась, будто опасалась, что сейчас снова за неё в воду потащат.
– Я утонуть хотела, чтоб замуж не идти, а не чтоб в жены водяному попасть
Вольша затылок почесал.
– Слышал, что девки в воду сигают, что замуж не берут, а чтоб наоборот, не встречал. Вы ж как поневу нацепите, так о свадьбе и мечтаете.
Девица зло рассмеялась ему в лицо.
– Кто ж тебе глупость такую сказал? Ты кто таков?
– Я тебе сказываться не обязан. Сама кто такая?
– Не твоего ума дело. Мелешь сам не означает чего. Ладно, не в воду, так в петлю, – пробормотала она еле слышно.
– Так в петлю тоже умеючи надо. Это тебе не пояски ткать.
Девица набычилась.
– Ничего, вон в лесу волчьих ягод полно. Всё одно домой не вернусь.
– Ага, – согласился, Вольша. – У нас один тоже вот во хмелю как-то наелся ягодок этих, неделю потом из нужного чуланчика не вылезал.
Бледное лицо девицы порозовело. Щеки вспыхнули яблочками наливными, а глаза так и пыхнули синим. Вольша прям остолбенел от красы такой. Сперва-то и не разглядел толком – мокрая да лохматая, а оно вон как!
Девица чуть подол приподняла, от воды отжала. Возле зарослей камышей котомка её лежала, она и нагнулась забрать. Трухлявая коряга на берегу зашевелилась. Сучки обхватили девкину щиколотку и потащили в воду. Девица визжала, второй ногой по коряге била, руками за землю цеплялась, да куда там.
Вольша, как застыл, словно заморочили. Хотел двинуться, да никак. Только в голове билось, как он от водяницы вот так же отбивался. Рука, как не своя, деревянная, потянулась за пазуху. Пальцы вцепились в розу, вытащили.
– И-эх! – закричал он и оттого, что ноги не слушались, к земле приросли, просто упал плашмя, дотянулся до коряги и ткнул в неё железом.
Сучки-лапы разжались. Девица брыкнулась, откатилась в сторону, поползла прочь, тихонько поскуливая. Коряга же подниматься начала, расти, а и не коряга то была, а сам царь водяной. Но и Вольша уже от наваждения избавился. Выпрямился, розу только перед собой в руке вытянул, оберегом от напасти. Водяной затряс головой, тина во все стороны полетела, из того места, где вроде рот у него должен находится, вода полилась, да пузыри пошли, а сам так на парня и наступает. Все равно не отступил кузнец, плечами решительно тряхнул, поклонился и выпалил:
– Здрав будь, водяной-батюшка. Не серчай. По делу пришёл. Привет тебе передать. От жены твоей любимой, Крижаны.
Булькнуло что-то у водяного царя внутри, как камень в воду плюхнулся.
– Крижа-а-на, – проскрипел водяной и остановился. – Сбежала, негодница.
– Так не по своей воле. Говорит, лягушки всё заполонили, ей места не осталось.
Водяной вздохнул совсем как-то по-людски. Вольша пригляделся, а вроде уж и не коряга перед ним, а мужичок. Коренастенький, с нависающим над поясом брюшком. Волосы и борода, правда, тину напоминают, да глаза жёлтые, рыбьи, в упор не мигая смотрят.
– Садись, рассказывай, – водяной руку вытянул, рядом с Вольшей камень из песка вырос. Сам водяной на другой такой же сел.
– Так чего. Крижана кланялся велела, да привет передать. – Вольша земной поклон отвесил. Только потом на камень присел.
– Как там она, ягодка моя сладкая?
– Хорошо, – буркнул Вольша, отвлекшись на девицу, что котомку сцапала и в кусты сиганула.
– Хорошо?!
– Но бесконечно скучает. Очень, – исправился Вольша.
Водяной довольно крякнул.
– Так пусть возвращается, рыбка моя нежная.
– Не может. Говорю же, что-то там с заводью ее случилось, просит она у тебя гребень свой. Нет ей без него радости.
Закашлялся водяной, затрясся.
– Что, батюшка, водички?
Водяной зло зыркнул на парня, потом рассмеялся булькающим смехом.
– Хбуль, хбуль… Дерзкий ты, девкой поманил да обманул. А девка хорошая, ты б пригляделся. Ладно, за то, что весточку от женушки моей любимой принес, не буду серчать. Гребень, говоришь… Вот так просто взять и отдать?
Вольша с готовностью закивал, а водяной поднялся, потянулся, скрипнул суставами.
– Обмелела речка, толком и не поплавать, не порезвиться. Уж которую седьмицу по дну как рак ползаю.
– Везде реки обмелели, – поддакнул кузнец, – лето такое. Жарко…
– Да нет. Не солнце тут причиной. Там вверху реку загородили, бревен да камней поперек наложили. Уж я к ними и так и этак, разрушить пытался, но не подступиться. Натыкали по дну железных острог, а на самой плотине руны обережные вырезали. Так что зря я на Крижану серчал, просто характер у меня такой, гневливый. А уж тем, кто плотину построил, я такое устрою! Вот ты парень сильный, смотрю, и храбрый. Не побоялся со мной схватиться. Так вот тебе задание. Сходи-ка ты вверх по реке да сделай так, чтоб река вновь свободно текла. Вот гребень и получишь. Сам, небось, от Крижаны тоже чой-то получить хочешь? – Круглый глаз водянова лукаво подмигнул парню. – Да, ладно, не ревнивый я. От моих женушек и отдохнуть не порой не во вред. Иди уж. Раньше выйдешь, раньше воротишься.
Озадаченный Вольша бессильно смотрел, как водяной погрузился в воду, только булькнуло. Вот напасть! Что ж, неужто домой ни с чем так и воротится? Думал ведь одним днем обернуться, а тут дня на два путь выходит. Он зло пнул камень, тот отлетел и плюхнулся в реку. Из реки высунулась корявая рука с поднятым вверх пальцем.
– Вернешь мне реку, верну гребень…
– Ох ты ж, крица порченая! – выругался кузнец и направился к лесу.
По дороге увидел башмаки валяются, по размеру так явно женские. Поднял, повертел. Что ж, видать, несостоявшаяся невеста водяного так бежала, что обронила. Башмаки вещь нужная, дорогая. Эти хоть и не новые, но крепкие еще.
– Эй! Невеста водяного! Ты там далече убежала? Женишок заждался уж!
Он и сам не знал, чего так ему хочется дразнить злючку-утопленницу. На руке до сих пор след от зубов краснел. Синяк, однако, будет. Тропка вилась меж деревьев, чуть дальше она снова к реке выведет, это Вольша знал точно, а ему того и надобно.
В зарослях орешника шорох послышался и словно скулил кто-то. Вот и не надо бы туда лезть, но как не посмотреть? Вольша и сунулся, руками ветки раздвинул и голову в проем сунул, только сказать ничего не успел: по голове шарахнуло чем-то. Сперва искры перед глазами заплясали, как в печи, когда в кузне меха раздуваешь, а потом и вовсе свет белый померк.
