Иви Тару
Железная роза, рябиновый гребень. Дар водяницы
Глава 5. Проводи-ка нас, девица
Деревня Корза
Далеко разносились девичьи рыдания в предвечерней тишине. Ничего не могла поделать с собой Купава, горе душу раздирало, рвало сердце на клочочки, на ниточки. Бежала ног под собой не чуя, выбежала к своим, к людям, и застыла. Вроде то, да не то. Народу что-то много, конные да в одеждах богатых. Один из всадников обернулся, на Купаву уставился.
– Что случилось, красавица? – спросил.
От бега, да от рыданий, слова у нее в горле застряли. К ней тут же мать подбежала, за руки схватила.
– Да что с тобой? Аль обидел кто? – она обернулась, обвела грозным взглядом мужчин, включая и новоприбывших.
– Во… воль… ша… – захлебнулась слезами Купава.
– Кто? Вольша? – Голос матери зазвенел. – Ты же его на речку искать побежала?
К ним уже торопился Годим, вытирая руки о порты.
– Что с Вольшей? Где он?
– Где, где! Вон разобидел дочку мою, охальник! Ай, позор! А, беда!
Годим мать Купавы отпихнул.
– Не про моего сына тот сказ! Не таков он!
– Да как же! Когда Купавушка сама об том сказывает!
Годим Купаву за плечи схватил и потряс чуток.
– Ну, говори! Что с Вольшей? Где он? Правда, что ли, обидел тебя, девка?
– Во… во…водяница, – удалось выдавить из себя девушке, – утащила… Во…во…вольшу-у-у-у…
Тут она и вовсе лицо руками закрыла и на грудь матери пала.
– Вот прежде чем напраслину возводить, узнай сперва, как дело было, – начал укорять Годим, но осекся, до него только сейчас дошло, что именно сказала Купава. – Как утащила? Куда утащила?
Один из всадников спешился, подошел. Ему навстречу Дубыня шагнул, поклонился.
– Ох, княжич, видишь, горе какое у нас. А того, что ты спрашивал, мы не ведаем. Не было у нас в деревне чужих, и мимо никто не проходил. Ни парень, ни девка никакая.
На лице молодого мужчины, которого княжичем величали, мелькнуло разочарование, он посмотрел на рыдающую Купаву.
– Жених, что ль, потонул?
Услышав это, девушка зарыдала еще сильнее.
– Красивая, – улыбнулся княжич, – ничего, другого найдет.
Купава от матери оторвалась, крикнула:
– Не нужен мне никакой другой! Пойду тоже в реку брошусь!
Годим хлопнул себя рукой по бедру.
– Не мог Вольша утонуть. Он сызмальства плавать учен. Может, не утоп, может, жив?
– Да говорю ж, девка там была, бусы у меня выпросила, а потом в реку как бухнется. И нету! – возразила Купава.
– Девка? – быстро спросил княжич. – Что за девка? Покажи.
– Тебе зачем? – надула губы Купава.
Мать сзади пихнула ее в спину.
– Княжич Хотимир это, младший сын нашего князюшки Вышемысла, дуреха.
Купава уставилась на парня, словно только сейчас увидела. Красив, волосы пшченичные на плечах лежат, глаза серые, с голубой искринкой, бородка кудрявится. Кафтан на нем зеленого сукна, с серебряным шитьем. Не так высок и широк в плечах, как кузнец, но скроен ладно.
– Успокойся, девица, – ласково обратился к ней Хотимир, – покажи, где девку ту видела. Если не привиделось тебе, конечно.
– А вот и нет, не привиделось! Идемте, покажу!
Купава повернулась уж снова к реке идти, но Хотимир за руку поймал.
– Зачем идти, когда ехать можно.
Он коротко и резко свистнул, и тут же гнедой жеребец сам подошел к хозяину. Княжич обхватил Купаву за бока и раз! – усадил в седло. Два! – сам уселся позади.
– Показывай.
– Да как же это? – протянула к ним руки мать девушки.
– Не волнуйтесь, люди добрые, девицу вашу вернем вскоре, слово даю свое княжье, что ни один волосок с ее головы не упадет.
Годим смотрел им вслед и бороду дергал, да так, что клочки в руках оставались.
– Вольша, Вольша… Как же так, а?
– Да, может, еще и ничего? – Дубыня положил ему руку на плечо. – Сам говорил, что плавать умеет.
– Ты ж, про водяницу сказывал, мол шалит тут у вас.
– Ну, сам-то не видал, так, баяли разное… Давай-ка к ведунье нашей вечерком сходим, к Зазуле, она с чурами говорить умеет, те скажут, жив Вольша или уж на том свете.
Дубыня повернулся к сельчанам.
– А вы что встали? Косы вас заждались уже.
Годим кивнул, да, надо будет сходить. Пока же сенокос закончить надобно. Сердце отца пока не приняло жестокую правду о кончине сына. Да, может, и жив еще. Быть того не может, чтоб Вольша так просто себя водянице утопить дал. С этими мыслями Годим взялся за косу и пошел отмахивать вжих-вжих, вжих-вжих!
***
Купава, перед княжичем сидючи, сердце успокоить пыталась. Как же это ее угораздило в такую ватагу затесаться? Краем глаза она посматривала на всадников. Четверо явно знатные, как и Хотимир, что позади сидел, да дыханием своим ей волосы на макушке теребил. Один уж больно на княжича похож, только волосом темнее и борода гуще. Явно брат. У светлого князя Вышемысла двое сыновей-то. Старшего Мечиславом нарекли, ну это для людей прозвище, имя настоящее только мать с отцом знать могут.
Двое других, тоже в кафтанах богатых, видать, бояре какие, и десять гридней с ними, вооружены все, как на битву. Зачем, кого по лесам ищут?
Вскорости выехали к реке. Купава скользнула с седла вниз, не дожидаясь, пока мужские руки снимут, и так-то неловко одной среди незнакомых. Чувствовала на себе их взгляды, любопытные, а порой и жадные, обволакивающие. А ну-как мысли у них дурные в головах бродят?
– Показывай, где девку видела, – Хотимир тоже спешился, встал рядом.
Купава оглядела берег. Ткнула рукой в камень у самой воды.
– Туточки она сидела.
– Какова из себя?
Купава лоб наморщила, вспоминая. Девка точно странно выглядела, ей бы сразу сообразить, что неспроста это. К ним подошел тот, которого Купава за брата Хотимира приняла – и не ошиблась. Княжич его Мечиком кликал, Мечислав стало быть.
– Во что одета была? Лицо молодое аль нет? Волос светлый, темный? – засыпал ее тот вопросами.
– Рубаха была, длинная, без пояса, и все. На лицо молодая, но как будто голодная, щеки впалые, губы бледные. Волосы – длинные, чуть не до земли, а лохматые – страсть, их чесать-то полдня будешь. – Купава вздохнула, не без зависти.
– Что скажешь, Хотьша? – спросил Мечислав.
– Да кто ж ее знает, смотреть надо, пусть гридни по следам поищут, может, найдут чего.
А гридни уже и сами по берегу в наклонку ходили, будто следы зверя на охоте выглядывали. Один рукой махнул, братья-княжичи к нему направились.
– Вот тут словно дрался кто, – указал гридень. Земля тут была взрыта и клочки травы валялись. – А вот и след. Один от мужского сапога, второй женский, босой.
– С чего решил, что женский? – быстро спросил Мечислав и присел на корточки.
– Так вон ножка какая маленькая, – гридень положил рядом ладонь.
– И куда след ведет?
Гридень покачал головой.
– Да никуда. Вот он есть, а вот тут уже нет. А мужские следы туда пошли, – указал он в сторону леса.
– Странно, куда же девичий след девался?
Гридень встал, руки отряхнул, улыбнулся.
– Если девицу на руках от реки унесли, то откуда следам взяться?
Братья переглянулись, Мечислав глазами сверкнул.
– Смотри, сперва тут кто-то боролся, вроде как девка от мужика отбивалась, потом следы пропали. Утащил он ее, понял?!
Мечислав резко поднялся, нашел глазами Купаву, которая у камня стоя, косу теребила, подошел.
– Так что, говоришь, парень ваш пошел к реке и не вернулся?
Она кивнула, разговора княжичей с гриднями она не слышала, хоть и прислушиваться старалась.
– Не вернулся, – вздохнула. – Утоп…
Слез у нее уже не осталось, да и другая забота прежние мысли перебила: как бы поскорей отсюда домой утечь.
– Не утоп, – Мечислав тронул ее за щеку, – не кручинься. Найдем мы его. Знаем как.
– Правда? – Она вскинула на него глаза, полные надежды.
– Правда. Только если ты поможешь. Поедешь с нами, да опознаешь его.
Прежде чем Купава успела возразить, ее уж на седло подняли, теперь уж Мечислав позади сидел.
– Да я ж… Мне ж домой! – Купава вертела головой, не зная, как быть. Кричать? Вырываться?
– Тихо сиди, не вертись, – на ухо сказал Мечислав. – Найдем вашего кузнеца, вместе с ним и вернешься. Не бойся, не обидим.
Он засмеялся, но смех этот Купаву не обрадовал. Она нашла глазами Хотимира, но он на нее не смотрел, а вглядывался в траву под ногами коня. Точно и правда зверя выслеживал.
Глава 6. Подарочек Ненилы
Берег реки Корзы
Очнулся Вольша, ничего понять не может. Имя с трудом вспомнил. Руками пошевелил – вроде слушаются, ноги тоже. Голову приподнял, осмотрелся. Лежит под березкой, кругом никого. Себя быстро ощупал: все на месте, и роза, и кресало, и веревочка. Встал на ноги, за ствол цепляясь. Ногой за палку запнулся, толстая, да посредине треснута. Этим его, что ль, шандарахнули? Волосы пригладил, шишку на затылке потрогал, эх, болючая, но хоть не кровит, уже хорошо. Хотел дальше идти, да увидел – чоботов-то нет, которые девка на берегу забыла.
Ага, она, знать, и утащила, сообразил Вольша. Она же и по голове стукнула. Мелкая, а как приложила, за что, спрашивается? Ух, надрал бы ей уши за такие дела. Ладно, сначала дело сладить нужно.
Пошел кузнец, сначала пошатывался, потом ничего – оправился. Солнце к закату двигалось, хорошо бы до темноты к плотине выйти. Но не всегда получается, как задумано. Вскоре взяло его сомнение, туда ли движется. Постоял, посмотрел, река-то левее, а он все вправо забирал. Эк, его девка пристукнула, что он в знакомом лесу заплутал. Повернул Вольша в сторону, где по его разумению река текла, шел, и снова понял, что не туда. Что такое? Неужто леший водит?
– Э, дедушка, ты чего шалиш? – проворчал Вольша. – Я ль тебе хлебца не оставлял?
Отец Вольшу учил как с лесными духами дело иметь, так что он всегда на пеньке корочку или кусочек пирожка оставлял, если в лес шел. Ну да, сегодня без подарка, что ж, теперь – пакостить?
Сбоку зашуршало, кусты шевельнулись, кто-то там возился. Вольша на всякий случай изготовился бежать. Медведи сейчас сытые, но лучше не встречаться.
– Ох-хо-хо… – раздался надтреснутый голос, – ох, старость не радость.
– Бабушка Ненила? – удивился Вольша, узнав старуху.
Ненила подслеповато щурилась, потом улыбнулась беззубым ртом.
– Хтось это? Вольшенка, ты?
– Я, я, – признался он. – Ты чего в такую даль забрела?
– За травками ходила, – Ненила качнула корзинкой, из которой торчали листья, цветы и даже какие-то веточки. – На дальних лугах болиголов уж больно хорош.
Вольша скривился и застонал.
– Что, болит? – посочувствовала Нилина. – Садись, подсоблю.
Вольша сел на поваленный ствол, бабка поставила корзину и принялась копаться в ней, бормоча себе под нос.
– Вот поперся, ни еды не взял, ни питья, думал прогуляться вышел, нет, мил человек, тут такие прогулки, что как бы голову не сложить…
– Ты о чем, бабушка? – обеспокоился Вольша, посчитав, что старуха совсем из ума выжила.
– Да о том, что кинулся ты, парень, в такое дело, что тебе и не сладить.
– Откуда ты мои дела знать можешь?
Ненила лишь рукой махнула, молчи мол. Вытащила баклажку с питьем, открыла, понюхала, из корзинки цветочков и листиков добавила, крышечкой закрыла и взболтала.
– Пей-ка, – сунула под нос.
Пахло из нее болотной водицей, Вольша осторожно хлебнул.
– Да не бойся ты, – бабка поддела баклажку под донышко и настой хлынул парню в горло.
Пока Вольша кашлял и слезы утирал, бабка все смотрела на него, сложив сморщенные руки на клюке.
– Полегчало?
Вольша уж хотел ответить и не совсем ласково, несмотря на бабкин почтенный возраст, но понял. что голова-то и прям не болит.
– То-то же. Вот тебе подарочек, – Ненила вытащила из корзинки ветку рябины с кистью красных ягодок.
– Спасибо, только что мне с ней делать?
– Найдешь чего. Бери-бери, говорю.
Делать нечего, пришлось ветку взять, а то обидится, чего доброго. Все же вылечила, старая. К Нениле со всех сел и деревень за травками и настойками ходили, даже из города приезжали, из Вольска.
– Спасибо, – Вольша руку к груди прижал и поклонился, – пойду, пора мне.
– Иди, иди. Только не в ту сторону ноги тебя несут.
– Да мне к реке надо, – Вольша ткнул пальцем.
– Да река-то никуда не уйдет, – хихикнула бабка, – а вот счастье свое упустишь.
Кузнец аж крякнул от таких слов.
– И куда ж мне тогда?
– Во-о-он туда, – Ненила вытянула клюку в противоположную от реки сторону. – Недалече тут. Сходи, глянь, опосля уж к реке можно будет.
Пока Вольша вглядывался куда бабка указала, она уж пошла себе мелкими шажочками, да быстро так, и вскоре совсем пропала.
Что ж, сходить, что ли, да и правда, глянуть? Вольша рубаху оправил и пошел. Сначала над собой посмеивался, что так легко на бабкины слова попался, ясно же, что ум старуха потеряла, потом уж злиться начал: у него дело стоит, а он тут по лесу бабкины сказки ищет. Когда уж хотел обратно вертать, услышал вроде скулит кто или даже попискивает. Зверь какой в западню попал?
Ох, не зверь то был! Вольша сперва глазам не поверил, кулаками протер – нет, не кажется, а взаправду все. Сидит на дереве, на суку, ствол руками обхватив, красна девица и слезами заливается.
Вольша подошел, да кулаком по коре постучал. Девица голову опустила, Вольшу увидела и примолкла.
– Ты чего перестала медведя кликать?
– Чего?
– Так ты не его звала, пищала зайчонком?
– Медведь зайцев не ест, – шмыгнула девица носом.
– Зато по деревьям лазает. Ты чего туда забралась?
– От медведя-я-я… – снова расплакалась она. – Он в кустах сидел, а я… а он… я и побежала, а как на дерево забралась, не помню.
– Ладно, слезай теперь. Нет тут медведя. Ушел.
– Зато ты тут, – девица крепче обняла ствол. – Не слезу. Ты меня водяному отдашь. Ты с ними сговорился, знаю.
– Нужна ты ему. Он по жене сохнет, а ей гребень подавай, а водяному реку. И ты еще тут на мою голову. Ну и сиди тут, а я пошел. Иначе не видать мне желания, как своих ушей.
– Желания? Эй! Да ты постой!
Но Вольша уже пошел себе, веточкой рябины от комариков отмахиваясь.
– Стой, говорю! – крикнула девица да громко так, откуда только сил взяла. – Стой! Дубина ты!
Вольша лишь шаг ускорил.
– Подожди, – в голосе девицы послышалась жалобность. – Помоги. Я ж залезть сумела, а как спуститься не знаю. Оставишь меня тут погибать, да?
Вольша обернулся.
– Ничего, руки-ноги ослабнут, так сама и свалишься.
Девица вдруг вскрикнула, покачнулась, ствол отпустила и стала набок крениться. Вольша екнул и бегом назад бросился. Еле успел руки подставить, как она прямо в них и свалилась. Глаза закрыты, дыхание еле-еле слышное, бледна, как смертушка. Что ж ты делать будешь?
Глава 7. Надоедливая девка, что колючка на портах
Сперва Вольша решил, что девица голову ему морочит, притворяется. Но нет, то ли сомлела взаправду, то ли уж к чурам ушла. Положил он девицу на землю, по щекам похлопал. Эх, водички жаль нет. Лежит, неживая прям. Тогда ухом к ее груди приложился, послушать, бьется там что или нет, но его собственное сердце вдруг само так скакнуло, чуть не выпрыгнуло. Девица хоть и бледна лежала, а все одно чудо, как хороша: брови соболиные, ресницы пушистые, носик точеный, а губы… такие, что захотелось прильнуть к ним, почувствовать, каковы на вкус. Вместо этого Вольша себя кулаком по голове стукнул, как раз по шишке. Боль сразу все глупые мысли отринула. Вместо поцелуя, взял он ягодку рябины, да меж розовых губ вложил. Хм, а бабка права была, рябина и впрямь целебная. Девица закашлялась, да глазами сразу хлопать начала.
– Жива? Ну и хорошо. Вставай, а то сейчас на тебя мураши набегут.
Это подействовало сильнее чем горькая ягодка – мигом вскочила и принялась подол отряхивать, потом на Вольшу глянула, потупилась.
– Спасибо, что поймал, не дал пропасть.
– Да чего там, – отмахнулся он. – Пойду я, некогда мне тут с тобой долго сидеть.
– А куда идешь?
– Да какое тебе дело?
– Может, нам по пути? Я б с тобой, а то вдруг медведь?
– Не, мне к реке, на плотину.
– Так и мне к реке, наверное… Меня Верея зовут, а тебя как?
– Слушай, иди себе куда шла, у меня дело важное. Некогда с тобой возиться. Ясно?
– Ясно, – кивнул Верея. – А зовут-то как? Хоть буду знать кого перед богами славить за спасение? Или ты безыменный?
– Вот колючка цеплючая! Ну, Вольша я. Теперь отстанешь?
– Ага, – улыбнулась девица.
Но, конечно же, не отстала. Так и плелась сзади, и как-то так вышло, что тут вопрос, там ответ, выпытала у него про водяницу и обещание ее исполнить заветное желание. Выпытала и примолкла, подустала, наверное. Идти-то по лесу нехоженому, не то, что по тропке натоптанной. Вольша тоже шаг замедлил, чтоб ей полегче стало, и сам того не заметил, а как заметил – разозлился. Ему дело всей жизни предстоит, а он на какую-то девицу, пусть и красу неписаную, силы тратит. Не бывать этому! Не нашлось еще девки, что его с пути собьет!
Верея все ж голос подала:
– А где ночевать будем, смотри, вон уж солнце макушки елок задевает?
– Ты не знаю, а я устроюсь как-нибудь, – зло бросил он, не зная уж, как от нее и отделаться.
Она обиженно засопела:
– Чего сердишься? Я ж тебе не мешаю, просто рядом иду.
– Ага. По голове меня треснула, сейчас еще в какую беду вовлечешь.
– Да в какую? – искренне удивилась Верея.
– Да в такую, а ну, как спросят твои родичи, чего это мы с тобой по лесу вдвоем шастали?
Против ожидания девица не смутилась, а рассмеялась:
– Ты что, боишься, они тебя жениться на мне заставят? Ой, боги светлые!
Вольша покосился на развеселившуюся не ко времени девицу.
– А что, не подхожу женихом, стало быть? Что-то по тебе не видать, что ты в шибко богатом роду выросла. Сарафанчик вон старенький, чоботы скоро каши просить будут.
Верея вмиг серьезной стала, плечами пожала.
– Не в том дело. У меня жених есть, так что, не станут они тебя на мне женить, хоть обрыдайся.
– Ха-ха! Видишь, уже слезы лью. А… то есть жених после твоих чудин от тебя не откажется?
Она лишь головой помотала «не откажется».
– Смотри, вон там крыши торчат, что ли? Может, там заночевать пустят? Верея указала на на ряд избенок, виднеющихся в просвет между деревьями.
Лес тут заканчивался, дальше уж луговина шла, и какая-то деревушка и вправду стояла. Вольша вдыхал воздух, пахло рекой, но плотина по всему дальше по реке находилась. Ничего, завтра уж доберется. Сейчас бы и прям ночлег найти, только вот без этой вот приставучки, принесет она ему бед одних.
– Так, – он повернулся, – я иду сам по себе, а ты сама по себе. Хочешь просись к кому на ночь, хочешь в хлев какой заползи. Мне дела нет, ясно? И не ходи за мной!
Верея смотрела насупившись, но кивнула, мол так и быть. Вольша и пошел себе, прошел одну избу, вторую, у третьей остановился. Изгородь у избенки покосилась, во дворе чурбаки неколотые грудой свалены, вот и отплатит за постой – работой.
– Хозяин! – крикнул он. – Хозяин! Есть кто дома?
Дверь отворилась, на пороге встала баба, руки на животе сложила под фартуком. Да она и на сносях еще, понял Вольша.
– Чего тебе? – спросила баба. – Мужа нет, он на ловитву ночную пошел.
– Мне бы переночевать только, пусти вон в конюшню хотя бы. А я тебе отработаю. Дров наколю да изгородь поправлю.
Баба смотрела, думала, потом махнула рукой.
– Ну, давай, что ли…
И в это время Вольшу за рукав схватили и звонкий голос завопил:
– Ой, люди добрые! Ой, помогите, спасите! Ой, да этот лиходей меня из отчего дома украл, от отца, матери увел…
Вольша уставился на Верею, которая орала самозабвенно, как на Купальских гуляниях, баба же смотрела на них круглыми от изумления глазами, лицо ее сделалось испуганное, она попятилась и скрылась в избе, дверь хлопнула, стало слышно, как изнутри ее запирают на засов.
– Ты зачем так сделала? – прохрипел Вольша, у него от злости даже голос пропал.
– Затем, что так везде делать буду, пока не скажешь, что берешь меня с собой, ясно? Везде буду славить тебя лиходеем, чтоб люди от тебя шарахались.
Снова Вольше пришлось стукнуть себя по больному месту на голове, чтоб в себя прийти и девку на месте не пришибить.
– Ладно, твоя взяла, можешь со мной идти, – смирился он, – только ночевать в лесу придется. Не пустит нас теперь никто.
– Да и ладно, – она улыбалась так счастливо, что у него аж лицо скривилось.
– И поесть нам тоже теперь не придется, – поспешил умерить он ее радость. – Идем уж. Вон там стога стоят, в сене хоть не замерзнем.
– В сене… – повторила она. – Сено – это трава сушеная ведь, да?
И вот тут Вольша в очередной раз удивился, но усталость свое взяла, так что он просто пошел к стожку, стоявшему ближе всех у опушки леса.
Верея чуть ли не вприпрыжку вровень шла, видно, сил прибавилось, от радости, что так ловко с ним управилась. Вольша косился зло, но тут в животе забурчало, да громко так. Девица пискнула и тоже за живот хватилась. Посмотрели они друг на друга и рассмеялись: животы-то их вместе поговорить решили.
– Второй день ни крошки во рту, – призналась она, но тут же замахала рукой. – Ничего, я потерплю. Я тебе обузой не стану, вот увидишь. А какое ты желание исполнить у водяницы просил?
– Такое, – буркнул он, подходя к стожку и начиная себе место для ночлега готовить. – Не твое дело, короче.
– Да ладно. А вот я бы… – она посмотрела, как парень в стожке норку пробивает и так же делать принялась, – тоже бы загадала, если б такой случай выпал.
– Сначала водяницу поймай, – хмыкнул Вольша, – потом о желаниях мечтай. Ладно, устраивайся, до реки схожу.
– А ты вернешься? – испугалась она.
Угукнув, Вольша пошел себе. Вернется, куда ему деваться ночью-то? А утром… утром поглядит еще.
