Жанна Майорова
Расколотый надвое
Глава 13
Мерлин всемогущий! И эта туда же! В последнее время в её жизни… точнее – не так: вокруг неё было слишком много непрошеного секса. Но, вероятно, дело было в том, что в её быту было слишком много Малфоя и его озабоченных одноразовых подружек.
Но блин. Наверное, её в чём-то можно было понять.
В конце концов Миртл умерла, когда была девочкой-подростком. Если бы у неё было больше времени и возможностей, она бы не пыталась сейчас урвать вот это всё, потому что подростковый секс… В общем, походила бы на свидания, пообщалась, насладилась бы касаниями, поцелуями. Ей нужно было делать всё то, что делают обычные девчонки, влюбляясь.
Но почему-то Гермиона была уверена – с Малфоем ничего подобного не светило ни одной девушке. Ни живой, ни мёртвой.
Она на секунду представила, каково это, если бы он был обычным парнем без всего своего чистокровного дерьма.
Вот он на свидании с какой-то безликой девушкой. Они гуляют по Хогсмиду, держась за руки, покупают вкусняшки в «Сладком королевстве», он убирает большим пальцем пенные усы от сливочного пива с её верхней губы. Очень медленно, чувственно глядя ей в глаза, которые темнеют, вместо цвета тёплого какао становясь похожими на крепкий чёрный кофе…
Не надо, Гермиона, не увлекайся.
Ты же Золотая девочка, чёрт возьми! Вроде как принцесса. Только он – вовсе не принц никакой, а дракон. Злой и вредный. И у драконов с принцессами всегда странные отношения, непонятные. Несколько абьюзивные. И она не помнит ни одной сказки, где они бы закончились фразой «и жили они долго и счастливо». Точно не было такого.
Годрик, она похоже начала задумываться о предложении Миртл.
Не сбежала сразу, трепеща от священной ярости.
Призрак хочет, чтобы её тело переспало с Малфоем.
При этом он не будет знать, кто им управляет. Будет думать, что это инициатива Гермионы.
А если он откажется?
Почему-то эта мысль мазнула лезвием где-то в районе легких.
Её не должен оскорблять его отказ.
Это, кстати, будет наилучшим решением. Гермиона даже испытала секундное злорадство от ощущения того, как он прокатит Миртл.
Но вдруг она тогда откажется помогать.
Не слишком ли большая цена за сомнительную помощь?
Унижение.
Тело. Просто тело. Которое всё больше под угрозой разделения на мелкие составляющие.
Хочешь вообще всю кровь потерять?
Хмм. Да. Был там один маленький нюанс. Но даже если бы и не был, всё равно – спать с кем-то – это не стакан воды выпить. Это серьезный шаг, мать вашу!
Но во время войны ей казалось, что для победы она способна отдать гораздо больше.
Кстати, не стоит забывать, что призрак всё же может обмануть. Тогда получится, что она переспала с Малфоем зря и останется просто опозоренной и грязной.
Грязная грязнокровка.
Как он и говорил.
Повиснет у него на шее.
Она скривилась. Даже мысли о том, чтобы переспать с ним казались… из разряда тех, что вообще нельзя пускать в голову.
Но если быть объективной… Малфой ведь не совсем подонок. Вроде бы что-то заботливое вчера сказал. Прозвучало как угроза, конечно. Но такая уж у него манера общения. Даже хорошие вещи заворачивать в мусор, чтобы никто, не дай Мерлин, не догадался, что он не чисто зло.
Отличный повод, чтобы с ним переспать, Грейнджер!
Мерлин, перестань торговаться с самой собой! Это даже в твоей голове выглядит жалко.
Запретил ей вести расследование в одиночку.
Разумеется, она не собиралась его слушать. Хотя и понимала, что, делая ему назло и вопреки его словам, вредила по большей части себе. Его запрет имел смысл…
Это так жалко. А если Миртл захватит власть над её разумом, над речью? Будет умолять его? Предлагать себя? Точнее – её, Гермиону. Потрясающе. Даже в воображении это совсем не сексуально. Гермиона Грейнджер не умеет вести себя сексуально. Он решит, что она под каким-то дурманящим зельем, или напилась, или повредилась в уме. Или всё сразу.
Нет. Это натуральный бред. Она не станет. Даже под угрозой потрошения.
Ни за что.
– Я подумаю, – тихо сказала девушка и бросилась прочь из туалета.
…
Надо было поэкспериментировать с дозой.
Он уснул сразу же, как только коснулся щекой прохладной поверхности подушки. Зелье начало действовать быстро.
Оно помогало.
Сну.
Вот только кошмары не прекратились.
Они пришли снова. Тягучие, нудные. Дико надоевшие. Как призраки. Нестрашные, безобидные, которые таскались за ним по темным коридорам в надежде вызвать-таки эмоцию страха. Но вызывали лишь бессильное глухое раздражение.
Он испытывал только его в последнее время, по большей части.
Раздражение.
Грейнджер кричала и корчилась на холодном полу Мэнора.
Салазар. У маглов есть полы с подогревом. А волшебники живут в сырых, плохо отапливаемых замках. В них из преимуществ – только размер жилища. Можно пореже с родственниками встречаться.
Малфой злобно сверлил взглядом потолок, который ночью крошился и обваливался ему на лицо, грудь и живот. А он даже не пытался защититься. Почему-то ему казалось, что случись такое сейчас, наяву, он бы тоже не стал.
Настолько его всё достало.
И метка пульсировала. Как-то по-особенному. Будто бы её оскорбляла его попытка наладить сон.
При этом тело вроде бы было отдохнувшим. Проснувшись, он первым делом прислушался к своим ощущениям. Но разум по-прежнему оставался в напряжении. Хотя грёбаный Транквилитас аними как раз таки должен был успокаивать разум. Это, блядь, его второе название. Неофициальное.
Зелье, успокаивающее разум.
Ни хрена не работало.
Может быть, стояло так долго, что выветрилось? Но Снейп столь щепетильно относился к своей коллекции, что не стал бы хранить просрочку.
Он вчера отлично потрахался, немного подразнил грязнокровку, не так удачно, как обычно, почти не вспоминал Люциуса. Грейнджер немного подпортила ему статистику, но чего ещё от неё ожидать? Она всегда всё портит.
Кстати.
Хоть что-то хорошее с утра.
Салазар обратил внимание на его воззвания и наконец-то вымыл грязнокровку из башни.
Грейнджер куда-то умотала с самого утра.
Возможно, к своим дружкам. Или в библиотеку. Времени до занятий было ещё достаточно.
Малфой поднялся с кровати. Послонялся по комнате и раздражённо саданул кулаком в стену. После подумал немного, опустился на пол, отжался сто раз на кулаках, пока мышцы не забились, чтобы хоть немного скинуть накатившие на него раздражение и разочарование.
Зелье не подействовало. Не так, как нужно.
Грязнокровка не станет его слушать. Полезет в самое пекло. Но ему ведь насрать. Даже если потрошитель, кем бы в этот раз он ни стал, порвет её на клочки.
И ведь тогда никто больше не будет вонять своими сиропами на всю гостиную. Никаких шерстистых котов. Поттер с Уизли наконец-то будут писать рефераты самостоятельно и хоть что-то конспектировать на лекциях… Никакой очаровательной родинки у пупка. И поцелуев. Отчаянных. Горько-сладких. Запретных.
Он рывком поднялся, стряхивая с себя липкое наваждение. У них совместный урок с Грифиндором. Грязнокровка не может там не появится.
А вечером он попробует принять больше зелья.
Хогвартс утром был всё так же мрачен. После второго убийства даже пробивающиеся в окна редкие лучи солнца не добавляли радости.
На самом деле это место никогда радостным и не выглядело. Как и все закрытые английские школы, куда детей спихивали на весь год.
Ну разве что в дни квиддичных матчей…
Их факультет ещё больше обособился. Странно, как слизеринки решились на девичник. Устроили пир во время чумы. Но им всё нипочем. Пэнс планировала такие мероприятия ещё на каникулах, считая посиделки чистокровных наследниц отличным поводом закрепить полезные знакомства. Даже с Асторией, которую считала соперницей, на людях она держалась подчеркнуто вежливо. Ну пыталась хотя бы. Все и так всё понимали. Слизерин – как маленькая семья. Гораздо более принимающая, чем большая часть его собственной.
Малфой фыркнул, решив, что слишком распустил сопли.
Вечеринка – не такая уж плохая идея на самом деле. Каждый поддерживает себя как умеет.
У него мало близких людей. Только о них и стоит думать. Остальные – расходный материал. Будет ли он горевать, если потрошитель всех в школе перережет? Ну разве что…
Не стоит об этом думать. Глупо и бессмысленно. Трата душевных сил.
– Что с тобой? – бросил Драко без особого, впрочем, любопытства, падая на скамейку рядом с Блейзом на последней парте.
Все приковали внимание к мрачному Нотту, который бурчал что-то себе под нос и замолчал с появлением однокурсника.
– Травму получил, – с еле сдерживаемым смехом ответил Блейз.
– Пизданулся с метлы? – уточнил Драко, глядя на прихрамывающего Нотта. – Не надо бухим летать.
Наверняка, нализался до мгновенного горизонтального состояния.
– Лучше бы пизданулся, – буркнул Тео, неловко ёрзая на лавке.
Драко вопросительно приподнял бровь.
– Расскажи, иначе я это сделаю, – азартно предложил Блейз.
У слизеринца чесался язык, и Тео бросил на него злобный взгляд.
– Нотту сломали член! – радостно выпалил Гойл, открыто встречая злобный взгляд однокурсника. Ему не терпелось поделиться – всё такие же пухлые, как на первом курсе, щеки дергались, выдавая это нетерпение.
– Салазар! Как тебя угораздило? – закатил глаза Малфой.
– Горячая попалась штучка, – буркнул он.
– Ты теперь выбыл из строя, так что теперь все девчонки наши. Да, Драко?
Гойл ощутимо ткнул его локтем.
Малфой поморщился.
– Он мне никогда конкурентом и не был.
– Даже если у нас с Драко, не дай Салазар, отвалятся члены, вам от этого давать больше не станут, – припечатал Забини.
– Мне капец как не нравятся такие примеры, – мрачно процедил Драко.
– Что с тобой? Опять не выспался?
Забини мгновенно стал серьезным.
– Выспался. Но всё равно паршиво.
Блейз понимающе хмыкнул. Остальным было не до них. Парни с жаром обсуждали происшествие с Ноттом и то, как надо было действовать, чтобы избежать подобного.
Наверное, Малфою стоило бы благодарить Салазара за то, что с ним никогда не случалось подобных дебильных ситуации в сексе. Да и в жизни, пожалуй, тоже. Ну не считая младших курсов. Но это точно проклятие Поттера. Потому что такое случалось, когда этот придурок был рядом. Там, где шрамоголовый, всегда образуется центр притяжения неприятностей…
Когда она появилась, Малфой испытал неожиданное облегчение. Это злило, но тугой узел внутри немного ослаб.
Грязнокровка бросила на него беглый взгляд. Он прищурился в ответ. Парень успел заметить лёгкий розовый румянец, мгновенно окрасивший её скулу, щеку и часть шею. И о чём она там, мать её, таком думает?
…
– Почему ты не пришла на завтрак?
В голосе Гарри слышалось тщательно замаскированное беспокойство.
Когда начинало происходить что-то неладное, они обычно держались вместе. Сплачивались ещё больше. Всё свободное и несвободное время старались проводить вместе, шептались по углам.
А сейчас она отдалялась от них. Всё вроде было как обычно. Опять в Хогвартсе творится нечто ужасное и необъяснимое. Но… всё-таки не как обычно.
Нечто необъяснимое происходило и с ней самой. И поэтому она их избегала. Боялась, что они знают её настолько хорошо, что поймут… Что-то.
Чего она сама не понимала.
На самом деле всё это началось ещё до Малфоя.
Её нежелание общаться с друзьями. Она лишь иногда приходила к Джинни. И то – в основном ради того, чтобы проведать свой загрустивший проект по травологии.
Она отдалилась от друзей после войны.
Злилась на себя за это. Но ничего не могла поделать.
Ей нужна была помощь.
А вместо этого она ещё больше себя закапывала, ввязавшись в странные отношения – не отношения со слизеринцем.
Да, Гермиона, если ты добровольно кого-то целуешь, это должно что-то значить.
Она сама, её родители и остальные маглорождённые со своими близкими оказались под угрозой истребления. Просто потому, что кто-то счёл их недостойными.
И как бы сейчас не осуждались идеи Волдеморта, их частички, как осколки разбитого зеркала, были разбросаны по умам и сердцам волшебников, которые продолжали жить. Пусть и находились не в самом привилегированном положении…
Они не могли полностью вытравить из себя тьму.
И, может быть, никогда не смогут.
Гермионе казалось ужасным, что иногда её посещают мысли о том, что не лучше ли, чтобы их никогда не было?
Чтобы они просто исчезли и – всё.
И в эти моменты мысли неизменно приводили её к Малфою.
Будет хорошо, если он просто исчезнет? Или если его посадят в Азкабан, как отца? Это будет хорошо – конкретно для неё.
Они оба жуткие лицемеры.
И если бы кто-то смотрел на них со стороны, так бы и сказал. Постоянно вопят о горячей ненависти друг к другу, а затем целуются по тёмным углам, чтобы никто не видел.
Но он знает, что это было.
Она знает.
И это ведь какое-то больное влечение. Практически клишированное. Испытывать страсть к тому, кто питает к тебе такие сильные эмоции. Даже научно объяснимо, наверное.
– У меня были дела в библиотеке, нужно подготовиться к …
Ей всегда нужно было к чему-то подготовиться. Так что это никогда не было целиком враньем.
Она ответила непринуждённо, как ей казалось, но друзья знали её слишком хорошо.
Гарри переглянулся с Роном и продолжил:
– Гермиона, если ты боишься, то в этом нет ничего страшного и стыдного. Нам тоже страшно. Переселяйся обратно в гриффиндорскую башню, мы будем везде ходить вместе, никуда тебя не отпустим.
Гермиона на секунду задумалась, прислушиваясь к своим ощущениям, и внутренне содрогнулась от того, что ей идея быть постоянно рядом со своими лучшими друзьями совсем не нравится. Она откликалась в её душе как ощущение несвободы, духоты и тисков.
Да что с ней такое?
– Мне безумно лестно слышать, что сразу два парня не хотят меня никуда от тебя отпускать, – она слабо улыбнулась. Годрик, что за бред она бормочет. – Я справлюсь. Мне правда нужно…, – она взмахнула руками, пытаясь подобрать слова, чтобы их не обидеть. – Чуть больше пространства. Было бы очень мило, если бы старостам вообще выделяли по отдельной башне.
Ли-це-мер-ка.
Ей было бы не так спокойно одной.
Его недовольство, раздражение и дым от сигарет окутывали её странным, но почему-то кажущимся безопасным коконом.
– Это точно, – воодушевился Рон. – Без хорька мы могли бы заниматься вместе в гостиной, как раньше.
Как раньше.
Гермионе казалось, что у них не получится как раньше. Много чего не получится. И проблема тут была не в Малфое.
Она оглянулась на задние ряды, где кучковались слизеринцы или, как выразился Рон, обосновалось «змеиное гнёздышко».
Паркинсон выглядела мрачно и помято, несмотря на пару слоёв чар гламура.
Гермионе стало любопытно, кто ещё участвовал в стихийной оргии, которую устроил Малфой.
А если он заставил её… Это было низко и жестоко даже до него.
Но Паркинсон никогда не приходилось заставлять. Абсолютное большинство его желаний она исполняла по собственной воле.
Нет, не так. Она исполняла все его желания. Во всяком случае Гермионе не было известно о её отказах.
Остальные слизеринки оживлённо перешёптывались.
Сколько их было? Что именно они делали?
И после этого он её поцеловал.
Гермионе захотелось выбежать из кабинета и прополоскать рот с мылом. И мозг заодно.
Когда он рядом, она в какой-то прострации и позволяет ему слишком много. Так ли уж они отличаются с Паркинсон? Дуются, фыркают, шипят, как дикие кошки, а всё равно идут, стоит хозяйской руке поманить.
Девушка тряхнула кудрями, отгоняя глупые мысли. Она хочет, чтобы он исчез. В теории. Но это желание уж точно нельзя называть преданностью и привязанностью.
Она мельком глянул в окно. Природа замирала и засыпала в преддверии зимы. Обычно Гермиона с нетерпением ждала первого снега. Ощущение волшебности этого мира в такие моменты усиливалось в разы. Но сейчас сердце замирало совершенно по другой причине. Горло сковывал липкий страх.
Они продолжали быть в опасности.
Война не закончилась и закончится ли когда-то вообще? Почувствует ли она когда-нибудь мир?
Чувство покоя и безопасности было у неё только в детстве, с родителями, когда она начала ходить в обычную магловскую школу. И слышала о войнах только на уроках. Ей казалось, что на пороге нового тысячелетия войны в большинстве цивилизованных стран давно ушли в прошлое. И что уж ей точно не придётся в них участвовать…
В класс серой тенью влетел Долиш. Он всегда носил серые, подчёркнуто строгие, костюмы.
Странный выбор преподавателя защиты от тёмных искусств. Единственное объяснение – он бывший аврор. Но вряд ли он чему-то новому научит юных волшебников, прошедших войну. Снейп, скорее всего, просто не хотел заморачиваться. Для младшекурсников пойдёт.
– Его даже бабка Невилла смогла уделать! Какой из него преподаватель! – с пренебрежительной ухмылкой прокомментировал Рон назначения Долиша.
И Гермиона, с привитым с детства уважением к преподавателям, его даже не одёрнула.
Цепной пёс режима. Причём ему абсолютно плевать, какого. После того, как приспешники Волдеморта захватили власть, ему вполне комфортно работалось в министерстве. И чем теперь он мог впечатлить тех, кому пришлось выбирать сторону. Поэтому к нему с одинаковой долей презрения относились как гриффиндорцы, так и слизеринцы.
И он это ощущал, поэтому даже не старался им понравиться. Прибегал, быстро отбарабанивал материал и скрывался так быстро, что даже выходившие сразу за ним ученики видели лишь серую тень в конце коридора.
Первая часть занятия прошла как обычно – абсолютно неприметно. Гермиона машинально конспектировала, Гарри с Роном тихо обсуждали тактику предстоящего квиддичного матча, даже не пытаясь вслушиваться.
Долишу будто было всё равно, он старался закончить побыстрее и извергнуть из себя всю лекцию. Но где-то минут за пятнадцать до конца неожиданно его тон изменился, заставив задремавшую аудиторию заинтересованно поднять на него взгляды:
– В связи с ужасными событиями происходящими в Хогвартсе, директор поручил мне повторить с вами… кое-какую теоретическую базу по запрещённым заклинаниям.
– Скоро ситуация настолько выйдет из-под контроля, что директор даст нам разрешение их применять, – тихонько проворчал Симус.
Долиш сделал вид, что не услышал.
Но Гермиона, как и многие другие, думала об этом.
Осудят ли их, если кто-то из находящихся на взводе учеников вдруг бросит в другого Круциатус, подозревая в нём нового потрошителя? Тот же Симус пошутил, что в Визингамоте под присмотром авроров в камере временного содержания сейчас намного безопаснее, чем в Хогвартсе.
Долиш поднял взгляд мутноватых светлых глаз от конспектов и быстро спросил:
– Какие последствия Круциатуса на организм волшебника вы можете назвать?
Все на мгновение замерли.
Во время битвы за Хогвартс многие эти последствия поймали сами, ну или слышали от знакомых – как минимум.
Отвечать почему-то никому не хотелось.
И тогда Гермиона привычно выручила всех. Рука, взмывшая над партой под чётким углом – девяносто градусов.
– Ну Грейнджер-то знает о Круциатусе не понаслышке, – язвительно буркнула Паркинсон.
Гермиона даже не обернулась в её сторону.
– Боль в мышцах.
Она говорила неспешно, начав с простого, так как обычно никто её не перебивал. Но в этот раз все пошло не по привычному сценарию.
– Внутреннее кровотечение.
Малфой сам не до конца понимал, зачем вмешался в её нудное грязнокровное бормотание. Может быть, ему просто хотелось сорваться на ком-то за неудачу зельем. А грязнокровка, которая вела себя как выступающая перед народом королева, подходила для этого идеально.
– Разрывы тканей! – Грейнджер повысила голос, кинув на него испепеляющий взгляд.
– Это подразумевается вообще-то. Иначе откуда взяться внутреннему кровотечению? – он закатывает глаза и продолжает. – Тошнота.
– Угнетение центральной нервной системы.
– Утрата функционирования органов чувств.
– Онемение конечностей.
– После длительного применения – необратимые изменения в мозге и центральной нервной системе.
Долгопупс дернулся при этих словах. А Грейнджер недовольно поморщилась. Она бы тоже это сказала, но в ней, наверняка, хорошая добрая девочка боролась с отличницей. Ну вот. Теперь ты избавлена от мук выбора гадким беспринципным слизеринцем.
Они соревновались друг с другом, выкрикивая симптомы всё яростнее, накаляя атмосферу в аудитории. Слизеринцы и гриффиндорцы с интересом наблюдали за ними, поворачивая головы, словно следили за игрой в теннис.
– Я полагаю, этого будет достаточно, – Долиш нервно прочистил горло. Ему явно не хотелось никаких конфликтов на своих уроках. Поскольку он вряд ли был готов их разруливать.
– Профессор, мы только начали, – Малфой хищником оскалился. – Есть ещё индивидуальные симптомы.
– Я вижу, что материалом вы владеете, – быстро отбрыкался Долиш. – Думаю, директор будет всеми вами очень доволен. А сейчас позвольте откланяться.
И он снова исчез так резко, что у многих возникло подозрение – не использует ли он какое-то заклинание?
…
Она не ожидала, что кто-то решит дополнить её ответ. Но он же просто обожал бесить её.
Когда слизеринец сгрёб со стола практически пустой пергамент и бросил Забини «пойдем покурим!», у неё возникла неожиданная и отчаянная идея.
Гарри не требовал мантию, но Гермиона знала, что через пару дней у него могут возникнуть вопросы, так как она всегда возвращала вещи в указанный срок. Как и книги в библиотеку. В данном случае она взяла мантию на денёк. И её необязательность опять же могла вызвать у друзей подозрения.
Они точно удалятся куда-нибудь подальше, на квиддичное поле или Астрономическую башню. Или вообще к озеру. Даже Малфой редко наглел настолько, чтобы курить у всех на виду. Хотя Гермиона полагала, что дело в другом. Ему просто хотелось побыть одному, чтобы никто не отвлекал. И он уходил подальше именно из этих соображений, а не из страха лишиться баллов.
Он держал её в своей комнате. Других вариантов не было. Не будет же он всюду таскать её с собой.
Гермиона залетела в башню, отбросила сумку и понеслась наверх, боясь растерять по дороге всю решимость.
Она сделает это очень быстро.
Просто проверит. Для очистки совести. Грех было не воспользоваться. Минут пять у неё есть.
Алохоморой его комната не отпиралась, но она подслушала пароль. Случайно. И молилась Мерлину и всем богам, чтобы он его не поменял.
Не поменял.
Комната встретила её приятной прохладой. Та в целом ничем не отличалась от её собственной. Разве что менее захламлённая. И цветовая гамма, разумеется. Холодные цвета и оттенки.
И ещё – мягкий зеленый ковер, в который хотелось закопаться ступнями. Интересно. Он его из дома притащил? Может она попросить такой же?..
Гермиона с неудовольствием отметила, что их домовой эльф явно убирается у Малфоя с большим усердием. Или у него просто проще убираться.
– Акцио, мантия-невидимка!
Несколько секунд ничего не происходило, но затем в резном платяном шкафу послышалось шевеление. Дверцы резко распахнулись, явив содержимое. Аккуратно развешенные рубашки, черные, белые, серые и зеленые, мантии и брюки.
С нижней полки вывалились джинсы. Те самые. Они лежали вместе с кучей другой магловской одежды. Гермиона бы рассмотрела поближе. Ей было жутко любопытно, что он носит. Но дело прежде всего. Она дрожащими пальцами ухватила злосчастные джинсы, продолжавшие брыкать штанинами, и извлекла из заднего кармана мантию. Варвар. Наверняка. Она ужасно помялась. Как из ж… Ладно, главное, что она у неё.
Девушка уже хотела нырнуть в дверной проем и захлопнуть дверь, но её внимание привлекло открытое письмо, лежавшее на прикроватной тумбочке. Оно было небрежно смято. А в центре красовалась прожжённая окурком дырка.
Годрик. Что там было с любопытной кошкой?
Но ноги уже несли её к его постели.
Когда она жадно впилась глазами в пергамент, внизу послышались голоса. Мужской и женский. Один – ленивый, растягивающий гласные. Второй – мелодичный, заискивающий.
Гермиона кинулась к двери, но на лестнице уже слышались шаги.
Не успеет.
Они поднимаются сюда, и он точно застанет её выходящей из своей комнаты. И тогда… и что тогда? Мерлин, помоги!
Гермиона не стала раздумывать над тем, что сделает Малфой, если застанет её тут.
Резко выдохнув через нос, чтобы хоть немного успокоиться, грифиндорка кинулась к шкафу. Ну не под кровать же лезть в конце концов! А за шторкой её точно будет видно, сейчас день. В шкафу достаточно места, там мало вещей, она должна поместиться.
Зажмурив глаза, она медленно потянула на себя вторую дверцу. И по закону дурацкого жанра, новые действующие лица в это же мгновение вошли в комнату.
И тут Гермиона осознала, что сидит в шкафу у самого мерзкого из слизеринцев. А он привел в комнату девицу. И вряд ли они сейчас будут сверять конспекты. Ядерное невезение!
