Женя Т.
Мой батискаф
С февраля я очень долго находилась в дереализации, где-то до середины мая в первый раз, и с августа – во второй. Просто происходили вещи, в которые я не могла поверить. Я пыталась логически себе что-то объяснить – и у меня ничего не выходило.. А потом на одни нереальные события накладывались другие, а затем следующие, и мой мозг убеждался все больше и больше, что такого просто не может происходить и – включал на полную свою защиту, чтобы ты продолжал хоть как-то держаться.
Понять принцип работы дереализации в целом и относиться к ней спокойнее мне очень помогла мой психиатр. Сейчас такие периоды все еще происходят, но всепоглощающий страх непонятности происходящего ушел. Мозг в тяжелых или стрессовых ситуациях запускает такой процесс, чтобы сберечь психику, это – механизм, который помогает нам не сойти с ума. Благодаря ему адаптация откладывается будто бы «на потом», чтобы было время пережить происходящее или успеть с ним свыкнуться. Когда знаешь что происходит, становится намного легче.
Близким людям происходящее очень сложно объяснить. Особенно трудно рассказать в моменте о том, что именно не так – ведь, как минимум, ты не уверен, что люди вокруг вообще реальны, а не плод твоего воспаленного мозга. Мне в такие моменты очень помогает сразу сказать, что я нахожусь в таком-то состоянии, и обозначить ситуацию, если есть такая возможность. Если нет, то стараюсь найти спокойное место, где я какое-то время смогу побыть одна.
Рабочая для меня схема – это следить за дыханием, акцентировать внимание на физических ощущениях, что-то считать или же просто искать место для осознания собственной безопасности.
История 10. Алиса
Мне 22 года, я учусь на клинического психолога, практикую уже второй год.
Состояние деперсонализации и дереализации последний раз накрыло меня ровно год назад, поэтому сейчас насколько возможно, помню все это. Но не потому что оно было относительно недавно, а так как мне до сих пор страшно в него вернуться. Тревожно отслеживаешь
каждую мысль, каждое чувство, в поисках красного флага, который скажет: «Але! Пора к психиатру!»
Мои дереализация и деперсонализация проявились в рамках депрессии. Я работала в психологическом центре как психолог, училась в универе, была в этом центре тренером, параллельно училась тут же на курсах повышения квалификации. И такую нагрузку мой организм не выдержал…
Начала сильно уставать, чувствовала скуку от всего. Все, чем занималась, не приносило удовольствия. Мне казалось, что я просто устала. «Алиса, нужно всего пару дней дома посидеть, заняться любимыми делами»… я люблю рисовать, читать мангу – меня успокаивает это. Решилась прогулять день в универе – пыталась занять себя любимыми делами. Именно пыталась – у меня не выходило: они мне больше не приносили радости. Чем дальше вспоминаю, тем больше хочется плакать…
В итоге я стала просыпаться с болью во всем теле – будто ночью тебя пинали гномы. Не могу точно вспомнить, когда появились неприятные и болезненные мысли… на самом деле, мне тяжело вспоминать все это. Будто бы страшный сон, который ты пытаешься его рассказать кому-то.
Начинаешь думать, что все, что ты делаешь – зря. Пустая трата времени, денег, сил. Винишь себя в этом. Я просила прощения у семьи за то, что я такая ничтожная.
Кстати о семье – их участие в моей депрессии… было своеобразным. Я живу в Петербурге, переехала одна сюда учиться. Родители далеко. Когда я говорила родителям о том, как мне стало тяжело, я слышала только «Хей, хвост пистолетом, не вешай нос, намотай сопли на кулак!». А я не могу, я не могу взять себя в руки!
Винила себя за то, какой я ужасный друг. Мои близкие жалуются на жизнь, а я не могу им помочь…
Стала отдаляться от всех. Мне было тяжело общаться с людьми, я раздражалась, я уставала, я плакала. При виде сообщения во «ВКонтакте» я кричала: «ОТСТАНЬТЕ, НЕ ТРОГАЙТЕ!»
А то как я видела мир – просто не описать словами. Это не черно-белые картинки. Цвет остался, но ты его будто игнорируешь. Все слегка приглушенно, все такое зернистое, нечеткое, будто смотришь через очки, диоптрии которых явно не подходят.
В какой-то момент я потерялась на пути из работы к метро, по которому ходила почти каждый день в течение целого года. Четко помню, как иду по парку, и вдруг чувствую дикую легкость, пугающую. Я оглядываюсь по сторонам, а все вокруг – нереальное. Я будто смотрю не своими глазами – а как наблюдатель, со стороны. Вижу себя, такую маленькую и никчемную, в огромном мире, который меня отторгает. Храм, который я вижу каждый день, стал другим. Река, деревья. Все другое. Оно в дымке, где-то в далеке, будто протянешь руку – а оно еще сильнее отдалится.
Где-то на фоне я понимала – со мной происходит что-то странное. Это не окей. Но я говорила себе: «Блин, ну ты психолог, ты видела людей в депрессии, ты с ними работала. Им хуже. Ты утрируешь. Ты хочешь привлечь внимание. С тобой не могло это произойти»
Рассказала о своем состоянии подруге – мы вместе с ней учимся. И она забила тревогу: «Алиса, ты болеешь! Ты не надумала это! Тебе реально плохо! Тебе нужна помощь!» А я все равно отнекивалась – ну нет, ну не может быть. Но случилась одна фраза от нее, которая навсегда осталась со мной – я даже часто говорю ее своим клиентам: «Это не твои чувства, это не твои мысли – они принадлежат болезни!»
А все чувства мои пропали. Они уходили в какую-то пучину внутри меня. Но вот гнилые мысли приходили – их-то пучина не забирала! Мысли о том, что живу я зря и, если и дальше буду жить, то только потрачу деньги родителей, займу чье-то место в мире. И что надо с этим заканчивать… Тут я вспомнила фразу подруги: получается, это не я хочу закончить жить, это говорит мне болезнь. Она – не я.
Я рассказала об этом всем маме. Видеть ее испуганное лицо было так страшно… И особенно страшно было услышать что-то, что сделает больно. Что это – глупость какая-то… Но мама – холодный человек, отношения с которой были всегда натянутые – сказала, что мне нужна помощь. Мама, которая во все это не верит, сказала записаться к психиатру. А еще она сказала вот что: «Всегда можешь нажать на паузу и дать себе время на передышку» Мы с ней висели на проводе по 2-3 часа почти каждый день. Я – лежа в кровати, плача не зная от чего, а она – с той стороны – говоря, как она переживает и как хочет помочь.
В эти дни я никуда не выходила из дома. Просто лежала – устала от «ничегонечувствования». Я устала от боли, все время была дома, а мыслями – будто в совсем другом месте. Не чувствовала себя живой,
не чувствовала себя здесь и сейчас. Я – где-то далеко…
У психиатра я плакала пустыми слезами. Рассказала о том, как плохо. В теории – надо реветь о том, как тебе ужасно невыносимо!… Но мои слезы были какими-то пустые, как у куклы. Обезличенными. Когда возвращалась от него домой, мама написала: «Не хочешь приехать к нам?» В этот же день вечером я стояла в аэропорту с рюкзаком. У родителей я чувствовала себя огражденной от мира, от людей. Опять лежала на кровати. Иногда мама приходила ко мне, спрашивала, надо ли мне что-то, может, она приготовит мое любимое блюдо… А я лежала и мычала в ответ «мммм, не хочу» Она присядет рядом, погладит по голове и уйдет. На самом деле, я так ей благодарна. Пишу и плачу от того, насколько. Она приняла меня и мою болезнь, она поддерживала меня. Она тогда для меня была самым теплым человеком.
В таком состоянии я жила где-то 4 месяца. С осени и до Нового года. В декабре-январе мне стало легче. То, что раньше меня отторгало, сейчас принимает – я могу, как и когда-то, любоваться архитектурой по пути куда-нибудь, у меня появились силы вернуться к учебе. Я полностью отказалась от какой-либо деятельности в психологическом центре. Продолжила консультировать – но только под присмотром супервизора. Я не брала новые курсы и следила за тем, чтобы не нагружать свои дни.
Спустя год, то есть сейчас, я опять обучаюсь. Теперь у меня теперь есть четкие правила:
Сон. Он должен быть стабильным – не так, что то в 11, то в 3 ночи. Я стабильно ложусь до полуночи.
Баланс работы и отдыха. Я раскидываю свои дела на неделю. Один день обязательно должен быть посвящен только мне. Я буду гулять, смотреть сериалы, сгоняю в «Мак» или пекарню – одна. Общение – это тоже про ресурсы и их затраты. А выходной – это день, когда я заряжаюсь.
Я смогла справиться с болезнью. И если это опять случится, то справлюсь опять.
История 11. Елена
К сожалению, я уже очень давно нахожусь на лечении, сменила много врачей, лежала в ПНД и о дереализации слышала от других пациентов. Думала, что меня это никогда не коснется.
Этим летом у меня случился серьезный конфликт с семьей (в основном, с мамой), я постоянно об этом думала, прокручивала в голове разговоры, очень переживала и спустя месяц такой нервотрепки случился первый приступ. Изначально не поняла, что происходит: был клиент, и я отмахнулась тем, что просто упало давление, и продолжила работу.
Через день случился еще один, после звонка матери. Я сидела на кухне с молодым человеком и поняла, что что-то не так. Опять списала все на давление и ушла в ванну. Я просидела несколько часов, пока не остыла вода. Казалось, что у меня обнаружились какие-то проблемы со зрением, изменились цвета – на все смотрела будто бы из-за спины, как будто меня вытолкнули из тела. Поняла, что не справлюсь самостоятельно, пришла в спальню, закрыла дверь. Молодой человек нашел меня на полу, в слезах, зажимающей уши. В квартире ничего тогда не работало, была полная тишина. Мне казалось, что звуки выкрутили на максимум и что вот-вот из ушей пойдет кровь. Следующей стадией стала паника. Ты видишь все не так как обычно, стены надвигаются на тебя и размеры вещей становятся непонятны. Я боялась, что это никогда не закончится. Все это время мой молодой человек сидел рядом, пытался успокоить и поддерживал диалог, не давал мне молчать и уходить в себя. Если честно, это были самые страшные четыре часа в моей жизни.
На следующий день я начала читать статьи, списалась с психиатром. Появился панический страх этого состояния. Я думала что у меня шизофрения или опухоль в мозге.
Самым главным советом в борьбе с этим состоянием было
«перестать паниковать» – звучало как издевка.
Следующий приступ пришел через пару дней. Молодой человек снова был рядом, так же успокаивал и помогал справляться с паникой: шутил, что мне не надо тратить кучу денег на наркотики, потому что мой мозг сам мне это выбрасывает – я ему описывала, как странно все выглядит и что я смотрю на него, а он размером с детскую куклу
(минутка позитива, да!).
При дальнейших приступах я старалась не паниковать, а прислушиваться к своему состоянию, пусть даже это и очень сложно.
Последний приступ застал меня в одиночестве – это то, чего я боялась. В тот день я прекратила общение с матерью, пошла в бар, пива выпить не успела – накрыло. Я смотрела в стену, прокручивала в голове разговор с матерью. Ощущение было такое, будто все мысли в голове сплелись в комок, а ты по ниточке выдергиваешь нужные. И чем больше думала о разговоре, тем хуже становилось состояние. Я поняла, как это работает и просто расслабилась – примерно через час-полтора все прошло. В этот раз не было никакой паники, но были сильные изменения пульса в моменты ухудшения состояния (до 35-40 ударов в минуту).
Как только я нашла и убрала причину моего большущего стресса, приступы пропали, их нет примерно полтора месяца – и я очень рада этому факту.
Реакция близких, наверное, тоже тяжелая история: я видела такой же страх в глазах партнера, как и у меня. Он ничем не мог помочь и очень переживал за мое состояние. Друзья были в шоке, мать сказала, что я все придумала.
А ощущения – действительно похожи на наркотическое опьянение. Я бы сказала – один в один (однажды я купила травку – было точно так же). Тяжело справляться с паникой, потому что приступы наступают очень неожиданно, и ты действительно ничего не можешь сделать, чтобы себе помочь – только сидеть и ждать, когда отпустит.
По словам моего молодого человека, я выглядела жутко в такие моменты: глаза чуть не выпадали из орбит, зрачки были расширены, я практически не моргала, не шевелилась.
Главное, наверное, было осознать и принять, что это – защитная реакция организма (хотя поначалу кажется, что сам организм и решил тебя убить).
Мы больше это не обсуждаем, стараемся не касаться этой темы, так как для нас это стало серьезным испытанием.
История 12. Женя
Меня зовут Женя, мне 27 лет, и у меня с детства бывают приступы деперсонализации. Иногда раз в неделю, иногда каждый день по нескольку раз – в зависимости от состояния. Обычно они короткие, не больше часа. Исключение из этого правила было в моей жизни только один раз.
Шесть лет назад, после выхода из абьюзивных отношений, у меня началась тяжелая депрессия – я боролась с ней практически четыре года. Достигнув ремиссии, решила закрепить эффект и начала заниматься психотерапией. Так я узнала, что все это в моей жизни происходит не просто так – у меня пограничное расстройство личности.
(5 лет)
– Мама, а что это такое? Я забыла, как жить. Как будто бы сейчас с Луны прилетела, и вы все тут уже давно живете, а я вообще ничего не знаю…
Смотрю на свои руки. А они не свои. Ноги идут сами по себе. Это я? Нет, это не я. А кто тогда? Не знаю. Я исчезла – и словно никогда не существовала. И не существовало жизни вообще, не было самой идеи жизни. Что такое «жить»?
(12 лет)
– Ты следующая, давай свой диск, – говорит мне диджей.
Я неловко поднимаюсь по ступенькам и протягиваю ему руку. Уже не свою руку.
Ух, и зачем я вызвалась выступать с этим танцем. Ну да, я вообще-то занимаюсь танцами, но тут, похоже, погорячилась. Я ведь вообще не создана для сцены. Но сейчас уже поздно. Сказала, что сделаешь номер на лицейской весне, значит, иди до конца.
Тишина в актовом зале. Первые аккорды песни. Я выхожу – точнее, оно само выходится. А потом начинается танец. Ни единого движения не помню – но тогда откуда их берет тело? Какое движение будет следующим? Не оступлюсь ли я? Заметили ли все, что я – не я?
Смотрю в зрительный зал и не вижу ни единого взгляда. Всех заволокло пеленой, и эта пелена меня защищает. Если я не существую – я в безопасности. Надо мной не сможет никто посмеяться, если я забуду танец. Над кем смеяться? Меня просто нет. Я никогда не жила.
(19 лет)
Я лежу, прижатая к полу, и пытаюсь дышать. Не помню уже, с чего начался этот разговор, – в голове сплошной бардак. Да и как ему там не быть, если Н. вечно цепляется за все что угодно, раздувает
и переворачивает с ног на голову? Или это только мне так кажется…
Ничего уже не знаю, честно. Сейчас просто хочу, чтобы он меня отпустил и перестал выносить мозг.
– Давай закончим уже, в чем суть разговора-то вообще?
– Суть разговора в том, что ты опять…
– Я опять говорю, что это моя подруга, и я буду обсуждать с ней наши личные дела.
Удар по голове, а потом удушье. Это меня сейчас взяли за шею? Как я здесь оказалась? Опасно ли это? Что будет со мной?.. Кто такая я? Кто этот человек? Так, подожди, я встречаюсь с ним уже полгода, и мы пришли к нему домой, чтобы заночевать после прогулки. И все опять пошло-поехало.
– Я тебя спрашиваю, ты почему удалила переписку? Что вы там такого обсуждали?
Мутновато. Шум в ушах. Что надо сказать-то? Я вообще с кем-то успела подружиться? Я не знаю, как жить, потому что никогда не жила, только он этого не знает.
– А, ну значит, обсуждали что-нибудь интересненькое. Чтобы дальше быть в курсе, я сейчас меняю твой пароль сам и тебе его напишу. Теперь у тебя вот такой пароль. Другого не будет.
…А буду ли я? Буду, я всегда потом возвращаюсь, меня обычно недолго нет. Правда, потом буду не только я, но и боль будет. А сейчас ничего нет, как нет и самой жизни. И это, кажется, к лучшему.
(22 года)
Я просыпаюсь рано утром и поворачиваю голову, чтобы посмотреть, кто лежит рядом со мной. А рядом со мной чужой человек. Мне явно не стоит лежать так близко рядом с ним, это опасно.
Неважно, что я живу с Александром уже целый год, и он водит меня по врачам, пытаясь вытащить из депрессии. Сейчас я вижу его впервые. Пусть я многое знаю о нем, он мне чужой.
Мне надо прийти в себя, пока он не проснулся. Нельзя, чтобы он хоть что-то заподозрил – мое плохое состояние его расстраивает. А расстраивать Сашу я не хочу – я люблю его. Вернее, знаю, что люблю. Где-то там, в глубине души, на том месте, где теплился этот огонек, сейчас пустота и страх. Но я надеюсь, что еще смогу что-то почувствовать. Не только к Саше, но и к миру вообще.
Я чувствую, что Саша дает мне руку, но не могу протянуть в ответ свою. Потому что лежу в гробу, и надо мной полтора метра земли. Порой я что есть мочи колочусь в крышку гроба, надеясь выбраться, а порой только вяло скребусь.
Я должна была выбраться, пока не кончится воздух, но сегодня он кончился. Я ухожу, чтобы не делать человеку больно.
(27 лет)
Женя, посмотри на свои руки. Ты где сейчас находишься? Кто этот человек в соседней комнате?
Это Артур. Я с ним уже три года живу. Все хорошо, он не причинит никакого вреда, ты можешь вернуться. Ты можешь не отключаться, не уходить от своих ощущений. Да, я понимаю, что на месте пустоты, которую ты чувствуешь, будет огромный страх, только он абсолютно беспочвенный. Тебе почудилось что-то из прошлого, но сейчас все по-другому. Он не причинит тебе вреда. Это родной человек.
Комок в горле – и слезы текут по щекам. Выхожу из темной комнаты и обнимаю его. Все хорошо. Даже когда я есть, я в безопасности.
История 13. Ева
Впервые обнаружила у себя дереализацию где-то года 3 назад, но началось это значительно раньше, наверное. Мне всегда казалось, что это не моя жизнь. Я помню момент из детства: тогда я как-то накосячила (совсем не помню, что я сделала) и спряталась за диван. Бабушка стояла передо мной с тапком и ругалась. Вроде бы даже ударила, я не помню. Но мне было все равно. Несмотря на то, что я тогда очень боялась физического наказания, пряталась за диваном, я ощущала все так, будто я в игре. будто, если я отвернусь, то ничего не произойдет. Думаю, примерно в тот момент все и началось…
А может, это было со мной всегда.
Мои близкие никак не отреагировали, родителям было все равно и конкретно об этой проблеме мы не говорили – хотя для меня это, честно говоря, не проблема, а наоборот, спасение. Если бы я ощущала реальность, я не думаю, что я бы была жива.
Дереализация влияет очень положительно на мою жизнь. Так вышло, что я в весьма странной ситуации: живу в антисанитарии с тараканами, и очень боюсь такой жизни, она мне противна. Но благодаря тому, что не ощущаю реальность, я не чувствую, что это моя жизнь. Я не знаю, почему, но мне кажется, что я ощущаю, будто живу в комфортном и уютном месте, в том, где хотела бы жить. Благодаря дереализации я ощущаю себя спокойно в обществе – обычная я не смогла бы даже ходить на учебу, боясь, что все узнают, как я живу.
Раньше «приступов» дереализации было намного меньше, чем сейчас. Когда-то мне постоянно было жутко и тревожно, страшно заходить домой, мыться или спать. Раньше я ощущала, что это я и что это я так живу. Но сейчас я живу… в дереализации. Очень редко возвращаюсь в реальность, и меня это, в целом, устраивает. С дереализацией я никак не справляюсь – не хочу справляться. Она помогает мне жить, наверное.
