Женя Виненко
Людьмак
– С чего решил, что жену твою убить могут? Да еще и люди. Они не дураки, чтоб соваться к вам на болота. Смертные ведь даже ни нечисти бояться, а что трясина жизнь отберет.
– А я и не «решил», а сделал выводы из увиденного, – уверенно заявил Богучар, в большей степени налегая на выпивку, а не на еду. – Еще с вечера предчувствовал надвигающуюся беду. А утром, едва проснулся, опасения подтвердились. Этой ночью я спал в сарае, а когда вернулся в дом… Увидел такое, от чего кровь в жилах стыла.
Здоровяк так сильно выпучил маленькие глазки, что до боли стал напоминать жука-плавунца.
– И чего этот межеумок7 ждет? – многострадально возмутился у себя в мыслях людьмак. – Когда начну выпытывать подробности?! – он отложил ложку, благо губница в тарелке закончилась. Перед вторым блюдом не помешала бы пауза, чтоб сильно не добреть. – И что же ты увидел? – равнодушно спросил Яр. Он столько всего повидал, что удивить его было сложно.
Болотник охотно потер руки, подался вперед, облизнулся и зашептал, будто сообщал страшную тайну:
– Входная дверь нараспашку, жены моей, Милавы, нигде нет, а внутри, на нашем семейном ложе, два трупа человеческих лежат. Один с глазами выпученными, синюшный. А второй – с кишками наружу и рядом мой топор хозяйственный весь в крови. Мыши вокруг суетятся, вкусно завтракают.
– С чего счастливому семьянину в сарае-то спать?
– Так Милавушка отправила, сказала гостей надо уважить.
– Это тех двух мертвяков? Так вы их знали?
– Почему двух? Трех. Они к нам на ночлег напросились.
– А третий кто?
– Брат их.
– А он где? С раскроенным черепом под столом в горнице валяется?
– Да нет же. Его я в доме не застал, убег видать от Милавы.
– Так их жена что ли убила? Етит твою ети! Коломес8 недоделанный, рассказывай толком, как все было, – рассердился Яр и стукнул кулаком по столу.
Овощная крышка слетела с чиненный тыквы. Потянуло ароматным мясом и специями. Пока напуганный болотник собирался с мыслями, волколак немного успокоился и зачерпнул большой ложкой только мясо, спихивая обратно в тыкву овощи.
– Пусть вон бородатый их ест, – подумал он, ехидно ухмыляясь.
Богучар же решил, что собеседник больше не злится и, почесывая длинную лохматую бороду, начал, наконец, изъясняться внятно.
– Забрели вчера вечером в наши болота трое мужиков: два здоровых амбала с мечами наперевес, точно богатыри, и один поменьше, да помоложе, видимо младший. Все трое братьями родными оказались, пришли из небольшой деревни Кочетки, что на той стороне реки. Темнело уже, стали тарабанить, ломиться в дом, просили приютить на ночь. А то, говорят, негоже на болоте спать, болотника гневить. Хе-хе-хе, – по-детски озорно посмеялся внушительных размеров косматый здоровяк, сам что богатырь. С виду-то мы на людей похожи…
– Ага, особенно ты.
– Ну, на некрасивого же похож. А Милава так до пояса настоящая красавица, в жизни от их девиц не отличишь. Если бы не копыта лошадиные – как пить дать человек.
– Самодива9, небось? – сообразил из описания Яр. Он диву давался, как прекрасная лесная нимфа могла выскочить замуж за это чудище болотное. Но, как в народе говорят: «любовь ни зги не видит».
– Она самая. Решили мы от греха подальше впустить залетных. Мне-то свой хвост в штанах спрятать – плевое дело, а копыта самодивы – пойди, упрячь. Пришлось жене весь вечер на скамье возле стены лежать и прикидываться захворавшей. Я ужином занялся, а гости все в сторону Милавы поглядывали, умилялись. А она у меня жуть как людей не любит. Говорит, они природу уничтожают, нерадивые дети земли.
Накрыл я стол, выпить налил, любимой своей тарелку с едой отнес, как заботливый супруг. А двое иродов, те, что покрупнее, возьми, да похвались, что на охоте в наших лесах двух оленей завалили. За третьим бросились, да в азарте и прежнюю добычу потеряли, и сами заплутали. Все в подробностях, с упоением рассказывали. Еще и прибавили, мол, завтра на обратном пути, туши найти хотят. Помощи у меня, мерзавцы, просили.
Я и сам тогда репой поперхнулся, что уж о моей суженой говорить – на ней лица не было. Тот, что помоложе, раскраснелся от слов братьев. Видать стыдно парню стало за их варварские рассуждения, но возражать старшим не стал, стерпел.
– Так к чему ты клонишь? – спросил Яр, ножичком выковыривая из зубов застрявшую пищу. Чтоб волколак, да позволил хоть одному кусочку мяса мимо желудка пройти – не бывать такому. – Считаешь, жена твоя их прикончила?
– Сам же знаешь самодив, – здоровяк пожал плечами, а со стороны мерещилось, будто холм с засохшей травой ожил. – Мстительные они дюже. Тем более, когда речь об обитателях леса заходит. А тут еще и олень, да ни один. Места в доме немного, вот Милава, хитрюга, и спровадила меня в сарай на сене спать. Она же и гостей предложила в кровать нашу уложить, а сама на скамье осталась. Видать, как сквернавцы10 уснули, одного задушила, второго топором зарубила. Не потерпела обиды, причиненной зверю беззащитному.
– А третьего что, пожалела?
– Великодушием возлюбленная моя не страдает. В доме вещи многие сломаны, свалены, перевернуты. Сопротивлялся, значит. А на сырой, болотистой почве повсюду следы ног и копыт. Сбежал, думаю, младший, а Милава за ним.
– И чего сам их искать не пошел? – искренне изумился волколак. С виду – здоровый лоб, жену сильно любит.
– Я и пошел, – болотник стыдливо отвел глаза к камину. – Вышел, в конце концов, к деревне, откуда братья родом были. Увидел, как мою супружницу люди схватили и куда-то в подвалы уволокли. Я испугался и убег. Сразу в город Сорняков отправился, тебя искать. Слава-то о справедливом людьмаке и по нашим болотам ходит.
– Трус, ты Богучар. Любимую женщину защитить не смог. От меня теперь чего хочешь? Чтоб я ее у целой деревни отбил? Я не всемогущ.
– Помоги, людьмак, – захныкал здоровяк. – Ты же хитрый, выкрасть Милаву сможешь. А иначе люди ее на костре спалят с первыми петухами. Любую цену заплачу.
– Любую говоришь? Посмотрим…
***
Яр боялся, что может опоздать, но, когда вышел к деревне, не обнаружил ни пылающего кострища, ни головешек и дыма, говоривших о том, что казнь закончена. Значит, самодиву все еще держали в одном из подвалов.
Волколак втянул носом воздух, подключил звериный слух и прислушался к ощущениям – истерзанной плотью нечисти или кровью не пахло, никто не плакал и не причитал. Разве что пару мальцов в соплях и слезах клянчили у старших то ли куклу-стригушку11, то ли глиняного соловья12, – сами не определились. Выходит, девицу даже не пытали. Удивительно. Обычно люди любят поизмываться над пойманными существами прежде, чем прикончить их на площади перед улюлюкающей толпой.
Ничего не оставалось, как прибегнуть к последнему, самому ненавистному методу – взять след. Одно дело, когда находишься в теле волка – это часть охоты, обострены все чувства, и разум животного не думает ни о чем кроме утоления голода. Другое, когда ты на двух ногах. Мозг переваривает полученную информацию, и запахи порой становятся настоящим испытанием. Особенно если кто-то давно не менял портки или весело гужбанил накануне. К счастью, платок Милавы, любезно предоставленный болотником, пах настолько приятно: луговыми цветами, утренней росой и немного еловыми шишками, – что людьмаку не хотелось отрываться.
Кхр-р! За спиной волколака треснула ветка. Редко кому удавалось подобраться к нему незамеченным, так что от неожиданности Яр вздрогнул, выронил платок, и, вцепившись в секиру, инстинктивно оглянулся. Никого. Даже ближайшие птицы и мелкие грызуны находились не ближе пятидесяти метров от кустов, где он прятался.
Интуиция подсказывала, что дело нечисто, а только ей людьмак и доверял. Он сделал вид, что уходит, и якобы случайно забывает платок. Лишь благодаря волчьему зрению, краем глаза волколак разглядел еще более черную тень, чем сама ночь, что стояла на дворе. Наживки на месте больше не было, но, судя по дистанции, которую преследователь соблюдал, нападать он не собирался, просто наблюдал. По крайне мере пока.
