– Нет, – без объяснений отказался Яр. – А ты, значит, в курсе кто я?
– Я не сомневалась, что он к тебе за помощью придет. Во всем Благоземье не сыщешь ищейки лучше вашего брата. А поблизости волк только в городе Сорняков есть.
– Кто он?
– Да не уж-то знаменитый людьмак не признал?
– Признал, но хочу знать, кто он тебе.
– Муж мой, – недовольно пробурчала самодива.
– Болотник или хлопотун?
– И правда признал, – расстроенно вздохнула Милава и опустилась на пол.
– Ты, девка неблагодарная, рассказывай. Хлопотун – тварь опасная. Дух колдуна с того света никогда просто так не вернется. У него причина должна быть. И в нашем случае его причина точно ты.
– А ты меня спасешь от него?
– Я – нет! А вот эта чудесная штучка – да!
– Плеть?! – недоверчиво фыркнула самодива, удивленно наблюдая, как Яр радостно потрясает в воздухе черной, кожаной нагайкой16.
– Это не просто плеть, гульня17. Это – заговоренная плетка от нехолощенного коня18. Только ей, наотмашь и с первого раза, можно уничтожить хлопотуна. И если хочешь, чтобы я это сделал, рассказывай правду и с самого начала.
***
Не успела самодива и рта открыть, дом и все, что в нем было, заходило ходуном. Вокруг незваных гостей, создавая бешеный круговорот, летала посуда, кухонная утварь, мелкая мебель. Волкалак кое-как умудрился пригнуться от кипящего котла, метившего ему в лицо, а одна расписная ложка больно ударила Милаву в лоб, так еще и ни один раз, будто специально. Пыль, искры от огня – все смешалось, вспыхнуло и вот уже в избе бушует страшный огненный вихрь. Только двое нечестивых остались в центре пока еще целыми и невредимыми.
– Брось, ведьма! Не первый раз встречаемся, – волколак грозно свел на переносице брови и со всей дури ударил кулаком по пролетавшему мимо столу. Звук получился смазанный, но все равно внушительный. – Я всегда поступаю по чести. Угомонись и назови свою цену.
Миг и все вернулось на свои места, словно ничего и не происходило. Огонь тихонечко потрескивает в печи, снадобье мирно булькает, на столе все также стоят угощенья.
– Я чую мертвую плоть, – проскрипел в воздухе издевательский голос, а затем и вовсе мерзко захихикал. – Он уже рядом.
– Не трать время, старая трясся19, мы давно уже пуганые.
– Пх-х! – раздалось сердитое пыхтение.
За голосом тотчас появилась и сама хозяйка дома, точнее только ее отрубленная голова с крупными бородавками на носу и подбородке. То ли для пущего устрашения, то ли, потому что ничего не могла с этим поделать, по ровному срезу шеи мертвой ведьмы собирались крупные капли крови и капали на пол, тут же исчезая.
Лицо старухи перекосилось в злобной гримасе и, сначала выдав порцию самой грязной брани, что имелась в запасе, затем она с язвительной ухмылкой сообщила:
– А я, может, специально тяну, чтобы хлопотун вас сожрал. Это ж ты меня когда-то убил, ирод. С чего решил, что я тебе помогать стану. Вот воспользуешься моей вещью без дозволенья, потом умрешь в счет долга. Если хлопотун раньше не прикончит.
– Не получится у тебя, карга, правила нарушить. Я уже дал согласие на оплату. Так что выкладывай, как перед тобой ответ держать.
– Хитрый волк! – ведьма харкнула в сторону людьмака, но ее слюна, так и не долетев, исчезла в воздухе. – Лучшая цена – это твоя смерть. Но коли уж не могу своими руками прикончить, то наказываю вам явиться на мой пир в честь великой Велесовой ночи20! Осушите по три чарки хмельного меда и разгадайте три загадки от моих почетных гостей. Справитесь, – подарю плеть и отпущу живыми. Нет – вечно вам прислуживать мне на том свете.
Громыхнуло, дым из печи повалил – густой, едкий. Самодива и волколак закашлялись, а пока в себя приходили, расступилась мгла, в избе зажглись сотни свечей, на стенах появились гирлянды из осенних ягод и листьев, музыка тихая заиграла и голоса раздались, что между собой весело что-то обсуждали. Глядь, а за накрытым праздничным столом на лавках мертвая нечисть сидит, а во главе – ведьма, только уже целиком, а не одна головешка.
Заметили гости Милаву и Яра, разом умолкли, смотрят, ждут, когда хозяйка за стол залетных посетителей пригласит. Ведьма жестом головы приказала место им освободить рядом с собой по левую руку и по четушке21 меда налить.
Выпили. Людьмак скривился. Знал, что карге доверять нельзя. Подсунули им не легкую, классическую медовуху в пять градусов, а крепкий, семидесятиградусный медовый самогон. Голова у волколака сразу пошла кругом. Краем глаза заметил он, что напарница его и вовсе в улыбке мигом расплылась, и с соседом подполянником22 заигрывает. Глупая девка.
– Поторопи своих гостей, старая, – активно закусывая жареной тыквой в сметане, напомнил Яр цель их визита. – Времени у нас в обрез.
– Эй, курощуп23 дохлый, понравилась тебе девка лесная? – хитро прищурившись, спросила ведьма у пухлого, седовласого подполянника.
– Ой, как понравилась, подруга моя сердечная.
– Загадай самую сложную загадку, что тебе известна, и останется она с тобой навеки, – пообещала карга.
Подполянник приободрился, приосанился и выдал:
– Какой пророк дважды родился, ни разу не крестился, а всему миру проповедником явился?
Принялся Яр рассуждать, кто из живых существ дважды на свет явиться может, да еще и вестником стать. И тут вдруг вспомнил детство свое, как в деревне птиц домашних гонял, и осенило его:
– Петух! Первый раз курица яйцо снесла, а затем он из него вылупился. А пророк, потому что по утрам будет, весть благую о восходе солнца разносит.
Обругал волколака расстроенный подполянник, но признал, что тот честно раскусили его ребус. С обиды даже от самодивы отодвинулся.
Налили Милаве и людьмаку еще по чарке. Кровь к лицу прилила, жарко стало, предметы четкость потеряли. Девчонка счастливо хрюкнула и плюхнулась мордой в кулебяку, благо та мягкая, воздушная была, с радостью в себя приняла. Пришлось волколаку несколько раз моргнуть, прежде чем фокус настроить.
– Давай вторую! – настойчиво потребовал он у ведьмы.
Зарычала старуха, осмотрела сидящих за столом и остановила взгляд на маленьком, пузатеньком с надутыми щеками старичке. Яр поджал губы. Аука был самом хитрым из присутствующих существ. Любил он людям в зимнюю пору голову морочить, отзывался сразу со всех сторон, заводил изворотливыми уловками в глушь лесную, где они навечно засыпали сладким сном, забыв обо всем на свете.
Захихикал аука и, не задумываясь, протараторил с набитым ртом:
– Ходя ходит, виса висит. Виса пала, ходя съела! – и засмеялся еще пуще.
На сей раз ни память, ни логика Яру не помогала. Начал он нервничать, похлопал себя беспощадно по щекам, – все без толку. Нежданно-негаданно на помощь пришла Милава: вынырнула из пирога с капустными обрезками на лице, зашлась смехом и на одном дыхании загадку разгадала:
– Так то свинья по лесу бродит, желуди дубовые жует! – и снова вернулась на кулебяку, как в дом родной.
Волколак облегченно выдохнул. Налили по последней порции медового напитка. Пять минут ушло на то, чтоб залить крайнюю чарку в самодиву. Голова у Яра шла кругом, тошнило и наружу вырывалось только что опрокинутое в желудок жаркое с грибами. Он вскочил с лавки, подбежал к бочке с ледяной водой, которая оказалась вовсе не водой, а хмельным олом, и полностью окунул туда голову. Людьмак сделала так несколько раз, перед тем как вернуться за стол.
Ведьма ехидно хихикала, наслаждаясь состоянием своего убийцы. В третий раз она не стала просить никого из гостей, сама озвучила сложнейшую из своих загадок:
– Стоит дерево, покрытое цветами, на дереве сидит ворон, а под деревом корыто. Ворон цветы рвет и бросает в корыто, на дереве цветов не уменьшается и корыто не наполняется.
Глаза у старухи сверкали. Она не сомневалась, что Яр с Милавой навсегда останутся в загробном мире. Месть застлала ей глаза и старуха, на радостях, сама же и дала подсказку:
– Скоро и по твою душу ворон прилетит, – прохрипела она злорадно.
– Точно! – хлопнув себя по лбу, догадался волколак. – Деревья – это живые существа, корыто – гроб, а ворон – смерть.