bannerbannerbanner
Охота на тень

Камилла Гребе
Охота на тень

Полная версия

4

– Как всё прошло?

В голосе Бьёрна звучали искреннее тепло и заинтересованность.

Бритт-Мари сбросила туфли, повесила пиджак на вешалку и прошла в маленькую гостиную.

Бьёрн сидел на диване и улыбался. Три скомканных жестяных банки из-под пива валялись подле него на журнальном столике, но у Бритт-Мари не нашлось сил это комментировать.

– А где Эрик? – спросила она вместо этого.

Бьёрн взял с пола непочатую банку пива. Ловким привычным движением он выдернул жестяной язычок, и банка послушно звякнула и зашипела.

– Мама ещё не привела его обратно. Они явно решили пойти через парк.

Бритт-Мари кивнула.

Тепла и нежности в матери Бьёрна было столько же, сколько, скажем, в рептилии, однако поддерживать порядок в доме и присматривать за ребенком она была вполне способна. Прежде чем она вышла замуж и родила Бьёрна, Май успела поработать медсестрой. Когда Бритт-Мари с ней только познакомилась, у неё сложилось впечатление, что свекровь поймёт желание невестки продолжать работать и после рождения Эрика, однако это впечатление оказалось ошибочным. Май относилась к той категории людей, которые твёрдо убеждены, что замужним женщинам работать не пристало.

И уж точно нечего делать на работе замужним женщинам с маленькими детьми.

Бритт-Мари считала Май человеком сложным для общения, но иногда они всё же разговаривали об Элси. Май была крайне заинтригована историей полицейской сестры, вынужденной отдать собственного ребёнка на воспитание. Может быть, эта история произвела на неё такое сильное впечатление, потому что события происходили во времена юности самой Май.

Бритт-Мари присела на диван рядом с Бьёрном. Он погладил жену по спине своим особым способом, как делал только он; осторожно и немного рассеянно.

Бьёрн походил на хиппи – его русые волосы были такой длины, что можно было носить их убранными в конский хвост, а джинсы-клёш сползли с талии вниз. Бритт-Мари нравилось, как он выглядит. На самом деле, она тоже с удовольствием влезла бы в подобные джинсы, но ходить на работу в таком виде ей было нельзя. К тому же, она пребывала не в той физической форме. Чтобы носить такие джинсы, нужно быть тощей, как Твигги, а Бритт-Мари была… Да, какой? Её фигура больше напоминала катушку. Мягкий живот, чересчур широкая задница, да ещё и под первым подбородком притаился второй, эдакий младший братец, колыхавшийся в такт старшему.

Нет, никогда ей не стать Твигги.

Но Бритт-Мари знала – Бьёрн всё равно её любит, и счастлива была иметь всё, чем жизнь её наделила – во всех отношениях замечательным ребёнком, современным жильём, работой, которую Бритт-Мари всё-таки любила, и привлекательным мужчиной, с которым, к тому же, было весело. Какое всё-таки чудо, что они встретились и у них появился Эрик. Родив Эрика в свой тридцать один год, Бритт-Мари уже не считалась молодой мамочкой.

Бритт-Мари провела рукой по лицу мужа, отодвигая со лба прядь длинных пшеничных волос, чтобы ещё раз внимательно осмотреть красное пятнышко, которое появилось там некоторое время назад. Оно было шершавым на ощупь и немного шелушилось.

– Наверное, лучше тебе показаться доктору, – сказала она. – Вдруг это что-то серьёзное?

Он развеселился.

– Ты шутишь? Я должен пойти к доктору и пожаловаться на комариный укус?

– Это совсем не похоже на комариный укус.

– Ой, отстань, – отмахнулся Бьёрн, закрывая жене рот поцелуем. Поцелуй вышел со вкусом пива.

Она взглянула на пустые банки.

Одно время Бритт-Мари бранила мужа всякий раз, находя пиво в холодильнике. Но это привело лишь к тому, что банки исчезали из холодильника, а потом обнаруживались пустыми в самых неожиданных местах – под кроватью, или в бельевой корзине, или вообще на крыше буфета.

Бьёрн не был алкоголиком.

Однако он много пил, и это стало беспокоить Бритт-Мари.

Но не станешь ведь вечно спорить обо всём! К тому же, его положительные стороны более чем полностью компенсировали употребление пива, что само по себе было занятием вполне безобидным.

– Расскажи про работу! – воскликнул он.

И Бритт-Мари рассказала Бьёрну о документах, которые ей целый день пришлось раскладывать по папкам, в то время как у остальных было важное совещание. О Фагерберге, человеке с каменным лицом, и о веснушчатом даларнце, который вроде бы должен работать в одном кабинете с Бритт-Мари, однако за весь день и носа туда не сунул. И ещё про зови-меня-Алисой, единственную из новых коллег, продемонстрировавшую человеческие качества.

– Всё это глупо, – подытожила Бритт-Мари дрожащим от гнева голосом. – Я, может быть, лучший стрелок лена, я быстро всё схватываю, и уж точно ничего не боюсь. Я могла бы приносить пользу на своём месте, а вместо этого меня заставляют целый день перекладывать бумажки.

– Не переживай, завтра всё наладится, вот увидишь, – отозвался Бьёрн, зажигая сигарету. Он взглянул в окно – августовское небо было ярко-голубым. Бьёрн медленно выпустил дым, серые завихрения которого потянулись к потолку. Из открытой балконной двери тянуло тёплым воздухом, но кожа Бритт-Мари покрылась пупырышками, хоть ей и не было холодно.

– А у нас с сегодняшнего дня новый начальник, – сообщил Бьёрн и, прищурившись, взглянул на Бритт-Мари.

– Правда?

– Это тёлка.

Бьёрн закатил глаза и фыркнул.

– Ясно.

– Я хочу сказать, каким, чёрт подери, образом она собирается разобраться в том, для чего нужны все эти запчасти? И как она будет общаться с клиентами? Не говоря уж о ребятах на предприятии.

Бьёрн вот уже год как работал продавцом в компании, которая занималась торговлей автозапчастями. Клиентами у них в основном были автомастерские. Насколько было известно Бритт-Мари, женщин на рабочем месте Бьёрна не было, по крайней мере, до настоящего времени, пока не появилась эта новая начальница.

Бритт-Мари знала, что Бьёрн хорош в своём деле, она много раз слышала об этом от его коллег, и никак не могла перестать гордиться мужем.

Бьёрн допил пиво и одним движением смял очередную жестянку.

Бритт-Мари оказалась в замешательстве. С одной стороны, она сочувствовала мужу. Она знала, как Бьёрн стремился попасть на эту должность. Не просто стремился, он фактически уже ждал, когда его переведут. Ему пообещали. С другой стороны, Бритт-Мари невольно симпатизировала несчастной женщине, которой придётся взять на себя руководство Бьёрном и его коллегами. Бритт-Мари сама бывала у мужа на работе и общалась там с ребятами, и своими глазами видела загаженные туалеты, и горы окурков, и сваленные в кучу номера мужской газеты «Люди в картинках».[10]

Нет, новой начальнице Бьёрна точно не позавидуешь.

Открылась входная дверь, и в прихожую вошла Май, ведя за ручку Эрика.

Бритт-Мари приветственно помахала Май рукой, поспешила к ним и присела на корточки перед Эриком.

– Здравствуй, мой хороший! Поцелуешь мамочку?

Эрик потянулся вперед и запечатлел мокрый чмок прямо на её губах.

– Пойдем гуять в пайк! – проговорил он, указывая пальчиком на дверь.

– Нет, сейчас мы будем готовить ужин, – сказала Бритт-Мари, и потрепала сына по голове.

– Нееееть!

Личико Эрика сморщилось, как изюмина, и он пронзительно закричал. Май взяла его за плечи и встряхнула.

– А ну, живо снимай обувь!

На Май было плотное голубое платье-рубашка из хлопка. Короткие седые волосы уложены в идеальные завитки по моде пятидесятых, тело благоухало мылом и фиалками.

– Поцелуй мамочку ещё разок! – воскликнула Бритт-Мари, протягивая к сыну руки.

– О боже мой, – закатила глаза Май. – Ты слишком над ним кудахчешь.

– С утра у него был жар, – отозвалась Бритт-Мари, пропустив мимо ушей комментарий свекрови. – Как у вас прошёл день?

– Жар?

Май удивлённо наморщила лоб.

– Более здорового мальчика ещё нужно поискать.

Затем взгляд Май упал на Бьёрна, лежавшего на диване.

– Вставай сейчас же, лентяй, – проворчала Май. – Что за мода валяться на диване и глушить пиво в будний день?

– Да, мама, – вскакивая на ноги, согласился Бьёрн, потому что уважал свою мать. Бритт-Мари подозревала, что на самом деле Бьёрн её просто побаивался. Обычно он принимал все возможные меры, чтобы мать даже не заподозрила, что он пил пиво.

Бьёрн сноровисто сгрёб пустые банки в охапку и засунул под стол. Затем поспешил в ванную. Бритт-Мари услышала звук льющейся воды и поняла, что Бьёрн чистит зубы.

Отношения Бьёрна с Май можно было назвать сложными, это Бритт-Мари поняла достаточно скоро. И всему виной было то «ужасное лето», как называл его Бьёрн. Когда ему было пять лет, его отец заболел, и Май пришлось найти вторую работу, чтобы обеспечивать семью. На лето она отослала Бьёрна к тётушке и её мужу в Ничёпинг. Очевидно, она ничего не знала о том, что тётушка изрядно закладывала за воротник, а её муж был обыкновенным садистом, который каждый день избивал маленького Бьёрна.

В итоге, когда папа Бьёрна скончался, она забрала мальчика домой. Две недели он не мог выдавить из себя и слова, зато потом никак не мог остановиться, рассказывая матери подробности многонедельных издевательств, которые претерпел в тётушкином доме. И Май пришлось справляться с последствиями. Она оставила работу, и всё свое время посвятила Бьёрну, выживая на мизерную вдовью пенсию.

Однако вред уже был нанесен. «Ужасного лета» уже ничем было не исправить и не загладить.

Бьёрн вернулся из ванной.

– Мне нужна помощь, Бьёрн, – сказала Май. – Нужно распилить сосну, которая упала весной.

 

– Без проблем, – отозвался Бьёрн.

– И нарубить дров.

– Как скажешь.

Бьёрн был силён и умел делать почти всё, так что часто брал на себя тяжёлую работу в доме матери.

– И не забудь постричься, – продолжала Май. – А то ты уже выглядишь, как один из тех коммунистов, которые протестуют против Вьетнама.

– Они протестуют не против Вьетнама, мам. Они выступают против войны во Вьетнаме.

– Не придирайся к словам! – отрезала Май.

– Май, спасибо огромное за помощь, – вмешалась Бритт-Мари, которая уже поняла, какой оборот принимает беседа. – Увидимся завтра.

5

Позже, когда сумерки сменились бархатной чернотой ночи, а Эрик крепко спал, они любили друг друга. Вернее сказать, они предприняли попытку, но мысли Бьёрна были где-то далеко. Отстранившись от неё и перевернувшись на спину, он издал тяжкий вздох.

– Прости, – шепнул Бьёрн. – Прости меня.

– Ничего, – заверила его Бритт-Мари, и погладила по щеке.

– Это всё… Работа, понимаешь. Она заставляет меня нервничать. Она заставляет.

– Кто? – шёпотом спросила Бритт-Мари, глядя как Бьёрн прикуривает сигарету.

Бьёрн глубоко затянулся, и темноту озарил оранжевый огонек. Сигарета еле слышно шипела, когда огонь пожирал её табачное нутро. Эрик, спавший в своей кроватке у двери, захныкал во сне.

– Биргитта. Та тёлка. Она решила, что ей там всё теперь принадлежит.

Бритт-Мари вместо ответа чмокнула его в щеку и тоже разок затянулась.

Когда сигарета погасла, они уже лежали молча. Через какое-то время дыхание Бьёрна стало ровнее. Бритт-Мари прикрыла глаза, прислушиваясь к звукам, которые издавала её маленькая семья: тоненькому сопению Эрика и тяжким, нерегулярным вздохам Бьёрна.

Всё, чего она когда-либо желала, было здесь, в темноте. Всё, что нужно было Бритт-Мари на этом свете.

Она снова подумала о родителях.

Они тоже когда-то были её семьёй, да и сейчас были ею – она и мама. Несмотря на то, что всё было построено на лжи. Бритт-Мари не стала их меньше любить, только вот все её воспоминания обесценились. Это словно подняться ввысь над дивным садом и увидеть, что он разбит посреди помойки.

Бритт-Мари вспомнился выпускной – в тот день директор вручал ей диплом за победу в школьных соревнованиях по лёгкой атлетике. Неужели это было весной 1955 года? Мамины заплаканные глаза на счастливом лице, папина сухая рука, неловко гладившая Бритт-Мари по щеке.

– Это моя девочка! Моя!

Тётушка Агнес – мамина сестра – тоже пришла на выпускной. Она кивала и махала им руками со своего места – в актовом зале она сидела на скамье чуть поодаль.

Потом директор подошёл прямо к ним и лично поприветствовал маму с папой рукопожатием.

– Поздравляю!

Он широко улыбнулся маме, подмигнул Бритт-Мари и продолжил:

– Сегодня Бритт-Мари так похожа на свою мать!

Мама заулыбалась, папа тоже. А тётушка Агнес задумчиво кивнула.

– Конечно, – сказал папа, обнимая Бритт-Мари за плечи. – И это большая удача – было бы печально, будь она похожа на меня.

Так очевидно.

Они все знали. Ну, кроме директора, разумеется. Но вот мама, папа и тетя Агнес…

И всё равно притворялись, что в жилах Бритт-Мари на самом деле течёт их кровь.

Прошёл час, а Бритт-Мари всё еще не могла уснуть. Тогда она тихонько встала и на цыпочках вышла из спальни. Она устроилась в кухне, и достала блокнот из тайника, которым служила жестяная банка из-под печенья. Бритт-Мари открыла первую страницу и прочла заглавие, которое позавчера сама же записала.

ЭЛСИ. Стокгольм, февраль 1944

Бритт-Мари взглянула на фото Элси цвета сепии – единственное, что осталось от её матери – и задумалась, а потом поднесла ручку к бумаге.

Слово за слово складывался рассказ об Элси, о матери, с которой ей не довелось встретиться. И мама, и папа пересказывали эту историю Бритт-Мари так часто, что она знала её наизусть. А ещё Бритт-Мари специально ходила в библиотеку – искала старые газетные статьи о Болотном Убийце.

Тем не менее, Бритт-Мари пришлось кое-что сочинить. Как на самом деле выглядел тот дом на Норра Смедьегатан? И как звали констеблей, сопровождавших Элси в тот вечер?

Бритт-Мари продолжала писать, пока в глазах не защипало, а руку не свело судорогой. Тогда она отложила блокнот и оставила его на столе. Тихонько прокралась обратно в спальню и скользнула в постель, под тёплый бок мужа.

«Я это сделала», – подумала она, засыпая.

«Я начала писать!»

«Я не собираюсь участвовать ни в каких писательских конкурсах, но может быть, кто-нибудь когда-нибудь прочтёт историю Элси. Кто-то, кому это действительно будет интересно. Может быть, это будет Эрик. И к тому моменту всё уже будет записано».

Когда следующим утром проснулась Бритт-Мари, Бьёрн был уже на ногах. Он что-то насвистывал, и до Бритт-Мари доносилось радостное лопотание Эрика. Но тут она услышала ещё один голос. Тягучий хриплый голос, который был ей слишком хорошо знаком.

Бритт-Мари накинула халат, тщательно затянув пояс, и направилась в кухню.

– Здравствуй, красавица моя, – поприветствовал её Бьёрн, когда Бритт-Мари показалась на пороге кухни.

– Привет, – бросила она не глядя. Её внимание было обращено к крупному мужчине, который, развалившись, сидел на стуле напротив Бьёрна, держа в руке бутерброд с ливерной колбасой.

Судден запихал остатки бутерброда в рот и отбросил со лба жидкие светлые волосы. Потом он указал пальцем на блокнот, который в раскрытом виде валялся на столе.

– Никак писательствовать решила? – пророкотал он.

Бритт-Мари подошла к столу и решительно схватила блокнот.

– Нет.

– Довольно жуткая историйка, – не унимался Судден. Подавив отрыжку, он начал медленно подниматься.

Бритт-Мари молчала.

– Что ж, пора, наверное, мне уже домой, – заявил гость.

Он кивнул Бритт-Мари и медленно побрёл в сторону прихожей.

Бритт-Мари скрестила руки на груди и метнула в Бьёрна злобный взгляд. Тот лишь пожал плечами. Едва услышав звук захлопнувшейся двери, Бритт-Мари зашипела:

– Что, чёрт возьми, он здесь делал?

– Просто проходил мимо.

– В семь часов утра?

Бьёрн развёл руками.

– Он шёл домой.

– В такое время? Где он шлялся всю ночь?

– Почём я знаю? Я же ему не мать.

Судден – один из приятелей Бьёрна, которого Бритт-Мари на дух не выносила. Помимо того, что он был странным, если не сказать маргинальным, Судден к тому же нигде не работал, и насколько понимала Бритт-Мари, в жизни его главенствовали два интереса – глушить пиво в старом дачном домике своей матери да ещё играть на скачках.

– Сматьите! – воскликнул Эрик, держа в руках столовый нож.

На кончике ножа был наколот кусочек сыра.

– Ой, какой же ты у нас умница, – промурлыкала Бритт-Мари, направляясь к кофеварке, чтобы сделать себе чашечку кофе.

– Не могли бы мы договориться не принимать гостей до девяти утра? – так спокойно, как только могла, произнесла Бритт-Мари.

– Так ведь его никто и не приглашал.

Бритт-Мари долгим взглядом поглядела на мужа и поставила чашку на столешницу. Затем достала из холодильника яйца и ветчину.

– Надеюсь, сегодня на службе тебе выпадет работёнка повеселее перекладывания бумажек, – сказал Бьёрн, надкусывая бутерброд с сыром.

– Вне всяких сомнений, – пробормотала Бритт-Мари.

Однако, придя на службу, она обнаружила у себя на столе новую стопку документов. Эта новая стопка, как минимум, была такой же величины, как вчерашняя. Бритт-Мари опустилась на стул, ощущая, как внутри неё вновь поднимается раздражение.

В кабинет вошёл Рогер Рюбэк. Сегодня он оделся чуть свободнее, сменив пиджак на кожаную куртку длиной до талии.

Этот даларнец уже чувствовал себя здесь, на третьем этаже полицейского участка Эстертуны, как дома. «Он точно знает, что принадлежит этому месту. Ему никогда не придётся просиживать целыми днями над грудами бумаг».

– Здорово! – произнес Рюбэк, оглаживая рукой свои беличьи хвосты. – Как жизнь?

– Спасибо, всё в полном порядке, – за неимением альтернативы отозвалась Бритт-Мари. Не могла же она сказать ему, как на самом деле себя чувствует. Как гнев скребётся и царапается у неё под ребрами, словно запертый в клетке зверь; словно на завтрак она наелась битого стекла, а не яичной болтушки с ветчиной.

Рюбэк стащил свою кожанку, уселся на стул и снова заговорил:

– Я не имею понятия, почему он так поступает.

– Я тоже.

– Это довольно странно. Учитывая нехватку кадров в полиции. Такую работу вполне можно было поручить этой фру Лагерман.

– Угу, – невнятно отозвалась Бритт-Мари, старательно отводя взгляд от кучи бумаг. Она отвернулась к окну, обшаривая улицу взглядом, лишь бы не глядеть ни на что в этом кабинете, лишь бы оказаться подальше от этого унижения – быть незваной и нежеланной. Под конец взгляд её, словно заблудившаяся пичужка, задержался на здании кинотеатра прямо напротив участка.

– Не хочешь выпить кофе?

Бритт-Мари выпрямилась и заставила себя перевести взгляд с кинотеатра на дружелюбную физиономию даларнца. Рюбэк улыбнулся, кожа на его щеках пошла морщинками, и веснушки собрались в кучу, словно стая рыб, попавшая в сеть.

– Да, спасибо. С удовольствием.

Когда Рюбэк скрылся в коридоре, Бритт-Мари наскоро поправила чёлку и нанесла немного крема «Нивеа» на губы. Уже завинчивая крышку плоской баночки, она внезапно осознала, как глупо себя вёдет. Она ли это? Сидит и прихорашивается ради сослуживца только потому, что он продемонстрировал порядочность, и не повёл себя, как скотина? Она, взрослая женщина, к тому же замужем за привлекательным мужчиной, с которым ещё и весело?

Бритт-Мари от души поблагодарила Рюбэка, когда тот вернулся с двумя чашками кофе, сел за свой стол и зажёг сигарету. Слегка покачиваясь из стороны в сторону в кресле, Рюбэк принялся разглядывать напарницу. Потом легонько постучал кончиком сигареты по краю блюдца с оттиском «Чинзано», стряхивая пепел.

– Сдаётся мне, в Эстертуне житьё спокойное. Фагерберг называет её компактным РЖЦ-городком. Что это значит?[11]

– Работа, жильё и центр. Всё в одном месте.

– А я подумал, «ж» – значит жулик, – пошутил Рюбэк, гася окурок.

Бритт-Мари засмеялась.

– Ну уж нет, – возразила она. – Здесь, в Эстертуне, преступность практически отсутствует.

Бритт-Мари взглянула в окно. Высокое чистое голубое небо сияло над городом.

Рюбэк поднялся и взял со стола кипу бумаг.

– Мне нужно к Фагербергу, – пояснил он.

– Я пойду с тобой.

Рюбэк скептически взглянул на Бритт-Мари, но так ничего и не сказал, пока они шли по длинному коридору.

Фагерберг и Кроок уже сидели в кабинете и курили, когда туда вошли Бритт-Мари с Рюбэком. Солнечный луч проник в окно, и Бритт-Мари обратила внимание, как в узкой полосе света медленно поднимается к потолку табачный дым.

– Доброе утро, – сказала Бритт-Мари, занимая один из свободных стульев.

Фагерберг ничего не ответил.

– Я сказала «доброе утро», – повторила она, выдавив из себя улыбку.

Фагерберг не спеша положил сигарету на блюдце, откинулся на спинку кресла и сложил руки на коленях. В кресле что-то хрустнуло, когда он, слегка оттолкнувшись, отъехал немного назад.

– Инспектору недостаточно работы с документами?

– Я могу принести больше пользы здесь.

В полной тишине комиссар несколько мгновений пристально изучал Бритт-Мари, облизывая тонкие губы кончиком языка.

– Я определяю, где инспектор может принести больше пользы.

– Но…

Бледное лицо Фагерберга залилось краской, а зрачки сузились. Он вскочил так внезапно, что ударился о край стола, и задел блюдце, уронив его на пол. Окурки разлетелись по ковролину, оставляя за собой уродливые дорожки пепла.

– Вон! – проревел комиссар, указывая одной рукой на дверь. – Если инспектор Удин желает продолжить работу в моём отделе, ей следует научиться исполнять приказы.

10FIB aktuellt – шведская газета, изначально новостное издание, затем трансформировавшееся в газету порнографического содержания для мужчин.
11ABC stad – историческая градостроительная концепция в Швеции, благодаря которой снизилась загрузка метрополитена. В пригородах, построенных в соответствии с данной концепцией, рабочие места находились в непосредственной близости от жилых кварталов.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru