bannerbannerbanner
Охота на тень

Камилла Гребе
Охота на тень

Полная версия

6

Через неделю гнев Бритт-Мари утих. Но не потому, что она наконец получила какое-то иное задание, нет, просто она была по горло сыта этим чувством. Точно так же, как любой человек не способен каждый день есть одинаковую пищу, и у Бритт-Мари уже не хватало сил возмущаться. Место гнева в её душе заняло какое-то подобие смирения, жуткая пустота, которую сама она едва ли могла осознать. Возможно, эта пустота образовалась от утраты всех надежд, которые Бритт-Мари связывала с выходом на работу в то время, когда ещё сидела дома с Эриком. Разбитые мечты о наполненной смыслом, содержательной жизни на другом берегу декретного отпуска. Или же она попросту свыклась с мыслью о том, что её место действительно в этом кабинете с двумя письменными столами, из которых один вечно пустует – ведь инспектор Рюбэк обычно занят совещаниями или другими служебными делами.

Три следователя, с которыми ей не удалось познакомиться в первый день на службе – Олссон, Свенссон и Петерссон, – все оказались мужчинами средних лет и, насколько могла видеть Бритт-Мари, все они были настроены дружески по отношению к ней. Только Фагерберг, своей железной рукой заправлявший всем в отделе, поручил им другие расследования, и Бритт-Мари редко с ними пересекалась.

Комиссар Фагерберг больше не демонстрировал открытой неприязни, лишь сдержанную незаинтересованность. Практически всё время, что Фагерберг проводил в своём кабинете, на стене перед ним горела красная лампочка «занято».

Но у него, вне всяких сомнений, было много дел. Несмотря на то, что Эстертуна со стороны выглядела идиллически, в этом тихом омуте происходили ужасные вещи – пьяные драки, домашнее насилие, самоубийства. А всего несколько дней назад практически в центре города торговец из автолавки был ограблен человеком в маске и лишился всей своей дневной выручки.

Зови-меня-Алисой изо всех сил старалась сделать пребывание Бритт-Мари в отделе более комфортным. Да и Рюбэк был почти что чересчур любезен, словно стараясь компенсировать скотство старших коллег.

Однажды, когда Рюбэк явился в кабинет с кофе и булочками с корицей, Бритт-Мари вспомнила, что забыла дома контейнер с едой. Это, конечно, не трагедия – вокруг центральной площади полно лавок и ресторанчиков, но у Бритт-Мари, как обычно, было туго с деньгами. К тому же, её раздражал тот факт, что контейнер с жареной икрой трески и картофелем так и простоит без всякой пользы в холодильнике.

– Большое спасибо, – сказала она, видя, что Рюбэк ставит чашку кофе и кладет для неё булочку рядом с пишущей машинкой. – Только с перекусом придётся подождать. Мне нужно забежать домой и забрать свой обед.

– Я могу пригласить тебя на ланч, – ответил Рюбэк, и взгляд его игриво заблестел. Бритт-Мари словно пригрелась под этим взглядом, как будто свет из его глаз нашёл каким-то образом дорогу к её сердцу, и растопил в нём лёд ненужности.

– Я живу всего в пяти минутах ходьбы, – пробормотала она, вскочила, схватила сумочку и поспешила прочь.

До дома и вправду было недалеко.

Миновав винный магазин «Сюстембулагет», она свернула на Бергсгатан, откуда направилась прямиком в парк Берлинпаркен, который на самом деле не имел никакого отношения к городу Берлину. Парк назвали в честь скульптора, который создал бронзовую статую кормящей матери. Она стояла возле больших качелей. Парк был окружён трёхэтажными домами с плоскими крышами и маленькими балкончиками, откуда открывался прекрасный вид на его зеленые насаждения.

В любом другом случае Бритт-Мари сократила бы путь через парк, но сейчас в задней его части зияла огромная рана – на месте большого котлована скоро должны были построить многоуровневый гараж.

Быстрым шагом, переходящим в бег, Бритт-Мари миновала огороженную стройплощадку, прикрывая рукой ухо в надежде хоть немного приглушить шум отбойных молотков. Потом она вышла на Сигтунагатан, откуда до покрытого жёлтой штукатуркой дома оставалось уже совсем немного. Бритт-Мари скользнула во входную дверь и взбежала вверх по лестницам.

Едва распахнув дверь, она сразу поняла – что-то не так. Монотонный голос доносился из глубины квартиры, а в воздухе тяжёлой пеленой висел табачный дым.

Но дома должно было быть тихо и пусто. Бьёрн на работе, а Эрик – как обычно, у Май.

Бритт-Мари скинула сандалии, поставила сумочку на стул у двери и прошла в гостиную.

На диване навзничь лежал Бьёрн, и из его открытого рта раздавался храп. Тонкая нить слюны свисала с подбородка. На журнальном столике в ряд выстроились пустые банки из-под пива, пепельница переполнена. Один окурок вывалился из неё на столешницу старого тикового стола, который достался им от Хильмы, и прожёг в ней уродливую дыру. Старое транзисторное радио было включено, и серьёзный голос вещал о том, что Джеральд Форд должен сменить Ричарда Никсона на посту президента, а ещё о том, что Пиночет ввёл ещё более суровые законы против инакомыслящих граждан.

Бритт-Мари вспомнила, что прошлый вечер Бьёрн провёл в компании Суддена. Он был, очевидно, пьян в стельку, но обычно это не мешало ему на следующее утро пойти на работу. К тому же, когда она утром уходила, Бьёрн был на ногах, успел позавтракать и принять душ. Но что же произошло потом? Он что, продолжил пить, вместо того, чтобы пойти на работу?

Как алкоголик.

Или он побывал на работе, а потом вернулся? Может быть, повздорил со своей новой начальницей, которую настойчиво продолжал называть тёлкой?

Бритт-Мари выключила радио и приблизилась к Бьёрну. Некоторое время она стояла молча, ощущая, как гнев пульсирует в её сжатых кулаках, а проклятия готовы сорваться с кончика языка. Злоба, происхождение которой Бритт-Мари было непонятно, затопила её существо. Не то чтобы у неё не было причины злиться, просто обычно она пребывала в каком-то странном… спокойствии.

Да, обычно Бритт-Мари реагировала на всё спокойно.

Но теперь спокойствию пришёл конец. Очевидно, все произошедшие с ней за последнее время несправедливости подточили запас её терпения, как голодные крысы. И теперь на месте терпения зияла пустота, а единственное, что Бритт-Мари хотелось сейчас сделать, так это врезать своему привлекательному супругу по роже. Но было и ещё кое-что. Молчаливая ярость от того, что он посмел рисковать единственным и самым важным, что у них было. Семьёй, которую они построили вместе; семьёй, которой, как думала Бритт-Мари, у неё никогда не будет.

Бритт-Мари больно ткнула мужа в бок.

– Чётакое? – пробормотал Бьёрн и облизал пересохшие губы.

– Почему ты дома? Ещё даже нет двенадцати.

Бьёрн мешкал с ответом.

– Тёлка отправила меня домой.

Бритт-Мари ощутила, как в груди разливается холод.

– Скажи всё как есть, Бьёрн. Она отправила тебя домой, потому что ты напился?

Бьёрн отвернулся от жены, накрыл голову вышитой диванной подушкой и пробормотал что-то нечленораздельное. Бритт-Мари наградила его ещё одним тычком, на этот раз в спину.

– Какого чёрта! Отвали! Или ты тоже начнёшь?

Бритт-Мари ничего больше не сказала. Вместо этого она метнулась в прихожую, схватила свои вещи и выскочила из квартиры. О контейнере с жареной икрой она и не вспомнила, но теперь это не имело никакого значения – аппетит у неё пропал.

Когда Бритт-Мари вернулась на работу, на часах было тринадцать минут первого. Она рухнула на своё место за столом в пустом кабинете. Гора бумаг перед ней существенно уменьшилась, однако работы было ещё на несколько часов.

В дверном проёме возникла жилистая фигура Фагерберга. В холодном свете люминесцентной лампы его кожа казалась сделанной из наждачной бумаги, а глубокие борозды, протянувшиеся от носа к кончикам губ, походили на лезвия топорища.

– Идём, – сказал он и исчез так же внезапно, как появился. Мгновение спустя Бритт-Мари услышала его окрик из глубины коридора:

– Сейчас, инспектор Удин!

Бритт-Мари ничего не оставалось, кроме как бросить своё занятие и последовать за Фагербергом.

Рюбэк, поджидавший их у наружной двери, неуверенно улыбался ей.

– Возможно, у нас изнасилование, – сообщил Фагерберг, распахивая дверь на лестничную клетку. – Женщина, до тридцати, обнаружена в собственной квартире на Лонггатан со следами побоев. Возможно, будет лучше, если с ней поговорите вы, инспектор Удин.

И Бритт-Мари стало всё ясно.

Она поняла, почему ей наконец дозволено высунуть нос из кабинета, в котором никогда не переставала расти гора документов: преступления в сфере половой неприкосновенности – это женская епархия. Во всяком случае, такая маленькая деталь, как опрос потерпевшей. Потому что кто же лучше сможет понять женщину, как не другая женщина? Кто поможет жертве отыскать в себе мужество и рассказать все самое страшное в подробностях? Кто возьмёт за руку и вытрет слёзы, не уронив при этом свой авторитет и достоинство?

– Да, – отозвалась Бритт-Мари. – Этим лучше заняться мне.

Когда они оказались на месте, возле многоквартирного дома по улице Лонггатан уже стояла карета скорой помощи. У ворот собралась толпа зевак. Они с жадным любопытством уставились на Бритт-Мари и её коллег.

– Полиция. С дороги, – бросил Фагерберг, и люди послушно расступились в стороны, словно кучка овец.

Прибывшие вошли в дом и поднялись по лестнице.

Возле распахнутой двери квартиры на третьем этаже стояла пожилая женщина, держа на руках маленького мальчика. Тот по виду был ровесником Эрика. Женщина, ростом примерно такая же, как в ширину, своим видом напомнила Бритт-Мари шкаф. Шкаф, одетый в фартук. С папильотками в волосах. Лицо мальчика покраснело от натуги, он истошно вопил, тыча пальчиком в открытую дверь. Маленькие ладошки были перепачканы чем-то красным и липким. Кровью?

– Мааамааа!

Рядом, опершись о дверной косяк, стоял фельдшер из скорой. На лице его читалась смесь отчаяния с сумятицей, как будто он в данный момент пытался найти решение сложной математической задачи.

 

В паре метров от них у стены стоял полицейский в форме. В руках он держал голубую папку с бланками для рапортов и совершенно отрешённым взглядом глядел мимо пришедших.

Бритт-Мари узнала постового и поздоровалась, но тот не ответил. Фагерберг подошёл к нему и слегка потряс за плечи.

– Что здесь произошло?

Тот снова ничего не сказал.

– Ты что, язык проглотил, приятель?

Встряска Фагерберга заставила постового закачаться взад-вперед, так что белый каучуковый жезл застучал об стену.

Из глубины квартиры послышался сдавленный стон.

– Нам нужно везти её в больницу, но мы не можем, – попытался объясниться фельдшер.

– Не можете? – переспросил Фагерберг. – Что вы имеете в виду?

– Она…

Голос его сорвался, и фельдшер поскорее прикрыл рукой рот, словно ему внезапно сделалось дурно.

Фагерберг, изрядно уставший от излишне робких полицейских и медработников, издал глубокий вздох. Он натянул бахилы и скользнул в открытую дверь. Бритт-Мари с Рюбэком проделали то же самое.

В тесной прихожей на крючке висело пончо и женская сумочка с бахромой. На полу стояли несколько пар поношенной детской обуви и пара красных сабо взрослого размера. На линолеуме повсюду были разбросаны игрушки: вошедшим пришлось переступать через детальки конструктора «Лего» и маленького тролля с ярко-рыжими волосами.

Они направились в гостиную. За их спинами кто-то захлопнул входную дверь, и беспрерывный детский крик сразу стал глуше.

На полу перед окровавленной женщиной на коленях сидел ещё один фельдшер. Она лежала навзничь, раскинув руки в стороны и, не считая сорочки, сбившейся на ней в бесформенный комок ткани, была обнажена. Солнечный свет, льющийся в окно, заключил фельдшера и женщину в идеальный прямоугольник, словно титанический прожектор, освещающий театральную сцену. Бритт-Мари не могла избавиться от ощущения, что всё это выглядит срежиссированным – эдакий гротескный натюрморт из женской плоти и крови.

Фельдшер поднял взгляд. На его лице читалась искренняя беспомощность, и только сейчас Бритт-Мари обратила внимание на то, что слышит плач: распластанная на полу женщина тихонько скулила, словно раненый зверёк. В тот же миг Бритт-Мари вдруг ощутила запахи пота, крови и мочи, пропитавшие воздух в комнате.

– Как она? – спросил Фагерберг, в два широких шага преодолев расстояние от прихожей до лежавшей на полу женщины.

– Она жива, – невнятно произнес фельдшер. – Я только ума не приложу, что с ней делать. У нас нет инструментов.

– Инструментов? – выдохнул Фагерберг, в устах которого это простое короткое слово каким-то невероятным образом зазвучало оскорбительно.

Фельдшер указал на ладонь женщины, и Бритт-Мари наконец увидела.

«Это невозможно», – подумала она, и инстинктивно отшатнулась прочь.

Но затем заставила себя вновь обратить взгляд на женщину.

Маленькие серые металлические шляпки торчали, словно клыки, из обеих ладоней несчастной. Кто-то пригвоздил её к полу.

7

Зрелище распятой молодой женщины заставило ноги Бритт-Мари подкоситься. Жуткий способ, которым нападавший расправился со своей жертвой, был до боли ей знаком – но мог ли это на самом деле вновь оказаться Болотный Убийца?

Чтобы справиться с потоком мыслей, Бритт-Мари принялась за не терпящие отлагательства дела: накрыла женщину одеялом, чтобы она не лежала нагишом, и помогла Рюбэку установить заграждения, пока Фагерберг отлучился, чтобы позвонить криминалистам и пожарным. У тех уж точно должно было оказаться необходимое снаряжение, чтобы освободить несчастную и вынуть гвозди из её ладоней.

Когда Рюбэк вышел, чтобы опросить соседку, которая всё еще качала на руках плачущего ребёнка пострадавшей, Бритт-Мари решила попытаться поговорить с ней. Она присела на корточки подле дрожащей, истекающей кровью женщины, зафиксировав взгляд на участке линолеума в нескольких десятках сантиметров от разбитого лица пострадавшей.

– Можешь рассказать, что случилось? – спросила Бритт-Мари. У неё мелькнула мысль, что надо бы установить с пострадавшей физический контакт, чтобы придать ей сил. Но та была избита до синевы, и Бритт-Мари так и не осмелилась до неё дотронуться, опасаясь причинить ещё больший вред.

Вокруг прибитых к полу ладоней образовались лужицы крови. Женщина зашлась кашлем, и из её рта на грязно-серый пол полетели алые капельки.

– Ты его знаешь? – продолжала Бритт-Мари, внезапно испугавшись, что женщина умрёт до того, как она успеет задать все важные вопросы.

Женщина, превозмогая боль, покачала головой и встретилась взглядом с Бритт-Мари.

– Лицо, – прошептала она. – У него было что-то на…

– Он замаскировался? Был переодет?

Женщина вместо ответа кивнула, всем своим видом давая понять, что хочет сказать ещё кое-что. Растрескавшиеся губы беззвучно произнесли какое-то слово. Бритт-Мари пришлось наклониться к самому полу, чтобы расслышать. На своей щеке она ощутила влажное дыхание женщины.

– Даниэль, – выдохнула та.

– Его имя – Даниэль?

Женщина вновь покачала головой, и Бритт-Мари сообразила.

– Твой сын? С ним всё в порядке. Он здесь, за дверью.

– Видел. Всё.

Голос несчастной был еле слышен. Он вовсе затих, когда из прихожей донеслась уверенная речь Фагерберга. Тем не менее, Бритт-Мари смогла различить её слова. Пребывая в потрясении, она решила переспросить.

– Хочешь сказать, он видел, как тебя мучили? Как он…

Голос выдохнул:

– Всё.

В доме 23 на Лонггатан они провели почти два часа. Приехали пожарные и избавили Ивонн Биллинг – так звали пострадавшую женщину – от вбитых в ладони гвоздей, и карета скорой смогла наконец забрать её в больницу.

Рюбэк с Бритт-Мари опросили соседей и прохожих, но без особого успеха.

Никто, за исключением пары престарелых соседей Ивонн, проживающих на одном с ней этаже, ничего подозрительного не видел и не слышал. Они же показали, что «среди ночи» услышали шум, доносившийся из квартиры Ивонн. Когда сосед забарабанил в её дверь с требованием соблюдать тишину, шум прекратился. На вопрос о том, чем, на его взгляд, там могла заниматься Ивонн, он ответил, что не имеет ни малейшего понятия, только шум в квартире стоял «дьявольский».

Сосед вернулся к себе домой, так и не увидев подозреваемого. Супруга подтвердила его рассказ.

Бритт-Мари знала, что обязана доложить Фагербергу об известных ей событиях в Кларе, только никак не могла придумать, как описать шефу это необычайное совпадение, не вдаваясь в излишние подробности об истории своей семьи.

– Скоро я начну думать, что она сама прибила себя к полу, – сухо констатировал Фагерберг, когда, собравшись в крошечной кухне Ивонн, они закончили обмен информацией. – Неужели у людей совсем нет глаз?

Бритт-Мари тоже считала это странным. Даже та соседка, которая обнаружила Ивонн, не смогла добавить ничего ценного к имеющейся у них информации. Незадолго до обеда она услышала детский плач из-за двери квартиры Ивонн и постучалась. Когда никто не открыл, соседка наудачу толкнула дверь. Та оказалась не заперта. Женщина вошла внутрь и обнаружила распятую на полу Ивонн. Малыш сидел рядом с ней и плакал.

По словам соседки, фрёкен Биллинг была «девушка работящая, скромная, и никогда не доставляла беспокойства прочим жильцам». Женщина не смогла припомнить возраст Ивонн, но сообщила, что та работает секретарем в Национальном агентстве по планированию. Ранее Ивонн работала в Комиссии по переходу на правостороннее движение. Её сыну Даниэлю оказалось два года, а кто его отец, женщина не знала.

– Да мне это и не интересно, – отрезала она, когда Бритт-Мари задала ей вопрос. – Я не сую свой нос в чужие дела, и жду от людей того же по отношению к себе.

Вообще-то вспыльчивый характер соседки бросался в глаза – она походила на злобный шкаф в фартуке и папильотках. Но учитывая, что здесь только что произошло, сложно было её в этом винить.

Около трёх часов пополудни Бритт-Мари, Фагерберг и Рюбэк пешком отправились обратно. Не было необходимости брать машину – улица Лонггатан была всего в паре минут ходьбы от полицейского участка.

Августовское солнце висело низко, и маленькие лохматые белые облака неспешно тянулись друг за дружкой у самого горизонта, словно овечки на пути к пастбищу. В отдалении слышен был неумолкающий гул шоссе, соединяющего столицу с северными предместьями.

– Так вот, – собралась с духом Бритт-Мари. – Я хотела сказать, что похожее преступление было совершено в сороковые годы, в стокгольмском районе Клара. Моя… дальняя родственница служила тогда полицейской сестрой и присутствовала при обнаружении тела убитой женщины. Эта женщина была распята на полу, в точности, как Ивонн Биллинг.

– Хмм, – промычал Фагерберг. – Когда это случилось?

– Зимой 1944 года. В феврале или марте, насколько я помню.

– Мы это выясним, – ответил Фагерберг. – Но прошло уже тридцать лет, так что маловероятно, что мы имеем дело с тем же самым преступником.

– Очевидно, нет, – согласилась Бритт-Мари с облегчением, так как ей не пришлось отвечать ни на какие вопросы о своей родственнице.

Когда они вышли на площадь, Фагерберг внезапно замешкался, потёр свой похожий на ястребиный клюв нос большим и указательным пальцами, и стал шарить взглядом по вывескам кафе и гастрономов на противоположной стороне. Потом он обернулся к своим спутникам.

– Я чертовски голоден. Инспектор Рюбэк, не хотите поесть, прежде чем мы вернемся к работе?

Рюбэк тут же повернулся к Бритт-Мари.

Солнце золотило густые бакенбарды, а курчавые волосы обрамляли его веснушчатое лицо, словно нимб. На лице Рюбэка застыло несчастное и виноватое выражение, как будто он каким-то образом мог быть в ответе за отсутствие такта, коим грешил их общий шеф.

Бритт-Мари догадалась, что он хотел сказать, и предупредительным жестом подняла ладонь.

– Мне нужно забежать на почту до закрытия. Увидимся на службе.

Потом она развернулась и с пылающими от унижения щеками пошла прочь. Бритт-Мари вновь напомнили о её неполноценности – в последние недели мысли об этом стали постоянными спутниками Бритт-Мари. А избавиться от них она не могла по той простой причине, что речь не шла о том, что и как она делала, а лишь о том, кем она являлась.

Она отправилась на почту.

Ноги всё еще дрожали, и Бритт-Мари не смогла бы сама ответить, было то следствием ужасного зрелища или её собственных умозаключений по поводу убийства тридцатилетней давности.

Смахнув слезу, Бритт-Мари вспомнила, что ей на самом деле необходимо решить пару вопросов, так почему не сделать этого сейчас, если Фагерберг всё равно любой ценой решил от неё избавиться.

В почтовом отделении было прохладно и на редкость немноголюдно. Из большого портмоне, которое Бритт-Мари хранила в банке из-под печенья под блокнотом с рассказом об Элси, она извлекла счета. Не моргнув и глазом, кассирша приняла у неё квитанции. Через пару мгновений она сообщила, откашлявшись:

– С вас двести три кроны и пятнадцать эре.

Бритт-Мари принялась отсчитывать банкноты, однако к собственному удивлению заметила, что в портмоне не хватает нескольких сотен крон.

– Ничего не понимаю.

– Двести три кроны пятнадцать эре, – механически повторила кассирша.

– Но, – заикаясь, выговорила Бритт-Мари, – у меня же не хватает как минимум трёхсот крон.

– Что ж, – кисло промолвила кассирша, – к сожалению, я не в силах помочь вам уладить это небольшое недоразумение.

Когда Бритт-Мари вернулась в участок, возле кабинета Фагерберга горела красная лампочка, но Рюбэк помахал ей рукой через окошко, приглашая войти. Бритт-Мари на миг замешкалась, но затем решительно вошла в кабинет шефа – если бы она осталась ждать снаружи, всё стало бы только хуже.

Фагерберг мог лишить её чего угодно, но только не собственного достоинства. С каменным лицом он наблюдал за ней сквозь завесу табачного дыма. Инспектор Кроок скользнул по ней незаинтересованным взглядом, а его вечно слезящиеся глаза заставили Бритт-Мари подумать о тряпке для вытирания посуды. Рюбэк, разумеется, улыбался. Возможно, слишком широко. Бритт-Мари вновь ощутила, как к щекам приливает кровь.

– Садитесь, инспектор Удин, – велел Фагерберг.

Она без единого слова опустилась на стул.

Фагерберг подался вперёд и уставился на Бритт-Мари. Она, тем временем, размышляла, были его худое лицо и жилистая шея следствием аскетизма или же попросту отражали безрадостное отношение к жизни. Бритт-Мари больше склонялась ко второму варианту.

– Итак, – заговорил Фагерберг, затем выдержал театральную паузу и продолжил. – Мы не продвинулись ни на йоту. Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал. Результатов технического исследования ещё предстоит дождаться. Сама фрёкен Биллинг сейчас явно не в состоянии отвечать на вопросы. Однако медики сообщили нам, что она не была изнасилована – только жестоко избита. Так или иначе. Исходя из того, что она вам сказала, можем ли мы сделать вывод о том, что она не знала нападавшего, и он, к тому же, был замаскирован?

 

– Всё так, – согласилась Бритт-Мари.

Фагерберг кивнул.

– Как только фрёкен Биллинг станет чувствовать себя лучше, я хочу, чтобы вы отправились в больницу и допросили её.

– Так точно, – ответила Бритт-Мари.

– Чёрт возьми, распутать это дело будет очень непросто, – пробормотал Фагерберг. – Полная засада.

– А что с тем убийством сорок четвёртого года? – поинтересовался Рюбэк.

– Да, – задумчиво отозвался Фагерберг. – Определённо, сходство весьма значительное. Я связался с одним бывшим коллегой. Он сейчас на пенсии. Он подтвердил слова инспектора Удин. Однако виновный был изобличён. Супруг жертвы, некий Карл Карлссон, был осуждён за убийство, так что совпадения с нашим сегодняшним случаем должны быть чистой случайностью.

Бритт-Мари выпрямила спину.

– Разве не может один преступник скопировать другого? – спросила она.

Фагерберг потёр нос костлявым пальцем.

– Это возможно. Но о том убийстве не написал только ленивый, так что нам это вряд ли что-то даст. Кто угодно мог прочесть всё это и… – Фагерберг сделал паузу, – …вдохновиться.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru