Валерия Журавлева
Нити судьбы: Погоня за счастьем
– Без надувательства, заключим договор. Проект будешь защищать перед директорами сам, доработки и всё такое. Я познакомлю тебя с отделом, который ведёт проект сейчас. Формальности уладим на берегу, – потираю ладони. Фея—крестная расправила крылья.
– Может, у вас есть конкурс на вакансию? Я хочу, чтобы всё было по—честному! – скромничает. Удивил, так удивил. Умиляюсь этому.
– Есть, и вот это твой пропускной билет, парень. Если тебе нужно одобрение директоров, то как закончишь, я скажу, куда отправить, – смеюсь искренне: какой же он честный, это покоряет.
– Ну не смейся, Лана! Я серьёзно, – рассмеялся, хлопнув ладошкой по лбу. – Кто знал, что ты волшебница?
– Вон тот парень, – указываю на сына, который спит, ничего не подозревая.
В аэропорту нас уже ждал чёрный кроссовер. Заехали в круглосуточный супермаркет за едой и отправились в квартиру. Рядом с парнями мне спокойнее. Всю дорогу я боялась своей реакции на квартиру. Но вошли мы спокойно. Матвей отправился сразу спать в нашу спальню, а я принялась готовить салат с яичницей, пытаясь не вспоминать, как делала это здесь несколько лет назад.
– Лан, а кто это? – спросил Бадри, рассматривая фотографии на стене.
– Это мой муж, – указала на его самую позднюю фотографию. – Ему тут, наверное, 25.
– Можно вопрос? – внимательно рассматривает каждый снимок и кажется растерян.
– Да, задавай,– уверенно произношу. Кажется, если я выговорю всё, то это перестанет болеть во мне.
– Он умер таким молодым от чего? – морщит лоб.
– Нет, его убили, когда ему было почти 35 лет. Просто здесь давно не обновляли, – залюбовалась фотографией Амирана, на которой он беззаботно улыбается, как Бадри.
– Извини, я зря, – грусть в голосе, сожаление – то, чего никто за все эти годы не проявлял в мой адрес.
Это очень глубоко тронуло меня. Закусываю щеку изнутри, чтобы не пролить слёзы.
– Всё нормально, – чувствую себя слабой от его реакции.
– Мне завтра нужно будет уехать рано утром. Побудете с Матвеем вместе? – перевожу тему.
– Конечно, я буду только рад! Покажу ему здесь пару крутых мест! – восторгается, огонь в глазах.
– Деньги будут в конверте, – указываю на стол.
– Не надо, Лан, хватит! – резко и обиженно.
– Нет, Бадри, мы не вписывались в твои планы, – неловко беспокою его, зная, что у него и так немного свободных денег. Но прекрасно понимаю, что ущемляю в нем мужчину такими выходками, а это совсем неправильно.
– Я в состоянии оплатить проезд, мороженое и пару экскурсий, – руки в карманах, злится. – Ты и так очень много для меня сделала.
– Что, например? – глупо усмехнулась.
– Самое крутое и интересное лето. Возишь меня к другу, и я летел в Тбилиси на частном самолёте, представляешь? – глаза блестят. – На частном самолёте! – восторгается.
– Бадри, – краснею в очередной раз, – хорошо, но все остальные экскурсии оплачиваю я, и если он что-то захочет помимо мороженого, вы вернётесь домой за лари.
– Хорошо, жвачку ему куплю за твой счёт, – поклонился, прикладывая руку к груди, полон сарказма.
Я ударила кулаком в его твёрдое плечо. – Ему нельзя жевать жвачки! – рядом с ним искренне смеюсь. – Пошли есть мои кулинарные шедевры.
Мы просидели на кухне ещё час. Он рассказывал про родителей, как они открывали свой маленький магазинчик, и о том, как бедно жили. Ему вряд ли светило поступление в престижный вуз, но одна встреча изменила его жизнь. Человек, у которого он учится, помог ему за полгода выйти на хорошие оценки и денег не берёт за репетиторство, хотя его семья живёт небогато – как оказалось, это муж Тамары и отец Тимура.
– Он не рад, что я повстречал тебя, и, наверное, не обрадуется, если расскажу про твоё предложение, – не смог скрыть переживания, мнение этого мужчины важно для него.
– Почему? – отпила красное сухое вино из бокала.
– Коба видит, что ты мне нравишься, то, как я рассказываю о тебе, и эта работа, серьёзные проекты, – сидит и смотрит на меня своими яркими карими глазами. Вот куда мне прикажете деться от этого заявления?
– Бадри, давай решим сейчас, я не думаю, что это… – мямлю.
Не дал мне договорить, положил руку на мою щеку и так мило улыбнулся.
– Лана, я всё понимаю, ты очень красивая. Тебя хочется укрыть от всего мира, ты кажешься потерянной, – сожаление в его глазах. – Что же с тобой произошло?
– Короткая, но насыщенная история любви с драматичным концом, – улыбаюсь широко, слёзы покатились по щекам.
– Вас послушать, так лучше не любить, – отпустил руку и отпил вино.
– Я не жалею, – призналась, занимая себя уборкой стола, чтобы не взболтнуть лишнего.
– Знаешь, Коба тоже не жалеет. Оказывается, он потерял свою первую любовь, она умерла несколько лет назад, он тоскует по ней. Я надеюсь, у меня так не будет, – горький смех.
– У тебя так не будет, а теперь давай спать, – обняла его за талию и повела к спальням.
– Ты коротышка, – потрепал меня за волосы своей пятерней, скрываясь за дверью. – Спокойной ночи, солнце.
– Спокойной ночи, – театрально закатила глаза. Тепло разлилось по моей груди, но завтра мне предстоит долгая дорога.
Глава 6
Поехать на рассвете была прекрасная идея. Пока парни спали, я, как мышка, надела джинсы и черную длинную футболку, бейсболку и отправилась в путешествие.
Все было так, как тогда, когда я ехала к нему, переполненная гордостью за своё решение. Ехала менять жизнь, молодая, беспечная, влюблённая по уши. Воспоминания плавно лились рекой: я и плакала, и смеялась, всё выходило из меня – обиды, злость, а затем всё менялось на любовь и благодарность.
Двери храма открыты, рядом новобрачные с десятком гостей танцуют и смеются. Я проживаю всё снова и снова; в груди щемит, дышать тяжело, но я справляюсь. Это прекрасное освобождение.
Стоя со свечой у груди, мне нечего сказать, абсолютно нечего. Если он там и слышит меня, пусть земля ему будет пухом. Сложно ли мне простить себя за любовь к другому? Да, сложно. Но Амиран – это моя совершенно другая любовь, не похожая на предыдущую. Я люблю его и, скорее всего, буду любить до конца своих дней. Останусь гендиректором, создам совет директоров, укреплю позиции в финансовой части, передам её, найму советника, но его детище, которое он доверил мне, я не продам. Никогда не продам. Кому я врала? Оно дорого моему сердцу, слишком дорого. Я смотрю на иконы, в храме начинается красивая грузинская служба. Улыбаюсь во весь рот: моим мужем был грузинский мужчина.
А вот и первая слеза прокатилась по моей щеке. С этим грузинским мужчиной у нас была целая история любви: с красивым венчанием в этой церкви, с перестрелками, романтическими ужинами и страстным сексом, с его собственническими замашками и моими девчачьими выходками. Как же я была молода, как прекрасна я была! Совсем другой человек, и ту другую себя я тоже люблю. И вместе с Амираном хоронить её не хочу, а похоронила тогда, ведь мне было страшно, одиноко, волнительно и больно.
– Амиран Бессарионович, вас было так мало, и вы были так ярки, что я запомню вас до конца. Встретимся в следующей жизни, мой дорогой муж,– выдаю, не думая, ставлю свечу, крещусь и выхожу прочь на солнце, чтобы задышать полной грудью.
Домой ехала быстро, обгоняя всё на своём пути, чувствуя легкость. Будто Бог благословил мои помыслы. Полный сюр, конечно, если посмотреть на то, чем занимаются мои мужчины.
Ребят ещё нет. Прошла в гардероб, где справа висят его костюмы, рубашки и пара его футболок – всё ещё здесь, пахнут им.
– Амиран Бессарионович, вы словно были здесь вчера, – вытираю слёзы. – Нет, не возьму тебя, – уговариваю саму себя, чтобы не засунуть пару вещей в чемодан.
Достаю свою коробку с самым красивым свадебным платьем и бельём; оно пахнет нами с того дня. Оно пахнет свадьбой и жарким сексом.
– Ох, – прижимаю к груди платье и нюхаю его, вздрагиваю.
– Всё в порядке? – на пороге стоит Бадри. – Мот, разогрей Лане еду, – присел рядом со мной. – Твое?
– Дааааа, – горда своим достоянием. – Мы венчались в Мцхете в начале марта, ты, наверное, догадался, что он грузин, – улыбаюсь как дурочка, складываю вещи обратно в коробку. Не хочу делиться, слишком интимно.
Все ещё осознаю, что моим мужем был красивый грузин.
– Оставишь это здесь? – с любопытством осматривает полки шкафа.
– Да, там, куда я вернусь, всему этому не место. – Выдыхаю, провожу пальцами по пиджакам. В голове появляется сумасшедшая идея. – Бадри, у тебя размер почти как у мужа, а он эти костюмы ни разу не надевал, да и не наденет вовсе.
– Нет, Лана, я не могу, может, Матвей вырастет и…
Я рассмеялась в голос, заставив парня покраснеть.
– Поверь, этот модник в гавайской рубашке и через десять лет ни на что не променяет, а эти костюмы состарятся. Это же Дольче, они мечтают, чтобы их носили! Просто примерь, – сняла с вешалки один и сунула ему в руки.
– Мам, Давид не может тебе дозвониться, – в комнату ворвался мой яркий мальчик в рубашке цвета гавайи и синих шортах. Его волосы собраны в пучок на затылке, как у Бадри. Настойчиво протягивает мне телефон.
– Дааааа, – растягиваю слова, как кошка. что-то определённо во мне переменилось, я стала легче.
– Привет, милая, – урчит, как кот, видимо, только проснулся.
– Привет, извини, я ездила… – начинаю оправдываться.
– Понял. Как ты? Всё в порядке? – заботливо спрашивает.
– Да, скоро вернусь, пару дней, – выдохнула, пихая Бадри в комнату для примерки.
– Ты в курсе, что у тебя около десятка увольнений в высшем менеджменте и полная смена охраны? – медленно произносит, видимо, его директора финансовые задели.
Меня это взбесило; такое ощущение, что позвонил пожаловаться.
– Да, я в курсе всего, что там происходит. От меня требуют одобрения каждого действия, – отрезала.
– Лан, извини, просто хочется, чтобы ты уже рядом была. Да, это задело Волька, и он позвонил мне. В панике объясняться, почему он скрыл какие-то бумаги. А я напомню, его Амиран утвердил перед смертью, не я,– продолжает. – Не знаю, что там за бумаги, не серьёзные какие-то…
Тяжело вздыхает. Всё он знает, но говорить точно не хочет.
– А я озверел тут без тебя, – продолжает. – Если честно, не думал, что наше расставание так меня взволнует.
Слышно, что он напряжён, и это совершенно на него не похоже. Неужели это после того, как я призналась ему в любви?
– Скоро буду, мой лев, у тебя всё? – хочу завершить разговор и продолжать наслаждаться последними днями воспоминаний и моим миром здесь. Его я сюда впускать точно не хочу с вечным контролем и слежкой.
– Может, мне прилететь?
– Нет, я скоро буду. Потерпи, Волк, – это действует безотказно. Сейчас он разве что угол не обоссит, об который я терлась.
– Вертишь мной как хочешь, дьяволица. До встречи,– усмехается.
– До встречи, милый Арес, – сбрасываю звонок.
– Бадри, вот это да! Ты как Джеймс Бонд, нет, круче – как модель из Армани! – воскликнул сын, неумело присвистывая.
Передо мной стоит обворожительный молодой мужчина. Костюм на размер великоват, но сидит отлично и облегает, как надо. Молодой человек покраснел.
– Он твой парень? Даже не отнекивайся, он тебе пригодится! – хлопнула в ладоши и пошла упаковывать несколько совершенно новых вещей Амира. Прекрасно дать им вторую жизнь. С каждой вещью в сумке на душе становилось легче, отпускаю.
Мы провели самые крутые выходные, я смеялась от души, наедалась до отвала. Мы обходили все улочки города, посмотрели все достопримечательности и даже встретили знакомых Бадри, которые занимаются музыкой. Восхитительные закаты на одной из террас, с которой виден весь Тбилиси, песни, танцы, попали под летний дождь. Молодой фотограф тренировался на нас. Вернулись обратно тоже на самолёте во вторник, раньше город нас не отпускал. Грустно улетать, но я точно знаю, что теперь буду здесь чаще отдыхать. Это место не убивает меня, оно даёт мне силы справиться со всем.
– Ты как там? – обеспокоенный Петров с фоном итальянской музыки.
– Знаешь, прекрасно! Вчера мы напились вина с моим новым другом, пели песни под гитару, и это круто. Не хочу возвращаться, – призналась, стоя на балконе нашей виллы.
– Мне стоит беспокоиться? – смеётся.
– Нет, я подумала, ты хотел выставку, и я готова к ней. – Выпалила, вот так просто, запустила механизм под названием Ярослав, и его теперь не остановить.
– Ты серьёзно? – удивлён.
– Да, вполне. Я привезу некоторые его детские фотографии отсюда,– подкурила сигарету. Здесь особенный табак, терпкий и горький.
– Давай прилечу, хочу поснимать тебя, – осекся.
– Да, можно. Извини, вторая линия, Рус,– переключилась.
– Слав, ты в Грузии? – резко. – Где отчёт, я спрашиваю? – орет на кого-то, стук каблуков.
– Ты это мне, какой? – не завидую ответчику.
– Нет, сейчас,– послышался шум и крики на английском, требует какие-то отчёты.
– Всё в порядке? – пытаюсь привлечь внимание.
– Бардак у тебя тут, Вольная. Полный! – выдохнул.
– Не трави душу, знаю, – стыдно, конечно.
– Так, ты в Грузии? – чётко, грубо, куда-то спешит, шуршит бумагами.
– Да, здесь до конца недели, Петров думает прилететь.
– Это хорошо. Я тоже вылетаю к тебе,– хлопают двери.
– Зачем? – ощущаю снова груз, будто встаю в рабочий строй.
– Кое—что проверить нужно. Скажи мне, ты сейфы Бесарионовича открывала?
– Какие сейфы? – прокручиваю в голове весь кабинет, и никакого сейфа там не было. Только сейчас осознаю, что не рылась нигде за эти четыре года.
– Понятно, у тебя, Славка, тут есть то, от чего нужно бы избавиться. Прилечу, расскажу. До завтра, – резко бросил трубку.
– Петрова прихвати… – говорю гудкам.
Не люблю такие прерывистые диалоги; от них появляется много тревожности, старые страхи начинают вновь овладевать мной, от чего порой становится тошно.
Здесь даже ночью достаточно шумно. Затушила окурок в пепельнице – нужно бросать. Пахну морем, чувствую себя спокойно после поездки, готовой выйти замуж за мужчину, который остаётся без ответа уже несколько суток. До сегодня не задавалась вопросом, зачем я это делаю; казалось, так должно быть. Он спас меня, и это чувство долга или, всё же, любовь? Мне хорошо с ним, пора признаться в этом.
***
В обед мы с Матвеем сидим в аэропорту. Этот маленький парень угостил нас молочными коктейлями. В городе зной, не спасают даже джинсовые шорты и свободная белая футболка на одно плечо, а мой малыш подсел на гавайский принт.
– Мам! Папа звонит, – улыбается.
– Да, да, – начинаю заметно нервничать, сама не знаю, почему.
– Лана, – надул губы.
Беру телефон, делаю вдох—выдох. – Да, дорогой, – приторно, сладко.
– Привет, дорогая, – он что-то хочет. – Почему не отвечаешь на звонки? – вздыхает.
– Занята была. Слегка. В понедельник вылетаем к тебе…
– Не играй со мной, Лана, – говорит спокойно. – Я знаю, что Руслан полетел к тебе, – серьезно.
– Да, он сказал про какие-то документы…
– Я просто прошу тебя: не делай резких движений… – перебивает меня четко и грубо.
– Что происходит? Не хочешь объяснить? Или я так и буду в неведении? Никто ничего не говорит. Ты знаешь, что там? Ты всё эти четыре года знал? – выдыхаю с облегчением, что могу хоть с кем-то поговорить про это.
– Матвей! – Петров отвлёк меня, парни обнимались.
– Але, Тугуш, – в трубке гудки.
Ко мне подошла моя делегация серьёзных парней в чёрном. На Петрове шорты и рубашка в любимом стиле итальянца. Рус в слаксах и поло, волосы, как всегда, стриженные под ёжик.
– Ну привет, парни, – обнялись в куче.
– Жрать хочу невыносимо! Слав, вези нас в какой-нибудь ресторанчик, – ворчит, чем-то недоволен.
– Ты его весь полёт терпел? – повернулась к улыбающемуся Яру.
– Представь! – скорчил лицо.
Позже мы сидим на прекрасной веранде с холодным лимонадом, а Рус с кучей национальной еды и ноутбуком перед глазами. Парни делают фотографии ниже по улице.
– Что за дела, Рус? О чем переживает Волк? Он сказал, цитирую: “Не делай резких движений” – глотаю свой мохито, состоящий из одного льда; в такую жару спасает только он.
Задумался, закрыл ноутбук, глаза бегают. Намекаю взглядом “Говори”, поправляя лямку от чёрного топа.
– Ты знала, чем занимается Тваури? – слишком далеко заходит, значит, точно что-то не весёлое.
– Да, знаю, конечно, – вспоминаю весь спектр услуг его холдинга. Да какого дерьма в собственности только нет, от машин до крупных объектов недвижимости.
– Оружие? – смотрит пристально на меня, ожидая реакции.
– Оружие? – мои глаза округлились, не смогла сдержать “восторга”, осматриваюсь вокруг. Ещё бы этого не хватало, холод прошёлся по позвоночнику. – Рус, какое, к чёрту, оружие? Только не говори, что мой покойный муж торговал оружием? – яростно шепчу.
По взгляду на последних словах понимаю, что я права: мой муж торговал оружием. Внутри всё обрывается, вот это сюрпризы. Да, я вообще не знала человека, на котором венчалась.
– Слав, не пойму, ты вообще четыре года не заглядывала ни в какие ящики? И с ним не разговаривала? Твой покойный муж был чертовски влиятельным человеком в узких кругах, – выпучил на меня свои серые глаза.
– Нет, я не знала о сейфах, как-то не до этого было. Конечно, Русик! – срываюсь на крик. – Он малолетке, дочери мента, так и рассказал про все склады с оружием и что он грёбаный торговец, – зажимаю руками переносицу, от волнения трясёт. Тошнота подкатывает к горлу, ощущается, как горькая желчь.
– Понятно. Четыре года назад ты стала владельцем компании, которая занимается автомобильными запчастями по всему миру, – отворачивается от меня, сам в шоке; видимо, наш Бес не только от меня всё дерьмо скрывал.
– Там нет никакой компании, – жестикулирую руками. – Вернее, формально она есть, но она не действующая, остались только склады, – злюсь, потому что это очень проблемная фирма. Он даже с того света продолжает подкидывать мне задачки!
– Мулька у Беса такая была, весь бизнес он с тачек начинал. Она для него дорога как воспоминание, – причитает, стараясь позитивить.
– Русик! Она убыточная, настолько что на восстановление уйдут сотни миллионов, – хлопаю по столу рукой, ища сигареты. Откинула «обещала же, что больше не буду». – Я планирую её продать к чертям; аренда складов только бюджет подъедает. Просто я не могу пока туда долететь, чтобы осмотреть их на предмет машин и запчастей…
Договаривая, понимаю, что там вовсе не машины и запчасти меня ждут.
– Что если я скажу тебе, что она принесёт тебе миллиарды? – сморщил лоб, ожидая реакции.
– Я спрошу у тебя, но? – злюсь, вертя пальцами зажигалку.
– Слав, там оно. Ну, ты понимаешь что. И это на твоём имени, и у этого всего есть покупатели. Очень странно, что эти покупатели к тебе не нагрянули, а всё потому, что Волк очень тщательно всё это время заметал следы, но прокололся. Теперь они выйдут на тебя и узнают, что ты жива, – выдает всё разом, без предупреждения.
– Волк из-за этого в бешенстве? – зло шиплю, начинаю складывать два плюс два.
– Со дня на день все узнают, что ты жива, что все активы Беса у тебя, войдёшь в теневой, – потирает ладони; вижу, что хочет еще что-то сказать, но явно колебался.
– Но? Договаривай, блядь, что я из тебя должна каждое слово клешнями тащить! – не выдерживаю, подкуриваю, дым обжигает лёгкие. В гневе я превращаюсь в яростную женщину.
– Но тебя, скорее всего, убьют. Баб не любят в этих схемах, да и ты как бы мертва. Сама понимаешь, твой отец генерал, муж предатель, остаётся Волк. Если он своим авторитетом вытянет… Ебаный пиздец, Слав! – тихо добавляет, хватаясь за голову, проводит ладонями по лицу.
– Бес, он, – запинается на каждом слове, встаёт и нервно хватается за железную спинку стула, сжимает прутья до белых пальцев.
– Никто эти дела не вел. Никто ничего не знал. Это его миллиарды, как он их там потом отмывал, хуй его знает. Даже брата туда не пускал, а они все мечтали попасть в эту часть его жизни. Я, я… мне только кажется… – размахивает руками, пытаясь что-то предположить.
Мне страшно, но с этим чувством я привыкла бороться. Ведь страх сопровождает меня практически каждый день, когда я принимаю решения о сделках в его бизнесе.
– Давай без "кажется", говори, что знаешь, – говорю спокойно, не теряя голову в безрассудстве. Тушу сигарету, она не принесла никакого удовольствия, начинает болеть голова.
– Кажется, что я был на паре таких встреч, – успокаивается, протирает лицо ладонями и садится обратно, прикуривая сигарету. – В Эмиратах и в Америке. Помню приблизительно тех, с кем придётся общаться, – выдохнул дым. – Я найду, постараюсь прежде, чем они все узнают о тебе. Будет шанс, Слав, открыться первыми, а там будь что будет.
– Хорошо, раз это дерьмо моё, надо что-то сделать с этим. Пора, значит, вступать в мужские игры, – допиваю свой потеплевший напиток.
– Для начала нужно проверить, на месте ли товар, который здесь, – докуривает до фильтра.
– Завтра, сегодня? – обречённо вздыхает, ведь не имеет смысла оттягивать неизбежное.
– Завтра давай, сегодня хочу море хоть увидеть, – мечтательно смотрит в сторону пляжа.
– А точно! Ты же в океане не накупался, четыре года на островах прожить, – удивляюсь, вставая и направляясь к авто.
– Слав, ну так-то океан, – смеётся позади. – Парни, погнали, наша дама не в духе.
В этот раз на вечернюю поездку к другу Бадри с нами подписал Яр с камерой и кучей разных вещей для съёмок. Местность он уже посмотрел на картах, вдохновлён до невозможности.
– Сегодня покажу ему твой вариант, интересно, что скажет, – Бадри с любопытством наблюдает за Петровым; видно, что ему некомфортно рядом с этим брендированным во всех смыслах Эросом.
– Да, я всё-таки предложила бы тебе на свою защиту поработать с реальным проектом, тем более ты его видел, – пытаюсь отвлечь его или себя.
– Оу, Лана, здесь проще, понимаешь? Можно ошибаться на макете, и это не будет стоить сотни тысяч долларов, – то и дело от волнения поправляет ворот синей клетчатой рубашки.
– Бадри, бизнес строится на ошибках, невозможно всё делать идеально, не в нашем возрасте, по крайней мере, – подбадриваю его, паркуясь возле магазина.
– Согласен, но я посоветуюсь для начала, – покраснел, взял свой новый рюкзак и выскочил из авто.
– Чёрт, забыл спросить у него, – цокает Яр. – Интересно, а травка у них в магазинах продаётся? – так легко об этом говорит.
– Ты не охренел, дружочек? – возмущаюсь, оглядываясь на занятого телефоном Матвея.
– Так легально же, – пожимает плечами.
– Ещё раз, Петруччо, и домой ты пешком пойдёшь. Прогулашишься, мозг проветришь. Попросим Бадри тебе карту нарисовать и потопаешь по травке, – кричу шёпотом.
– Лан, ты и так смущаешь паренька, – пожурил друг, попытался перевести всё в шутку. – Трогай выше – откашлялся, понял, наверное, по взгляду, что не прокатило.
– Я не специально, он правда очень умен, – подхватываю тему, пока Мот не опомнился, поехала вверх по улице, проезжая мимо двухэтажного белого дома учителя.
В который раз восхищаюсь природой вокруг и размеренному темпу жизни. Меня привлёк силуэт высокого седого мужчины с широкими плечами. Его волнистые волосы зачесаны назад, он опирается на трость и хлопает Бадри по плечу. Сердце защемило, напоминая об утрате.
– Лана! – крикнул Яр.
На дорогу выскочила собака, я резко ударила по тормозам, привлекая к нам внимание.
– Ты в порядке? – около меня оказался Бадри; его руки подняли моё лицо. – У тебя нос кровоточит, ты ударилась?
Какие-то крики на грузинском языке. А я ничего не чувствую; перед моими глазами только он, мой мёртвый муж.
Тамара с аптечкой, все что-то говорят, не могу разобрать, нахожусь в полусознании.
– Разойдитесь, перегрелась, наверное, – женский звонкий голос, что-то холодное и мокрое ложится на лоб.
– В больницу везём? – грубый голос, родной, рядом.
– Амир, – пытаюсь сказать и подняться, что-то сказать; руки свинцовые. – Амиран! – кричу, хочу услышать.
– Детка, его тут нет, – говорит Петров.
Тошнит, голова кружится.
– Парни, идите в дом, занимайтесь, я приведу её в чувства. Коба, забери мальчика, а ты, парень, помоги мне. Она не беременна?
– Тома, точно не нужно скорой? – снова он, где-то далеко.
– Амиран, – из последних сил проваливаюсь в темноту.
– Мать, давай, пугаешь! – взволнованный, дрожащий голос друга.
Резкий запах в нос. Открываю глаза, щурясь от алого солнца на закате. Полулежу в авто на заднем сиденье. Рядом Тамара и Ярик.
– Что со мной? – пытаюсь сесть.
– Помоги ей, что стоишь! – командует женщина.
Друг помогает мне сесть, снимает с меня бежевые босоножки на высоченной танкетке. Тамара подает воду, жадно пью, захлебываясь, струйки бегут по груди.
– Что произошло? – голова раскалывается.
– На, выпей, сознание потеряла, – подает мне таблетку, – долго на жаре была?
– Не знаю, – признаюсь, страх и осознание бессилия накрывают волной, не контролирую поток слез. – Спасибо вам большое.
– Не садись лучше за руль, девочка, – подает еще одну холодную тряпку для моего лба.
– Спасибо, – плачу, прижимаясь к ней, вдыхая такой родной запах молока и выпечки, запах дома, которого у меня больше нет. Осознание её жалости ко мне произвело комбо из чувств, что взрываются в моей груди, словно салюты.
– Ну что ты, дочка, – прижала к себе. Её белый сарафан с вишнями пахнет ванилью, и это отпечатается в моей памяти, кажется, надолго.
– С ней всегда так, родителей потеряла, – шепчет друг, стыдясь моей реакции.
– А где Матвей? – материнский инстинкт начинает работать.
– Он с мужчинами, с ним ничего не случится, не переживай. Тебе нужно отдыхать и больше пить воды, – посмотрела на меня с добротой в глазах, убрала волосы со лба.
– Давай, садись на пассажирское, я поведу, – друг помог мне расположиться рядом, опустил кресло и закрыл лицо холодным полотенцем. – Завтра поснимаем.
– Яр, – хриплю, усталость навалилась, оседая свинцом в конечностях.
– Да, детка, ты его звала, – обреченно говорит, смотря на дорогу.
Знаю, что сейчас он на грани, что хочет домой, хочет вернуть наши семейные вечера, но никогда не скажет об этом, не подаст вида, что сломлен, как никогда, и не покажется моей маме без меня. За своей болью я ощутила его боль, его жалость, его натянутые до предела нервы, его чулан с секретами, его потухшую страсть, и от этого мне стало невыносимо. Тяжело дышать.
– Будто слышала его, – нащупала руку с длинными пальцами, схватила и крепко сжала. – На выставке в Москве быть. Я могу вернуться.
– Уверена? Я только за. Ты же видела часть, и как тебе? – оживился.
– Это часть? – удивилась.
– Обижаешь, это неудачные снимки, – хвастает. Дурачок, люблю его. Если бы не он, вообще бы загнулась в этой "взрослой" жизни.
– Не представляю, что там будет… – подыгрываю.
– Вот и не надо. Тугушев будет счастлив, Лан. Похоронит вас, – выдыхает с грустью. Знаю, что он этого не хочет, иначе давно бы уже сделал.
– Да, я тоже буду рада раз и навсегда закрыть этот вопрос, – засыпаю, прощаясь с красивым закатом.