Кассандра Клэр
Королева воздуха и тьмы
– Они собирались вернуться завтра.
Изабель вдруг заворковала и наклонилась, чтобы подхватить на руки Макса, который тут же удобно устроился у нее на груди, уткнувшись головой под подбородок.
– Вообще-то это ужасно. Если бы только можно было как-то отправить им послание…
– Не могли же мы попросить Конклав отложить похороны, – проворчал Саймон.
Сумеречных охотников не бальзамировали: их сжигали, и как можно быстрее, пока тело не начало разлагаться.
– Джейс будет вне себя, – Изабель через плечо посмотрела на брата, который разговаривал с Магнусом, держа Рафа за руку. – Особенно потому, что бросил Алека здесь одного.
– Горе – дело долгое, – с трудом произнесла Эмма, горло у нее перехватило. – Сейчас тут и так полно народу. Если Джейс будет с Алеком потом, после похорон, когда схлынет волна соболезнований от совершенно посторонних людей, это все равно будет хорошо.
– Спасибо, – взгляд Изабель стал теплее. – Не волнуйся за Клэри и Джейса. С самого начала было ясно, что связи с ними некоторое время не будет. Саймон – парабатай Клэри; он бы почувствовал, если бы с ней что-то случилось. И Алек тоже – про Джейса.
Связь парабатаев крепка, с этим не поспоришь. Эмма задумалась, опустила глаза.
– Приехали, – Магнус забрал Макса у Изабель, бросив на Эмму косой взгляд, значения которого она не поняла. – Братья здесь.
Колонна монахов безмолвно и плавно вонзалась в толпу, расступавшуюся перед ними, как море перед фараоном. Сумеречные охотники расступились. Гробы Ливви и Роберта проплыли мимо и остановились между кострами.
Ливви лежала, бледная, в белом платье, с белой повязкой на глазах и золотым ожерельем на шее. В длинные темные волосы были вплетены белые цветы.
…Ливви скачет на кровати в светло-зеленом шифоновом платье, которое купили в «Тайном кладе». «Эмма, Эмма, смотри, какое у меня платье!..»
Эмма сражалась со своей памятью, с ледяной правдой мгновения: это последнее платье, которое она увидит на Ливви. Последняя возможность смотреть на эти каштановые кудри, на абрис щеки, на упрямый подбородок. Ливви, моя Ливви… мудрый мой совенок, сестричка…
Она едва не закричала, но Охотники не плачут перед лицом смерти. Вместо этого они произносят древние слова, дошедшие до наших дней из глубины веков.
– Ave atque vale, – пронесся над толпой шепот. – Ave atque vale, Роберт Лайтвуд. Ave atque vale, Ливия Блэкторн.
Изабель и Алек наконец повернулись к катафалку отца. Джулиана и остальных Блэкторнов все еще осаждали сочувствующие. Эмма на мгновение оказалась наедине с Саймоном.
– Я говорила с Клэри перед ее уходом, – быстро сказала она. Слова словно горячий ком сдавливали ей горло. – Она боялась, что может случиться что-то плохое.
– О чем ты? – не понял Саймон.
– Если она не вернется вовремя… – Эмма потрясла головой.
Саймон испуганно посмотрел на нее, но не успел ответить: Джиа выступила вперед и начала говорить.
* * *
– Охотники умирают молодыми, – сказал тот, кто взял слово следом за ней.
Говорившего Джулиан не узнал: тому было около сорока; черные густые брови… На куртке была нашивка Схоломанта, но кроме этого его ничто не выделяло среди десятков других, явившихся сообщить Джулиану, что они очень сожалеют о гибели его сестры.
– Но пятнадцать… – незнакомец покачал головой (Гладстон, вспомнил Джулиан – его фамилия была Гладстон). – Роберт жил полной жизнью. Он был моим дальним родственником, кстати. Но то, что случилось с вашей сестрой… такого не должно было быть. Она ведь всего лишь дитя.
Марк издал какой-то придушенный звук. Джулиан парой вежливых фраз отправил чужака идти дальше своей дорогой. Все было далеким, словно весь мир был обит ватой.
– Он мне не понравился, – проворчала Дрю вслед Гладстону; лицо ее было мокрым и блестело – столько слез просто так не смоешь.
Джулиана словно бы было два: один, прежний, непременно попытался бы утешить Дрю, потрепать по голове, взъерошить волосы. Второй, Теперешний, даже рукой не шевельнул. Он остался недвижим, пока волны толпы омывали его, отступая перед погребальной процессией. Вон Хелен напротив него подняла Тавви на руки…
– Ему уже семь, – сказал он ей. – Слишком большой, чтобы таскать его на руках.
Она поглядела на него, наполовину удивленно, наполовину осуждающе, но ничего не сказала. Безмолвные Братья шествовали между ними, сопровождая гробы. Блэкторны замерли. Воздух полнился напевом нефилимов.
– Ave atque vale, Ливия Блэкторн. Привет тебе и прощай.
Дрю закрыла лицо руками, Алина обняла ее. Джулиан невольно устремил взор на Тая – просто не успел себя остановить.
С ним как раз разговаривал Марк, рядом торчал Кит, засунув руки в карманы, – сгорбившийся, совершенно раздавленный. Тай не отрывал взгляда от катафалка Ливви; на его щеках пылали алые пятна. По дороге из города он засыпал Джулиана вопросами: – Кто прикасался к ней в Безмолвном городе? Они смыли с нее кровь? Расчесали ей волосы? Забрали ожерелье? Разрешили тебе взять ее одежду? Кто выбирал платье, в котором ее сожгут? Они закрыли ей глаза, прежде чем надеть повязку? – пока тот не устал и не начал рявкать в ответ.
Рядом с кострами – каждый был сложен из массивных бревен и кучи растопки – уже установили огромные лестницы. Один из Братьев поднял тело Ливви на руки и начал подниматься по ступеням. Добравшись до вершины, он положил труп на дрова. Другой Брат положил тело Роберта Лайтвуда на второй костер.
Теперь рядом с Таем стояла еще и Диана. В петлице воротника белел, выделяясь на фоне темной кожи, одинокий цветок. Она что-то тихо ему сказала, он посмотрел на нее.
Джулиану было больно. Это была физическая боль, будто его ударили в живот, и он только что снова смог дышать. Окровавленная полоска ткани жгла запястье, словно огнем.
Эмма… он поискал ее глазами и увидел рядом с Саймоном. К ним подошла Кристина.
Лестницы убрали; Безмолвные Братья шагнули вперед с зажженными факелами. Огонь пылал так ярко, что мог затмить даже дневной свет, и волосы Эммы тоже словно пылали.
– Огонь, костры… – проворчал Марк, возникая рядом с Джулианом. – У нас, в Дикой Охоте, небесные похороны.
Его щеки раскраснелись, светлые кудри растрепались, но траурные руны были нарисованы четко. Он не сам их наносил – слишком красивая и тонкая работа. Наверняка это сделала Кристина.
– Мы оставляем тела на вершинах ледников или высоких деревьев, чтобы птицы сами о них позаботились, – пояснил Марк.
– Может, не будешь советовать людям, как им хоронить своих близких?
Марк моргнул.
– Прости. Я не всегда говорю то, что нужно.
– Если сомневаешься, лучше молчи, – посоветовал Джулиан. – Я серьезно. Я бы на твоем месте вообще заткнулся.
Марк посмотрел на него так же, как Хелен – удивленно и обиженно, но прежде чем он успел что-то ответить, Джиа Пенхаллоу, в ослепительно белых церемониальных одеждах, начала свою речь.
– Братья мои, Сумеречные охотники, – зазвучал над Нетленными полями ее голос. – Великая трагедия пришла к нам. Один из вернейших служителей Конклава, Роберт Лайтвуд был убит в Зале Соглашений, где до сих пор власть имел только Закон.
– Может, стоит упомянуть, что он был предателем? – раздался голос из толпы.
Это сказала Зара. Вокруг нее зазвучали смешки, зашипели, как вода в выкипающем чайнике. Друзья – Мануэль Виллалобос, Саманта Ларкспир, Джессика Босежур – обступили ее тесным кольцом.
– Поверить не могу, что они осмелились прийти, – пробормотала Эмма.
Каким-то образом она оказалась рядом с Джулианом. Он не заметил, как это случилось, но в последнее время реальность включалась и выключалась, будто затвор камеры то закрывался, то открывался. Эмма немного растерялась, когда Джулиан не ответил, и снова ушла в толпу, отодвинув Гладстона с дороги.
– …погибла и одна из самых юных и многообещающих Охотниц, чья кровь пролилась у нас на глазах, – говорила Джиа.
Эмма как раз добралась до Зары и ее компании. Обнаружив ее рядом, Зара слегка отпрыгнула и попыталась спрятать утрату самообладания за свирепым взглядом. Впрочем ее авторитет явно не волновал Эмму ни в малейшей степени: она гневно тыкала пальцем в Зару, а потом в Блэкторнов и Тая. Голос Джиа звенел над полями:
– Мы не оставим это безнаказанным. Мы не забудем, кто несет ответственность. Мы – воины, а воины сражаются. И мы нанесем ответный удар.
Спутники Зары выглядели очень упрямыми – все, кроме Мануэля. Он улыбался кривой отстраненной улыбкой, от которой у Джулиана при других обстоятельствах по спине побежали бы мурашки. Эмма резко развернулась и зашагала прочь. Лицо ее было мрачнее тучи.
Но Зара хотя бы перестала трепать языком, а это уже кое-что.
– Они покинули нас, – говорила Джиа. – Нефилимы лишились двух великих душ. Да благословит их Разиэль. Да воздаст им почести Ионафан Охотник. Пусть Давид Безмолвный помянет их. А мы сопроводим их тела в некрополь, где их ожидает вечная служба.
Голос Консула смягчился. Все сейчас смотрели на нее, даже дети вроде Тавви, Рафа и Макса, и все видели, как ее лицо изменилось и потемнело. И следующие слова она произнесла так, словно от них горчило во рту.
– А сейчас новый Инквизитор желает сказать несколько слов.
Вперед выступил Гораций Диарборн. Джулиан только сейчас его заметил. На нем была белая траурная мантия, на лице – соответствующее мрачное, серьезное выражение, за которым, как тень позади стекла, таился торжествующий оскал.
Теперь Зара открыто усмехалась. Большинство соратников из Схоломанта обступили ее. Она приветственно помахала отцу. Улыбка Мануэля становилась все шире, и наконец заполнила все лицо.
Изабель и Саймон, напротив, выглядели так, словно их вот-вот стошнит. Эмма явно была в ужасе. Алек и Магнус едва сдерживали гнев.
Джулиан пытался почувствовать то же, что они, но не смог. Он больше ничего не чувствовал.
* * *
Гораций Диарборн обвел собравшихся взглядом и выдержал длинную паузу. Кит достаточно слышал от других, чтобы понимать: папаша Зары – еще больший лицемер, чем она. Он был избран новым Инквизитором большинством голосов Совета, боявшегося Неблагого Двора в частности и Нижнемирских вообще настолько, чтобы облечь властью такого злодея.
Кита все это не удивляло, но вгоняло в депрессию.
Тай, стоявший рядом, не удостоил Горация взглядом. Он смотрел только на Ливви – вернее, на то немногое, что ему было видно: белое пятнышко на вершине огромной поленницы. Глядя на сестру, он что-то чертил указательным пальцем правой руки на тыльной стороне левой – снова, снова, и снова… И почти не двигался.
– Этот день, – наконец заговорил Гораций, – как уже сказала Консул, поистине мог бы стать днем горя.
– Как мило, что ты заметил, – проворчала Диана.
– Однако… – голос Инквизитора стал громче, а указующий перст теперь был обращен на толпу, словно обвиняя ее в ужасном преступлении. – Обе эти смерти не внезапны. У них есть причины. И нам хорошо известно, на ком лежит ответственность. Глупые Охотники допустили, чтобы это случилось, но на самом деле за этим ужасным деянием видна рука Неблагого Короля и его фэйри, а с ними и всего Нижнемирского народа!
«С чего бы это?» – подумал Кит.
Гораций очень напоминал ему красномордых политиков, орущих с экрана телевизора, – трясущихся от ярости и мечтающих, чтобы до тебя наконец дошло: враг у ворот!
Идея о том, что в смерти Ливви и Роберта Лайтвуда виноват Неблагой Король, что виновны поголовно все жители Нижнего Мира, казалась ему полной бессмыслицей, но если Кит ожидал, что собравшиеся будут протестовать, он просчитался. Публика странно безмолвствовала… и причиной явно было не враждебное отношение к оратору. Скорее, они просто стеснялись ликовать на похоронах. Магнус смотрел перед собой без всякого выражения, словно с его лица стерли любые эмоции.
– Смерть должна служить напоминанием, – произнес Гораций, и Кит перевел взгляд на Джулиана, чьи волосы трепал крепчающий ветер: вряд ли тот нуждался в таком напоминании. – У нас только одна жизнь, и мы должны прожить ее как воины. У любого из нас всего один шанс сделать правильный выбор. И вскоре наступит время, когда каждому Сумеречному охотнику придется решить, на чьей он стороне. На стороне предателей и сторонников Нижнего Мира? На стороне тех, кто жаждет уничтожить наш образ жизни и саму нашу цивилизацию? На стороне… молодой человек, что вы делаете? Спускайтесь оттуда немедленно!
– О, ради Ангела! – пробормотала Диана.
Тай лез вверх по костру Ливви. Это было нелегко: поленья были сложены для того, чтобы лучше горело, а не для того, чтобы по ним было удобно лазить, но он все равно умудрялся как-то цепляться руками и ногами. Он был уже достаточно высоко над землей, и сердце Кита уколол страх… вдруг какое-нибудь бревно пошатнется, и мальчик упадет?
Не помня себя от тревоги, он кинулся за ним, но чья-то твердая рука схватила его за шиворот.
– Нет, – прошипела Диана. – Не ты.
Суровые морщины прорезали ее лоб.
Не ты. Кит сразу понял смысл сказанного. Джулиан Блэкторн уже мчался к костру. Оттолкнув Инквизитора (тот возмущенно что-то квакнул), он вскочил на поленницу и полез вслед за братом.
* * *
– Джулиан! – но вряд ли он мог расслышать голос Эммы.
Теперь кричали все: гвардия Консула, сам Консул, Инквизитор, все собравшиеся. Зара и ее друзья хохотали и тыкали пальцами в Тая. Тот уже почти добрался до самого верха костра. Он никого и ничего не слышал, и упорно лез. Джулиан поднимался осторожнее и сильно проигрывал в скорости.
Молчали только Блэкторны. Эмма хотела ринуться следом, но Кристина схватила ее за запястье и решительно помотала головой.
– Не смей… это небезопасно. Нельзя отвлекать Джулиана.
Тай уже добрался до платформы на самом верху. И сел там, рядом с мертвым телом сестры.
– Тай, – всхлипнула Хелен.
Наверху буйствовал ветер. Волосы Тая метались вокруг его лица, когда он склонился над Ливви. Кажется, он коснулся ее сложенных рук… Волна скорби накрыла Эмму, ударила в живот, а за ней – новая волна тревоги за мальчика.
Джулиан тоже поднялся на платформу и опустился на колени возле брата. Словно две белые шахматные фигурки, только волосы Тая были немного темнее.
Сердце у Эммы билось уже где-то в горле. Это оказалось одним из труднейших испытаний в ее жизни – не побежать туда, не подняться на костер вслед за ними. Все, кроме Джулиана и Тая, стало далеким, ненужным – даже когда Зара с друзьями принялись хихикать, что хорошо бы Безмолвные Братья запалили костер прямо сейчас и сожгли обоих вместе трупом, раз уж им так нужно быть с Ливви.
Кристина рядом напряглась. Марк шагал по траве к кострам. Зара с компанией переключились на него и теперь обсуждали его острые уши и кровь фэйри, которая текла в его жилах. Марк, опустив голову, решительно шагал вперед. Эмма больше не могла этого выносить: она вырвалась и побежала следом. Если Марк хочет быть с Джулианом и Таем, тогда ничто не остановит и ее.
На краю ее поля зрения мелькнули Джиа рядом с Маризой и Джослин – застывшая картина ужаса. Сумеречные охотники так не поступают! Не превращают свое горе в спектакль. Не кричат, не бьются в припадках гнева, не устраивают истерик, не падают в обморок, не забираются на чужие погребальные костры.
Джулиан наклонился и обхватил лицо брата ладонями. Если не думать о случившейся трагедии, они выглядели как трогательный парный портрет. Эмма могла представить, как Джулиану трудно: он терпеть не мог проявлять эмоции на виду у тех, кому не доверял, но сейчас это его совершенно не волновало: он что-то шептал Таю, их головы почти соприкасались.
– Лестницы! – бросила она Марку, и он кивнул, не задавая лишних вопросов.
Они пробились сквозь толпу, схватили тяжелую лестницу, принесенную Безмолвными Братьями, приставили ее к башне из дров.
– Джулиан! – крикнула Эмма.
Он глянул вниз – они как раз пытались установить лестницу так, чтобы она не шаталась. Гораций кричал, чтобы они немедленно отошли, и приказывал гвардейцам стащить хулиганов вниз. Но его почему-то никто не слушал.
Джулиан коснулся ладонью щеки Тая, и тот, кажется, заколебался, вздрогнул, обхватил себя руками. Потом опустил их и последовал за Джулианом, который первым стал спускаться по лестнице. Оказавшись на земле, Джулиан стал держать лестницу и приготовился ловить брата, если тот вдруг упадет.
* * *
* * *
Тай спустился и побрел прочь от костра, даже не остановившись перевести дух, – через луг, к Киту и Диане.
Кто-то крикнул, чтобы лестницу убрали, и Марк понес ее обратно, к Безмолвным Братьям. Эмма схватила Джулиана за руку и мягко, но настойчиво потащила прочь от костров.
Он выглядел оглушенным, как будто получил крепкий удар, и теперь у него кружилась голова. Они остановились в стороне от толпы, Эмма завладела обеими его ладонями.
Никто ничего не подумает – среди парабатаев нормально так проявлять приязнь. И все равно она поежилась. Прикосновение к нему, и ужасная ситуация, и это его пустое лицо – все это было уже как-то слишком.
– Джулиан…
Он поморщился.
– Мои руки, – голос прозвучал удивленно. – Я ничего не почувствовал.
Она опустила глаза и со свистом втянула воздух. Ладони походили на кровавых ежей – так густо торчали в них занозы. Занозы черными черточками виднелись под кожей, рядом торчали обломанные щепки размером с зубочистку, – теперь с них капала кровь.
– Тебе срочно нужна ираци, – она отпустила одну его руку и полезла за пояс, чтобы достать стило. – Позволь, я…
– Нет, – он выдернул и вторую руку. Его лицо было холоднее ледника. – Не думаю, что это хорошая идея.
И он зашагал прочь.
Эмма едва смогла сделать вдох. Тай и Марк вернулись к Блэкторнам. Тай стоял рядом с Китом – как всегда, как будто магнит со щелчком встал на место.
Марк потянулся, чтобы взять Кристину за руку.
«Я должна быть с Джулианом, держать его за руку. Быть рядом, чтобы он помнил: в этом мире есть вещи, ради которых еще стоит жить…»
Но руки Джулиана были изранены, окровавлены, и он не хотел, чтобы Эмма их касалась. И душа… его душа тоже была в крови, изранена, и, вероятно, он не желал сейчас никого видеть. Но ведь ее это не касается? Она – другое дело; она – его парабатай, разве не так?
Пора. Безмолвный голос одного из Братьев пронесся по полю, как рябь по воде. Они все услышали – все, кроме Магнуса и Макса, которые стали растерянно озираться по сторонам. Эмма едва успела собраться с мыслями, а Безмолвные Братья уже поднесли факелы к растопке в основании каждого костра. Огонь взвился вверх, золотой и алый, и на мгновение это даже показалось красивым.
А потом рев пламени обрушился на нее, словно грохот падающей волны, и весь луг обдало жаром, и тело Ливви скрылось за пеленой дыма.
* * *
Сквозь жадный треск костра Кит едва слышал тихую песнь нефилимов:
– Vale, vale, vale. Прощай, прощай, прощай.
Валил густой дым. Глаза жгло и щипало, а Кит стоял и думал, что его собственный отец обошелся совсем без похорон… Да там и хоронить было нечего – его тело обратил в пепел мантидский яд, и Безмолвные Братья избавились от останков.
Смотреть на Блэкторнов было невыносимо, и Кит повернулся к Лайтвудам. Теперь он уже знал их всех по именам: сестру Алека звали Изабель – это та черноволосая девушка, что стоит, обняв Алека и свою мать, Маризу. Раф и Макс держались за руки. Саймон и Магнус – поблизости, словно две маленьких утешительных луны, кружащие вокруг планеты скорби. Кто-то сказал, что похороны – для живых, не для мертвых… Они нужны, чтобы попрощаться. Интересно, это огненное прощание – может, оно напоминает нефилимам об ангелах?
Какой-то мужчина – молодой, красивый, с волнистыми каштановыми волосами и квадратной челюстью – направлялся к Лайтвудам. Кит вытер слезящиеся глаза.
Незнакомец был не в белом, как остальные, а в обычной черной форме. Проходя мимо Маризы, он помедлил и положил руку ей на плечо. Она не обернулась – словно не заметила. И никто из остальных тоже. Магнус бросил быстрый взгляд, нахмурился и отвернулся. С холодком в груди Кит понял, что, кажется, только он видит эту фигуру – сквозь которую пролетал дым, будто она была бесплотной.
Призрак… Вроде Джессамины? Он стал озираться по сторонам – наверняка на Нетленных полях должны быть и другие призраки… мертвые ноги которых не примнут и травинки?
Но там были только Блэкторны – стояли, сбившись в кучку. Эмма и Кристина, Джулиан и Тавви, и дым вздымался вокруг них. Кит неохотно посмотрел назад: призрачный юноша преклонил колена у костра Роберта Лайтвуда. Он был у самого пламени – ближе, чем мог бы вынести человек, – и оно лизало его силуэт изнутри, озаряя глаза огненными слезами.
Парабатай, понял внезапно Кит. В том, как поникли его плечи, как простерлись руки к огню, какая тоска застыла на красивом лице, Кит увидел Джулиана и Эмму, и Алека – когда тот говорил о Джейсе. Он видел сейчас призрак парабатая Роберта Лайтвуда! Непонятно, откуда, но Кит это точно знал.
Какая жестокая связь, думал он – она превращает двоих в одно, и когда половина этой новой личности гибнет… боже, какой опустошенной чувствует себя другая!
Он отвел взгляд: дым и огонь уже стояли стеной, костров уже не было видно. Ливви исчезла в кипящей тьме. Последнее, что увидел Кит, перед тем как слезы ослепили его, был Тай – лицо поднято вверх, глаза закрыты, темный силуэт очерчен огнем, будто облит жидким золотом.
